Русские народные сказки

Когда в двери его номера стучат, Артём не удивляется - он знал, что так будет, и терпеливо ждал этого стука с того самого момента, как вернулся после матча на базу. Было не важно, проиграет ЦСКА или выиграет, Игорь в любом случае пришёл бы к нему. Они не прикасались друг к другу со дня матча с Хорватией. Не виделись друг с другом со дня награждения у Президента. Не говорили друг с другом с того дня, как Игорь объявил о... Стук в дверь повторяется, на этот раз сильнее. Артём вздыхает и опускает босые ноги на пол, поморщившись. Он устал, физически и морально. От матча, от давления тренерского штаба и фанатов (нужна только победа и не меньше), от волнения перед игрой и перед встречей с Игорем, от мыслей о том, что вот сегодня они бились с конями, а завтра уже сборы на товарняк с немцами. Без Игоря. Артём устал и был не в настроении играть в игры. По крайней мере - не по правилам Акинфеева. Когда стук в дверь раздаётся в третий раз, Артём шумно выдыхает через нос, распахивает дверь и натыкается на спокойные (как и всегда) глаза Игоря. На его лице (как и всегда) не дрогнет ни единый мускул. Игорь (как и всегда) собран и сдержан, и вот именно это и выводит (как и всегда) Артёма из себя просто дико. Игорь, видимо, замечает его страшный взгляд, потому что едва заметно щурится и розовеет скулами, однако лицо не прячет, наоборот - с вызовом выпячивает подбородок и глядит в упор. Они сталкиваются глазами, и какую-то минуту между ними происходит молчаливая яростная дуэль. Игорь стоит, засунув ладони в передние карманы, напряжён и закован в свою модненькую куртку как в броню по самую шею. Смотрит хмуро, по-игоревски, как будто, блядь, это Артём всё это время бегал, уходя от разговора, как будто это Артём в их последнюю встречу сказал: "не надо, всё уже", как будто это Артём ошарашил всех новостью об окончании карьеры в сборной. Артём отзеркалил бы эту Игореву позу - вызывающую и оборонительную. Он тоже бы запихнул руки в карманы и вытянулся как струнка. Но вот беда - в его мягких домашних спортивках карманов нет, а если он вытянется ещё, то рискует удариться макушкой о косяк. Поэтому Артём, пободавшись с Игорем взглядами ещё пару секунд, сдаётся (как и всегда), чуть сторонится и пропускает гостя в номер. Игорь слегка опускает плечи, словно выдохнул с облегчением - Дзюбу внезапно пронзает мысль: он что, действительно думал, что Артём его не впустит? - и проходит на середину номера, зябко растирая вечно мёрзнущие пальцы. Вот не лень же было ехать через весь город в Новогорск? Артём-то ладно, у него завтра и так здесь сборы, а Игорь приехал сюда после важного матча, после выматывающих прыжков и сейвов, после быстрого душа и обязательного массажа, когда вроде бы мысли только об одном - домой к жене и детям. А нет, приехал сюда. Игорь, чуть нахмурившись, следит за его реакцией, читает его, как открытую книгу, как умеет только он. Артём тоже уже выучил, что Акинфеев не станет задавать вопросы и выяснять отношения. Это он на поле такой - вспыльчивый и яростный, орёт трёхэтажным матом на своих и чужих, а в жизни он сдержанный и молчаливый, ну чисто каменный идол. И вот на это идолище Артём готов был молиться тогда, после судьбоносно отбитого пенальти, когда он подбежал к нему очертя голову и подхватил на руки. А ведь тогда он и не замечал, какой Игорь был красивый, и счастливый, и богоподобный, потому что тогда они все - и футболисты, и тренерский состав, и болельщики, понятно - ненадолго сошли с ума. Тогда он упивался чистыми неприкрытыми эмоциями, радостью и удивлением Игоря, охуевшего, наверное, с такой же силой, как и Аспас. Он впитывал их подобно губке, чтобы потом, позже, разложить их на составляющие - сияющие глаза Игоря, его широко распахнутый в смехе рот, его маленькие морщинки вокруг глаз, придающие лицу особую прелесть, его тёплые ладони, обхватившие Тёмкину челюсть. Все эти составляющие Артём бережно хранил в памяти и время от времени любовно перебирал, потому что, как оказалось, это было всё, что оставил ему Игорь, который неумолимо и сдержанно, как и полагается каменному идолу, сказал после победы хорватов: Чемпионат закончен, Артём, не о чем тут говорить. И вот теперь Игорь тут, после матча, который был важен для них обоих, который оба стремились выиграть из принципа, на котором Дзюба хотел забить Игорю - не ЦСКА, а Игорю - и который, как Артём чувствовал, раз и навсегда разрешит гештальт между ними. Игорь стоит молча, со стороны может показаться, что даже равнодушно, но Артём знает. Знает, какой пожар обычно кипит в его крови после всех игр, после таких игр особенно, после того, как Артём, пожимая руку вратарю соперников и демонстративно вежливо и клыкасто улыбаясь на публику, сжал пальцы Игоря так, что тот поморщился, и вложил во взгляд презрение, и обиду, и злость, и... приглашение, и просьбу. Артём подходит ближе. В ушах привычно начинает шуметь кровь, как бывает всякий раз рядом с Игорем. Люто хочется поднять руку, провести по скулами, заросшим щетиной, вплести пальцы в отросшие волосы, погладить губы и наконец поцеловать - вспомнить вкус Игоревых губ, ощутить его дыхание на себе. Артём и не думает себе в этом отказывать. Игорь с готовностью открывает рот, впускает и прихватывает Артёмов язык, лижет нижнюю губу. Он тоже долго ждал, по тому, как судорожно его пальцы обхватывают Тёмин затылок, Дзюба понимает, что и Игорю не хватало этого, просто Акинфеев (как и всегда) сдерживается, прячет эмоции и желания под маской холодности. Игорь отступает на шаг и быстро стягивает куртку, шарф, сбрасывает джинсы и принимается за футболку, но Артём коротко останавливает его: - Не торопись... Это первые слова, прозвучавшие сегодня в этой комнате, и Игорь замирает, схватившись за подол. Он озадаченно хмурится, не понимая, почему Дзюба остановил его, разве они оба не одного хотят? Артём кончиками пальцев проводит по линии скул, гладит под челюстью, спускается вниз по шее, с радостью замечая, как на коже Игоря появляются мурашки, и тихонько надавливает на ключицы. - Ты сам пришёл сюда, малыш, - негромко говорит Артём. - Мой дом - мои правила. Игорь пожимает плечами и отпускает футболку. Он спокоен и расслаблен, ошибочно полагает, что у него всё под контролем (как и всегда), но это пока. Артёму не нужна ледышка в кровати, спасибо большое, накушался за всё лето. Дзюба неспешно оглядывает Игоря с ног до головы, вспоминая их торопливые перепихоны (иначе не назовёшь), когда Акинфеев приводил его к себе в номер, быстро скидывал форму, иногда даже толком не приняв душ после тренчи, и молча яростно отдавался ему как в последний раз. Затем, не дав Артёму опомниться-отдышаться, выпроваживал его за дверь до следующего раза. Артём тихо бесился, вбиваясь в податливое, но такое неотзывчивое тело Игоря, поражаясь тому, как тот находит силу воли, чтобы упрямо запирать внутри себя стоны, вздохи и вскрики. Даже кончал он так же - молча, судорожно сжимая в пальцах скомканную простынь. Он почти не давал себя целовать, хмурился, когда Артём пытался ласкать его, выворачивался из объятий и лишь охотно подставлялся, смотря на Тёму тёмными серьёзными глазами. Тактильный Артём буквально умирал от нехватки прикосновений, пальцы дрожали и зудели, так ему хотелось погладить Игоря - везде, а рот наполнялся слюной, так ему хотелось вылизать его - везде. Артёму хотелось слышать Игоря, знать, что ему хорошо, что Игорь хоть когда-нибудь теряет контроль, Артёму хотелось чувствовать дрожь тела, целовать вибрирующее стонами горло, хотелось смотреть, как трепещут ресницы и закусывается губа, хотелось ловить ртом вскрики и сбитое дыхание и - касаться, касаться Игоря. И всего этого Акинфеев его лишал. До сегодняшнего дня. Сегодня Артём решительно был намерен получить своё. Он неторопливо оглаживает пальцами ворот простой чёрной футболки, не касаясь кожи, проводит ладонями по плечам и вдоль боков до самых бёдер, расслабляя. Игорь молча настороженно наблюдает за ним из-под ресниц. Тёма ухмыляется и большими пальцами ласкает соски Игоря - прямо через футболку, едва надавливая, но так, чтобы мягкая ткань дразнила чувствительное местечко. Игорь шумно вдыхает воздух через сжатые зубы, но не отстраняется - покорно стоит, принимает Тёмины правила. Артём улыбается. Он не спеша стягивает с Игоря футболку, отбрасывает её в сторону и с каким-то сумасшедшим восторгом оглядывает взъерошенные волосы, чернильный зрачок, мгновенно затапливающий радужку, и - ну надо же! - румянец, спускающийся от шеи вниз по груди. Артём очень медленно, глядя Игорю прямо в глаза, опускается на колени и садится на пятки. Он не будет торопиться. Сейчас в его руках всё время мира, и он не собирается его упускать. Дзюба проводит всей поверхностью ладони по безволосой лодыжке и довольно жмурится, как кот на солнце. - М-м... Гладенький, как девочка, - почти мурлычет себе под нос, но так, чтобы Игорь обязательно услышал. Игорь слышит. Артём это понимает по крупной дрожи, прошедшей по всему его телу. Артём кончиками ногтей оглаживает косточку у стопы, свод и крупные, тут же поджавшиеся пальцы. Наклоняется и широкими мазками языка лижет ямку колена - она тоже гладкая, нежная и кажется чуть ли не сладкой. Артём прижимается лбом к Игоревым коленям и даёт себе секунду. У него стоит просто до боли, хорошо хоть, домашние штаны не стягивают член, а трусы Артём принципиально не стал надевать. Поэтому при каждом движении член трётся о мягкую фланель, заставляя Артёма стискивать зубы, чтобы не застонать. Он кусает мягкую кожу на внутренней стороне бедра, и Игорь издаёт звук, который бы смогли услышать только дельфины, но Артём доволен и этим, скоро Игорь будет срывать горло, или Артём не достоин носить славную фамилию Дзюба. Светлая кожа завораживает, притягивает взгляд. Кристина, конечно, тоже бреет ноги, но то - Кристина, а здесь - мужчина, крупный, высокий, без капли феминности в себе. Артём прислоняется щекой к бедру и с силой трётся об него, царапая щетиной, оставляя горящее обжигающее ощущение на голой, беззащитной коже, вырывая задушенный вздох. С тайной усмешкой замечает, что пальцы Игоря сжаты в кулак так, что костяшки побелели. Артём приподнимается, и теперь перед его лицом живот, чуть вздрагивающий мышцами, поджарый и тёплый. Дзюба губами проводит по тугой резинке серых хлопковых трусов, снова не касаясь кожи, но опаляя её дыханием. Ему безумно хочется сорвать ненужную тряпку и окунуться лицом в запах, вкус, ощущение Игоря, но пока нельзя. Акинфеев переминается с ноги на ногу, ему не хватает прикосновений, разрядки, но он не смеет - или из упрямства не хочет - попросить. Артём упивается чувством контроля и власти, он ведёт ладонями снизу вверх по ногам и впивается ногтями в ягодицы Игоря, сминая почти до боли и подталкивая вперёд, ближе к себе. Поднимает голову и видит, что Игорь глядит на него сверху, не отрываясь, с широко распахнутыми глазами, и тяжело дышит, беспрестанно облизываясь и шевеля губами, будто пытаясь что-то сказать. И такой он красивый, и возбуждённый, и возбуждающий, и Артём словно видит своими глазами, как постепенно рушатся все Игоревы бастионы. Но Тёма ещё только начал и останавливаться не собирается. Он лижет кожу над резинкой трусов, а затем выдыхает горячий воздух, заставляя Игоря вздрогнуть и прошипеть что-то сквозь зубы, проводит носом над пахом, с наслаждением вдыхая терпкий мускусный запах чужого возбуждения, и с интересом следит за тем, как на серой ткани проступает и расползается капелька предъэякулята. Артём играючи дует и туда, где, он знает, горячо и особенно чувствительно, и Игорь глухо коротко стонет над ним. Дзюба засчитывает себе очко. Правда, это самое очко тут же приходится убрать, потому что от низкого голоса Игоря внутри всё перекручивает и завязывает в узел, и Артёму приходится сделать пару глубоких вдохов, чтобы ему совсем не снесло голову. Он всё же не выдерживает и приподнимается ещё больше, и теперь нога Игоря находится меж его бёдер. Тёма позволяет себе пару раз качнуться вверх и вниз, чтобы ощутить такое нужное сейчас твёрдое трение на своём члене, и Игорь с готовностью ведёт ногой, подаётся вперёд и гладит стопой пах Артёма. Дзюба пару секунд наслаждается этим восхитительным давлением, двигается ритмично, почти незаметно, а затем с трудом отстраняется и принимается выцеловывать живот Игоря, время от времени невесомо прикасаясь губами к его члену, всё ещё скрытому тканью, и оглаживая пальцами поджавшиеся яйца. Игорь уже не сдерживаясь громко дышит, что-то лихорадочно шепчет и, кажется, зовёт Тёму по имени, но тот не обращает внимания. Долго он терпел, не решаясь коснуться так, как хотелось уже давно, теперь очередь Игоря помучиться. Артём стягивает с Акинфеева трусы и принимается трогать его везде, наслаждаясь знакомым запахом пота и геля для душа, гладкостью тела, целуя, куда придётся, оставляя жалящие укусы на разгорячённой коже. Игорь мелко дрожит, тянет к нему руки, но не касается, стонет на одной низкой гортанной ноте, как будто не своим голосом, будто сдерживаясь и не веря, что из его рта раздаётся этот умоляющий требовательный стон. Артём понимает, что Игорь закрылся ото всех не просто так, что он, будучи бессменным капитаном сборной, уважаемым ветераном своего клуба, отцом семейства и просто гиперответственным человеком, не привык терять контроль, не привык быть ведомым и уязвимым. И теперь Игорю страшно. Он боялся отпустить себя и довериться Дзюбе, поэтому Артёму самому нужно постараться, чтобы заставить Игоря довериться. Акинфеев стоит, закрыв глаза, его грудь судорожно и заполошно вздымается, губы искусаны чуть ли не в кровь. Артём тихо смеётся и видит, как от этого на руках Игоря встают дыбом волоски. - Открой глаза, Игорёк, - просит он, но тот не слушается. - Открой глаза и посмотри, что я делаю. Давай, ты же так смело пришёл сегодня ко мне. Игорь с трудом поднимает веки и смотрит на Дзюбу затуманенным взглядом, в эту минуту Артём не уверен, что Игорь понимает, что происходит. Артём поднимается с колен, ведёт ладонь вниз и обнимает ею член Игоря, большим пальцем оглаживает головку, размазывая по ней мутную каплю, и ногтём проводит по вздувшейся вене на стволе. Игорь следит за этим потемневшими яростными глазами, и Артём принимается вдумчиво, со вкусом целоваться и медленно, слишком медленно дрочить ему в такт движения своего языка в Игоревом рту. В какой-то момент Акинфеев со стоном отстраняется и со злостью шипит: - Прекрати издеваться! Но Артём обхватывает его другой рукой за челюсть, некрасиво сминая рот и заставляя заткнуться, и с такой же злостью шепчет в ответ: - Ну уж нет, малыш, так просто ты не отделаешься. Долго ты строил из себя ледышку, а я, может, человек. Я, может, целоваться хочу. Он гладит Игоря по щеке, трётся носом о его нос и добавляет: - Это будет долгая ночь, Игорёк. И она действительно была долгой. Даже под страхом смерти Артём не смог бы потом сказать, сколько раз заставил Игоря кончить и сколько раз кончил сам. Под утро Игорь уже не в состоянии был просить и кричать, а только сорванно дышал и изредка тихо постанывал, когда Артём методично брал его раз, второй, шепча на ухо какие-то глупые нежности, сцеловывая капли пота с его висков и подчиняя себе до самого конца. Когда до будильника остаётся час, Артём лежит на раскуроченной кровати и смотрит, как Игорь хмуро одевается, пытаясь устоять на подламывающихся ногах и завязать шарф непослушными пальцами. Он чувствует, что Игорь в ярости, но понимает, что ярость - это логичный ответ на его, Артёмовы, действия, когда он с упорством тарана пробивал бреши в стенах Игоревой зоны комфорта. Артёму немножко страшно, потому что с Игорем никогда не поймёшь, что будет дальше - вернётся ли он или разозлился настолько, что не захочет видеть Дзюбу примерно никогда. Игорь хрипло откашливается и коротко бросает: - Поздравляю с победой, - и уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Артём со вкусом зевает, сыто потягивается и расплывается в довольной улыбке. Игорь вернётся, теперь он уверен. И в следующий раз Артём сделает так, чтобы он остался.