Кровь Камня

Лунный свет, словно призрак, сочится в узкие прорези окон Твердыни Наместника. Отголоски волнений, охвативших нижние круги города, продираются сквозь тернии густой предрассветной темноты. Услышанные, толкаются в глухую каменную преграду. Непринятые, падают в пропасть гигантской, раненой в крыло, птицей. — Да здравствует лорд Фарамир! Стылый воздух коридоров звенит от тяжелых шагов. Каждый шаг — безмолвный приказ убираться в Мордор, волоча за собой гремящие цепи и утробные стоны. Пр-рочь! Вкрадчиво шелестит в ответ. Слишком явственно. Этот шелест Фарамир слышит сквозь бешеный пульс в висках и эхо собственных шагов. Острие орочьей сабли рассекло кожу от виска до затылка, когда он лишился шлема, но в кромешной темени, где он и его воины рубили наугад, где не могли видеть врага, не видели друг друга и неба в свинцовых тучах, висящих вечным проклятьем над их головами, он не сразу почувствовал, как теплая кровь стекает по шее и волосам, пропитывает ворот подлатника. В бездне тьмы и отчаяния не видно белесой дымки тумана. Фарамир ощущал ее кожей, пробовал на ощупь лезвием клинка. Рубил на слух. Доверял обонянию, наученному различать в душной застоявшейся вони тончайшие нити запаха, своего и чужого. Кожа, как и вся рана под нею, окаменела. Он не слышит, но чувствует дрожащие, хриплые, призрачные отголоски мертвого смеха. — Дорогу Его Светлости! — Князь вернулся! …омытый нескончаемыми реками. Овеянный мороком последний вздохов, пробитых гигантскими когтями, смятых беспощадными зубами доспехов. Звоном сабель, пронзающих плоть везде, где это было возможно. Болью. Эхом оборванных криков. Леденящим ужасом при приближении тех, кто создан уничтожать силу и убивать дух. Море… …разорванных на части, оскверненных тел. Я слышу море… …крови верных сердец, светлых глаз и голосов, что пели с ним походные песни и исступленно смеялись. Так поют, смеются и шутят лишь однажды. Перед тем, как навсегда уйти… — Мы с тобой! Гондор за Фарамира! …в бездну. Молитвы срываются с губ бесшумным выдохом, безмолвно тонут в гулком отзвуке шагов. Он не уходит. Стоны витают во мраке, обжигая холодом, сковывают стальными цепями предрассветный сумрак. На мгновение жидкие тени принимают призрачные очертания знакомого профиля. Глаза блестят неистово, как блестели при жизни. Когда, неотступно преследуемый славой, он уходил и возвращался с почестями. Снова и снова. — Зло пытается запутать тебя. Оно ломает тебя изнутри, принимая форму, а иногда и овладевая тем, что тебе дорого. Не верь ему. Не поддавайся. Он видел. Всполох света. Тысячи ярких огней в темноте. Всадника… высокого и темного, на светлом — таких давно не знал этот край — как ясный погожий день, коне, воплощении свободы и нездешнего, неукротимого степного ветра. Знакомого… родного до непростительной, постыдной дрожи в слабеющих пальцах. Всемогущий Эру… До слез, жгущих лицо раскаленными концами железных прутьев. — Алассэ... Лишь однажды, но этого было достаточно. Перед взором до сих пор стоит раскрытый в крике рот, чешуя мифриловых колец и воинственный полубезумный блеск в широко распахнутых глазах. Ее глазах. «Минас-Тирит!..» Что-то всколыхнулось в его груди. Взлетело к чернеющим небесам гигантской огненной птицей. Впервые за долгие дни он смог почувствовать миг. Осознать его… «К Вратам! Отступаем! Уходим в Минас-Тирит!.» Прожить этот миг. Тьма. Гибель… крики… холод, пробирающий до костей. Сердце билось исступленно и глухо, подлатник пропитался ледяным потом, а ноющие пальцы сжимали поводья, которых он не чувствовал — такой тяжестью налился зажатый в другой руке привычно холодный и знакомый каждому дюйму его ладони эфес меча. Его догоняли, но он по-прежнему был в седле. Взмыленная лошадь отчаянно несла его к Вратам. — Дорогу Фарамиру! — Дорогу Его Светлости! — Дорогу! Дорогу миледи! Город встретил их за Великими Вратами. Захлебывающийся криками радости и исступления, окружил сотнями тех, кому в глубине души отчаянно хотелось воздать за веру. Терпение. За уставшие голоса, полубезумные улыбки на лицах. За все. — Да здравствует лорд Фарамир! Настоящей победой. — Вернулся… …пропахший вонью разлагающейся плоти когда-то Великого города. Оплота непобедимой страны. Агонией хрупкой надежды. Там, в глубине, таится нечто грозное и неотвратимо надвигающееся. Не дает дышать, хватая со всех сторон. Но Фарамира это не останавливает. — Расступитесь! Дорогу княжне! — Лекарей! Зовите лекарей! Митрандир возник словно из ниоткуда, верхом на гнедом жеребце из стойла в конюшне для простых воинов. — Фарамир! Ответом был долгий тяжелый миг молчания среди криков, плача и тянущихся рук. «Еще немного, и ты упадешь с лошади. Ты и сам это чувствуешь…» «Пропусти меня. Мне не до сочувствий». — Дорогу! — крикнул Фарамир, что было сил, глядя в глаза, похожие на тлеющие угли в полумраке покоев. И толпа подхватила. В глазах штормящим морем бушевала тревога, но все же маг посторонился. Дав коню шенкеля, Фарамир помчался в глубину улицы туда, где мгновение назад еще виднелся рассеивающий темноту, внушающий надежду и кажущийся неземным, свет… — Врачевателей! Скорее! — Миледи! Белый конь-меарас нес ее, прямую и бледную, намертво стиснувшую в ладони факел, нужда в котором давно отпала. Прежде, чем стража расступилась и леди Милгаэриндэ исчезла в глубине улицы, ведущей к верхним ярусам города, лорд Фарамир видел кровь, пропитавшую гладкую белую шерсть на конской шее.

***

В покоях наместника тепло и сухо. Единственная жаровня моргает красными углями в полутьме. Каменные стены, укрытые гобеленами, не слышат ни отдаленных криков, ни тихого плеска воды в Фонтане. Шаг, и бледное суровое лицо застыло в образовавшейся тусклой полосе света. — Владыка… Лорд Дэнетор оборачивается. Темные провалы глаз под седыми бровями смотрят так, как обыкновенно смотрят глаза хищного зверя. Глубокие, привыкшие различать движения в непроглядном, едком, густом, как его собственный взгляд, тумане. Отец…