Карамель

— Я тут подумал, — создавая интригу, сказал Артём Игорю, когда они лежали дома в постели у вратаря. — Что любишь меня? — Акинфеев поднял глаза на форварда и выжидающе посмотрел на него, при этом смущаясь. — Бесконечно люблю, — ответил тому Дзюба, хотя хотел сказать не совсем то. — Котик. — Мур, — тихонечко произнёс Игорь и потёрся щекой о грудь Артёма. — Вот же неженка! — двадцать второй номер усмехнулся и погладил Акинфеева по голове. — Я что хотел сказать… Скоро восьмое марта. — Если ты о том, что не знаешь, какие я люблю цветы, то ладно, — Игорь постарался сказать это серьезным голосом, но не мог он быть серьезным, когда рядом был Артём и умилительно смотрел на него. Вот поэтому план и провалился, Игорь смущенно улыбался. — я тебе прощу это на первый раз, ты ведь правда не знал. Мы ни разу речь об этом не заводили. В общем, я люблю полевые ромашки и васильки, мне без изысков. — Дурашка, — Дзюба умилительно засмеялся. — Ты мужчина. Мой любимый мужчина. Но насчет цветов я тебя понял. — А тебе орхидеи нравятся, Тём, я знаю. — Прекрасные у нас, конечно, разговоры. Очень миленько и по-мужски. — Ну не всё же время говорить о футболе и том, как мы друг друга любим, хотя я не имею ничего против. — Ага, и посему цветочки - прекрасная тема. Акинфеев привстал и дотянулся до губ любимого. Сначала он думал, что будет просто милый краткий поцелуй, но в любви строить планы глупо и непрактично. — Ах ты, — Дзюба улыбнулся и разъединил поцелуй, когда понял, что голкипер уже навис над ним и хитро смотрит на него. — Всё ему мало! Форвард обнимает Игоря за торс и притягивает к себе. — Так, один вопрос: Катя с детьми точно не вернётся? — снова спрашивает Дзюба. — Тём, ну ты… — «дебил что ли прерывать такой кайф?» — С Украины резко вернуться, меня при этом не известив, да? — А-а, так они у её мамы что ли? Акинфеев закатывает глаза и решает заткнуть Артёма нехитрым способом - поцеловать. «Очень нам нужно было поговорить и вспомнить о том, о чем, в принципе, и не надо вспоминать в такие моменты» — возмущался про себя вратарь, но вслух ничего озвучивать не стал. — Ох… — застонал Артём и зажмурился от удовольствия. — Тём, ты можешь заткнуться уже наконец? — устало спросил Игорь. — Это - стон, это - другое! — начал настаивать на своем Дзюба. — И вообще… Я же должен как-то комментировать ситуацию. Вот ты как догадываешься, нравится мне или нет? — На лицо твоё блаженное смотрю, придурок. — Что-то ты сегодня какой-то очень грубый котик, Игорёша. — Потому что ты сегодня слишком уж разговорчивый, — громким шёпотом произносит вратарь и накрывает губы форварда своими, тот углубляет поцелуй и наконец умолкает. Дзюба резко подхватил мужчину под ягодицы и приподнял, вставая с кровати. Акинфеев обхватил ногами талию форварда, повиснув на нем, продолжая целовать желанные губы. Нападающий снова опустил Игоря на мягкую кровать, укладывая вратаря на спину и нависая над ним. — Прости, но я выскажусь! — осознав свою вину в излишней болтливости, сказал Артём. — Потому что в последнее время я только и думал о том, как бы грубо отыметь тебя, — тихим сладким голосом говорил голкиперу на ухо Дзюба, носом проводя по акинфеевским скулам. Игорь чуть шире раздвинул согнутые ноги в коленях. — Иногда, знаешь, так хочется… подойти во время тренировки сзади и вогнать член тебе прямо в эту… задницу! Шикарнейшую задницу, так и наплевав на остальных! — Артём провел мокрую линию языком от соска до подбородка и в меру прикусил за нижнюю губу. Игорь не мог сдержать шаткого стона и легко улыбнулся. Теперь Дзюба решил, что нужно перебираться на пол, при этом стягивая Акинфеева (да и всё постельное бельё) за собой. Он сел сзади вратаря и обнял любимого за талию, целуя широкие плечи и лопатки. Игорь кладет руку поверх руки форварда, откидывая голову тому на плечо (всем же плевать, что это вообще-то называется надплечье?). Но Дзюба резко опрокидывается назад, ложась на спину и увлекая голкипера за собой. Тот удивленно смотрит на форварда, не совсем понимая его действий, и молчит, чуть при этом нахмурив брови, но потом усмехается, комфортнее укладываясь на груди Артёма, раздвигая ноги и приподнимается, отчего его задница оказывается прямо над вновь возникшей эрекцией футболиста. — Игорь, где смазка?.. — взглотнув, спрашивает Дзюба. — Открывай ящик, — кивает Акинфеев в сторону тумбочки и сам сдерживает себя от получаемого удовольствия. Артём начинает одной рукой лихорадочно рыться в ящике тумбочки в поисках смазки. Достав её, форвард смазал свой член. Взяв свой смазанный орган в руку, Артём, как бы дразня, провёл им между ягодиц Игоря, видя, как тот выгибается и подается назад, провоцируя к действию. Форвард усмехнулся, увидев наглое и невероятно счастливое лицо вратаря в этот момент. Резко протолкнувшись в голкипера, Артём обнял одной рукой того за талию, прикрыв глаза и негромко простонав. Игорь только сильнее прижался спиной к мускулистой груди форварда, поворачивая голову и целуя двадцать второй номер в правую щеку. — Ты… — опять взглотнул Артём, пытаясь не застонать. — Снова ты со своими вопросами? — возмутился вратарь и дал нападающему понять, что готов к любым его действиям по отношению к нему. Ведь остальные разы ведущим приходилось быть именно капитану… Дзюба начал медленно двигать бёдрами, а Акинфеев двигался навстречу, чувствуя, как мощные руки все сильнее обнимают его; он сам вцепился руками в простыню, которая уже давно съехала с кровати, сжимая и продолжая двигаться навстречу. Игорь простонал, при этом ощутив странную, едва заметную боль в спине и, двигаясь всё быстрее, находя с Артёмом один темп и двигаясь в унисон. Двадцать второй номер сдержанно стонал, все сильнее вбиваясь в голкипера. — Акинфеев, мать твою… Оооох, зачем… — лепетал он, хватая вратаря за бедра и насаживая на свой член, грубо вбиваясь в него, но при этом осознанно и аккуратно впиваясь зубами в мягкую бледную кожу, покрытую лёгкой испариной. С каждым движением Дзюбы Акинфеев стонал все громче, теряя контроль, хотя блестяще умел этого не делать. — Быстрей... Быстрей… Да… — шептал мужчина, насаживаясь до конца на его орган, ударяя задницей о его яйца. Двадцать второй номер точно потерял контроль над собой еще раньше вратаря; Он обхватил одной рукой Акинфеева за грудь, а другой вцепился пальцами в бедро, оставляя кровавые округлые следы от ногтей, начав трахать его на невозможной скорости, вбиваясь в мужчину грубее и жёстче, ещё и меняя угол. Тридцать пятый номер вскрикивал, он так и захлебнулся в своих стонах, когда член форварда прошелся по простате. Вцепившись ногтями в ногу лежащего под ним любимого, Акинфеев начал уже не просто стонать, он почти кричал от наслаждения, бесстыдно ругаясь и не прекращая умолять своего мужчину делать всё быстрее. Дзюба безустанно вскидывал бедра, вцепляясь в самого желанного им человека на свете, шепча на ухо что-то невнятное; он совершенно не отдавал отчет тому, что говорит. Хорошо, что Акинфеев и половины не слышит из-за собственных же стонов и вздохов. Шлепки плоть о плоть и слишком уж громкие и неприличные стоны заполонили всю спальню. Температура в комнате будто поднялась на несколько градусов. Тела футболистов были в холодной испарине. Почувствовав что-то не то, Дзюба обвил пальцами член голкипера, начав стимулировать в такт толчкам, отчего Акинфеев ещё сильнее сжимался вокруг него, и форвард, издав невнятный звук, упал на пол. Игорь буквально через секунду спустился в руку Артёма, запачкав спермой свой же живот. Тридцать пятый номер закатил глаза. Когда Дзюба вышел из мужчины, тот обессиленно упал рядом, утыкаясь тому в плечо и пытаясь перевести дыхание. Кто сказал, что спорсмены выносливые? Переводить дыхание получалось не очень-то и хорошо. Артём откинул смазку, которая каким-то образом прикатилась почти к его голове и схватив простыню, стал бережно вытирать живот Игоря от спермы. — Хорош, — закрыл глаза вратарь и смущённо ухмыльнулся, а у самого едва хватало сил говорить. — О, это что, — словно сонный, ответил Артём и улыбнулся. — высшая похвала от самого господина Акинфеева? — Ой, вот не надо говорить, что я тебя не хвалю? — Да я так… — Как? — Ну типа… А, забей. Я не смогу это объяснить. «Ну типа для какого-то пафоса что ли, подразнить тебя? Не знаю… Будто мы актеры, пробующие на себе всякие роли, потому что играть самого себя как-то надоело. И вот тем более сегодня мы поменялись ролями. Кто-то у нас сегодня пассив. Но кому-то действительно нужно было расслабиться и у него это неплохо получилось. Блин. Подарите мне мозги, я сам не понял, что сказал». — Снимаем сейчас постель, — скомандовал Акинфеев, посмотрев на простыню, запачканную его спермой. — Потому что сам понимаешь, почему. Закидываем в стирку и… позавтракаем? — Ну да, — Дзюба поднялся и сел на край кровати. — Надо кипятком сейчас будет замочить, а то присохнет и кирдык. — Кирдык, Тёма, — наставническим голосом отвечает ему и присаживается рядом голкипер. — будет, если сперму попытаться отстирать в горячей воде. Она начнёт свертываться и всё, её потом фиг отстираешь. Тем более это тебе не трусы, которые выкинул и забыл, и не полотенце какое-нибудь. Это комплект дорогущего постельного белья. — А в смысле, почему она свернётся? Что за бред? — Потому что в составе белок, — сказал Акинфеев с интонацией: «Это же каждый дурак знает, а ты придурок, видимо единственный не знаешь этого, эх, куда я только смотрел», — а он при соприкосновении с высокими температурами сворачивается. — Извините, — обиженно и громко ответил Артём. — Я думал, ты убегал с последних уроков и биологию знаешь на уровне… — он задумался и усмехнулся: — футболиста. — К счастью, последними уроками никогда не были ни биология, ни химия, — Игорь улыбнулся и посмотрел на Дзюбу, который явно оскорбился тем, что вратарь оказался умнее в какой-то области. — Вот и внимал. Как мог... Да ладно, у меня жена просто химик, так что я немало таких крутых трюков знаю, которые в быту помогают. — Это лайфхаки называется, — сказал форвард и гордо задрал нос. — Ой, извините, — передразнил его Акинфеев и улыбнулся. — И вообще, — серьезным голосом сказал Артём и лицо сделал тоже серьезное. — Твоя жена не химик, а футболист, — а здесь он засмеялся. — Это предложение? — пошутил Акинфеев. — Предложение сгонять в Чехию, там расписаться и устроить медовый месяц, — Дзюба вскинул и опустил брови несколько раз. — Ну, или хотя бы недельку. — Будешь ранним утром приносить мне свиную рульку с пивом в постель? — восторженно спросил Игорь. — Дуралей, — Артём засмеялся и поцеловал вратаря в губы. Затем они сняли постельное бельё, положили простыню, запачканную акинфеевской спермой в таз и залили ледяной водой. — Нет, наверное, жена футболиста - это ты, — хихикнул Артём, наблюдая за тем, как Игорь закидывает бельё в стиральную машину. — Почему я просто не могу быть хозяйственным мужем? — Акинфеев улыбнулся, сидя на корточках, запуская программу стирки. — Да можешь, кто тебе запрещает? Я, как любящий муж, только за. — Закон РФ. И в Чехии, наверное, нельзя состоять в двух браках одновременно. — Да мы ситуацию объясним. — А потом ты как это всё объяснишь уже будучи в России? — Игорь, я же шучу, ну, — понуро улыбнулся Артём. — Но женился бы я, не раздумывая, если бы не некоторые «но». — Я понимаю, Тём, я тоже шучу, — Акинфеев встал и обнял Дзюбу. — Так, пойдем умоемся и сходим в душ? И приоденемся. — По очереди, я надеюсь? А то у меня до вечера стояк не пройдёт. — Он у тебя и так не проходит, когда я рядом, — хитро улыбнулся тридцать пятый номер и быстрым шагом вышел из уборной. — Так, а ну иди сюда, вратаришка! — Дзюба засмеялся и выбежал за ним.