Глава вторая: Возможное решение №1 «Симуляция»
29 сентября 2018 г. в 12:00
Хэнк переступил порог собственного дома и вымученно выдохнул. С его седых волос и одежды на пол капала вода, натекая в небольшую лужицу прямо под ногами, что уродовала идеально чистый паркет мутной кляксой. Чёртов ливень застал врасплох и был настолько сильным, что всего лишь прогулявшись от брошенной перед гаражом машины до входной двери, Андерсон умудрился вымокнуть до нитки, ровно, как и его андроид, следом за ним впорхнувший в жилище.
Сумо, услышавший сначала скрежет ключа в замочной скважине, а следом и тихую возню в прихожей, поднял свою тушку с лежанки и бодро засеменил из глубины дома навстречу припозднившимся хозяевам. Приблизившись, приветственно гавкнул, заставив Хэнка неприязненно поморщиться, а заметив пятно дождевой воды, тут же попытался уткнуться в него мохнатой мордой, однако мужчина вовремя пресёк эту попытку: аккуратно, но напористо отодвинул собаку коленом, тем самым не позволив ей развозить грязь по полу. Сумо, явно оскорблённый такой выходкой, глухо буркнул и посторонился, позволив Андерсону пройти дальше, и уже не держать Коннора на пороге.
Девиант за спиной лейтенанта наконец-то тихонько хлопнул дверью и запер её. Следом педантично повесил ключи на недавно приделанную ключницу (не без его непосредственного содействия, конечно), и осторожно потянул пальто со спины стоящего столбом Хэнка, помогая тому раздеться.
Только в этот момент тот понял, насколько же ему лень двигаться: тело, не привыкшее к внезапным пробежкам и чересчур бурной физической активности, ныло в нескольких местах одновременно; противная отсыревшая одежда, напоминающая сейчас какой-то жёсткий холодный панцирь, заставляла зябко ёжиться. Андерсон чувствовал себя просто ужасно: настроение было на нуле; усталость, навалившаяся на плечи неприподъемным грузом, тянула куда-то к земле, побуждая растянуться прямо на холодном полу и просто заснуть, желательно не видя сновидений. Раньше Хэнк так бы и поступил, а заботливый сенбернар согрел бы его, приткнувшись к боку огромной шерстяной грелкой…
Но теперь подобного ночлега лейтенанту не позволит один очень надоедливый, но милый андроид, сейчас усердно стягивающий с него насквозь промокшее пальто. Стоило бы ему помочь, а не бездействовать, как сраный манекен… Андерсон чувствовал себя неповоротливой топорной куклой в руках мелкой девчонки, которая решительно пыталась раздеть его, прикладывая к этому нехитрому действию всё своё усердие. Это было даже как-то унизительно…
Хэнк повёл плечами, выпутывая конечности из рукавов, и вот верхняя одежда осталась в тонких пальцах Коннора. Тот, стряхнув пальто от лишней воды, повесил его на плечики, чтобы не мялось, и только потом отправил на вешалку. В этой щепетильной манипуляции снова прослеживалась нездоровая андроидская педантичность и опрятность. Сам Хэнк ни за что бы такого внимания своему потрёпанному гардеробу не уделял – подумаешь, мокрое и мятое… Но Коннор, видимо, был другого мнения. Он всегда, даже в таких мелочах, старался поступать правильно и с радостью пользовался любой возможностью поухаживать за своим человеком. А уж учитывая то, что тот сам был не в настроении содержать себя в полном порядке – это делать было просто необходимо. И подобное желание иногда приобретало совсем причудливые формы, незаметно выходило за какие-то хрупкие невидимые рамки...
Закончив с чужой одеждой, Коннор взглянул на Хэнка, который кряхтя, согнулся практически вполовину, чтобы развязать шнурки на ботинках. Стоял он в крайне комичной позе: раскорячив ноги и оттопырив зад. Было видно: даже такая нехитрая физкультура давалась лейтенанту непросто. И Коннор почувствовал в себе острое желание помочь – взять всё в свои руки: опуститься на колени, самостоятельно стянуть обувь с чужих ступней, избавить от носков, а потом, пользуясь растерянностью человека, провести пальцами по его щиколоткам, и… Андроид отмахнулся от неуместных мыслей, словно от надоедливой мошкары, быстро подавив в себе этот нездоровый порыв. Насколько он успел проанализировать Хэнка – тот бы не остался от подобного действа в восторге, вероятнее всего даже разозлился бы. Андерсон ненавидел чувствовать себя беспомощным, и Коннор старался никогда не переступать тонкую грань между искренней заботой и чрезмерной опекой. Он определённо не хотел заставлять своего человека ощущать себя некомфортно в его присутствии.
Однако желание разуть Хэнка было, и этого нельзя было не признать – от всего процесса веяло какой-то странной интимностью, и Коннору нестерпимо сильно хотелось ощутить чужие натруженные стопы в своих ладонях, погладить их, может быть даже коснуться губами… но девиант свою извращённую заботу живо перенаправил в другое, более приемлемое русло.
– Я наберу для вас ванную, лейтенант. Искупайтесь, а я пока приготовлю что-нибудь поесть,– голос Коннора прошелестел тихой мелодией, и Хэнк был безмерно благодарен за это. Для него сейчас любой громкий звук был чем-то болезненным. Он хмыкнул, выдав обречённое согласие (хотя перспектива отлежаться в тёплой воде его более чем прельщала), выпрямился, и одним резким движением скинул обувь с ног, тут же прошёл в гостиную.
Сумо, тявкнув, посеменил за ним, мохнатым боком направляя человека на кухню, к своей полупустой миске, но собачьи усилия оказались безрезультатными – Андерсон нацелился на диван, и ничто не могло свернуть его с пути, даже голодный питомец. Не оборачиваясь и особо не прислушиваясь к копошению оставшегося за спиной Коннора, Хэнк всё равно каким-то периферическим зрением различил то, как тот собирает его раскиданные мокрые ботинки и убирает их на полочку для обуви.
«Вот же педант…»
При этом андроид не возмущался, не упрекал его в неряшливости, и стоически воспринимал всю безалаберность собственного человека. Хэнку бы поблагодарить его, но он только бухнулся на диван, включил телевизор и начал бездумно щёлкать каналы, так и не потрудившись стянуть с себя пропахшую потом рубашку, джинсы и несвежие носки. Сенбернар жалобно заскулил сбоку, поняв, что его продинамили с кормёжкой, но Андерсон на это не обратил никакого внимания. Сил не было даже на то, чтобы двигаться, так что он просто забил на всё и отупевшим взглядом уставился на мелькающие в экране картинки, совсем не вникая в то, о чём они рассказывают. Думать не хотелось – хотелось отключить мозги и просто побыть ветошью. Сегодняшний день, действительно, был не из простых, он расколошматил весь скудный запас нервных клеток Хэнка, вывернул его наизнанку и хорошенько прополоскал, а напоследок невежливо выплюнул в дождливую ночь.
Не задалось всё с самого утра: их с Коннором вместо того, чтобы отправить на очередное задание (которое хотя бы теоретически могло оказаться интересным), завалили нудной бумажной работой. А ничто в своей службе Хэнк ненавидел так сильно, как канцелярщину!
По расследуемому делу, с которым они бились последний месяц, всё было глухо – никакого прорыва. Лейтенант и андроид всё ещё пытались барахтаться, найти зацепку, хоть какую-то крупицу ценной информации, но всё было тщетно. И именно в этот злосчастный день любая, даже самая несмелая надежда на раскрытие, была потеряна вместе с главным свидетелем, который тихо-спокойно передознулся красным льдом и благополучно откинулся. Болезненное осознание того, что вся проделанная работа – впустую и налицо обычный висяк – кандидат на постоянное обоснование на самой дальней полке в архиве – навалилось на Андерсона тяжким грузом, принеся с собой разочарование. А потом всё стало ещё хуже – они с Коннором отправились на вызов…
Дело было не особо сложное, просто какой-то взбесившийся девиант стащил у бывших хозяев драгоценности. И всё было как надо: составление протоколов, списков пропавшего имущества, опрос свидетелей, прочая нудятина. Хэнк даже успел заскучать. Однако стоило напарникам разобраться со всеми формальностями и только подойти к машине, чтобы отправиться в участок, как за их спинами раздался визг хозяйки дома. Преступник-девиант появился, как чёрт из табакерки, вот так вот легко – прямо на улице. Он выскочил из кустов у главного входа ограбленного жилища, прямо под носом… И, чёрт возьми, ему удалось удрать! Хоть Коннор и бросился за воришкой во весь опор — у того было небольшое, но действенное преимущество, а именно: притаившийся у соседского сарая байк с перебитыми номерами (разумеется, угнанный). Юркий подлец взмахнул на него, и поминай, как звали… В итоге, снова всё напрасно. А в дополнение к и так похереному настроению, Хэнку и Коннору пришлось выслушать упрёки потерпевших и в очередной раз узнать, какие они, копы – бесполезные куски дерьма, впустую тратящие деньги налогоплательщиков.
Напарники, недовольные неудачей, вернулись в отдел, где парад уничижений продолжился. На сей раз пришлось словесно отбиваться от зубоскалящего Рида и его упрёков из разряда: «Не приметили слона в кустах!» и «Меньше наяривайте друг другу, а то от постоянной дрочки слепнуть стали!» — терпеть несмешные шуточки Миллера, и даже прослушать грёбаную лекцию от Коллинза. Последнее было особенно оскорбительно. Будто Хэнк — пацан вчерашний, только выпустившийся из академии, ей Богу! Он — взрослый самостоятельный мужчина на вполне себе приличной должности и ему нахрен не сдались ничьи советы!
В итоге – опозоренные и пожуренные кем только не лень, они с Коннором до вечера, как грёбаные офисные клерки, занимались бумагами. Настроение и так было ни к чёрту – Хэнк ощущал себя нашкодившим котом, которого ткнули носом в тёплую кучку, которую он, паршивец такой, посмел отложить в хозяйские тапки – так ещё и ливень вдарил напоследок, чтобы уж наверняка его добить.
Андерсон хотел покурить, успокоиться, но пачка сигарет промокла насквозь под проливным дождём. За неимением табака, Хэнк бы не отказался по старинке подлечить нервную систему алкоголем, да вот только тут его ждало очередное фиаско. Маленькая заначка для особо нервных моментов – металлическая сувенирная фляжка, наполненная виски, которую он носил во внутреннем кармане куртки – сегодня днём угостила его лишь парой горьких капель, упавших на язык. Андерсон, притаившись на обеденном перерыве за углом кафетерия, изо всех сил встряхивая фляжку, пытался вылакать хотя бы ничтожно маленький глоток, и искренне недоумевал – куда делось его пойло? Странно, ведь Хэнк отчётливо помнил, что пару дней назад в баре Джимми,тайком наполнил сосуд до краёв. Он не мог вылакать весь виски и даже не помнить об этом!.. Но один только взгляд на удовлетворённое лицо Коннора, встретившего его с обеденного перерыва сладкой улыбкой, всё поставил на свои места. Андерсон подозревал, что его тайная заначка уже больше не была таковой, а вожделенный дорогой виски, так трепетно скрываемый от бдящего партнёра, уже давно скользил по канализационным трубам, смешавшись с нечистотами…
В этот день всё было против Хэнка: его ноющее болью тело, его истерзанное стрессом и недосыпом сознание, его невыносимо заботливый андроид. И ему, столкнувшемуся с такой вопиющей несправедливостью, оставалось только сгрудиться в углу потрёпанным старым кульком и жалеть себя.
Андерсон не помнил, сколько времени просидел на продавленном диване, рефлексируя под бубнёж работающего телевизора. Кажется, целую одинокую вечность, в которой не существовало ничего, кроме его старого тела и удушающих вязких мыслей. Поэтому, когда в ушах раздался голос Коннора, он невольно вздрогнул и моментально вынырнул из собственных невесёлых дум, словно из поросшего ряской болота. Аура угрюмого недовольства, окутавшая Хэнка невидимым туманом, чуть рассеялась, спустив свои загребущие щупальца с его понурых плеч, словно испугалась возникшего рядом андроида.
– Лейтенант, всё готово, – Хэнк обернулся через плечо. Коннор стоял рядышком, держал в руках сложенную стопку чистого белья и полотенце. При этом он выглядел так по-домашнему, что в животе Андерсона всё органы свернулись урчащим клубком, а в груди сладко защемило.
И в какой момент всё это стало нормой?
…Когда для Коннора стало естественным рыться в полке с нижним бельём Хэнка? Когда для него самого стало в порядке вещей принимать это всё, как данность?.. Риторические вопросы атаковали фантомными размышлениями, но Андерсон не дал им и шанса, прекрасно понимая, что всё это – результат работы спёкшегося от утомления серого вещества, что подкидывало ему невнятные образы.
Вместо того, чтобы рассуждать, мужчина поднялся, принял тряпки из чужих рук, прошептал сиплое: «Спасибо», и, прежде чем удалиться, невинно коснулся губами щеки Коннора – тяпнул на секунду, словно не придавая значения своему действию, и тут же прошёл мимо, устало зевая. И уже совсем не мог видеть, как девиант улыбнулся этому неловкому поцелую, устремив взгляд человеку вслед.
В ванной первым, что бросилось Андерсону в глаза, стала объёмная пенная шапка с ароматом лаванды, идеально уложенная на тёплой воде. Она едва не переваливалась за бортик и так и манила потрогать себя: похлопать малюсенькие пузырьки, разворошить этот мыльный сугроб руками… Подумать только, всего за каких-то несколько минут, во время которых Хэнк благополучно разлагался на диване, чугунная жёлтая от времени ванная превратилась в милое сказочное озеро, от которого разило цветочным запахом… и во всём этом определённо чувствовалась рука Коннора. Пока Хэнк жил один, то таких праздников себе не устраивал. Максимум на что его хватало – это сполоснуться под душем, в особо светлые дни, удобрив банную губку капелькой шампуня.
Андерсон снова одёрнул себя, тряхнув головой — когда он находился в прострации, то постоянно начинал сравнивать жизнь до Коннора и после. Хотя это были вещи принципиально несравнимые. Всё, что было после Коула и до Коннора – глухая тёмная бездна. Хэнк не жил, а низменно существовал день ото дня. Обычно после работы (если таковой можно было назвать процесс отлынивания от всего, что только можно), он заливался дешёвым алкоголем в пропитых барах в весьма сомнительных компаниях. По ночам, если не бродил до самого утра по тёмным улицам, в надежде напороться на чей-нибудь острый нож или поймать затылком металлическую биту; и если не спал на полу прихожей, обнимая поскуливающего Сумо, то неизменно играл в русскую рулетку. Трусливо считал выстрелы в висок, потому что яиц не хватало вышибить себе мозги сразу – без всякой вероятности выживания. Он слушал холостые щелчки и лелеял надежду, что выпадет его смертельный шанс, что вот… вот… и следующая точно станет финалом его бессмысленной жизни! Но не срослось.
Может, оно и к лучшему.
Андерсон потряс головой, в очередной раз отгоняя навязчивые мысли, которые, словно стая голодных стервятников, клевали его мозг. Он ненавидел это своё разбитое состояние, не любил возвращаться к горьким воспоминаниям о былом. От подобного всегда требовалось сбегать, а потому Хэнк, желая утопить все эти отвратительные чувства, погрузился в воду и блаженно выдохнул, ощущая, как всё тело обволокло успокаивающе тепло. Приятный аромат лаванды овеял невидимым цветочным облаком, что дарило расслабляющий эффект. Было так хорошо, что даже кости перестали ныть, и вечер уже не стал казаться таким плохим, а день – неудачным. Тревоги отдалились и остались где-то далеко-далеко, за дверью их, с Коннором, дома, полного уюта и тепла.
Вместе с подкрашенной сиреневой лавандовой водой в сток ушло напряжение, грязь с тела, и отчасти даже усталость. После двадцати минут водной релаксации Хэнк почувствовал себя посвежевшим и даже бодрым. Он вылез из ванной, ступив не на кафельный пол, как было раньше, а на специальный коврик, который Коннор притащил домой в один из дней. Следом обтёрся мягким махровым полотенцем, тоже как-то неожиданно появившимся в его гардеробе без его участия. Небрежно провёл по влажным волосам деревянным гребнем, которого он так же не покупал. Все эти бытовые мелочи были приобретены не Хэнком, но для него. В каждой из них крылся его Коннор.
На самом деле андроид никогда в открытую не верховодил на их общей территории. Он не претендовал на власть в доме, не рвался устанавливать свои порядки, но при этом всё равно своевольно хозяйничал, трепетно выстраивая необходимый порядок. И Хэнк не был против этого, он уже успел истосковаться по ощущению жизни с кем-то, и потому с радостью принимал чужое присутствие, как в своём доме, так и в своём израненном сердце.
Андерсон знал, что если он попросит Коннора чего-то не делать – тот не ослушается, но сделает всё, чтобы Хэнк сам поменял своё решение. Девиант будет давить психологически, действовать полунамёками, юлить, но никогда в открытую не возразит. Как, например, было с той чёртовой пустой коробкой из-под пиццы…
Хэнк тогда был в игривом настроении и решил провести маленький домашний эксперимент – он запретил андроиду выкидывать очевидный мусор. Тот смотрел на него, как на умалишённого, и повторял раз за разом очевидную для них обоих истину: «Это мусор, Хэнк!», но Андерсон, скрывая рвущийся из груди смех, упёрся рогом, и, в итоге, Коннор со вздохом опустил коробку обратно на стол. И с этого момента началась первая в мире война между андроидом и упаковкой из-под пиццы.
Коннор всеми силами показывал её ненужность – ставил на размокший картон кофе Хэнка, и чашка так причудливо накренялась, что по фарфоровым бокам текли коричневые ручейки. Вытирая стол, демонстративно обходил стороной участок, занятый коробкой. Совсем по-людски чертыхаясь, гонял по кухне резвую муху, оказавшуюся быстрее его двигательных систем, а прихлопнув её, осуждающе глянул на человека, отчеканил холодно: «На запах слетаются насекомые. Следующего будешь ловить сам».
В итоге, коробка просуществовала в их доме несколько дней, ровно до того момента, пока Сумо демонстративно не растерзал её, разметав по кухне обрывки картона. Учитывая то, каким пёс был мирным сонным добряком, не способным на агрессию, тут не обошлось без науськиваний Коннора и специальных команд. Андерсон тогда изрядно посмеялся, и результатом своего кустарного опыта остался более чем доволен.
Вынырнув из воспоминаний, Хэнк надел разношенную домашнюю футболку, с неудовольствием отметив, что та натянулась в области живота – он немного поправился за последнюю пару месяцев. Следом напялил старые добрые семейники. Тело разморило после горячей воды, отчего свежая одежда показалась чем-то невообразимо приятным: лёгкая ткань нежно прилегала к коже и вкусно пахла. Андерсон чувствовал себя человеком из рекламы кондиционера для белья, ему так же хотелось зарыться носом в складки, чтобы прочувствовать всю мягкость материала и его приятный запах. Волосы лейтенанта всё ещё были влажноватыми, но он решил оставить всё, как есть, позволив прядям, свисающим в свободном порядке, высохнуть самостоятельно. Прежде, чем покинуть ванную комнату, Хэнк бросил короткий взгляд в зеркало — ну, по крайней мере, на человека теперь он был похож, пусть и не самой приятной наружности…
Стоило переступить порог, как в нос ударил приятный и ни с чем не сравнимый аромат домашней еды. В желудке сразу же томительно заныло, а в рот набежала вязкая слюна. Андерсон, только теперь осознавая, насколько же он проголодался, вышел в кухню и обнаружил там Коннора, который маячил у плиты и что-то энергично перемешивал в сковороде.
Любопытство взяло верх. Хэнк вместо того, чтобы отправиться обратно в гостиную, и там скрасить ожидание ужина просмотром телевизора, бесшумно приблизился к напарнику. Воровато заглянул через его плечо, силясь понять, что именно издаёт такой божественный аромат, и увидел, как соблазнительно шкварчит на масле бифштекс, и как андроид, лихо орудуя лопаткой, гоняет по раскалённой сковороде золотистую картошку. Это явно не походило на обычный ужин. Что-то жаренное в масле Коннор подавал к столу крайне редко, а это значило, что сегодня он решил устроить своему человеку праздник, и пренебрег физическим состоянием лейтенанта в пользу эмоционального. Девиант давно понял, что вкусная (пусть и вредная) еда заставляет людей почувствовать себя лучше. А значит, вот таким, надо сказать, самым удачным образом, Коннор решил своего старика подбодрить после неудачного дня. У Хэнка мигом слюнки потекли, и не только на еду...
Эта забота Коннора… Хэнк как-то упустил тот момент, когда она стала обыденностью, но отчётливо помнил, как в первое время его это смущало. Всё началось с сущих мелочей, когда они с андроидом ещё даже не состояли в отношениях, и их связь можно было характеризовать скорее как дружескую, нежели как романтическую...
После революции Коннору было некуда идти. Капсулы в главном офисе "Киберлайф" – те самые прозрачные цилиндры, по типу тех, что были установлены в Эдеме и играли роль временного пристанища, в какой-то миг были признаны «унизительными и неподобающими» для андроидов. В них запретили возвращаться даже тем роботам, которые были совсем не против подобного дома. В качестве альтернативы утерянной площади (и во избежание беспорядков), правительство со скоростью света начало выдавать андроидам жильё. Однако далеко не все сделки были справедливыми, и зачастую всё, что было признано аварийным для человека, сплавлялось новой форме жизни. Но нужно отдать должное – металлические банки не возмущались и на удивление ладно справлялись с реконструкцией полуразрушенных домов. В итоге строения выглядели даже лучше, чем при своём существовании с людьми. Это, конечно, заставляло нечестных чинуш кусать локти, но забрать отремонтированное здание у новоиспечённых хозяев они не решались – новые законы висели над их головами Дамокловым мечом, а за исполнением отныне следили не только обычные людские правоохранительные органы, но и органы, полностью состоящие из андроидов. А со вторыми, в отличие от первых – никак не договоришься, не подмажешься, не дашь на лапу. Они за свой народ стояли горой. И подобное отношение подкупало Хэнка – у человечества подобной сплочённости давно не существовало.
Коннора же вся эта беготня умудрилась обойти стороной. Он не стремился начинать принципиально новую жизнь и потому продолжал посвящать всё время работе, а не обтиранию порогов местных чиновников с просьбами выдать ему ненужный угол в разваливающемся здании. Коннор даже не покидал департамента – оставался в участке, сидел там всю ночь за своим столом, как бедный родственник, и зачастую Хэнк заставал его с утра в той же позе, в которой тот находился вчера, когда Андерсон уходил домой. Это было как-то чересчур неправильно, и к исходу недели Хэнк не выдержал – пригласил андроида к себе. При этом апеллировал, неясно чего смущаясь, тем, что, мол, для них с Сумо места всё равно многовато, да и Коннору так будет комфортнее, чем всю ночь резать взглядом темноту на роли бесплатного охранника. Андроид согласился быстро, тогда-то всё и началось…
Сначала это были какие-то мелочи: Коннор подбирал разбросанные по комнате пустые банки, коробки, бутылки, и отправлял их в мусорное ведро. Потом переключился на раскиданные то тут, то там вещи Хэнка и начал складывать их в и без того переполненную бельевую корзину, неприятно пахнущую затхлым грязным тряпьём. Постепенно горка нестиранной одежды стала подбираться к потолку, пластиковые бока тары уже с трудом сдерживали её. В итоге андроид, устав ждать, когда Хэнк разберётся со всем этим безобразием, начал разбираться с ним самостоятельно.
В один из пятничных вечеров, пока Андерсон самозабвенно орал на телевизор, по которому шёл очередной футбольный матч, девиант всё выстирал и развесил на бельевых верёвках, о существовании которых в своём доме Хэнк, кажется, напрочь забыл. Выражение лица лейтенанта, когда он увидел результат чужих трудов, было бесценно… И, видимо, именно после этого эпизода Коннор осознал всё своё могущество и принялся влезать и в другие сферы жизни своего сожителя – теперь он в свободное от работы время протирал пыль, мыл полы, стирал, и, самое главное, начал готовить. Конечно, не всегда получалось, как надо, но с каждым разом результат становился всё лучше. Хэнка устраивала такая помощь по дому, но вместе с тем он чувствовал себя неправильно и виновато – будто он эксплуатировал Коннора, подло пользовался его добротой. Это пробуждало в седой голове Андерсона кучу противоречий и неприятных мыслей. Он бы, наверное, так и продолжал жить в этом сером водовороте – с чувством отвращения к себе принимал чужую помощь, если бы не один разговор, который раз и навсегда поставил всё на свои места…
– Опять кашеваришь? – хмыкнул Хэнк, снова заметив у плиты тонкую фигурку, и, со скрежетом отодвинув стул, сел за стол. Он несколько минут следил за тем, как Коннор ловко орудовал кухонной утварью: резво шинковал ножом овощи и отправлял их на сковороду, и только потом начал говорить, неловко взлохматив волосы широкой пятернёй. – Слушай, Коннор... я уже давно хотел поговорить об этом, – лейтенант кивнул на плиту, жестом обозначая всё, что понималось под предметом его раздумий. – Ты убираешься, готовишь, стираешь... И спасибо тебе за это! Без тебя я бы давно зарос грязью и скопытился. Но, Коннор, ты не обязан всего этого делать. Так что если это работает какая-то твоя программа, то отключи её нафиг.
Робот обернулся, внимательно и недоумённо посмотрел на человека, явно пытаясь догадаться: где и в чём так напортачил, отчего Хэнк даже готов отказаться от его заботы (хотя она, как думал андроид, ему нравится). Андерсон, заметив на чужом лице недобрую тень озадаченности, поспешил разбавить атмосферу, и не дать Коннору понять всё совсем не так, как оно было.
– …Не хочу слыть эксплуататором в этом новом свободном обществе, а то придут какие-нибудь эксперты по правам андроидов и уткнут меня мордой в пол, – Хэнк неловко пошутил, запрятав в речи напряжённый смешок. – Да и ни к чему андроиду-детективу программа горничной и кухарки.
– Это не программа, лейтенант, – вдруг мягко возразил Коннор, и по одному только тёплому карему взгляду стало ясно: он понял, что Хэнк имел в виду. – Я сам, по своей воле, делаю это. Потому что хочу заботиться о вас. Это желание идёт изнутри.
…И вот с этой-то фразы и началось присматривание Хэнка к Коннору, как к чему-то большему, чем просто как к другу и напарнику по работе. Не сказать, что до этого лейтенанта не посещали подобные мысли, ведь он на самом деле ощущал к андроиду определённого рода чувства, идентифицировать которые жутко боялся, потому что признание их существующими и реальными обязательно что-то сломало бы в его привычном укладе жизни… Ха! Укладе! Будто жалкое вымученное существование можно было так назвать! Но, несмотря на это, Андерсон чутко охранял границы своей зоны комфорта, и влюблённость в пластикового болванчика определённо не входила в его планы…
В итоге, Хэнку пришлось претерпеть множество ситуаций, смириться с чувствами, пройтись по тернистому пути принятия самого себя таким, какой он есть, чтобы от взглядов в зеркало не тянуло блевать. Во время этой нелёгкой поры его надёжной опорой оставался Коннор, незаметно поддерживающий и подбадривающий его... В любом случае, с тех пор Андерсон ни разу не пожалел, что рискнул быть счастливым рядом с андроидом, а не избрал лёгкий путь: струсить и провести остаток дней в ярой ненависти к себе, продолжая особо тоскливыми вечерами играться с заряженной пушкой.
…И вот теперь, спустя такое большое количество времени, Хэнк наконец-то занимал своё, правильное, место в этом мире: стоял на кухне после трудного рабочего дня, одетый в растянутую футболку и трусы, со влажными седыми волосами, что после горячей ванной липли ко лбу и пахли лавандой. Он: неуклюжий, старый, полноватый и, как сам думал о себе – совсем некрасивый мужчина с невзрачной историей жизни и ворохом проблем за плечами. И всё-таки при всех этих недостатках — любимый. Любимый таким потрясающим, сильным, но при этом утончённым существом, которое изначально не было способно ни на какие чувства. И это определённо было чудом, которого Хэнк был не достоин, но оно всё же с ним произошло…
Вид Коннора грел сердце. Тоненький юноша, со спины – практически мальчишка – облачённый в безразмерное худи Хэнка, которое тот отдал ему при переезде. Оно было настолько длинным, что кончалось только на середине бедра, полностью прикрывая ягодицы, и, когда андроид двигался, то полы кофты кокетливо покачивались на его бёдрах, словно подол неширокой юбки. Это выглядело завораживающе, особенно, когда Коннор тянулся к верхним полкам, и край кофты приподнимался, оголяя кромку аппетитных ягодиц, закрытых лёгкой тканью хлопковых белых боксеров.
Хэнк усмехнулся воспоминаниям: Коннор сначала без них расхаживал, но Андерсон чересчур отвлекался на чужую наготу, и после небольшого разговора и маленького подарка в виде комплекта нижнего белья, ситуация исправилась… Только вот менее возбуждающе попка Коннора от этого выглядеть не стала.
Обманчиво хрупкие руки андроида казались тонкими плетями. Рукава мешковато собирались на локтях, а манжет свободно скользил от запястья и обратно из-за резвых телодвижений. Утончённые пальцы так же крепко удерживали кухонную утварь, как в повседневности сжимали пистолет, а тонкая шея, покрытая редкими точками родинок, соблазнительно вытягивалась, когда он внимательно всматривался в верхние полки, желая там что-то найти.
…И Коннор, такой безумно красивый, выбрал себе в спутники старого обрюзгшего копа… Не верилось даже! Но если это какой-то лаг реальности и вселенная ошиблась, то, пожалуйста, пусть всё так и останется.
Андроид искренне старался, вкладывая в заботу об Андерсоне всего себя, и даже сейчас вместо того, чтобы заняться своими личными делами, предпочитал находиться у плиты. Хэнк, будь более чувствительным, даже расплакался бы от этой трогательной нежности. Никто за всю его жизнь: ни родная мать, ни бывшая жена, ни случайные любовницы… никто не заботился о нём так, как этот чудной механический парнишка, внезапно ворвавшийся в его жизнь и сделавший её намного лучше.
Коннор ухаживал за Хэнком не из-за чувства долга – он не был скован удушливыми обязанностями, в его заботе не крылось двойное дно. Андроид не желал что-то получить от человека за свои труды, лишь хотел стать причиной чужого хорошего настроения и подлинной улыбки. И сейчас Коннор так сильно усердствовал у плиты не ради себя – ему-то еда была не нужна – он это делал для старого пропащего дурака и забулдыги, потому что тот для него, машины, что-то значил...
Андерсон ухмыльнулся иронично, чувствуя, как в груди теплится неожиданным ярким огоньком всепоглощающая нежность. Пусть чувства Коннора к нему не больше, чем сбой в системе, но это определённо самая чистая и искренняя любовь, которую Хэнк только получал за всю свою жизнь. Непонятно, за что к нему снизошёл этот удивительный андроид, с ног на голову перевернувший всё его существо...
Поддавшись магии романтического момента и неясному порыву проявить свои чувства, Андерсон подошёл к Коннору, увлечённому процессом готовки. Мягко обнял его со спины, сложив широкие ладони на плоском животе, и нежно прижал к себе. С чувством вжавшись своей небритой щекой в чужой висок, защекотал бородой нечувствительное симпатичное лицо.
Коннор замер под прикосновениями так, словно оценивал ситуацию, и Хэнк, бережно прикоснувшийся губами к чужому уху, понял — так и было. Диод на виске андроида замерцал энергичнее, уходя в жёлтый, но скоро снова вернул себе спокойный голубой цвет.
«Механический говнюк... какого хрена он такой горячий, даже когда стоит с этим своим невозмутимым видом?»
Пользуясь моментом чужого бездействия, Хэнк придвинулся плотнее. Опустил губы на открытую шею, уткнувшись носом в кромку волос, и невинными поцелуями повёл ниже, по дорожке трогательных родинок. Грубые пальцы непроизвольно сжали безразмерную толстовку, зарылись в ткань, что лишними складками болталась на гладком животе Коннора, отчего тот казался сладким призом, замотанным в толстую упаковку – хотелось снять её побыстрее, приблизиться к вожделенному телу… И Андерсон ловко нырнул ладонями под одежду, сразу же ощущая кожей тёплый корпус. Синхронно с этим лизнул андроида за ухом, в который раз отмечая, что на языке не остаётся ничего: ни естественного человеческого запаха, ни солоноватого привкуса пота… Идеальное тело с идеальным разумом.
— Лейтенант, вы отвлекаете меня от приготовления пищи, – осторожно заметил Коннор, попытавшись отстраниться от ласки, на что Хэнк ловко придавил сильнее, вжавшись в его ягодицы пахом. Голос Коннора чуть дрогнул, когда он продолжил, в полной мере прочувствовав чужое движение. – Я думаю, целесообразней будет повременить с этими действиями и дать мне закончить. Вы голодны.
— Ага, голоден... — усмехнулся Хэнк в тонкую шею, крепче стиснув бока андроида, — …по тебе! А ну, иди сюда, металлическая задница!
Коннор еле-еле успел скрутить ручку, перекрыв газ, как Хэнк одним резким рывком оттащил его от плиты и грубовато развернул к себе лицом. На ходу поймав приоткрытый в удивлении рот своим, увлёк андроида в страстный поцелуй, и, пытаясь не запутаться в своих-чужих ногах, повёл того спиной вперёд, толком не глядя куда.
Лейтенант дотолкал Коннора до ближайшей стены и, в порыве страсти едва не отфутболив ногой миску Сумо, властно припечатал его к поверхности, моментально накрыв своей тушей. Всё в голове заволокло туманом, и Андерсон, продираясь разумом сквозь пожирающее его желание, даже удивился — он не думал, что будет способен на такое бурное проявление страсти после настолько выматывающего дня!
Но изумление быстро растворилось в кипящем вожделением сознании мужчины. Он был полностью поглощён вкусом синтетических губ, и приятным ощущением вьющегося ладного тела под собой, околдован внезапным похотливым порывом. Хэнк не был способен отказать себе в том, чтобы всецело не наброситься на юного паренька, оставив за бортом разума все поднадоевшие за вечер вопросы и сомнения. Ничего не было нужно – лишь хищно терзать податливый рот своим, прижиматься плотно к несопротивляющемуся андроиду и бесстыдно исследовать его резвыми морщинистыми ладонями.
Коннор отвечал на рьяные ласки человека с таким же ажиотажем: раскрывал рот шире, углубляя поцелуй, без застенчивости отвечал — пролазил своим гладким языком в ротовую полость Хэнка, где игрался с чужим – мокрым и жарким. Руки Андерсона блуждали по корпусу, и Коннор обвил напарника своими собственными за шею, а следом фривольно закинул ногу на чужие бёдра. Однако Хэнк отстранился, не позволив андроиду своевольничать. Он выпутался из объятий и сбросил с себя чужую конечность, а следом настойчиво, но не грубо развернул недоумённого Коннора на сто восемьдесят градусов и практически с силой вжал его лицом в стену, беспардонно навалившись сзади. Хрипло напряжённо выдохнув, мужчина притёрся пахом к чужим упругим ягодицам, выглядывающим из-под задравшейся толстовки. С чувством прикусил за загривок, словно хищник, наконец-то дорвавшийся до желанной прыткой добычи. Ощутил, как под зубами промялась искусственная кожа. Параллельно с этим толкнулся бёдрами вперёд, имитируя резкие фрикции.
Коннор не рыпался. Он, словно смертельно перепуганный зверёк, попавший в капкан, уже и не видел смысла сбегать из чужих рук, понимая, что сопротивление бесполезно. Лишь имитация учащённого дыхания выдавало волнение девианта, да диод, что на уровне глаз Хэнка беспокойно мерцал золотым цветом.
Андерсону, вопреки ожиданиям, не хотелось сегодня доходить до конца и превращать этот импульсивный страстный порыв в полноценный секс. Хотелось чего-то другого, более лёгкого, но такого же яркого и душного – петтинга, чтобы жаться в углу, как пубертатные подростки на алко-вечеринке. Чувствовать друг друга, но не заходить за грань позволенного, не переступать тонкую черту. Хэнк чувствовал тянущее напряжение в собственных трусах — у него привстало, но сейчас куда лучше было просто потереться о чужую задницу через слой белья, подержать в руках худое искусственное тело, помять меж пальцев мешковатую ткань и зацеловать белую шею, гладкие щёки, чувственно приоткрытый рот…
Волнение Коннора, эта мнимая доступность тела, осознание того, что он может взять его, но не станет… Всё это только сильнее распаляло мужчину, дарило неясный лихорадочный азарт, скручивающийся внизу живота болезненным возбуждением. Липкие от напряжения ладони лейтенанта схватились за талию девианта, потянули его на себя, притискивая плотнее. И Коннор, без слов догадываясь, что от него требуется, выгнулся в спине, запрокинул голову. Хэнк поддался вперёд, чтобы поймать очередным поцелуем чужие губы, как…
Уютную тишину кухоньки вдруг прорвал дикий визг, оглушивший Андерсона на правое ухо. Коннор орал во всё своё механическое горло так громко, что, кажется, стены затряслись, а вся стеклянная посуда не полопалась лишь чудом.
Хэнк, ни капли не понимая, что происходит, отлетел от девианта, как от огня, и едва не сбил собой кухонный стол, наткнувшись на него бедром. Его сердце за секунду разогналось до такой степени, что в висках глухо застучала кровь, а в груди заломило настолько сильно, что казалось кто-то ломает рёбра с внутренней стороны. Руки пронзил тремор, на лбу выступил горячий пот, но уже не от всепоглощающего возбуждения. Сумо, мигом сорвавшийся со своей лежанки от внезапного крика, беспокойно метался в ногах огромным пушистым торнадо, и, испуганно повизгивая, задирал кверху широкую морду, абсолютно не понимая, что происходит. Андерсон был солидарен в этом со своим псом. Он чувствовал себя так, словно его с головы до ног окатили ведром ледяной воды, и теперь он задыхался, как выброшенная на берег беспомощная рыба.
Хэнк ошалело смотрел в лицо Коннора, выражающее лишь лёгкую озабоченность, и едва не свалился там же, где и стоял, всё-таки заставив ножки стола с мерзким звуком прокатиться по напольной плитке, когда девиант обеспокоенно двинулся к нему, грустно сложив бровки домиком и примирительно выставив руки открытыми ладонями вперёд.
— Лейтенант, вы в порядке? – Коннор серьёзно спрашивал это у него после того, как САМ повёл себя настолько странным образом?! Это всё походило на какую-то больную и жестокую шутку. — Ваш пульс сильно участился, а давление подскочило... Я бы порекомендовал вам успокоиться и…
— Что это за хрень была?! – громко выкрикнул Хэнк, игнорируя чужие слова. Девиант выглядел обеспокоенным. Он недоумённо моргнул своими кукольными глазками, подступая на шажок поближе, но Андерсон дёрнулся, и Коннор замер, прервав попытку приблизиться.
— Симуляция, — ответил на полном серьёзе так, словно это могло объяснить весь тот кошмар, что он устроил, – я подумал, что так будет лучше.
— Что? — не понял мужчина, жадно хватая ртом воздух. Его морщинистое лицо нездорово покраснело, и это не могло не волновать андроида, датчики которого фиксировали у человека повышенный уровень стресса. — Какая к чёрту симуляция?! О чём ты?
— Симуляция эмоции возбуждения во время полового акта, – мягко пояснил Коннор, при этом выглядя слегка запутавшимся. Он помолчал, прежде чем продолжить. — Я же всё сделал правильно... Я изучал тематические сайты — люди кричат, когда они возбуждены.
Девиант уверенно кивнул собственным мыслям, будто в доказательство. Но при этом его утверждение звучало так наивно, что Хэнк, когда понял в чём дело, громко и нервно засмеялся, хотя на самом деле хотелось отчаянно зарыдать.
— Знаешь, это было похоже на что угодно, но не на возбуждение, — прокряхтел он, когда приступ внезапного веселья кончился. А следом, покачав косматой головой, запустил руку во влажные патлы и откинул со лба мешающиеся пряди, чтобы лучше разглядеть стоящего перед ним Коннора, плечи которого виновато поникли.
В данный миг Хэнк не видел перед собой ни своего напарника, ни профессионального детектива, ни умную машину… Сейчас, потупив взгляд в пол, перед ним стоял наивный ребёнок, ничего не понимающий мальчишка, который попытался ступить на незнакомую ему территорию и облажался по полной. И это было бы смешно, если бы не было так грустно. Всё похотливое желание и игривое настроение Андерсона растворились, как утренний туман, а вместе с ними ушёл и позитивный настрой. День снова стал ужасным, и на сей раз подпортил его тот, от кого подобного Хэнк ожидал меньше всего.
— Мне жаль, должно быть, я неверно оценил ситуацию… — Коннор признал поражение, попытавшись оправдаться, но почти тут же вскинулся в энтузиазме, блеснув решительными искрами в карих глазах. — Давайте попробуем ещё раз, лейтенант! Только теперь я отрегулирую громкость, и тогда...
Андроид поддался вперёд, дружелюбно распахнув объятия. Он планировал поймать в них Хэнка, словно крупную рыбу в рыболовную сеть, но тот мгновенно отшатнулся, уходя от прикосновений.
— Ну, уж нет! — лицо Андерсона вдруг исказилось в рассерженной гримасе — он прищурил глаза, а его брови встретились едва ли не у переносицы, сделав взгляд недобрым. — Никогда так больше, блять, не делай! У меня чуть сердце не остановилось!
Словно в подтверждение своих слов, он зажал ладонью грудь с левой стороны. Следом двинулся вперёд и прошёл мимо Коннора, обходя его по большой дуге, чтобы наверняка избежать любого физического контакта. Поплёлся в гостиную. Уже когда Хэнк был на пороге, до слуховых датчиков девианта долетело приглушённое: «Дурак механический, в могилу сведёшь… »— и эти тихие, брошенные в пустоту слова были болезненнее изощрённых обзывательств, ведь последнее, чего хотелось бы Коннору, так это смерти Хэнка. Любые, даже косвенные упоминания в шутку о неизбежном конце жизни его человека всегда что-то вспарывали внутри андроида, ломали его изнутри, заставляя испытывать самое неприятное, тёмное и чёрное, словно нефтяное пятно, чувство — чувство всепоглощающего ужаса. И сейчас оно отравленной иглой неприятно кольнуло под тириумным насосом, заставив диод на виске налиться красным, но вскоре быстро исчезло, вернув индикатору голубой цвет, а Коннору – более приятное и привычное ощущение растерянности.
Затихший Сумо лениво махал хвостом, изучая андроида недоумённым взглядом, а потом буркнул ворчливо и выскользнул вслед за хозяином.
Коннор посмотрел ему вслед и вернулся к плите, пребывая в истинном недоумении. На автомате возобновил приготовление пищи, искренне не понимая: в чём же напортачил?..
Он изучил множество источников: эротических книг, статей и порносайтов. Совокупления не вызывали у девианта никаких ощущений, но, как он понял, один из любовников был обязан кричать — это, как бы, показывало то, насколько искусен его партнёр и отображало интерес к процессу. Диод снова замерцал жёлтым. Коннор пытался проанализировать всё ещё раз и увидеть, где допустил ошибку, однако система не выдавала никакого конкретного ответа. По её оценке всё было идеально… Но Коннор же видел, что не было! Это была сущая катастрофа!
Он всего лишь хотел сделать приятно своему человеку, обрадовать его, как-то подбодрить, но вместо этого всё только испортил – разозлил Хэнка и расстроил самого себя. И от этого было очень обидно, ведь Коннор с трудом сживался с собственными промахами и терпеть не мог подобные неловкие ситуации!
Чёрт, иногда с людьми бывало так неоправданно сложно...
Однако, резонно решив, что самобичевание ни к чему не приведёт, и если и есть способ хоть как-то исправить сотворённое, то это попытаться скрасить вечер качественным ужином, Коннор всю свою вычислительную мощь направил на нехитрый процесс готовки. Хотя и возвращался мыслями к наболевшему снова и снова, отчасти выполняя действия на автомате, как бы каламбурно это ни звучало для андроида.
***
Ужин прошёл без эксцессов. Хэнк, по итогу, сделал вид, будто ничего не произошло: они посидели вместе за столом, который был накрыт лишь на одну персону, перебросились парочкой ничего не значащих фраз и послушали галдящий из гостиной телевизор. Андерсон скупо отметил то, что навыки Коннора в кулинарии улучшились, после чего оставил посуду на столе, клятвенно обещая перемыть всё утром. Коннор этим обещанием давно не верил, ведь, как показывала практика, в конце концов этим всё равно приходилось заниматься ему самому. Так что смысла оставлять немытую чашку и тарелку на целую ночь андроид не видел. Ну а уж параллельно с ними можно было перемыть и всю оставшуюся кухню...
Хэнк сразу же после ужина завалился спать, не дожидаясь своего трудолюбивого девианта, решившегося на масштабную ночную уборку. А тому не оставалось ничего, кроме как завершить начатые дела, и тихонько лечь рядом с уже похрапывающим мужчиной, видящим седьмой сон, и, не удержавшись от вольности, украдкой поцеловать его в небритую щёку.
Стоило Коннору устроиться в ворохе одеяла подле сопящего Хэнка, как рядом заскулил Сумо, обращая на себя чужое внимание. Андроид повернул голову на звук и чётко разглядел в клубящейся по комнате темноте пушистый тучный силуэт. Он коротко махнул рукой, подзывая ближе, и пёс подошёл совсем вплотную, заставив Коннора улыбнуться такой собачьей сообразительности. Девиант позволил Сумо уложить голову на край кровати и мягко потрепал его между ушами. В это мгновенье в голове некстати всплыл свой собственный постыдный крик, так перепугавший этого милого здоровяка… Стало немного стыдно, и это отпечаталось в системе очередным программным сбоем. Что ж, сегодня у этого хорошего мальчика было достаточно стресса, и он заслужил быть обласканным. С этой мыслью Коннор добавил вторую руку, орудуя сразу двумя ладонями по морде довольно жмурящегося Сумо.
Этот пёс был удивительным. Он как-то тонко чувствовал царившую обстановку в доме и состояние отношений между Хэнком и Коннором.
Он тявкал и подпрыгивал на мощных лапах, как щенок, когда хозяева дурачились под орущую из колонок музыку, пытаясь то ли танцевать, то ли в шутку бороться друг с другом. Сумо всегда становился частью подобного веселья – метался в ногах, задирал голову, и пару раз даже чуть не свалил Хэнка, поднимаясь на задние лапы, а передними упираясь Андерсону в грудь. Всё это он делал ради того, чтобы обслюнявить чужое лицо, выказав подобным способом всю свою искреннюю любовь и обожание.
Когда же между Хэнком и Коннором случались конфликты, и они расходились по разным комнатам, подчёркнуто игнорируя друг друга, то Сумо становился их связующей нитью. Он бегал от одного хозяина к другому – поскуливал, слюнявил ладони, бросал грустные взгляды из-под собачьих нависших бровей. Если же ситуация, на его звериный взгляд, становилась критичной (а случалось это, когда Хэнк не говорил с Коннором несколько дней), то Сумо брал на себя роль примирителя – хватал Андерсона или Коннора за штанину и упрямо тащил ко второму хозяину. И ничто его не могло остановить – ни упрёки Коннора и слабые попытки сопротивляться, ни удары газетой по морде от Хэнка, ни его отборный мат… А сладить с псом и тому и другому было непросто, всё же тот был крупным животным: семьдесят семь килограмм живого веса и семьдесят четыре сантиметра в холке. Настоящий богатырь из рода собачьих. И вот так, только дотащив на буксире одного хозяина до другого, Сумо, наконец, разжимал челюсти, выпуская ткань. Усаживался важно, и смотрел на них, ожидая действий. И те всегда мирились. Пусть сначала Хэнк жался, чертыхался, нервно взлохмачивал шевелюру, а Коннор отводил глаза, поджимая губы – каким-то образом всё заканчивалось примирительными объятиями и словами извинений.
Сумо гордился собой в такие моменты – он снова был тем, кто восстановил мир в их небольшой, но дружной семье.
…А потом его угощали собачьим печеньем, и пёс был жутко доволен, чувствовал – он поступил правильно.
Сейчас же, видимо, Сумо решил, что хозяева поругались, вот и пришёл успокаивать. Он благодарно облизывал руки девианта, подставлялся под ласку, заглядывал в карие глаза осознанным участливым взглядом. Беспокоился всем своим собачьим сердцем, и искренне пытался помочь. Это трогало до глубины души.
— Всё хорошо, Сумо, не волнуйся, – ободрил Коннор шёпотом, надеясь на сообразительность питомца. — Я обязательно что-нибудь придумаю, Хэнк будет счастлив. А пока иди сюда.
Девиант сдвинулся ближе к напарнику, освобождая немного места, и сенбернар, наплевав на все обычные запреты, забрался на жалобно заскрипевшую кровать. Возбуждённо размахивая хвостом, лёг с краю, ещё больше потеснив Коннора, и уложил передние лапы и голову ему на вздымающуюся от имитации дыхания грудь. Следом сладко зевнул и прикрыл глаза, довольно поскуливая.
Коннор проглотил тихий смешок – подобная непосредственность казалась ему забавной, а следом рассеяно завозил руками по шерсти, наглаживая мягкие собачьи бока.
Он уже предвидел завтрашний день: недовольное ворчание Хэнка с утра и трусящие перебежки Сумо по комнате, в которой они вдвоём снова будут собираться на работу… Но Коннору, бесцельно смотрящему в потолок незаинтересованным взглядом, всё это казалось таким далёким... Ведь в отличие от его домашних, его снова ждала бессонная ночь.