Это всегда был ты

Малфой всегда приходит, когда его накрывает пиздец. Это всегда заметно — то, что он из последних сил старается держаться. С виду он всё тот же — безупречные шмотки, идеально уложенные волосы, высоко поднятая голова и презрительная усмешка. Но Блейз не идиот. Он знает, куда смотреть. Надо быть слепым (или всего лишь равнодушным), чтобы не ощутить, как напряжены его плечи, будто все тяготы мира разом свалились на него, и он чисто из упрямства продолжает гнуть свою линию. Малфой приходит и тянет своё извечное: — Выпьем? Блейз — как и всегда — кивает и улыбается. Как будто он мог когда-то ему отказать. Никогда. И Малфой знает об этом. За ледяным взглядом, за тонной картонного, хлипкого притворства, за слоями шелухи живёт небезразличие. Он упивается им, наслаждается, вливает кайф непомерными дозами в кровь, прекрасно осознавая: ничего больше не будет. И это страшнее всего — отсчитывать секунды до конца, продлевая агонию. Говорить себе: вот он, ещё один день, когда он снова переживает, пережёвывает, переваривает каждодневное безумие с Волдемортом и приходит к нему. Он выбирает его. С виду он всё тот же — ни единого изъяна, совершенство во плоти. Это если совсем не присматриваться, закрыть глаза, отгородиться. У Малфоя синяки под глазами, выделяющиеся ещё сильнее на контрасте с истончившейся, пугающе бледной кожей, и чувство обречённости, живущее в каждом жесте и взмахе палочки. У Малфоя смерть то ли в добрых друзьях, то ли в заклятых врагах, и пока что он обгоняет. Надолго ли? Блейз думать, если честно, боится. — Есть повод? Неопределённый кивок — вот и всё, что ему достаётся. Сейчас он скажет, что Тёмный Лорд дал ему новое задание, будто убить Дамблдора — плёвая задачка по сравнению с его новой сумасшедшей идеей. Или что Люциус совсем спятил, и больше в Малфой-мэнор он никогда не вернётся. Сейчас он снова выпустит наружу всю эту грязь, вывалит беспокойства, поделится тревогами — как всегда, в паре сухих, безжизненных предложений. Иногда Блейзу кажется, что смерть всё-таки ведёт. — Если внезапно проснувшиеся и нахрен мне не сдавшиеся в разгар войны чувства считаются веской причиной, то пожалуй. Тихо-тихо, чудовищно устало и обречённо. Безнадёжно. Несмотря на то, что его неожиданное признание бьёт плетью по сердцу, Блейзу жаль. Он знает чересчур хорошо, каково это. — Настолько дерьмово? Малфой бросает взгляд на него. — Мы по разные стороны, и через это не переступить. — Ну и встрял ты, дружище. Они оба. Влипли по полной. — Ты пробовал поговорить? — Он не станет слушать. Он. Вот как. Блейзу бы сказать, что ошарашен, шокирован, но такое можно было бы ожидать от Пэнс, не от него. Блейзу бы перегореть, переболеть. Если бы только получалось так просто. — Тогда к чёрту всё, Драко. Давай выпьем. — Хорошо, что ты здесь. Увы, ему не оставляют ни единого шанса, и Блейз не уверен, что хочет с этим бороться. Малфой всегда приходит, когда его накрывает пиздец. Малфой всегда приходит к нему.