***
Holy Father, we need to talk Святой Отец, нам нужно поговорить, I have a secret that I can't keep У меня есть секрет, который я не могу сохранить, I'm not the boy that you thought you wanted Я не тот мальчик, которого ты хотел, Please don't get angry, have faith in me Пожалуйста, не злись на меня, поверь в меня...
Интересно, а он потерял его навсегда? Теперь он исчезнет из его жизни насовсем? Неужели он никогда больше не заговорит с ним? Больше не представится возможности просто обнять его, прижать к своему сердцу, при этом опустив голову куда-то на плечо, вдыхая такой, до жути родной, запах? А что насчёт всех этих душевных разговоров, в которых каждый из парней раскрывался перед друг другом с каждым разом всё больше и больше? Их тоже больше не будет? А как же совместные походы на тренировку или в столовую? Шутки? Игры? Да и просто элементарная поддержка? Всего этого больше не будет?Неужели это конец?
***
Денис возвращается в общий отель уже ночью. Он не может думать ни о чём, кроме как о ситуации с Сашей. Черышев не перестаёт винить себя в произошедшем. Он с ещё большей силой добивает себя морально этими ужасными мыслями, которые всё с большим и большим напором заполняют его голову, не оставляя даже малейшего пространства, которое могло бы быть заполнено светлыми надеждами на лучшее. Это ведь он всё сделал. Своими руками разорвал их, и без того хрупкую, связь, которой больше не существует. Он убил себя, потеряв целиком и полностью всё общение с таким важным и значимым для него человеком. Ему настолько плохо и жарко, что он настежь открывает балконную дверь и садится подле неё прямо на пол. На улице погода будто бы чувствует его эмоциональное и духовное состояние, ведь сегодня, на самом деле, непозволительно холодно для летнего периода. Ледяной, порывистый ветер тут же проникает в комнату и оседает на стенах, полу, потолке, каждой вещи. Любой другой человек, возможно, переживал бы из-за сложившейся ситуации, винил себя в какой-то степени, но только вот голубоглазый парень, просидевший на таком холоде целую ночь, не сомкнув глаз, кардинально отличался от всех этих людей. Такое самоугнетение невероятно редко возможно встретить. Да и в принципе, много ли можно увидеть людей, которые настолько сильно страдают и переживают по поводу исхода какой-либо ситуации? Возможно, их просто невероятное множество, а может быть, таких людей один на миллион. Только вот никто об этом никогда не узнает. А почему? Ответ несказанно прост и понятен — проще ведь переживать всё это внутри себя. Собственно, зачем втягивать в свои проблемы ещё кого-то? Зачем заставлять этих людей переживать за тебя и за твои проблемы, которые, по сути, никак не должны их касаться? Правильно, это делать незачем, не надо быть эгоистом. Нужно закрыться ото всех. Он совершил ошибку, из-за которой теперь обречён на страдания. Никто не должен сочувствовать и сопереживать ему. Никто.***
Саша задержался в номере Игоря на целые сутки. Они со старшим практически не разговаривали, потому что полузащитник был погружён исключительно в свои мысли по поводу Дениса. Головин не был стопроцентно уверен в правильности своего решения, но и какой-то другой вариант исхода событий даже не мог предположить. Парень осознал за столь короткое время, что он на самом деле неровно дышит к Денису. Его пугало это, но уже не отталкивало, как могло бы быть раньше.Say I shouldn't be here but I can't give up his touch Говоришь, что я не должен быть здесь, но я не могу отказаться от его прикосновений, It is him I love, it is him Это он мне нравится, это он, Don't you try and tell me that God doesn't care for us Даже не пытайся сказать мне, что Богу плевать на нас, It is him I love, it is him I love Это его я люблю, я люблю его.
Иногда мысли в его голове по этому поводу были настолько приятны, что он яро улыбался, но быстро старался это через силу подавить, ведь практически всегда перед ним сидел Акинфеев, который не сводил с полузащитника обеспокоенного взгляда. Было и то, что рассуждения в его голове приводили парня в полный ужас и негодование, из-за чего Саша, опять же, резко менялся в лице. Зелёные глаза, которые буквально минутой ранее бегали по периметру комнаты, вдруг застывали на месте и сразу казались какими-то опустошёнными. — Саш, что-то не так? Всё хорошо? — Старший с большим беспокойством произносил эти слова, потому что, на самом деле, переживал за своего маленького друга. Он хотел дать ему понять, что тот не одинок, с ним рядом всегда будут люди, готовые помочь и оказать какую бы то ни было поддержку и, при возможности, помощь. Головин лишь на такое проявление заботы коротко кивал, как бы давая этим понять, что всё в порядке. Спустя ещё несколько часов размышлений, полузащитник взглянул на ручные часы, на табло которых высветилось жирным белом шрифтом 20:41. Это такое время, в которое, как правило, общий коридор полностью пустует, а из практически каждой комнаты доносятся громкие разговоры или же смех. Младшему это только на руку, ведь именно сейчас состоится самый сложный и важный разговор в его жизни, который окончательно расставит всё на своим места. Все недопонимания и недомолвки исчезнут, каждый сможет полностью описать свои чувства по отношению друг к другу, ну, или хотя бы попытается. Они оба решат, в первую очередь, каждый для себя, чего они хотят в дальнейшем: может быть, у них в планах будет общее и счастливое будущее, а может повернуться и так, что их дороги разбегутся насовсем. Это лишь вопрос времени, которое Головин уже нехотя оттягивает, побаиваясь. «Хватит сидеть! У тебя было достаточно времени, чтобы обо всём подумать и свежим взглядом посмотреть на ситуацию. Не нужно быть эгоистом, ты не один в этой паре кому сейчас тяжело. Пора идти.»***
Стук собственных костяшек пальцев об деревянную дверь будто бы разрывает на мелкие кусочки барабанную перепонку полузащитника. Ещё один звук, и он перестанет слышать совсем. Почему так громко? На самом деле, он стучит еле слышно, но самому ему кажется этот звук непозволительно шумным. Волнуется. Только вот спустя минуту, две, три к двери никто не подходит, чтобы её отворить. За ней не слышно ни единого шороха или звука — абсолютная тишина. Он сильно хмурит брови и опускает свою ладонь на металлическую дверную ручку, открывая себе проход в комнату. Головин очень удивился тому, что она была не заперта. Шумно проглотив застоявшуюся в горле слюну, Саша аккуратно проходит вглубь номера. Первое, что он замечает — Черышев, который сидит на полу возле балкона. Он повёрнут спиной к двери, из-за чего невозможно увидеть его лица. Младшему как-то сразу становится не по себе, он чувствует нутром, что что-то не так. Зеленоглазый, не раздумывая, делает большие шаги в направлении парня и, как только достигает его, кладёт свою холодную от волнения руку на его оголённое плечо. Чёрт, почему оно такое холодное? — Динь, всё в порядке? Ты ледяной, пошли на кровать скорее, тебе нужно накрыться тёплым пледом. «Динь» — это первое, что доходит до сознания Черышева, на что он удивлённо раскрывает глаза ещё шире, вглядываясь в такие родные зелёные напротив. — Почему ты пришёл? — парень легонько взмахнул головой, при этом прикрыв глаза, чтобы убедиться в действительности происходящего. — Ну, я под-дум. В общем, нам нужно поговорить. — Подожди, — он запускает свои длинные пальцы в немного отросшие волосы, пытаясь хоть куда-то деть руки, — Прежде чем ты скажешь мне море претензий по поводу произошедшего, я бы хотел тебе кое-что сказать очень важное. Мне стыдно за свой поступок, я-я не хотел так делать, правда. Нужно было услышать от тебя согласие, которого я не дождался и, на самом деле, воспользовался тобой. Я р-раскаиваюсь, — голос так предательски дрожит. — Я с-сожалею. Саша, пожалуйста, прости меня, если сможешь. Я никогда больше не посмею даже притронуться к тебе, пойму, если ты не захочешь со мной больше общаться — правильно сделаешь. П-просто знай, я-я… М-мне правда очень жаль, что я сделал такое. — Денис, ты и вправду, очень плохо поступил по отношению ко мне. Ты даже не удосужился спросить меня, тебе было всё равно на то, хочу ли я этого сам, или же нет. В твоей голове попросту даже не было таких мыслей, она была занята явно чем-то д-другим. Ты, видимо, так сильно хотел добиться этой цели, что закрыл глаза на всё остальн-ное. — в уголках его глаз скопилось столько ненужной влаги, которая вот-вот продемонстрирует все свои прелести перед Черышевым, пока будет бежать по розоватым щекам. — С-Саш, только не плачь, пожалуйста, — он немного приподнимается и тянет руки к лицу младшего. Холодные подушечки пальцев каждой из рук проходятся по всему нижнему веку его мальчика, как бы собирая на себя всю лишнюю влагу. — Умоляю, не плачь. Я-я больше никогда не причиню тебе боли, обещаю, — он делает очень глубокий вздох. — Только тогда и ты пообещай мне, что из твоих прекрасных изумрудных глаз больше не вытечет ни одна слезинка. — Денис. — Нет, стой, я ещё не закончил. До моей дурной головы дошло только за эту ночь, что я не только посмел сделать такое с тобой без твоего же согласия, но ещё и наплевал на твои принципы и приоритеты. Ты думаешь, я не знал, что ты гомофоб? Только вот до моего сознания это дошло ещё с тех пор, когда мы ещё даже не обменялись и парой фраз. По одному твоему взгляду, направленному на парней, можно было понять, что тебе их проявления любви противны и омерзительны. А я, дурак, вообще не понимал, да и сейчас не понимаю, почему ты так относился и продолжаешь также относиться к этому. — Подожди. — Не перебивай, — слишком резко отрезал Черышев, — И, понимаешь, я-я влюбился в тебя. Я влюблён до беспамятства, — на его лице появилась лёгкая ухмылка, — до сих пор. Только ты мне не веришь и никогда уже не поверишь в это после того, что я сделал. — Денис, — он заглянул в голубые глаза напротив, в которых читалась настоящая искренность сказанных ранее слов. — У меня есть чувства к тебе, — он думал, что говорить такое будет значительно легче. — Я ещё не до конца уверен в правильности своего выбора и вообще всего вот этого, но… — запинается, — Я не хочу терять тебя, совсем не хочу. Я не знаю, как так могло получиться, но кажется, что у меня просто не получится больше существовать без тебя. Я взвесил все «за» и «против» в своей голове, поэтому хочу спросить тебя об одной очень важной деятели. Ты бы хотел быть со мной? Сказать, что Черышев был в шоке от заданного Сашей вопросом — не сказать ничего. — Ты серьёзно сейчас? — Он вскинул брови вверх в вопросительном жесте. — Пох-хоже на то, что я шучу? — Дрожащим голосом переспросил Головин. — Я-я, чёрт, Саша! — Он приподнялся к нему на коленях, чтобы быть выше сидевшего на полу парня, — Ты не пожалеешь об этом, никогда, — Черышев потянул руки к лицу младшего, но остановился ещё до того, как успел коснуться его, ведь понял, что Саша, может быть, ещё не готов к такому проявлению чувств. Только вот Головин, смотря прямо в глаза полузащитнику, легко кивнул, давая согласие на дальнейшие действия. Ну, Денису дважды повторять не нужно. Он с некой осторожностью касается своими руками нежной кожи лица и шеи Головина. Голубоглазый расположил ладони таким образом, что только большие пальцы лежали на щеке его мальчика, остальные же находились на его шеи. Подушечками больших пальцев он начал нежно поглаживать такую приятную и гладкую кожу, смотря при этом в зелёные глаза напротив, которые, как показалось Денису, были переполнены различными чувствами, одним из которых является самое главное — любовь. Сил ждать и терпеть больше не осталось, поэтому Черышев, прикрыв глаза, аккуратно сминает чужие губы в робком поцелуе. Двоих парней сразу будто бы пробивает током, теперь они принадлежат друг другу. — Я сделаю тебя самым счастливым, мой мальчик. — Я люблю тебя. — Ты и представить себе не можешь, насколько сильно люблю тебя я.Holy Father, judge my sins Святой Отец, суди мои грехи, I'm not afraid of what they will bring Я не боюсь того, к чему это приведёт, I'm not the boy that you thought you wanted Я не тот мальчик, которого ты хотел, I love him Я люблю его.