«Почему вы не спешите уйти?»
— Было что-то еще, что вы хотели сделать? — Мацуо выдыхает, кажется, разочарованно. Наверное, было что-то, что она не смогла разгадать в его плане. Айзен же, смотря на нее, понимал, что девушка смогла раскрыть все, кроме одной детали. Называя все случившееся случайностью, она, должно быть, совсем забыла о самом важном. — Это была ты, — девушка смотрит на него удивленно. — После пары недель в Каракуре, гигай начал обращение моей души в человека. Таковая была воля Хогьёку. Он не хотел оказаться захваченным, потому решил запечатать себя так, как однажды его пытался запечатать Урахара Киске в теле Кучики Рукии. Тогда мы встретились. И одним утром, когда я очнулся в клинике Куросаки, я почувствовал свою реацу. — Де…действительно, — Мацуо вспомнила, как однажды Кьёка Суйгецу рассказала, что причина, по которой она получила эти силы — это ее желание. — Извините. — Часть моей души сейчас не в Сейрейтее, а в тебе. Кьёка Суйгецу, как я понял, может принимать как материальную, так и нематериальную форму. Полагаю, при сильном желании можно делить не только источник духовной силы, но и способности. Не думаю, что за это нужно извиняться, — Соуске чувствует тяжесть на своем плече. Некоторое время Хана молчит. — Значит, это конец? — Верно. — Разве я не могу отправиться с вами в Общество Душ? — Для чего? — он кладет ладонь на ее талию, придерживает. После падает на спину, увлекая девушку за собой. Мацуо слегка озадачена, но все же устраивается поудобнее, ложась чуть ближе к нему. — Я могла бы вам помочь. Здесь от меня мало пользы. Да и я уже не человек. Я могла бы пойти в Академию Духовных Искусств, потом, может… — Тебе не нужно в Сейрейтей. Тем более, в Готей. Тебе нужно остаться здесь, — Айзен был уверен, что о ней будут ходить не лучшие слухи. Был уверен, что Готей-13 будет преисполнен ненависти к Хане. Ведь, в конечном итоге, их связывает больше, чем лишь духовная сила. — Но в том мире, в который я попала… Неужели вы думаете, что у меня есть кто-то ближе, чем вы? Логично, что я не хочу вас отпускать. — Тебе стоило бы ненавидеть меня, — он говорит ей это на ухо. Мацуо чувствует тепло и табун мурашек, пробежавших по спине. Так близко. — Я старалась. Правда. У меня не вышло, — она кладет ладонь на его щеку, немного отстраняется, чтобы видеть его глаза. — Даже если и хотели, вы не сделали ничего для того, чтобы у меня была причина вас ненавидеть. — Как наивно. Это исправимо. — Нет, — она говорит это почти сразу же, как заканчивает фразу Айзен. — Я надеюсь, что нет, — сложно отталкивать Хану. Намного сложнее, чем было оттолкнуть Хинамори. Меч в грудь не вонзишь — рука не поднимается. Сейчас, когда она прямо перед ним, а ее теплая ладонь касается его лица, он думает, что это чувство «нужды» взаимно. Иначе бы не было этого разговора, а было бы «спокойной ночи, Айзен-сан». Не было бы этих объятий: она бы быстро встала и ушла прочь. Не было бы ее мягких губ и этого легкого поцелуя. Ее рука, должно быть, не лежала бы на его шее, а его — на ее пояснице. Она бы не дала стянуть мягкий пояс своей формы и откинуть его куда-то в сторону, оттянуть края накидки, чтобы снять и ее. Он точно не дал бы ей тянуть вниз замок его формы, оголяя кожу, и касаться себя кончиками пальцев, будто обжигая и леденя душу одновременно. Было для Соуске в этом что-то важное. Не пошлое, а интимное. В его постели было столько женщин, но ни одна из них не была похожа на нее. И дело было не в том, что Хана была неуклюжа и зажата, как и подобает любой невинной девушке, но в том, что они преследовали разные цели. Касаясь губами шеи Мацуо, подливая масла в огонь своего желания, Айзен знал, что между ними было понимание. Чувствовал это в ее касаниях, ее кратких вздохах и таких неожиданных для нее, но таких приятных для него стонах. Она никогда не играла, и здесь, он уверен, это все та же Хана. Они хотят лишь одного — побыть ближе друг другу еще немного, пока судьба-злодейка не разлучит их, быть может, навсегда. Хана не знает, чего ей ожидать после этой ночи. Если быть честной, вряд ли так сильно и хочет задумываться. Мацуо знает, что будущее неутешительно. Что, возможно, она в первый и в последний раз видит его таким. Таким открытым и чувственным. Девушка не знает, пройдут ли его руки по ее бокам еще раз, коснется ли он снова ее груди так, чтобы воздух в легких будто застыл, заставляя выгибаться навстречу его губам. Она старается отдать ему как можно больше: прижимается к нему всем телом, зарывается пятерней в его волосах, потягивая их в особенно острые моменты, целует его, когда выдается случай. Открывается ему такой, какой ее никто не видел. В отличие от Ханы, Айзен знает, что после суда он проведет восемнадцать тысяч лет за решеткой, куда ее точно никто не пустит. Его срок не сократят. Потому в момент, когда они становятся единым целым, он хочет, чтобы она его запомнила. Запомнила и больше никогда не встретила кого-то лучше. Ждала и оберегала свою жизнь как зеницу ока, чтобы однажды, спустя восемнадцать тысячелетий, ему было к кому вернуться. Было кого крепко сжать в объятиях. Было с кем поговорить спустя долгие годы молчания и пребывания в мире иллюзий Кьёки Суйгецу. Они держатся за руки, чувствуют нарастающее напряжение между ними. Хана хочет что-то ему сказать, но лишь рвано выдыхает «Айзен» в его губы, прежде чем в очередной раз выгибается подобно кошке. Никогда прежде она не чувствовала чего-то подобного. Он опускается рядом, накрывая обоих и обнимая девушку. — Я рад, что Хогьёку исполнил твое желание, — он заправляет выбившуюся прядь ее волос за ухо. — И я тебя люблю, — она ловит его взгляд и легко улыбается, накрывая его руку своей.///
Утро в магазине Урахары выдалось на редкость ужасным. Пожалуй, это пробуждение и последовавшие за ним события выбили Хану из колеи даже больше, чем ее потуги после путешествия в душу Соуске. В конце концов, все произошло слишком быстро. Первым, что она услышала, выйдя из своей комнаты, были голоса незнакомых ей людей, которые говорили что-то о Мукене и о том, что пора возвращаться. Наспех завязывая волосы резинкой, девушка быстрым шагом шла в сторону кухни, откуда шел звук, чтобы понять, в чем же дело и кто эти люди. — Урахара-сан! Что происходит?! — Мацуо опешила, увидев перед собой с десяток шинигами в странной форме. Их лица были закрыты, видны были лишь глаза. В руках они держали что-то больше напоминавшее посохи с двумя острыми концами, а не мечи. Все стояли рядом с Айзеном, окружив его. Двое мужчин, которых она прежде не видела, развернулись, чтобы посмотреть на нарушителя сего действа. — Мацуо Хана-сан, полагаю? Всегда хотел с вами познакомиться, — розовое кимоно на плечах этого человека выглядело нелепо. — А вы?.. — девушка озадаченно смотрит на него, после на пару секунд переводит взгляд на Айзена, чтобы получить хоть какой-нибудь намек или знак, но ничего не замечает на его спокойном лице, потому снова возвращается к мужчине перед ней. — Главнокомандующий Готей-13, Кьёраку Созоса Шунсуй. Должно быть, вам сильно досталось от всей этой неразберихи. Просим прощения, — он легко улыбается и посмеивается. — Нисколько, главнокомандующий. Что здесь происходит? — К сожалению, мы вынуждены вернуть вашего нового знакомого туда, где ему самое место, — подает голос второй из мужчин, на хаори которого видна цифра «12». Когда он оборачивается и одаривает Хану своей золотой улыбкой, ее передергивает, хоть виду девушка и старается не подавать. — Это надолго? — Кто знает, Мацуо-сан, кто знает, — протягивает Кьёраку. Хана не находит, что бы еще сказать, а потому просто смотрит вслед Айзену, когда того уводят. Когда Сенкаймон за ними закрывается, Хана втягивает побольше воздуха, поворачивается к Урахаре. — Так на сколько? — Восемнадцать тысяч лет, Мацуо-сан, — тихо сообщает Киске, прежде чем похлопать ее по плечу и уйти в другую комнату.///
Состояние прострации настигло Хану намного раньше, чем она ожидала. Она уверена, прошло не больше часа с тех пор, как Айзена увели. Вопрос всплывал сам собой: что же делать? Нет, на самом деле, как быть дальше? Жить с осознанием того, что она его больше никогда не увидит — Хана этого не хотела. Противилась этому каждой клеточкой своего тела и разума, ища пути к отступлению. В конце концов, не может быть так, что нельзя этого исправить. Если она придумает хороший план, то сможет еще раз с ним увидеться, или, что даже лучше, смягчить его приговор. Кому как не ей давать показания по этому делу? Резко поднявшись, девушка быстро направилась в свою комнату, чтобы взять в руки ножны с мечом. Раз уж она обладатель занпакто, логично, что она сможет открыть Сенкаймон и отправиться в Сейрейтей. А там… кто знает, что там ее ждет? Безбашенный план полностью охватил рассудок. Она ему поможет. А если поможет ему, окажет неоценимую услугу самой себе. Руки Мацуо сильно сжимаются на ножнах, она видит, как белеет кожа под металлом. Она смотрит сосредоточенно. Проблем было много: план города, расположение первого отряда, где, в теории, и должен находиться Мукен. Даже потенциальная сложность победы в схватке с настоящими шинигами для нее оставалась за гранью представления. Девушка признавала, что против других богов смерти может не выстоять, ведь за это время приноровилась лишь к способностям обитателей магазина Урахары. «Но попробовать стоит», — Хана поудобнее перехватывает катану и идет в направлении полигона, где места уж точно больше, чем в любой другой комнате. Стоит ли просить Киске о помощи? Наверное, стоило бы. Но Хана не могла знать о настоящих намерениях Урахары: был ли он против или за Соуске — хотя и подозревала, что против, припоминая фразы, брошенные Айзеном в сторону шляпника. Не надеясь на внезапную помощь, Мацуо по пути прихватила пару книжек из библиотеки, где, как ей казалось, она когда-то читала о разделителе миров и о самом Сейрейтее. Лестница под ногами почти закончилась, оставалось лишь найти включатель, чтобы полигон заиграл красками в искусственном освещении. Тем не менее, стоило ей только включить свет, как она сразу же увидела перед собой Йоруичи и Киске. — Вы когда об этом узнали? — Хана начинает осторожно, будто боится, что вот-вот все рухнет. — С самого начала, — замечает женщина, прежде чем поворачивается к Урахаре и кивает тому. — Мы вам поможем, Мацуо-сан.