Это всегда был ты

Утром их пути разойдутся. Утром Билл уедет на стажировку в банк, а он отправится в Хогвартс один. Впервые за много лет займёт место в купе с кем-то из своих однокурсников. И не будет молчаливой поддержки брата, его удивительной чуткости и понимания двадцать четыре на семь. — Не думай. Чарли, перестань, я прошу. Билл губами касается макушки, а он тает. Млеет от ласки и жмётся ближе под бок, как в двенадцать, когда впервые увидел выскочившего из древнего шкафа в комнате Перси боггарта и перепугался до чёртиков. Он так и не признался тогда: его самый большой страх — старший брат, отвернувшийся от него, равнодушный. Быть может, с тех пор всё изменилось, но проверять не хотелось. — Обещай, что будешь по мне скучать. Билл вздыхает тяжело. — Ты рвёшь мне сердце, родной. Он не знает, зачем просит об этом, ведь времени осталось чудовищно мало. Три-четыре часа — и в их комнату ворвётся мама, чтобы разбудить и позвать завтракать. Будет хлопотать и поторапливать со сборами, щебетать о том, как сильно гордится Биллом, как надеется, что и Чарли закончит учёбу в Хогвартсе на отлично и найдёт свой путь в жизни. — Обещай, — повторяет, бросая взгляд на брата. — Обещай, что не забудешь обо мне. Билл смеётся, а в глазах ни искорки, в них тлеет тоска. — Разве я могу? Подтягивает его к себе и позволяет улечься сверху, скользнуть руками под футболку, ощутить жар голой кожи. И тут же отпрянуть. — Ты чего? Чарли подрывается с кровати, в три шага подлетает к комоду, чтобы достать из верхнего ящика тканевой мешочек. Садится рядом с Биллом и вручает ему украшение — серебряную серёжку продолговатой формы. — Должна круто сочетаться с твоими кожаными шмотками и ботинками. Ну как? Билл приподнимается, занимает удобное положение. Возится в свете палочки дольше положенного, но всё-таки меняет скромный гвоздик на его подарок. — Идеально. Спасибо, — отвечает с улыбкой и сгребает его в объятья. С ним привычно уютно и странно тревожно. Сердце колотится, как сумасшедшее. У них обоих. — Обещай, что будешь мне писать. Обещай, Билл. — Обещаю. Они сидят в тишине минут десять или все сорок, или даже пару часов, считая выдохи-вдохи, глупо, по-детски надеясь, что утро не наступит, а им не придётся прощаться. Не придётся отпускать и скучать.