Кое-что об упрямых андроидах и придирчивых лейтенантах

      В небольшой спальне царил ночной полумрак. Единственный источник света — мутный луч уличного фонаря — пробирался в комнату через неплотно закрытые жалюзи. Он робко вычерчивал скромную обстановку помещения: притаившуюся на потолке люстру-вентилятор, что своей формой напоминала стрекозу с огромными крыльями, старое кожаное кресло в углу, маленький столик с сиротливо торчащей на нём лампой, и широкую кровать, на которой в неясном танце покачивались две чёрные тени.       Воздух казался горячим и душным. Он забивался в лёгкие непонятной вязкой субстанцией, застревал в горле липкой слизью, и казалось, сколько не втягивай его носом — не надышишься. Старый видавший виды матрас мерно поскрипывал разболтавшимися пружинами от каждого нового движения, а влажное постельное бельё неприятно липло к коже инородной плёнкой.       Хэнк размашисто вскидывал бёдра, совершая фрикции. Его голова гудела — горячая кровь стучала в висках, а сознание было затянуто красным туманом сильного возбуждения.       Всё неидеальное тело лейтенанта было мокрым и напряжённым до предела — он даже мог почувствовать возбуждённую вибрацию в собственных внутренностях. На чересчур ритмичный темп поясница отзывалась лёгкой, но оттого не менее неприятной тянущей болью, а длинные седые волосы липли к влажным от испарины щекам. Руки, упёртые в подушку по обе стороны от чужой головы, подрагивали, удерживая верхнюю половину тела на весу. Каждый поступательный толчок срывал с кончика носа крупную каплю пота, что тут же разбивалась в неровную прозрачную кляксу об идеальную щёку андроида. Хэнк, нависнув над Коннором, торопливо втягивал горячий воздух через рот, и, практически не моргая, смотрел в красивое, но абсолютно безэмоциональное лицо напротив.       Коннор не выглядел так, словно это именно его сейчас самозабвенно трахали: смазливая мордашка замерла в нечитаемой гримасе, и эта равнодушная мёртвая маска портила его утончённые черты. Волосы даже не растрепались — лишь спадающая на лоб прядь покачивалась в такт движениям, а ореховые глаза остро препарировали партнёра холодным взглядом — внимательным, чересчур дотошным, и даже немного жутким. Коннор уставился на Хэнка в упор с таким усердием, что Андерсон невольно сравнил андроида с хладнокровным учёным, наблюдающим за тем, как лабораторная крыса мечется по клетке в ходе эксперимента. И хотя Хэнк находился сверху — доминировал, вжимая Коннора в кровать всем весом; возвышался над ним массивной фигурой; грозно порыкивал сквозь зубы, будто дикое животное, готовое вцепиться смертельной хваткой в беспомощную добычу… он не ощущал себя хозяином положения. Скорее он был той самой несчастной подопытной мышкой — объектом для чужого научного интереса.       …И осознание этой своей неприглядной роли не могло не раздражать старого лейтенанта. В очередной раз непонятная злость, зародившаяся внезапной яркой вспышкой в голове, прокатилась огненным жаром по всему телу: она дёргала горло кровоточащими царапинами не выговоренных упрёков, пекла грудную клетку лёгким разочарованием, копошилась в кишках ядовитым шипастым комком, слабо оттесняя возбуждение. Горькое ощущение неудовлетворённости обняло Андерсона со спины, ласково запустив свои мелкие когтистые ручки прямо в душу. Он сморщился, брезгливо скривив губы.       Подобное случалось не впервые.       Хэнка всегда бесило, что Коннор, находясь с ним в одной постели, где они разделяли на двоих душную дикую страсть, не вёл себя как любовник. Скорее, он держался как следователь, находящийся в чёртовой комнате для допросов, где ему было необходимо только на основе визуальных данных понять личность преступника и определить его мотивы, чтобы потом расколоть как орешек — добиться признательного показания и раскрыть очередное грёбаное дело.       Андроид всё то время, пока его щедро одаривали лаской: жадно зацеловывали с ног до головы, оглаживали прикосновениями, тискали в объятьях — даже не попробовал насладиться процессом! Всё, что он делал — это тонко отслеживал реакцию Хэнка: внимательно наблюдал за его мимикой и жестами; сканировал физическое состояние — вслушивался в частоту ударов человеческого сердца, фиксировал давление, следил за шкалой стресса. Коннор собирал, анализировал и систематизировал чёртовы данные, делал какие-то выводы… Как будто пытался выведать все секреты из склонившегося над ним взмокшего раскрасневшегося старика, решить очередную детективную загадку. Вот только, чёрт возьми, Хэнк не был допрашиваемым преступником! Он был партнёром Коннора, его сожителем, можно даже сказать супругом (учитывая, что гражданское партнёрство человека и андроида лишь формально не являлось браком). И находились они оба отнюдь не в полицейском участке — не в серой хорошо просматриваемой комнате с зеркалом Гезелла во всю стену, единственным столом посередине и парочкой железных стульев по бокам — а в своей родной спальне, на тёплой широкой кровати! И, что самое главное — сейчас они не расследовали преступление, они, блять, занимались любовью!       …Но Коннор этого будто не понимал. Он даже не пытался осознать происходящую близость, как-то зацепиться за неё, просто прочувствовать… Он был грёбаной машиной, которой постоянно нужно было что-то высчитывать, анализировать, записывать. И от этого Хэнку было не по себе.       Между ними не было той эмоциональной близости, которой так не хватало Андерсону, никакого единения «телами и душами», особого романтичного момента — лишь бесполезный и пустой секс; просто грязный трах, ради того, чтобы опустошить яйца. И это было настолько гадко и неправильно, что Хэнк чувствовал себя последним мерзавцем. Такое несправедливое и подлое «физическое потребление» одним — другого, не должно было происходить в союзе двух существ, которые прикипели друг к другу душой — жили под одной крышей, заботились друг о друге, искренне любили.       Наверное, Хэнку стоило прекратить весь этот абсурд — вытащить свой стоящий колом член из чужой податливой задницы, отползти на свою сторону кровати, укрыться одеялом с головой, и просто перебеситься, переждать это внезапно нахлынувшее чувство дискомфорта и раздражения… Но лейтенант не мог прервать начатое дело, чувствуя, как на периферии далёкими яркими всполохами уже маячит оргазм. Тело андроида уступчиво покачивалось в такт его движениям — ни грамма сопротивления или ответа, лишь чуткое, режущее прямо по сердцу внимание карих глаз и безоговорочное повиновение.       Как же Хэнка это нервировало… Так сильно хотелось сбежать из-под расстрела изучающего взгляда!..       Поддаваясь желанию, Андерсон накрыл лицо Коннора ладонью, отворачивая того от себя. Подался ближе, уткнулся носом в перекат чужого плеча, и несколькими резкими, отрывистыми движениями бёдер довёл себя до оргазма, глухо зарычав сквозь зубы. Андроид под ним даже не пискнул — просто продолжил лежать безвольной куклой, словно всё происходило вовсе не с ним…       «Твою мать!..» — Хэнк отчаянно прикусил нижнюю губу. Оргазм не принёс с собой ничего, кроме яркой, но мимолётной вспышки наслаждения, практически тут же затухшей внизу живота, и терпкой горечи неприятного разочарования, ядом растекшейся в груди. В том, что он так же совсем ничего не принёс Коннору, сомневаться не приходилось.       Андроид был неподвижным всё то время, пока мужчина плашмя лежал на нём, восстанавливая дыхание и успокаивая быстро колотящееся сердце. И даже когда Хэнк, найдя в себе силы, начал неуклюже подниматься — тот не шелохнулся, валялся как безмозглый болванчик, раскинув ноги в стороны. Андерсон легко покинул податливое тело, выскользнув из разработанного отверстия, и наконец-то убрал свою руку с лица Коннора, сразу же встретив его внимательные глаза.       — Вам было хорошо, лейтенант? — этот прямой вопрос, произнесённый чересчур ровным, даже ни капли не запыхавшимся голосом, заставил Хэнка поёжиться. Он что-то тихо и неразборчиво проворчал в ответ, да перекатился на другой бок — на свою половину кровати. Небрежно прикрыв наготу замятым одеялом, начал вслепую шарить ладонью по прикроватной тумбе в надежде найти початую пачку сигарет. Жутко хотелось курить, а от внимательного взора карих глаз, контролирующих каждое его движение, становилось тошно.       — Вам не понравилось? — бесцеремонно спросил Коннор, и его брови на секунду поднялись вверх — будто в удивлении — но очень скоро выражение лица снова стало непроницаемым. Вроде бы и дружелюбным, даже отчасти участливым, но каким-то всё равно… не таким. Не живым. Механическим. Словно Коннор мигом растерял всю свою приобретённую человечность, забыл о том, что он — девиант, и снова переквалифицировался в строгую машину, не смеющую выходить за рамки заданного алгоритма. В машину, которая бесила своей чёртовой отстранённостью!..       Хэнк не понимал, почему злился и на кого. На себя ли за то, что позволял себе трахать не разумеющего, что происходит, андроида, и не прикладывал достаточно усилий, чтобы хоть что-то исправить? Или на Коннора с его грёбанными пристальными взглядами и полной инертностью? Лейтенант сам не мог дать себе ответа.       Так или иначе, Хэнк знал, что Коннор — не человек, и не может чисто из-за физических особенностей своего строения реагировать на то, что с ним происходит во время их странного одностороннего секса. Но Хэнку, чёрт возьми, так хотелось… Так хотелось, чтобы хотя бы один единственный раз Коннор действительно что-то почувствовал, и открыто откликнулся на эти ощущения — живо, страстно, совсем как человек из плоти и крови… Чтобы он стонал, выгибался под прикосновениями, шипел или жалобно хныкал, когда Хэнк врывался бы в его тело снова и снова… Чтобы чувствовал, а не вёл себя как грёбанная безучастная надувная кукла!       И самое главное, в повседневной жизни Коннор не был безэмоциональным бревном! Спектр его эмоций был даже выше, чем у некоторых людей. Он и улыбаться умел так сладко, что колени подкашивались. И удивляться, трогательно поднимая бровки и складывая свой идеальный красивый рот аккуратной буквой «о». И даже совсем по-человечески грустить и тосковать — например, Хэнк до сих пор был под впечатлением от того, что андроид прослезился, когда Сумо был вынужден остаться в стационаре при ветклинике. Да Коннор даже, мать его, иногда сам заигрывал — заговорщицки подмигивал прямо во время работы и вызывающе стрелял глазками. Бывало, ластился, как большая кошка, обтираясь всем своим механическим телом о чужое — живое и такое несовершенное… Или даже целоваться лез первым, чем не раз доводил своего старика до крайней степени смущения! И от этого Хэнку было только обидней, ведь стоило лечь с Коннором в постель, как весь его шарм и очарование тут же терялись. Он становился бесчувственной ледышкой, и с обреченным снисхождением принимал то, что человек использует его совсем не по назначению.       Наверное, дело было в том, что Коннор хоть и обладал широким спектром эмоций, но никакими из тех, которые могли бы быть отнесены к сексуальной стороне жизни. Он не умел стонать; не понимал, для чего совершать хоть какие-то телодвижения, в то время, пока Хэнк пыхтит на нём, старательно вбивая в матрас; не знал, как реагировать, когда партнёра скручивает сладостная судорога оргазма и его изнутри наполняет вязкая сперма.       Поэтому он просто продолжал неподвижно валяться на постели, услужливо разведя ноги, давая, таким образом, Хэнку доступ к своему аварийному отверстию для откачки тириума, что играло роль ануса и совсем не предназначалось для того, что старый лейтенант с ним творил. Коннор терпел несильные быстрые толчки, и в конце полового акта исправно отвечал на страстный поцелуй. А после, заперевшись в небольшой ванной комнате, просто сливал из себя белёсую жидкость и тщательно промывал проход — до следующего раза.       Коннор не испытывал ни стыда, ни желания, ни ещё чего-то такого «человеческого» во время секса. Его нейтральное выражение, застывшее глиняным слепком на приятном лице, никогда не менялось. Для него физическая близость — это обычные механические действия. Почти то же самое, что прибраться в доме, выгулять пса или приготовить Хэнку еду. Коннор тоже не был создан для домашней работы — это не входило в его функционал робота-детектива. Для подобных задач существовала отдельная линейка андроидов Киберлайф… Но просто ради того, чтобы отвадить Андерсона от вредных забегаловок и тем самым поправить его здоровье (или хотя бы дальше не запускать его), Коннор взялся за кастрюли и ложки. Он даже преуспел в кулинарном мастерстве, хотя и не без помощи тонны электронных книг и обучающего видеоматериала. В голове Коннора всё было подчинено простым алгоритмам: у людей существовала потребность в еде — он удовлетворял её по мере собственных сил и возможностей. У людей существовала потребность в интимной близости — так что и её Коннор удовлетворял, как умел. В этом не было ничего необычного, но одновременно с этим всё это было как-то чудовищно неправильно… И для Хэнка от подобной близости тянуло фальшью и пластиком.       И нет, причина отнюдь не в том, что Коннор не был приспособлен к тому, для чего Хэнк его использовал. Андерсона не пугало то, что ему приходилось обходиться тем минимумом, что был — единственным небольшим, но глубоким отверстием между ног андроида, которое обычно использовалось для аварийной откачки голубой крови. Ничего такого не было и в том, что подобное физическое взаимодействие человека и андроида было неестественным и выглядело странно, неуклюже и отчасти смешно… Всё это они оба спокойно принимали — уже привыкли друг к другу, притёрлись, как два старых супруга. Однако то неприятное чувство, зарождающееся в груди Андерсона каждый раз, как он ловил на себе изучающий взгляд Коннора, и непонятная неудовлетворённость, следующая сразу за оглушительным оргазмом, не давали Хэнку жить спокойно. Они вечно маячили в сознании задними мыслями, а, время от времени, даже всплывали на поверхность, образуя колючий комок в горле, и горечь на корне языка.       Хэнк хотел эмоциональной отдачи, но не смел требовать её, потому что понимал — это не то, что Коннор был способен дать. Получался замкнутый круг, который мужчина не мог разорвать. И это раздражало его. Бесило практически до белых мушек в глазах и сточенных в скрежете зубах, но всё же он ничего не мог сделать… Оставалось лишь иногда, так же как сейчас, молчаливо злиться, направляя свой гнев незнамо на кого.       В любом случае, в данный миг лейтенант не желал ничего обсуждать — хотелось просто покурить и угрюмо попялиться в стену, и чтобы никто не лез с тупыми вопросами. Он наконец-то нашарил пальцами смятую пачку и вытряхнул на ладонь последнюю сигарету. Чёрт, сегодня определённо не его день.       Не успел Андерсон зажать зубами фильтр, как перед носом услужливо появились пальцы Коннора, удерживающие металлическую зажигалку — клац, и папироса начала тлеть. Хэнк хмыкнул, затягиваясь: «Надо же, даже зудеть не начал о вреде курения…». …Услужливый, мать его, мешок болтов, которого только что яростно отымели, а он этого даже не почувствовал!       — Вы расстроены, — подытожил Коннор всё тем же ровным, идеально выверенным тоном. — Я что-то сделал не так?       — Может, хватит уже выкать? — не выдержав, огрызнулся Хэнк, вперив в него раздражённый взгляд воспалённых от хронического недосыпа глаз. — Я, кажется, уже не раз просил тебя называть меня в постели по имени. И никаких сраных «лейтенантов», особенно сразу после того, как я тебя выебал!       Просьба использовать неформальные обращения прозвучала куда грубее, чем рассчитывалось изначально… Коннор поджал губы, и стал выглядеть как обруганный щенок — втянул голову в плечи и пристыженно отвёл взгляд куда-то в сторону. Хэнк был уверен: будь у андроида собачьи уши, те бы мигом несчастно прижались к макушке, а чёрный нос выразительно повлажнел. К счастью, у Коннора не наблюдалось никаких звериных атрибутов, и единственным индикатором, способным выдать его состояние был диод на правом виске, который, поддаваясь эмоциям хозяина, на секунду моргнул жёлтым, но быстро вернул себе привычный голубой цвет.       — Простите… — начал андроид, но под чужим раздражённым взглядом исправил себя, заметив, что система выдала очередную ошибку, — прости, Хэнк.       Мужчина дернул уголком губ и затянулся, чувствуя, как внутри точит давно позабытое чувство — совесть. Лёгкие обожгло терпким дымом, горло наполнило тепло. Хэнк постарался смягчиться и успокоить свои шалящие нервишки. В конце концов, в том, что он чувствовал раздражение и разочарование вины Коннора не было. Тот, как всегда, был идеальным — делал всё, что в его силах, лишь бы скрасить жизнь Андерсону… На него было грех злиться. Да и, как ни крути, физически Коннор оставался машиной, хоть и обладающей собственным сознанием. Пора просто смириться с тем, что то, чего от него хочет Хэнк, не входит в перечень его функций, просто отсутствует в программе.       Эти грёбанные шишки из Киберлайф наверняка и подумать не могли, что когда-нибудь кому-то в голову придёт натянуть на член их новейшую супер продвинутую разработку — модель андроида-детектива, вот они и не постарались пришпандорить тому гениталии и худо-бедно настроить чувствительность… Ну, их не в чем было винить, со своей прямой задачей они справились отлично — детектив из Коннора действительно вышел знатный. Хэнк давно понял, что во всей этой ебанутой ситуации он один — больной ублюдок. Но… Но, чёрт возьми, как бы Хэнк отчётливо это не осознавал, ему хотелось настоящих эмоций со стороны Коннора: прочувствовать его возбужденную дрожь своим телом, заставить его срывать голос в стонах и криках, навсегда запечатлеть в памяти его раскрасневшееся лицо в тот миг, когда он кончает…       Хэнк тряхнул косматой головой, отпуская злость и неуместные грязные мысли. Нужно быть с ним ласковей. От того, что он сорвётся на своего андроида, который этого абсолютно не заслужил, никому лучше не станет. А вот хуже — да. Намного. Да и несчастный вид Коннора заставлял Андерсона чувствовать себя последней неблагодарной сволочью.       — Хватит вести себя как пай-мальчик, Коннор. Не будь таким невинным, сразу после того, как тебя оттрахали. — Отмахнулся Хэнк, и к молчаливой радости андроида, вслепую затушил ещё даже толком не начатую сигарету в пепельнице (Коннор эту пагубную привычку лейтенанта, в отличие от алкоголизма и неправильного питания, ещё не смог побороть). — Тебе это, серьёзно, не идёт. Особенно при учёте того, что из тебя ещё и подтекает…       Коннор вдруг вздрогнул всем телом — прямо как человек, которого застали врасплох — и, наклонив голову, быстро устремил взгляд вниз — к собственному паху. Что ж, в словах Хэнка была правда… Из раскрытого отверстия действительно сочилась белёсая водянистая жидкость. Она скользила по округлым искусственным ягодицам и собиралась в небольшую лужицу, беспощадно пачкая постельное бельё. Обнаружив это, андроид тут же завозился на кровати, выпутывая ноги из перекрученной простыни.       — Я, пожалуй, пойду, приведу себя в порядок, — отозвался он, прекрасно понимая, что это был отличный момент для того, чтобы удалиться, и тем самым избежать ненужных конфликтов. Датчики Коннора, отслеживающие чужое эмоциональное состояние, фиксировали у Хэнка повышенный уровень стресса, а базовые знания психологии отчётливо давали понять — тот был чем-то недоволен и готов к конфликту. Коннор не собирался давать мужчине поводов, но когда он уже сел на кровати, собираясь спустить ступни на студёный пол, то Андерсон быстро ухватил его за руку, удерживая.       — Стой, не уходи! — приказал Хэнк и несильно, но оттого не менее требовательно, дёрнул чужую конечность на себя, вынудив андроида неловко повалиться обратно. Уже лежащего Коннора тут же перехватил свободной рукой поперёк торса, прижал к себе. — Вот так, и не рыпайся! Незачем тебе никуда идти. Бельё всё равно нужно стирать. А если так уж склизко и противно, то можешь вытереть свои андроидские ляжки прямо о простынь.       Коннор, конечно же, ничего такого делать не стал — лишь послушно прекратил свои поползновения, пригреваясь в кольце обвивающих его рук. А Хэнк, прижимая ладони к чужому корпусу, пытался прочувствовать, понять… Вот он — Коннор — вроде и тёплый, вроде и мягкий, вроде и свой… а при этом всё равно ощущается в руках неживой куклой. Лежит неподвижно, словно палку проглотил, и боится двинуть даже одной мышцей.       Конечно, Андерсон отчётливо понимал, что в этом, отчасти, была его вина. Андроид чувствовал себя неуютно, и если бы ему пришлось выбирать между этими неуклюжими объятьями в тёплой кровати и водными процедурами в холодной ванне, он бы без раздумий удрал.       Нужно было как-то убрать эту неловкость, нейтрализовать дискомфорт, прекратить превращать совместное валяние в постели в вынужденную пытку. И потому, выдавив из себя немного решительности, Хэнк начал говорить, поглаживая Коннора по оголённому плечу, пытаясь таким образом расслабить.       — Знаешь, со стороны может показаться, что я веду себя как свинья… и, наверное, отчасти так и есть, — он невесело хмыкнул, — но ты не принимай на свой счёт, лады? Я, правда, благодарен тебе, Коннор, за то, что ты… ну… сам понимаешь. Ты не обязан, но всё равно терпишь такого старого пердуна, как я. Спасибо. Я ценю это.       Андроид притих, видимо анализируя чужие слова — диод лениво подмигивал голубым, бросая отблески на подушку. Спустя минуту, видимо, придя к какому-то одному ему известному выводу, Коннор подполз поближе. Удобнее укладываясь, прижался всем телом к мужчине, и так же фривольно перекинув руку поперёк его туловища. Хэнк почувствовал, как холодные пальцы, лишённые скина, повели по боку, прощупывая рёбра, а секундой позже потянулись выше — вдруг аккуратно коснулись лопаток, нырнули к позвоночнику, и замерли там, потирая взмокшую кожу.       Андерсон ничего не сказал, лишь выдохнул, удовлетворившись этими маленькими изменениями — сейчас Коннор снова начал напоминать человека — и позволил себе прикрыть глаза. Думать не хотелось, держать в голове всю эту ситуацию — тем более. Да и, по-честному сказать, время было уже довольно позднее, а завтра на работу… Как ни крути, лучшим вариантом времяпрепровождения сейчас являлся обычный здоровый сон. Он бы дал передышку и выветрил всё недовольство из головы Хэнка. Как там говорят? «Утро вечера мудренее»?       — И всё же… — неуверенно начал Коннор спустя несколько минут тишины, во время которой мужчина даже толком задремать не успел. — Я бы хотел понять причины твоего недовольства, чтобы в будущем избежать ошибок.       Хэнк страдальчески вздохнул, чувствуя, как последние попытки абстрагироваться и остудить точащее изнутри раздражение летят псу под хвост. Коннор теперь не отвяжется, пока не получит точного, исчерпывающего ответа. Чёрт… ну тут нечего сказать — Андерсон сам усложнил себе жизнь беспричинной и импульсивной злостью. Самое главное он понятия не имел, отчего так взбесился. Всё прошло, как и раньше — неидеально и односторонне… но, тем не менее, привычно. Коннор не давал никакого повода, чтобы обрушиться на него гневной фурией, и всё же… Чёрт, Хэнк чувствовал себя последним ублюдком.       — Это не имеет значения, — сказал он, даже не разлепив глаза, — отдыхай. Поспи там, проверь свои системы ещё раз… Не знаю, разложи пасьянс косынку у себя в голове? Не забивай процессоры ненужными вопросами.       Коннор вдруг завозился на месте — убрал руки и приподнялся на локтях, решительно заглядывая в лицо человеку. Тот, ощущая это цепкое внимание практически на физическом уровне, лениво приоткрыл веки, взирая на андроида, как на свой самый худший, но уже опостылевший кошмар.       — Я настаиваю, лейтенант.       — Опять двадцать пять, — устало пробубнил Хэнк, — ты слышал, вообще, что я тебе только что сказал?       — Да, и меня подобный ответ не устраивает, — строго отозвался Коннор. Его брови метнулись к переносице, сделав взгляд тяжёлым и выжидающим. — Вы же понимаете, что в недомолвках нет смысла? Они только всё усложняют и портят жизнь нам обоим.       …Эта категоричность, плещущаяся смоляным морем в глазах Коннора, была приветом из прошлого — что-то из тех времен, когда он ещё являлся логичной, послушной машиной, для которой выполнение задачи было превыше всего на свете. Андроид ясно давал понять: он осуждал поведение лейтенанта, но не требовал ответа явно, а аккуратно, очень точно напирал, гнул свою линию… Андерсон думал, что это всё чёртовы программы психологии, роящиеся в его пластмассовой черепушке. Этот гадёныш точно знал, как надавить, чтобы даже такой матёрый коп, как Хэнк, пошёл на уступки.       — Ты ведь не отвяжешься, да? — обреченно проговорил он. Бороться не было смысла, битва была проиграна уже тогда, когда Андерсон распахнул свой рот с этими тупыми беспочвенными нападками. И не он один осознавал своё провальное положение.       — Верно, — непринуждённо кивнул Коннор. — Так что вас расстроило?       Хэнк замялся и долго подбирал слова, прежде чем ответить — он задумчиво пожевал губы, шумно посопел, побегал глазами по комнате. Наивно надеялся, что долгая пауза утомит Коннора и тот оставит его в покое. Напрасно. Коннор и не думал отставать — выжидал, как притаившаяся в засаде рысь, не спуская сосредоточенного взгляда с растерянного и раздражённого мужчины.       — Ты, как бы это сказать… чересчур инертный в постели, — начал в итоге Хэнк, в последний миг остановив себя от использования аналогии «как бревно», — а мне бы хотелось, чтобы ты хоть как-то реагировал на секс со мной. Ну, чтобы тебе, там, нравилось… всё это.       Высказав претензию невнятной фразой, Андерсон едва ли не зажмурился, ожидая сначала гробовой тишины, а потом и бурной реакции. Кому понравятся подобного рода обвинения? Будь Хэнк на месте андроида — влепил бы себе, такому придирчивому придурку, пощёчину. Но Коннор ответил спокойно и практически сразу этим своим механическим монотонным голосом.       — Моя модель не рассчитана на подобный спектр оказания услуг, лейтенант, поэтому мой корпус не отличается чувствительностью к физическому воздействию сексуального характера. Боюсь, с этим ничего нельзя сделать.       Коннор проговорил это так, будто его совсем не касалась эта внезапно всплывшая тема, словно он сам не больно-то хотел что-то менять… Ну, наверное, так и было. В конце концов, парень никогда не чувствовал эту сторону жизни — не знал, каково это, когда внутри всё спирает от восторга и удовольствия, а перед глазами взрываются яркие искры… не понимал, насколько важно испытать подобное с любимым человеком. Хэнк был уверен — окунись Коннор хоть раз в этот сладострастный омут с головой, то был бы куда более сговорчив.       — Но, может, есть хоть что-нибудь? Хоть какой-нибудь способ доставить тебе удовольствие? — попытался Андерсон. — Я могу тебе… гайки подкрутить там, проводки зачистить или ещё что-нибудь…       — В этом правда нет необходимости, Хэнк, — скороговоркой повторил андроид, совсем не изменившись в лице. Его взгляд казался каким-то стеклянным, диод на виске мерно сверкал голубым, а на губах играла лёгкая, до тошноты вежливая улыбочка. Та самая, которой он одарял абсолютно каждого собеседника, и от которой сквозило отстранённой холодностью.       Хэнка вдруг этот факт распалил с нуля до ста градусов. Яростное пламя, обычно спрятанное за толстой коркой льда титанического терпения, вдруг вырвалось наружу.       — Нет, есть! — взорвался он, подрываясь на месте, чем заставил Коннора перепугано дёрнуться. — Есть, потому что меня задолбало трахать бездвижный кусок железа! Я не хочу, чтобы близость между нами была такой… — он запыхтел, подбирая эпитет, а когда тот пришёл на ум, выплюнул его, точно ругательство, — такой фальшивой и механической! Я не хочу ебать тебя, Коннор! Я хочу заниматься с тобой любовью, а это значит испытывать человеческие чувства, разделять их вместе, ощущать что-то такое, что нас бы объединяло… А мы всё это нещадно проёбываем!       Коннор поражённо опустил взгляд, словно только сейчас заметил за собой что-то неправильное. Будто лишь теперь осознал, что вёл себя недопустимо, а эти слова Хэнка, вылитые ушатом холодной воды прямо на голову, распахнули ему глаза. Через мгновенье нахмурился и поджал губы, будто обиделся. Но Андерсон знал, что вывести андроида из душевного равновесия крайне непросто. Чтобы действительно обидеть Коннора нужно приложить колоссальные усилия. Впрочем, оно и к лучшему. Больше никто бы терпеть Хэнка, с его дерьмовым характером, не стал.       — Я не понимаю, — в итоге выдохнул Коннор, всё так же гипнотизируя взглядом простынь. Он начал нервно перебирать в пальцах край одеяла. И Хэнк, заметив это, задней мыслей подумал, что тому сейчас, наверное, крайне недостаёт своего привычного четвертака. — Что мне, по-вашему, нужно делать?       Голос, излучавший холодное спокойствие пару минут назад, вдруг прорезался нотками растерянности и едва-едва задрожал, словно его обладатель был близок к нервному срыву. Хэнк мысленно чертыхнулся. Он не хотел ругаться и скандалить, а значит нужно постараться успокоиться и перевести весь разговор в более спокойное русло, предложить что-то реально действенное для решения поставленного вопроса… Но он лишь неубедительно скорчил дружелюбную морду, попытался натянуть на губы располагающую улыбку, и как всегда ляпнул что-то не то…       — Ты мог бы, не знаю… найти какой-нибудь способ, чтобы хоть как-то реагировать на то, что с тобой происходит? — Хэнк сказал это вроде бы с беззлобной усмешкой, а тенью всё равно прозвучало обвинение. Коннор зарывался пальцами в несчастное одеяло, слепо щуря глаза. В темноте его диод мерцал золотым колечком. — Ты знаешь, я как бы стараюсь, и с твоей стороны было бы очень мило не лежать бревном. А ещё, может быть, вместо того, чтобы пялиться на меня, как баран на новые ворота, попробовал хоть жопой своей немного подвигать, а?       Хэнк хотел сам себе прописать леща — что за хрень он, блять, несёт? Но рот болтал будто бы сам — раздражение, глухое разочарование и злость взяли вверх над разумом. Коннор, определённо, не заслужил всех этих претензий. Не его обязанностью было удовлетворять чужой старый хер, но Хэнк не мог заставить себя успокоиться и заткнуться. Паршивая людская суть — пытаться поддеть и обидеть того, кто, вроде как, дорог, просто потому что настроение не то.       Помолчав несколько секунд, Коннор вдруг поднял голову и в открытую взглянул на человека. В каждой черточке искусственного юного лица сквозила непонятно откуда взявшаяся уверенность, вытравившая всю прежнюю наивную ранимость. Ждать от подобных метаморфоз ничего хорошего не приходилось… Андроид пожал плечами.       — Боюсь, в мои функции не включено сексуальное удовлетворение людей, Хэнк. Я андроид — детектив модели RK800, а не секс-андроид линейки Трейси. И то, что вы делаете со мной, никак не вписывается в мою программу. Однако я позволяю, потому что это является частью ваших обязательных потребностей. — Обстоятельно объяснил он, словно школьный учитель. — Моя модель не оснащена никакими тактильными датчиками и программами, способными заставить меня почувствовать хотя бы симуляцию наслаждения от физической близости. Мне жаль, но я не способен ничего почувствовать и не могу выдать вам никакой желаемой реакции.       Что ж, это был идеальный ответ. И вставить нечего. Но Хэнк не был готов униматься так просто, чувствуя всю несправедливость ситуации…       Раньше у него был секс с женщинами, и все они были в восторге от него: хвалили, говорили, что он в постели — Аполлон, а некоторым дамам лишь с ним единственным удалось достигнуть оргазма. Хэнку льстило это, но, по факту, та близость не была ему особо нужна. Он физически удовлетворял себя и своих партнёрш, но он не любил их. И вот теперь появился кто-то действительно особенный, кого взаправду хотелось заласкать до исступления, привести к пику наслаждения, утопить в ярких порочных ощущениях… Но этот самый кто-то, волею судьбы, не мог чувствовать вообще ничего. И для него вся эта мишура с чувством дикой страсти, и желанием слиться в одно целое — не больше, чем набор ошибок в программном обеспечении.       Это было нечестно, и дальше так продолжаться не могло! Коннор, определённо, заслужил того, чтобы быть непосредственным участником процесса соития, а не бездушным спермоприёмником. Он должен был хоть раз испытать удовольствие от секса, а иначе какой из Хэнка любовник? Андерсона уже давно глодали мысли на эту тему, но раз уж они впервые за всё время открыто заговорили об этом, не следовало сдаваться так просто.       — Ну, может, мы могли бы что-нибудь придумать? Провести апгрейд, например? Скачать какую-нибудь программу, докупить деталей, или типа того? — мужчина невесело фыркнул, выразительно стрельнув взглядом куда-то в область паха Коннора. — Я даже согласен на то, чтобы присобачить тебе елдак и готов позволить использовать его на мне… Пойми, если тебе будет приятно, то и мне будет лучше. Потому что сложновато продолжать чувствовать возбуждение, когда по ощущениям — словно куклу резиновую натягиваешь.       …Так, а это Хэнк реально сказанул лишнего. Грубость никогда не котировалась у андроидов, вот и Коннор выпустил воздух из ноздрей как-то немного раздражённо — его абсолютное ледяное спокойствие начинало понемногу таять. Диод в виске не менял цвет с жёлтого, но в этот момент, Хэнк был готов поклясться, что заметил красную прожилку, быстро прокрутившуюся по кольцу.       — Я уже предлагал это раньше, лейтенант, но, видимо, придётся предложить ещё раз. — твёрдо произнёс Коннор, суживая глаза. — Возможно, вам будет лучше воспользоваться услугами легальных секс-андроидов для удовлетворения своих потребностей?       Эти слова ударили старика пощёчиной. Коннор замолк, и комната погрузилась в мертвецки напряжённую тишину. Пусть его предложение больше походило на дешёвый понт обиженной жёнушки, посылающей своего нерадивого благоверного ко всем этим «жопастым бабам», на которых тот засматривался, Андерсон знал, что Коннор не шутил. Тот слишком явно реагировал на собственные слова: напрягся всем телом, словно приготовился к удару, и затравленно зыркал этими своими сладкими кофейными глазками. Будто ожидал болезненного утвердительного ответа; признания, что его с лёгкостью заменят пустоголовой Трейси. Не нужно было быть гадалкой, чтобы видеть: Коннора, действительно, пугала перспектива стать ненужным. Он проникся любовью к Хэнку, ценил его, оберегал и совсем не хотел отпускать от себя… Но при всём при этом, в позе андроида, в его голосе, мерном дыхании сквозило что-то механическое и хладнокровное. Та его машинная, не подверженная девиации часть была готова со смиренной покорностью принять любое человеческое решение, каким бы неприятным оно для Коннора не было.       Коннор честно думал, что намного логичнее для Хэнка будет воспользоваться услугами обычных секс-роботов, ведь те точно смогут удовлетворить все его желания. По сравнению с рядовой моделью Трейси, Коннор был абсолютно бездарен, он ничего не умел. Так был ли смысл мучиться, заменяя искусную любовную машину на невнятный суррогат? С точки зрения андроида — нет, не было. Однако по какой-то причине каждый раз, когда он принимался объяснять это лейтенанту, тот лишь раздраженно отмахивался, ругаясь сквозь зубы: «Хорош нести чушь!», и это было крайне противоречиво, ведь Хэнк хотел более качественного секса, но при этом сам отказывался от него в угоду близости с неумехой-Коннором.       Тот не понимал причин такого выбора. Конечно, он ясно осознавал, что они с Андерсоном состояли в отношениях. Ему была знакома концепция супружеской верности, понятна трактовка вытекающей отсюда измены. Но дело в том, что Хэнку не было нужды беспокоиться о деструктивных чувствах, в том числе ревности, со стороны Коннора. Тот, несмотря на некоторые свои ошибки и постоянно сбоившую систему, был ещё в здравом уме, и мог воспринимать вещи логично. Он бы без раздумий позволил своему человеку быть с кем-то, помимо себя. Если бы это сделало Андерсона счастливым, то и Коннор был бы доволен.       …И неважно, как при одной только мысли о том, что его Хэнка касается кто-то другой, сжимается механическое сердце, а непонятное чувство колет в груди, заставляя биокомпоненты барахлить. Коннор давно научился игнорировать его. Счастье Хэнка было приоритетней собственного.       …Но тому, кажется, подобные жертвы были не нужны. Андерсону был необходим именно его Коннор, со всей нечувствительностью, неумелостью и невозможностью оказать то обслуживание, которым бы он остался удовлетворён. И это нелогично, но вместе с тем даже как-то… романтично? Коннор остановил мысль, не дав ей развития, потому что внутри, прямо под тириумным насосом заискрила микросхема, а в плечо грубо ткнулась чужая крупная ладонь.       — Я тебе, бля, врежу, если ещё раз предложишь этот бред! — Хэнк зло прорычал каждый звук, оттолкнув от себя андроида. Тот пошатнулся на постели, неуклюже завалившись назад, но почти сразу же вернулся в изначальное положение. Хлопнул недоумённо глазами, склонив голову вбок. Терпеть этого ангельского мальчика было уже невозможно. — Всё, к чёрту, я спать.       Хэнк отвернулся, грузно свернувшись в неудобную позу у самого края кровати. Натянул повыше одеяло и выпустил горячий воздух через ноздри, словно разъярённый бык. Поспешно прикрыл глаза в тщетной попытке успокоить своё быстро колотящиеся сердце и остудить кипящее внутри раздражение, что сжимало лёгкие стальной клеткой, мешая дышать. Он дико злился… и больше, наверное, на себя самого, чем на Коннора. Но этот говнюк тоже хорош! Каждый раз Андерсону было до тошноты мерзко слышать срывающееся с любимых губ предложение снять андроида в Эдеме… Этот придурок не понимал, что Хэнку не нужен был просто секс с кем бы то ни было, Хэнку нужен был Коннор! Близость с ним была важна, а не близость в принципе! Но он, весь такой пиздецки умный и сообразительный, не мог этого уяснить!       Андерсон вздохнул и расслабился настолько, насколько это было возможно, пытался поскорее провалиться в глубокий сон, чтобы отвязаться от надоедливых мыслей, и отгородиться от внимательного взгляда, сверлившего его затылок.       — Доброй ночи, лейтенант, — робко, даже чуть виновато произнёс Коннор. Хэнк промолчал.       "…Только потому, что андроиды не спят", — оправдал он себя, на деле же, как бы ни было неприятно этого признавать, он проигнорировал напарника, чтобы таким образом его немного проучить — заставить попереживать, чтобы тот не вздумал больше тыкать ему в лицо пресловутыми борделями!       Коннор же находился не в своей тарелке. Он удручённо поджал губы и потупил потерянный взгляд, чувствуя себя неуместной деталью в слаженном механизме, нелепой картонкой, которая занимала чуждое ей место. Крупная спина лейтенанта на той стороне кровати казалось неприступной далёкой скалой, которая одним своим видом — сведёнными мышцами и напряжёнными плечами — говорила, что он сейчас в немилости у её обладателя. Это сбивало с толку.       Коннор немного отодвинулся от мужчины, при этом стараясь не скрипнуть ни одной пружиной (словно, сделай он это, могло произойти что-то ужасное), и аккуратно лёг, выровнявшись на постели солдатиком. Он решил повременить с гигиеническими процедурами, и просто дождаться того момента, когда Хэнк заснёт, чтобы уже тогда, не тревожа его, наконец, пойти и привести себя в порядок.       Что ж… кажется, у Коннора выдалось прекрасное время, чтобы подумать над произошедшим и проанализировать всё произнесенное. Сказать, что реакция Хэнка на секс была для него неожиданной — не сказать ничего. Это было совсем нетипичное завершение их полового акта. Обычно Андерсон был благосклонен к своему андроиду — обязательно целовал после финала, потом долго обнимал и гладил, а иногда даже засыпал на его плече, щекоча седыми прядями лицо. Сегодня же Коннор не удостоился ничего из этого… не было даже обычного ленивого чмока в благодарность, и это действительно беспокоило девианта. Он не хотел быть причиной чужого недовольства и переживаний.       Коннор на всякий случай диагностировал себя — все системы были исправны. Температура корпуса не отклонялась от нормы — 97,9 градусов по Фаренгейту. Ошибок и неисправностей в работе биокомпонентов не обнаружено. Канал для откачки тириума обработан: продезинфицирован и смазан лубрикантом — Коннор всегда заботился об этом самостоятельно, особенно после того, как Хэнк однажды засадил ему на сухую и чуть так и не остался в нём до самого утра. Симуляция выделения слюны тоже работала исправно.       Значит, дело не в физическом теле — оно находилось в том же состоянии, что и обычно. Дело было в «ответном действии»… но Коннор понятия не имел, что ему с этим делать! Он всегда был нечувствительным и пассивным! И Андерсон определённо знал, что андроиды модели РК800, к которым и принадлежал Коннор — не лучший вариант для использования в качестве секс-партнёра. Хэнк был в курсе этого, жил с этим… но что теперь-то его не устраивало? Люди были такими странными и импульсивными… ещё вчера всё нормально, а сегодня — скандал на пустом месте.       В поисках ответа Коннор решился обратиться к собственной памяти. Вычислительные алгоритмы и строчки программ предложили воспроизвести записанные в голове терабайты памяти об их с Хэнком интимной жизни, и сравнить воспоминания друг с другом. Таким образом, он мог отметить различия в поведении, выявить проблему и разработать методы её решения.       Коннор быстро-быстро заморгал, изредка морщась, словно от зубной боли. Диод на виске переливался жёлтым, иногда моргал красным — вся вычислительная мощность робота была сконцентрирована лишь на одной задаче. Перед глазами тысячи кадров сменяли друг друга, нагромождая информацией процессоры. Жизнь — фильм, отображающийся от первого лица, проматывался с невообразимой скоростью. Мимо внутреннего взора хороводом проносились диалоги и ситуации, заставляя девианта заново проживать дорогие сердцу воспоминания… И вот среди них возникло одно — самое яркое. Их первая с Хэнком ночь вместе.       Коннор остановил перемотку, всматриваясь в красное, вспотевшее, но при этом такое сексуальное лицо любимого мужчины: пряди длинных, серебреных волос выбились из куцого хвостика и липли к румяным щекам, а на тонких губах блестела слюна — след от недавнего откровенного французского поцелуя. Голодный, блестящий взор голубых глаз из-под седых бровей, испепелял бушующей внутри энергией желания.       Коннор отчётливо помнил этот момент: нависшего над ним Хэнка — нетерпеливого, разгорячённого, возбуждённого, готового наброситься и неистово завладеть им… но в тот же миг — заботливого и осторожного. В тактильной памяти Коннора остались нежные прикосновения, и он будто бы в этот самый момент ощутил, как невидимые крупные пальцы поглаживают живот, ласкают искусственный пупок, пробегаются по бокам. В ушах тихим отголоском прошлого прозвучал вопрос: «Ты действительно этого хочешь?». Андроид отчётливо помнил, как утвердительно кивнул, и синхронно с этим внутри произошло с десяток сбоев. Механические внутренности задрожали от неясного предвкушения — нет, не от сексуального возбуждения в классическом понимании этого слова, а от любопытства и нетерпения испытать что-то принципиально новое.       Коннор снова запустил видеоряд — вот Хэнк отстраняется, удовлетворённый положительным ответом, опускает руки к его ногам, быстро расправляется с ремнём и молнией на ширинке, спускает брюки, оголяя бёдра… чтобы тут же застыть в бесподобном удивлении.       В паховой области андроида не было ни намёка на половые органы, лишь обтянутая искусственной кожей гладкая пластина, чуть выпуклая в том месте, где должен был находиться член. Андерсон из воспоминаний выразительно и потрясённо охнул, и Коннор позволил себе к визуализации подключить ещё и звуковую дорожку, полноценно отдаваясь видению.       Теперь он снова был тем Коннором из прошлого, что переживал одно из самых значимых событий своей жизни.       — Да тут у тебя ситуация Кена… — Хэнк несмело накрыл ладонью чужой лобок, погладил, повёл пальцами ниже и неуверенно сжал выпуклый участок, как сделал бы это, если бы попытался сдавить в ладони чужое достоинство. Поднял изучающий взгляд на лицо андроида — ничего, никакой реакции.       — Не беспокойтесь, я всё равно не задан под подобные функции, — легко оправдался Коннор и вульгарно расставил ноги. Помогая себе руками, чуть оттянул в противоположные стороны ягодицы, обнажая притаившееся между ними отверстие. — Но это не помешает мне удовлетворить вас, лейтенант.       — А это… — Хэнк растерялся, рассматривая представленное ему место — оно определённо отличалось от того, с чем Хэнку приходилось иметь дело раньше. Кожный покров промежности был чистеньким — на нём не виднелось ни волосков, ни прыщиков, ни даже родинок и прочих несовершенств, которые наблюдались на коже Коннора до этого — видимо разработчики как-то не посчитали нужным растрачиваться на детализацию в этой зоне. Посреди данной глади красовалось диаметрически правильное, словно циркулем выведенное, круглое отверстие. Оно казалось неестественным, каким-то неправильным. Хэнк так некстати вспомнил выхлопную трубу своего старенького автомобиля… и поёжился.       — Для моей модели не предусмотрены сексуальные взаимодействия, так что, как видите, половых органов у меня нет. Однако вы можете воспользоваться аварийным каналом для откачки тириума. Он несовершенен, но при должном уровне фантазии может быть воспринят за задний проход — анатомическое расположение примерно такое же. — Коннор обворожительно улыбался, и его глаза азартно блестели, как бывало всегда, когда он готовился выдать тонну ненужной Хэнку информации. Тот даже не удивился обилию последующих слов, хотя и не больно в них вслушивался, щупая настороженным взглядом своеобразный «анус». — Теперь его почти не используют, раньше же это делалось только в крайних ситуациях, на этапах сборки. Например, при обнаружении брака, когда андроида замыкало, и требовалось в кратчайшие сроки удалить из тела все жидкости во избежание воспламенения. Или же при масштабных реконструкциях отдельных экземпляров. Однако с усовершенствованием технологий Киберлайф, и постановлением производства андроидов на поток, подобные проблемы исчезли. Сейчас заменить дефектную модель намного легче, чем восстановить или реконструировать её. Так что, по сути, канал для откачки тириума является рудиментом, однако его до сих пор оставляют всем моделям. При техосмотре это упрощает задачу механикам.       Коннор наконец-то прикрыл рот, не наблюдая в лице напротив хоть какую-то положительную реакцию на свой рассказ. Андерсон, определённо, пропустил всё мимо ушей и мыслями находился где-то в другом месте — только задумчиво хмурился, прихватив зубами нижнюю губу. Сокращения лицевых мышц выдавали крайнюю степень дискомфорта. И Хэнк, наконец-то заметив, что фоновый бубнёж прекратился, а Коннор теперь уставился на него в ожидании чего-то, удостоил андроида своим вниманием.       — Я… — Андерсон неловко прочистил горло, взлохмачивая седую шевелюру, — знаешь, будет как-то стрёмно запихнуть туда свой… В смысле, оно не для этого тут, как бы не повредить тебе там чего…       — Нет нужды беспокоиться, — легко заверил Коннор, и беззастенчиво коснулся отверстия, невесомо проскользив пальцами по его краешкам. — Канал достаточно глубокий и защищён двумя клапанами — наружным и внутренним. Ближе к основанию имеются насечки — это индивидуальная резьба для крепления кабелей, с помощью которых ещё на стадии производства берутся необходимые замеры. Так же это помогает при подключении отсасывающих шлангов. Внутренние стенки делаются эластичными и мягкими для того, чтобы не нарушать моторику движений — в противном случае андроиды не смогли бы сгибаться и не были бы такими пластичными. Думаю, это место как нельзя лучше подойдёт для полового акта.       — Знаешь, вот это вот то, что ты сейчас наговорил… оно совсем не прибавляет уверенности. — Хэнк нервно усмехнулся и, внезапно, приподнялся над Коннором, хотя пару минут назад ему, определённо, хотелось на него лечь да по-хозяйски подмять под себя. Андроида подобные изменения насторожили, но он, не убирая с губ самую располагающую улыбку, покачал головой.       — Не нервничайте, лейтенант. Воспринимайте это проще. Просто смотрите на меня, как на объект, призванный удовлетворить ваше сексуальное желание. Вы можете делать со мной всё, что захотите. Корпусы андроидов достаточно прочны, чтобы вынести даже…       — Ой, захлопнись, ты не помогаешь, — Хэнк раздосадовано махнул рукой и полностью встал на колени, проминая тоскливо скрипнувший матрас. Небрежно подтянул собственные приспущенные домашние штаны вместе с бельём, переполз поближе к краю и спустил ступни на пол. Когда он вдруг поднялся и сунул ноги в домашние тапки, Коннор окончательно понял, что сегодня между ними ничего не произойдёт.       — Куда вы, Хэнк? — недоумение в голосе девианта было неподдельным. — По всем биологическим показателям вы хотите достичь сексуальной разрядки…       — Последнее, чего я хочу, так это трахаться с машиной, Коннор, — проворчал Андерсон, не поворачивая головы, и скрылся за дверью, оставив партнёра всё так же сидеть с раздвинутыми ногами и рассеянно глядеть ему вслед, пытаясь проанализировать: что же он сказал не так?       Коннор медленно открыл глаза, вынырнув из воспоминаний. Взгляд упёрся в поддёрнутый ночным мороком потолок, который на один короткий миг рассёк косой луч автомобильных фар. Острый слух андроида уловил шорох шин, и он уже на автомате подметил про себя, что мимо их дома пронесся тяжёлый внедорожник.       Что ж, увиденное им воспоминание, несмотря на небольшой казус, всё равно относилось к категории: «Приятные». В тот раз они с лейтенантом так и не достигли финала, но Коннор всё равно считал именно тот контакт их первым разом. Ведь именно тогда Хэнк окончательно принял андроида в качестве своего возможного партнёра не только в работе, но и по жизни.       Перебирая и анализируя фрагменты только что увиденного видеоряда, Коннор подметил одно высказывание, которое точно подошло бы к произошедшей сегодня ситуации. Пользуясь возможностями системы, он позволил себе проиграть отмеченный отрывок ещё раз, с болезненным рвением вслушиваясь в каждую ноту родного голоса.       «Последнее чего я хочу, так это трахаться с машиной, Коннор».       — С машиной… — вдумчиво повторил Коннор, беззвучно прошелестев губами. — Значит, ты считаешь, что я должен быть более человечным в вопросе совокупления, Хэнк? Что ж, я буду.       Зациклившись на этой мысли, Коннор принялся с огромной скоростью скачивать на карту памяти обучающие материалы: копаться в базах данных, ранее предназначавшихся для Трейси, заглядывать в архивы, тематические книги… он даже не брезговал порнографическими видеороликами. Его диод от загруженности системы по-прежнему не менял цвета с золотого. Терабайты данных записывались на внутренний диск, и Коннор непроизвольно моргал, дёргал губами, морщился, словно у него начались лицевые судороги. Большая информационная нагрузка вызывала непреднамеренные сокращения некоторых мышц. Сведения непрекращающимся потоком поступали в нечто, что можно было считать мозгом андроида, а необходимые программы органично вписывали свои коды в рабочую систему, и вот Коннор уже точно знал, как лучше доставить удовольствие человеческому мужчине. Как обхватить его достоинство так, чтобы тот застонал и попросил большего; как ласкать шею и соски, чтобы оставить явные следы и при этом доставить извращённое, граничащее с болью, удовольствие; как правильно воздействовать на сфинктер для более комфортной и быстрой подготовки к анальному сексу.       …Только вот всё эти умения были связаны лишь с механическими действиями, и являлись вопросом правильных движений тела: рук, ног, головы, таза… Ничего о чувствах и эмоциях. Ничего о том, как андроиду, не относящемуся к моделям WR и HR, испытывать удовольствие во время полового акта и не смущать своего партнёра скудной эмоциональной реакцией.       …Но ведь совсем не обязательно испытывать, когда можно симулировать, верно?       Коннор остановил загрузку очередного бесполезного талмуда, и вспомнил, как случайно подслушал разговор двух сослуживиц во время обеденного перерыва. Тогда он показался неважным, и андроид со спокойной совестью отправил его на задворки памяти, к ненужным файлам. Однако сейчас тот незначительный казус вдруг показался настолько значительным, что он тут же воскресил в памяти нужный день, и, визуализируя всё до малейших деталей, нашёл момент своего бесполезного стояния у стены кафетерия.       Тогда он дожидался Хэнка из уборной и краем уха услышал перешёптывания коллег, которые, окружив кофемашину, ожидали, когда та извергнет из себя две порции горячего эспрессо. Одна женщина жаловалась другой на своего мужа, на то, что тому не удаётся удовлетворить её в постели, и она вынуждена симулировать оргазм, чтобы не ущемлять его хрупкого мужского достоинства. В итоге нерадивый супруг остаётся доволен, мнит себя «мастером любовных утех», а вот ей остаётся только вздыхать да жаловаться на свою нелёгкую жизнь подруге. Посыпавшиеся на несчастную дамочку ободряющие слова и дельные советы Коннор уже не успел разобрать — Хэнк вышел из двери, энергично стряхивая с пальцев воду, и девиант по обыкновению увязался за ним хвостом, покидая зону кафетерия.       У сослуживицы была проблема, аналогичная проблеме Коннора, лишь с тем различием, что у Коннора изначально не было потребности испытывать сексуальную разрядку. Так что в этом плане андроиду повезло куда больше. Его такой вариант решения проблемы, как симуляция, вполне устраивал. А уж если он устроит ещё и Хэнка, то все вопросы будут полностью исчерпаны! Коннор обязательно выполнит возложенную на самого себя задачу — сделает всё, чтобы его человек чувствовал себя комфортно рядом с ним. И для этого он будет… симулировать!       Идея казалась гениальной, и Коннор даже мысленно пожурил себя за то, что не догадался раньше — у мужчин же такое хрупкое самолюбие, особенно когда дело касается интимной стороны жизни и мужской силы в частности. Недаром люди с таким рвением обмусоливали эту тему и сочиняли тысячи разных хохм про потенцию. Коннору изначально нужно было показывать Хэнку, насколько тот хорош в постели, гладить его эго, заставлять чувствовать себя тем самым «мастером любовных утех», и тогда никакой проблемы перед ними вообще бы не встало! Ну, теперь-то Коннор понял свою ошибку, и ничто не помешает ему её исправить. Он будет самым благодарным любовником из всех, которые у Хэнка когда-либо были.       Преисполнившись этой мыслью и решимостью, Коннор перелёг на бок, решив пренебрегнуть водными процедурами. Кому они нужны, если утром всё бельё комом полетит в стиральную машинку? Система отозвалась на это очередной ошибкой, но девиант легко смахнул уведомление о ней, уставившись в спину Хэнка. Он дотошно обвёл мужчину взглядом, в сотый раз пересчитывал все родинки на его широких плечах и все волосы на голове — так Коннор коротал часы до рассвета и нового рабочего дня. Гадал: Начнётся ли он с гробового молчания? Будет ли Хэнк надутым и обиженным на него? Стоит ли извиниться и попросить прощение за то, в чём он, по сути, не виноват, или Хэнка подобное только разозлит?.. Всплывшие в голове вопросы убрали на задний план недавнюю эйфорию от найденного решения, а диод беспокойно замигал. Что ж, у Коннора было много времени, чтобы подумать и отыскать ответы хоть на часть из них.       Часы сменяли друг друга. Хэнк уже успел несколько раз поменять положение во время сна. И каждый раз это было чем-то вроде события для девианта, который только и мог, что лежать неподвижно и рассматривать всё вокруг себя. Обстановка спальни понемногу начала выныривать из сумерек, а в прорехах жалюзи виднелось постепенно теряющее свой цвет небо. Полотно насыщенного индиго медленно, но верно превращалось в блёкло-голубое, по которому лениво скользили сонные облака. Ночь была самой скучной частью суток в жизни Коннора, потому что всё, что ему оставалось делать, так это считать часы до рассвета, в процессе наблюдая за своим человеком и окружающей обстановкой. Слушать сопение Сумо из соседней комнаты, иногда различать цокот собачьих когтей по полу и изредка шуршание корма в пластиковой миске.       Коннору даже не обязательно было коротать свободное время подобным образом. Он не мог спать, но всегда оставался с Хэнком в постели до самого утра, потому что это то, что делали люди, состоящие в отношениях — спали вместе. И хотя Хэнк сам никогда не выражал желания подобного, но его пульс становился ровнее, а общее эмоциональное состояние — лучше, когда он чувствовал, как рядом проминается другая сторона слишком большой для него одного двуспальной кровати. Датчики Коннора беспощадно фиксировали это, и он решил просто находиться рядом, раз уж Андерсону от этого комфортно.       Эта ночь, на восприятие андроида, прошла на удивление быстро. Может, дело было в непрекращающихся думах о всяком, может быть в общем настроении, но настольный будильник сообщал о том, что до звонка оставалось порядка двух часов. Всего два часа, и жизнь снова побежит вперёд — нужно будет заниматься делами, что-то делать, решать проблемы… А пока что можно было расслабиться и слушать тишину, и то, как дремлет за окнами, словно огромный огнедышащий дракон, город Детройт.       Пружины старенького матраса заскрипели — Андерсон опять перевернулся, отбросив от себя угол одеяла. Что-то невнятно пробормотал во сне, всхрапнул и замер. На миг сбитое дыхание снова выровнялось, стало глубоким. Он дрых, что называется, без задних ног, в самой своей удачной позе — лицом к Коннору. Тот, пользуясь моментом, позволил себе подкатиться поближе. Чувствуя, как от одного только взгляда на любимого мужчину случается программный сбой, аккуратно поправил одеяло, укрыв чересчур растелешившегося Хэнка от поддувающего из окна ветерка. Следом Коннор улёгся поудобнее и застыл, словно в своеобразном трансе, рассматривая чужое лицо: обводил взглядом каждую черту, каждую морщинку на коже, изгиб бровей, считал ресницы на закрытых веках, пялился на тонкие, светлые губы, подавляя в себе желание провести по ним пальцем, лишённым кожного покрова.       — Коннор, задолбал, ты во мне сейчас дыру проделаешь, — внезапно пробурчал Хэнк, спросонья неточно произнося звуки, и вяло приоткрыл глаза. Он явно был недоволен тем, что его потревожили, и андроид сочувственно кивнул, складывая на губах слабую виноватую улыбку.       — Простите, лейтенант.       — Поворачивайся, — приказал Хэнк, и Коннор послушно перевалился на другой бок: лёг к мужчине спиной, и практически сразу же почувствовал чужую огромную лапищу, комфортно обхватившую его за талию. Андерсон уверено сграбастал девианта и тут же дёрнул на себя, приткнув того вплотную. — Вот так вот. Теперь спи там, как андроиды это делают…       Окончание фразы потухло в зевке, всколыхнувшем каштановые волосы на затылке. Коннор ощутил, как грудь мужчины, мерно вздымающаяся при каждом вдохе, касается его спины, словно в своеобразном поцелуе. А следом Хэнк уже привычно по-хозяйски закинул на него ногу. Замер так на пару минут, и засопел, провалившись в неглубокий сон.       Коннор лежал неподвижно, боясь шелохнуться лишний раз, чтобы не разбудить Хэнка… Но на его лице не было заметно и тени напряжения — в глазах блестели радостные искры, а на губах играла тёплая счастливая улыбка. Он ощущал сердцебиение Андерсона, слышал его дыхание, чувствовал на себе его руки, и теперь совсем не хотел, чтобы треклятый будильник портил эту идиллию своим звоном. Коннору казалось, что он готов находиться в этих неловких медвежьих объятиях вечно… Но даже понимание того, что это невозможно, не расстраивало его. Коннор знал: грядущий день обещает быть хорошим. А его прогнозы имели замечательное свойство сбываться.