Железный капитан

"Fifteen men on the dead man's chest— ...Yo-ho-ho, and a bottle of rum! Drink and the devil had done for the rest— ...Yo-ho-ho, and a bottle of rum!" Английская народная

      «Скажи, тезка, зачем ты забрал у меня мою добычу?»       Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что голос представшего предо мной гиганта звучит прямо у меня в голове. Прямо как тогда, при «собеседовании» с моим нынешним патроном. Так что если и были у меня какие-то сомнения по поводу родства этих двоих, то теперь они развеялись окончательно.       А Дагон продолжал терпеливо ждать ответа на свой вопрос. И я, сглотнув, нашел в себе силы ответить:       — Я… — прокашлявшись, предпринимаю новую попытку: — Я и в мыслях не держал отнимать твою добычу, Владыка. Всего лишь хотел… хотел привлечь твое внимание! — нашелся я.       Огромная рыбья голова Дагона наклонилась к плечу, будто изучая меня.       «Не самый лучший способ привлечь мое внимание, смертный» — снова прозвучал бесстрастный голос в моей голове. «Я голоден, а ты прервал мой пир! Разве Ждущий-во-Тьме не говорил тебе, что я не терплю подобного?»       — Он вообще не упоминал о тебе, Владыка, — вымученно улыбнулся я. И что теперь делать? Явно ведь, что Дагон не удовлетворится теперь той девчонкой, которую я столь опрометчиво выдернул у него из-под носа. А значит…       Значит, надо предложить нечто бОльшее.       — Владыка, — начал я, на ходу додумывая свою мысль. — Я и не думал отнимать у тебя то, что принадлежит тебе по праву! Я всего лишь хотел предложить более достойную тебя жертву!       Скорее всего, это был обычный самообман, но на какое-то мгновение в глазах Дагона мне почудился неподдельный интерес. Облизав губы, я продолжил:       — И потому я предлагаю тебе в дар целую деревню сородичей этой недостойной! — махнул я рукой на пленницу, абсолютно безумным взглядом наблюдавшей за нашей беседой в кольце рук Маарио Тентариса. Впрочем, мельком глянув на пошедший со мной отряд «морпехов», я понял, что все они смотрели на развернувшуюся сцену с примерно теми же выражениями на лицах. Сделав страшные глаза Джейни Пайк, я повернулся обратно к своему собеседнику, надеясь, что девушка поняла меня правильно.       «Заманчиво» — тем временем протянул Дагон. «Наш господин говорил тебе, что я делаю для этого мира?»       Я ответил отрицательно, разумно не став напоминать, что, вообще-то, раз Утонувший вовсе не упоминал про существование Младшего Бога, то и о его целях логично не сообщил. Дагон же, кивнув, продолжил:       «Мои хилые человеческие отпрыски… Они оказались слишком слабы для жизни в Море. И потому я отпустил их на сушу, чтобы они набирались сил, постепенно принимая в себя семя моих Первых детей» — при этом он указал на копошащийся у его ног клубок гребней и чешуи — там явно ждали своего часа многочисленные Глубоководные. «Но отпрыски оказались не только слабы, но и глупы! Они заперлись на суше и откупались от моего внимания бессмысленными жертвами!» — громыхнул он. «Я потратил много сотен лет, чтобы неразумные чада были окружены водой… Но поглотить их земли Море не может до сих пор…»       Я почувствовал, как из носа потекла теплая струйка: все-таки этот ментальный монолог сопровождался нехилым давлением на разум. И «говорил» Дагон по большей части образами и объемными картинками, транслируемыми прямиком мне в мозг. Так что историю Тысячи Островов я, что называется, узрел в лицах.       Это немного походило на те видения, что мне насылал Утонувший во время моих сеансов «утопления». Но если Ктулх Кальмарович делал это деликатно и тонко, то его младший сородич буквально таранил мой мозг лавиной накладывающихся друг на друга образов!       Но, несмотря на сумбурность «повествования», основной посыл я понял: обитатели этих мест когда-то поклонялись Дагону, и были им, что называется, «модифицированы» по типу жителей лавкрафтовского Инсмаута. И, как жители того выдуманного городка, обитателей Островов предполагалось превращать в русалок постепенно, понемногу скрещивая их с обитателями глубин.       Но, в отличие от персонажей книг старины Говарда, местные воспротивились своей судьбе. То ли не до конца осознали свое «счастье», то ли сам Дагон слишком топорно давил на них (а судя по манере лезть в чужие мозги — не удивлюсь), то ли все вместе — но проект пришлось заморозить. Так что на данный момент Дагон и Глубоководные довольствуются редкими жертвами, которые попросту и без затей поедают — на что-то большее они вне моря и в отсутствие постоянного поклонения были не способны.       Вот вам и объяснение странной внешности местных обитателей, и их иррациональной боязни Моря. Помнят ведь, черти, что должны этому самому Морю, как земля колхозу! А долги отдавать не хотят.       Наконец, давление на разум поутихло, и я с удивлением осознал, что стою на одном колене и пошатываюсь из стороны в сторону. В глазах плавают разноцветные круги, из носа капает кровь. Но основной посыл моего тезки я уловил: мое предложение ему интересно. Более того: он за это не только пощадит нас, но и готов наградить! Ведь, как я понял, ему уже чертовски надоело год за годом, век за веком, ждать, когда Море, наконец-то, поглотит Тысячу Островов, и непослушные «детишки» вернут должок.       Шторм и скалы!... Если сравнивать общение с Утонувшим и с Дагоном, то последний явно проигрывает моему патрону просто в банальной разумности. Его напор был скорее животным, первобытно-звериным, чем по-настоящему осознанным. Куча инстинктов, подкрепленных божественной силой. Понятно, почему в этом пантеоне рулит мой спрутоголовый друг, а не простой, как валенок, Дагон.       То, что меня и мою команду до сих пор не сожрали, можно списать разве что на то, что мой тезка воспринимает меня как «коллегу». Ну, то есть, мы вроде как на одной стороне и служим одному и тому же хозяину…       Это как с собакой. У неё есть только один хозяин, но если тот обозначит, кого можно трогать, а кого нельзя, кто «свой», а кто «чужой» — пес послушается и не будет нападать. Главное — не провоцировать.       Грубое сравнение. Все же Дагон, несмотря ни на что, куда разумнее собаки. Даже зверобог вроде него остается, как ни крути, полноценным Богом. Пусть и помельче, чем Ктулху.       Кое-как придя в себя, я глянул на границу бухточки, где в последний раз видел Дагона. Бурление воды там явственно сошло на нет, а сам великан исчез. Лишь последним уколом в мозг прилетела фраза:       «На третий прилив я буду ждать здесь. Не подведи, тезка…»       Я, тяжело дыша, стер с лица кровь и обернулся к застывшему в немом изумлении отряду. Договор заключен, а значит — набегу быть.       — Джейни, — хрипло позвал я. К чести девушки могу сказать, что откликнулась она сразу же, так что мне не пришлось долго звать. — Приведи людей в чувство. Кажется, у нас прибавилось дел.       Мои люди потихоньку отмирали, судорожно переглядываясь и кидая испуганные взгляды на меня. Я же, кое-как доковыляв до обломка скалы, к которому до этого была привязана аборигенка, упал задницей на мокрый песок и, прислонившись спиной к холодному камню, прикрыл глаза. Мне нужно было прийти в себя.       Наконец, туманное пространство бухточки заполнилось тихим гомоном голосов, что-то шепотом обсуждавших между собой. Вздохнув, я открыл глаза: надо было пресечь возникающие пересуды и панику в самом начале, иначе люди, только что воочию увидавшие самого настоящего Бога, могут и с катушек съехать.       — Джейни, Шогги, Ной, — тихо перечислил я. Указанная троица тут же подскочила ко мне и помогла подняться. Остальные тут же умолкли и во все глаза уставились на меня. Что характерно, у Просоленного при этом глаза горели таким восторженным огнем, что даже мне стало не по себе. Но да от него я иного и не ожидал. — Постройте людей.       Когда десантный отряд, в количестве чуть менее сотни человек, выстроился передо мной, я пару мгновений помолчал. А потом заговорил.       — Сразу отвечу на наиболее очевидный вопрос: это был не сам Утонувший. Лишь один из Его слуг, — при этом я заметил, как у некоторых слегка опустились плечи: то ли разочарованно, то ли облегченно. Я не стал заострять на этом внимание. — Тем не менее, каждый из вас был удостоен сегодня невиданной чести: вживую узреть величие одного из Младших Богов Моря! Более того: узнать из первых рук Волю Утонувшего!       Я сделал эффектную паузу, наслаждаясь разгорающимся фанатичным огоньком в глазах моих людей. Причем, как уже обращенных «ктулхуистов», так и других.       — Сейчас, — продолжил я, — мы пойдем в глубь острова и найдем деревню местных, — кивнул я на съежившуюся в страхе зеленокожую девчонку. — После чего приведем всех, кого найдем там — всех до единого! — сюда. Здесь их уже будут ждать.       Новая пауза, теперь уже поменьше.       — Утонувший — справедливый Бог. И за исполнение Его Воли неизменно следует награда. А потому готовьтесь! Через четверть часа мы выступаем!...              Не знаю, каким уж образом обитатели Тысячи Островов пленяли моряков, которых, по информации из Энциклопедии, потом приносили в жертву Глубоководным, но с тремя сотнями жителей той деревни мы справились силами неполной сотни. Дикари-с, что тут скажешь!       Впрочем, сработал в первую очередь эффект неожиданности: в этих краях вообще мало кто появляется в таком количестве, а уж ранним утром…       Ну и, конечно же, когда я возник перед аборигенами в своем жутком шлеме, все оставшиеся в их головах мысли о сопротивлении, если таковые и были, развеялись как дым. В конце концов, эти люди поколениями жили в страхе перед Морем, которое однажды перешагнет кромку прибоя и явится к ним требовать уплаты долгов. А потому вид существа с жуткой русалочьей личиной, что меряет шагами землю в такой дали от берега, повергло их в ужас!       Я даже на мгновение остановился и, склонив голову к плечу, прислушался к своим ощущениям. По всему выходило, что, несмотря на «эмоциональный насморк», я испытывал чувство… эйфории? Ну да, что-то похожее. Мне нравились эманации ужаса, исходящие от жителей деревни!       Жуткое, пьянящее чувство! Никогда я еще не испытывал подобного. Хотя и на Летних Островах, и в Заливе Работорговцев мы разорили не одно поселение. Может, сказалась близость Дагона и русалочьего города?       Кто может знать наверняка? В любом случае, сейчас мне было, как никогда, хорошо…       Пинками и зуботычинами нам удалось доставить почти всех жителей деревни в бухту, снова осушенную отливом. В прошлой жизни я немного интересовался тематикой колебания уровня моря, периодичности прилив-отлив и прочих факторов, необходимых владельцу яхты. Но в мире Льда и Пламени, где на отдельно взятом континенте зима и лето длятся по нескольку лет, ожидать земной логики и соответствия расчетов было глупо. А уж учитывая, так сказать, мистическую составляющую…       Надо сказать, бунта среди пленников удалось избежать только потому, что они уже были твердо убеждены, что мы-то и есть те самые духи моря, что наконец-то настигли их и теперь тащат в свое подводное царство, дабы примерно наказать. Иначе я не могу объяснить той странной, фаталистической покорности, с которой зеленокожие аборигены опускались на колени вокруг скалы-алтаря и молча таращились на песок перед собой.       Внимательно оглядывая пленников, я заприметил группу морщинистых субъектов в более ярких нарядах, чем у остальных. Если одеяния рядовых, так сказать, членов племени состояло из бело-коричневых перьев, то у этих дедков попадались и красные, и желтые, и еще Шторм знает какие расцветки! Ну и обилие бус с оберегами тоже толсто намекало: передо мной явно что-то вроде шаманов.       Всего семнадцать человек. Незаметно подозвав к себе Шогги и Ноя, я распорядился, и этих субчиков отделили от общей массы. Шаманы пойдут отдельным эшелоном. Остальные будут так, закуской.       Прилив начался как-то даже незаметно. Если бы не внезапно разразившиеся воплями ужаса пленники, я бы, наверное, и вовсе пропустил это славное событие. Впрочем, аборигены вопить-то вопили, но дергаться или тем более убегать куда-то особо не спешили. Понимали, что бесполезно? Нет, скорее уж, просто были настолько парализованы ужасом, что перестали соображать.       Мужчины, женщины, немного детей — племя было не самое плодовитое — тряслись, собравшись узкой кучкой.       Когда вода подобралась почти к самой жертвенной скале, я подал знак Ною и Джейни, и те затянули молитву Утонувшему. Почти сразу к ним присоединились еще несколько голосов:       — Пх`нглуи мглв`нафх Кх`луу`хлуу Р`ли`йьех вгах`нагл фхтагн! — загудели они, отчего по поверхности бухты снова пошла рябь. Двое матросов подхватили первого шамана и потянули его к алтарю.       В руках Ноя мелькнул кинжал — и старик задергался в руках матросов, пока жрец обводил лезвием его лицо. Я спокойно смотрел, как истошно орущего шамана схватили за волосы, чтобы облегчить задачу Ною, который одним слитным, но вместе с тем неторопливым движением снизу вверх снял кожу с лица несчастного!       Племя смотрело на жуткую расправу белыми от ужаса глазами. Я же, проведя ладонью по поверхности бухты, понял, что мы все делаем правильно: гулкие толчки, идущие, казалось, с самого дна, свидетельствовали о том, что Дагон и его Первые Дети довольны нашими действиями.       Я подал знак тащить следующего шамана…              На запад мы отплыли в тот же день, лишь пополнив запасы пресной воды из бьющего в центре острова родника. И стоило нам только отойти от берега, как эскадру окружил промозглый туман, прямо в точности иллюстрирующий название моего флагмана.       Экипажи работали в подавленном молчании. После того, как десант вернулся с вылазки и на все расспросы мог лишь бледнеть и отмалчиваться — неудивительно.       Единственный, кого зловещая атмосфера совершенно не проняла, была Келарра. Но и та вынуждена была отступиться, когда я просто и без затей захлопнул перед её носом дверь своей каюты, буркнув что-то вроде «все потом».       Никто из тех, кто высадился со мной на остров, почти не удивился тому факту, что, когда через несколько суток мы вышли из полосы тумана, то оказалось, что мы практически вышли на рейд возле Лотара. Путь, занявший практически месяц, обратно был проделан за несколько суток.       И в течение этих дней многие из десантной сотни, кто еще не принял веру в Утонувшего, поспешили обратиться к Ною с просьбой утопить их. Что ж, неудивительно, после таких-то свидетельств божественного существования!       Впрочем, так поступили не все, что меня поначалу озадачило. А потом я прикинул: а что такого все они видели? Огромную рыбообразную фигуру, полускрытую туманом? То, как я, попялившись на неё пару минут, вдруг упал на колени и из моего носа потекла кровь? Будь у наблюдателя хотя бы капля скептизизма, он бы со стопроцентной гарантией убедил себя, что все происходящее — игра воображения. И то, что столь многие искренне уверовали после увиденного, свидетельствует о том, что здесь, в мире, не познавшем радости материализма, просто очень высока степень восприятия мистики. Только и всего.       Конечно, то наваждение, что охватило всех нас во время жертвоприношения, проняло моих соратников до печенок! Чего стоило только ритуальное снятие кожи с лиц островных шаманов! Сам я ни разу не говорил Ною или кому-то из команды о том, что Глубоководным придется это по вкусу — да я и сам этого не знал.       Как бы то ни было, что-то, какой-то коллективный морок, поразивший нас в той бухте, подсказал, что это будет правильно — так зверски расправиться над кучкой стариков. И удовлетворенное урчание океана было тому подтверждением…       До этого мы имели дело только с Утонушим непосредственно — а тому было достаточно того, что мы топили пленных. Что мы и сделали с остатками племени. Может, стоило попробовать что-то более изощренное и в обращении к нему? Для разнообразия?       Хотя, учитывая, что впервые за последние два года у меня снова что-то дрогнуло внутри, не стоило пока что увлекаться экспериментами. Тоненькая струна где-то в глубине души — то немногое, что еще осталось от моей человечности и было способно пробиться сквозь ледяную корку, болезненно зазвенела, когда топили женщин и детей. Я, может, и не был в прошлой жизни образцом нравственности, а уж в этом мире и вовсе уже почти превратился в бездушное чудовище, но все же…       Все же были в моей жизни два человека, которые что-то такое сдвинула во мне. Еще там, на Земле. Серега, лучший друг. И Саша, первая и единственная любовь.       Впрочем, именно ради последней я и стал тем, кем стал. Так что тут очень двоякое влияние получается…       Корабли вышли к Лотару и встали на рейд. Я планировал пару дней задержаться, прежде чем идти дальше на запад — в Вестерос. Где я уже наметил себе первую цель для визита. Остров Дрифтмарк.       Владения Веларионов, вассалов Станниса Баратеона.       Что мне всегда казалось удивительным, так это поразительная верность Веларионов Станнису. Вот казалось бы: брат узурпатора, что скинул с Железного Трона их ближайших родственников и друзей Таргариенов — тех, кому Веларионы были верны еще до Завоевания Эйгона. С которыми они, собственно, и приплыли из Валирии. К тому же сам по себе Станнис человек не слишком приятный. Но поди ж ты: по первому зову явились на Драконий Камень, в Битве на Черноводной перли на врага в первых рядах и даже потеряли своего лорда, а потом дошли со средним Баратеоном до самой Стены!       Хотя, возможно, у стоящих за спиной Дейенерис интриганов были причины не посвящать Веларионов в планы по возвращению драконов на Железный Трон. Но поглоти меня шторм, если я понимаю эти причины! Видимо, что-то связанное со стороной, которую приняли предки лорда Монфорда в Танце Драконов.       В любом случае, характеры у Монфорда Велариона и Станниса Баратеона сильно различались. Если последний безоглядно и прямо следовал справедливости (как он её понимал) и любой пират, контрабандист или просто «порочный» человек не мог рассчитывать на его милосердие, то Веларион был все же не столь категоричен в суждениях.       По крайней мере, ходили упорные слухи, что Монфорд Веларион, как и все его предки, сам не чурался контрабанды и пиратства. Особенно сейчас, когда его дом был задвинут на задворки политической жизни Семи Королевств, а доходы сильно урезаны. В конце концов, что делать моряку, если ему обрезали крылья? Правильно, поднимать «веселого Роджера» и брать силой то, что у него отняли.       Но на Дрифтмарк меня вели не только и не столько эти слухи. Я шел туда за наградой, что обещал мне Дагон. Наградой, что, как я понял, могла окупить долгое и выматывающее путешествие в Студеное море.       Я и так знал, что не являюсь первым вестеросцем, что доплыл до таких экзотических уголков известной Ойкумены, как Асшай или Тысяча Островов. Тот же Корлис Веларион, знаменитый путешественник, сделал это задолго до меня. И, как я понял, в своих странствиях он сталкивался и с Глубоководными.       Первые Дети Дагона знали его, как и их Отец. Так что можно было сделать вывод, что ушлый Веларион сумел каким-то образом договориться с русалками и их владыкой — иначе бы он не выжил после их встречи и не заслужил их уважения.       Да, именно уважения. Потому что, вероятнее всего, на Дрифтмарке был спрятано сокровище, которое Дагон подарил Корлису в обмен на некую услугу. Хотя, судя по тому, насколько простые потребности были у рыбомордого Младшего Бога, эта «услуга» наверняка выражалась в банальных человеческих жертвах.       Такие мысли бродили в моей голове, когда я вглядывался в отдаленное побережье Дрифтмарка, сейчас подернутое утренней дымкой. Подходить вплотную к Халлу, городу Веларионов, всей эскадрой я пока не рискнул — характерные очертания моего флагмана могли спровоцировать местных на агрессию. Железнорожденные не слишком часто появлялись в Узком море, тем более в заливе Глотка, где легко можно было нарваться на патрульные галеи того же Станниса. Но это не значило, что местные не были в курсе, что означают косые черные паруса на судне характерных очертаний.       Впрочем, по эту сторону Вестероса основной проблемой были скорее эссоские пираты: выходцы из Вольных Городов и Залива Работорговцев. Так что разбойники с Железных Островов здесь были некоторой экзотикой. Что, впрочем, не отменяло стереотипа, бытующих в Вестеросе: если железнорожденный — значит пират.       Хотя, в том же Солнечном Копье у меня проблем не возникло. Но не стоит забывать, что дорнийцы не сталкиваются с проблемой пиратства в таких масштабах, как лорды западного и восточного побережий королевства — скалистое побережье Дорна не слишком способствует успешным набегам. А потому и относятся там к подданным Кракена хоть и настороженно, но без той паранойи и ненависти, как жители владений, что страдают от морских находников постоянно.       Так что для начала я предпочел заявиться в Халл инкогнито, на борту «Строптивой Гарпии». Корабль Келарры вполне сойдет за мирного торговца — мало ли Лебединых кораблей рассекает Узкое море? А что капитан совсем не похож выходца с Летних островов и судно набито до отказа откровенно разбойничьими рожами — ну так мало ли, что случается на свете? А косые паруса… Мало ли что бывает в этом мире?       Город встретил нас шумом порта и запахом тухлой рыбы. В общем, городок Веларионов мало чем отличался от сотен таких же, разбросанных по всем берегам Вестероса: шумных, грязных и суетливых.       В этом смысле Халл напоминал мне описание Королевской Гавани: грязь и серость внизу, у порта, и возвышавшийся над всем этим величественные стены замка.       Высокий Прилив, замок Веларионов, впечатлял. Среди утренней дымки, скрывающей берег, создавалось впечатление, что его башни вырастают прямо из облаков, а сам он парит в небесах.       Впрочем, волшебство открывшейся картины продлилось ровно до того момента, как ветер разогнал туман и донес до нас запах рыбьей требухи и звуки просыпающегося порта.       На берег мы ступили, когда по пристани уже вовсю сновали рыбаки, вернувшиеся с ночной ловли, и их клиенты, явившиеся в порт пораньше, дабы выкупить свежий улов.       Справа от меня с невозмутимым выражением лица шагал Вик, не желавший оставлять адмирала на враждебной суше одного. Слева расположилась Джейни Пайк, привычно оглядывавшая снующих вокруг людей чуть прищуренным взглядом. За прошедшие неполные два года как-то само собой получилось, что она взяла на себя роль моего телохранителя, иногда передоверяя её Шогги. И, надо сказать, справлялась глава абордажников неплохо. По крайней мере, пару раз она смогла если и не спасти мне жизнь, то уж точно избавить от значительных неприятностей.       О, лица астапорской элиты при моем появлении с ней на пирах в доме мо-Раггоза надо было видеть! Смесь презрения, самодовольства, а чуть позже — и страха. Ну и снисходительные взгляды на маячащую рядом Джейни. Из серии «знаем-знаем, для чего нужны такие телохранители».       Меня даже забавляли эти «понимающие» взоры, хоть как-то развеивая мою скуку во время посиделок с жирными работорговцами в роскошных токарах.       Конечно, более очевидным кандидатом на роль бодигарда был бы Шогги, но в те моменты, когда меня надо было сопровождать — то есть во время схода на берег — он, как правило, был по маковку загружен боцманскими заботами, связанными с ремонтом «Хладного Тумана» и распределением смен среди экипажа.       Халл мне понравился. Во многих портовых городах этого мира я побывал, и большая часть показались мне откровенно мерзопакостными местами. Они либо были слишком сухими, как Солнечное Копье, либо были окружены приторно-ласковым морем, как в случае Летних Островов.       Здесь же, на востоке Вестероса, я ощутил, что вокруг раскинулось более-менее правильное море. Кишащее, будто паразитами, выходцами с зеленых земель, но правильное.       В Лотаре и Браавосе было схожее чувство. Особенно в Лотаре, где, как выяснилось, остались какие-то огрызки веры в Утонувшего. Студеное море вообще очень сильно напоминало мне далекие Железные Острова. Странным чувством родства с хмурым погромыхивающим океаном и холодными скалами. Было ли это следствием близости русалочьего царства или иных причин — не знаю.       Но, тем не менее, даже несмотря на отдельные исключения, Эссос на девяносто процентов оставался теми самыми «зелеными» землями, выходцев с которых железнорожденные презирали. А учитывая, что этот материк скрывал в своих недрах куда большие по территории пустыни, чем весь Дорн вместе взятый, то и сравнивать его с Вестеросом не стоило. Сухость, веющая из Дотракийского моря, ощущалась даже в районе Тысячи Островов, где, казалось бы, безраздельно властвовали русалки.       Так что даже здесь, на Дрифтмарке, меня накрыло острое ощущение возвращения домой. Все-таки домом Дагона Пайка было не Студеное море, а Вестерос. Куда я и вернулся спустя долгие два года странствий.       Я уверенным шагом топал по просыпающемуся Халлу, держа путь к подножию скалы, на которой стоял Высокий Прилив. Нет, в сам замок я пока что идти не собирался. По сути, я и не был уверен, что вообще стоит туда соваться. О чем мне говорить с лордом Монфордом? Не могу же я в лоб спросить: «Вам тут пираты случайно не нужны?». Даже если Веларионы сами промышляют чем-то не очень законным, делают они это под покровом такой секретности, что сам Варис позавидует!       Да и пиратство — вряд ли. Дрифтмарк на протяжении столетий живет торговлей, и если бы лорды Высокого Прилива покровительствовали морским разбойникам, их состояние быстро бы истаяло. Вот контрабанда — да, охотно верю! Десять против одного, что в пещерах под Высоким Приливом есть парочка потайных гаваней, где сгружают и загружают запрещенные товары в обход королевского закона. На одной лишь торговле Веларионы вряд ли бы сумели сохранить свое богатство, особенно если учесть, как обрезали им источники дохода со времен Танца Драконов.       Так что мои интересы на Дрифтмарке пока что ограничивались сокровищами Корлиса Велариона, которые были мне обещаны Дагоном. Благо, путь к ним был выжжен на подкорке сознания настолько четко, насколько это вообще возможно.       Городок по меркам моего родного мира был крошечным — жалкие двадцать тысяч населения. Но для местных реалий это был почти мегаполис! На фоне Королевской Гавани с её пятью сотнями тысяч населения не так много. Но городов, сравнимых по размеру со столицей Семи Королевств, в Вестеросе вообще всего три: Старомест, Ланниспорт и Солнечное Копье. Те самые исключения, что своим контрастом подчеркивают правило.       Если на нас и косились, то больше потому, что в такую рань мало кто, кроме слуг и домохозяек, выбирался в порт. А потому до района у подножия утеса мы добрались сравнительно быстро.       Гостиница, про которую ранее рассказал мне Вик, называлась «Высокий Прилив», и считалась самой приличной в городе. Судя по названию, хозяин либо просто не заморачивался, либо намеренно обозвал свое заведение так же, как замок лорда, намекая, что и обслуживание здесь соответствующее. Хотя, учитывая уровень района, в котором находилась гостиница, и её репутацию, я нисколько не сомневался, что обслуживание здесь действительно на высоте.       Когда мы вошли, от стойки к нам поспешил пухлый субъект пожилого возраста, чье лицо тут же расплылось в широкой улыбке. Впрочем, его глазки тут же забегали, оглядывая наше обмундирование, состоящее в основном из вареной кожи и простого сукна, и улыбка сразу стала казаться приклеенной.       — Чем могу помочь? — натянуто протянул трактирщик с явными нотками пренебрежения. Судя по тому, как он стрельнул глазками в сторону маячивших у противоположного конца зала двух дюжих молодцов, видимо вышибал, он уже прикидывал, как спровадить отсюда троицу моряков, которые, не иначе, с похмела перепутали элитное заведение с дешевым кабаком.       — Почтенный, — спокойным голосом произношу я, в который раз забавляясь, какой эффект производит на людей мой взгляд: встретившись со мной глазами, трактирщик побледнел, будто полотно. — Налей-ка нам пива.       — Да смотри, чтобы нормального, а не этой эссоской бурды! — добавил Вик.       — И жаркого, — улыбнулась своими жуткими рыбьими зубами Джейни, заставив трактирщика побледнеть еще больше.       Впрочем, отдать хозяину гостиницы должное, несмотря на первоначальное пренебрежение и последующий испуг, брошенного мною серебряного оленя он поймал и тут же машинально попробовал на зуб. После чего как-то неверяще уставился на монету, будто перед ним сами Семеро во плоти явились.       — Пива. Ага. Сию минуту! — кивнул он с таким подобострастным видом, будто не он только что чуть ли не сравнялся по цвету с отштукатуренными стенами собственного заведения, и дал знак одному из слуг, что суетились вокруг, готовя зал к началу дня.       Все-таки деньги — удивительная вещь! Вот только что этот человек считал нас уличной шантрапой, а вот уже раздает распоряжения насчет того, чтобы нам приготовили жаркое и налили пива.       Я уселся за столик в углу, так, чтобы за спиной была глухая стена. По бокам от меня расположились мои сопровождающие.       Вик и Джейни с любопытством оглядывались. Оно и понятно: обычно моряки моей эскадры предпочитали заведения куда ниже классом — то есть классические портовые кабаки. А тут — гостиница, остановиться в которой было по карману разве что кому-то из лордов или купцов позажиточней. Да и я в этом мире еще не успел побывать в местах уровня «Высокого Прилива», хоть и, в принципе, мог себе это позволить.       И то сказать: появление в таких пафосных заведениях для человека вроде меня было не только ненужным, но и довольно опасным поступком. Потому что именно в таких местах в основном концентрируются шпионы, работающие на различных «игроков в Престолы». Светиться раньше времени мне было не с руки — и так вскорости мне предстоит влезть в эту самую Игру по самые уши. Дать всяким Паукам, Мизинцам и прочей нечисти возможность изучить меня заранее? Понять, что я представляю собой опасность? Узнать мои слабые места? Нет уж, увольте. Чем дольше я остаюсь в тени, тем лучше.       И, тем не менее, я пришел сюда и пил пиво в компании своего старпома и телохранительницы, оглядывая потихоньку заполняющийся зал гостиницы, надеясь, что шпионы, если таковые и были поблизости, не обратят внимание на, в принципе, ничем не выделяющегося моряка.       Параллельно с этим я размышлял. В буквальном смысле о высоком.       А именно — о Богах и смысле жизни. Точнее, о том, куда эти самые Боги ведут меня и чего в итоге хотят.       Точнее, что нужно Дагону, понятно. Он хочет жрать. Причем не только тела, но и души, и эмоции своих жертв — иначе бы шаманов мы просто отдали русалкам, как Красную жрицу, а не морочились с изуверской казнью.       Что касается Утонувшего…       Изначально я ведь планировал получить в Студеном море ответы на парочку вопросов. В первую очередь, что значит «вернуть Вестерос в море»?       И, надо сказать, некоторые ответы я получил.       Дагон, Младший Бог пантеона Ктулху, тоже «возвращал свое» — то есть территорию Тысячи Островов и её обитателей. Значит, логично предположить, что и Утонувший занимается тем же самым, но по отношению к Вестеросу.       Первые люди поклонялись Старым Богам. Но в их числе были не только лесные боги и духи предков, которым молятся у чардрев. Одним из древних хозяев Вестероса был и Утонувший Бог. А если вспомнить, что вся жизнь изначально вышла из моря, то он, пожалуй, был самым старым из всех Старых Богов. И считал эту территорию своей по праву первородства. Потом уже, когда на сформировавшейся суше выросли полноценные леса, и лесные духи осознали себя как самостоятельные личности, власти Ктулху на суше был положен конец. Что его, само собой, не устраивало.       Так что презрительное название «зеленые земли» могло на самом деле означать «владения Зеленых Богов», территорию детей леса и их древесных покровителей. То есть — тех, кто восстал против «изначальной» морской стихии, кого Утонувший ненавидел за «предательство».       Все это, разумеется, было всего лишь плодом моих фантазий и умозаключений. Ни одного железобетонного факта, только догадки на основе видений и долгих рассуждений.       Дом Хоаров был любим Утонувшим. Как раз потому, что они первыми возглавили некую Реконкисту — отвоевание земель Вестероса у богов суши, «Зеленых богов». Сначала у Лесных духов, а потом — у андальских Семерых.       Но пришел Эйгон Завоеватель со своими — валирийскими — богами. И прежний Избранник Утонувшего сгорел вместе со своим замком — Харренхолом. И Ктулху пришлось отступить обратно в пучину.       До поры, до времени. Точнее, до моего прихода.       Но я отвлекся. А именно — от происходящего.       В видениях, что вложил мне в голову Дагон (грубо и болезненно, как ему это свойственно), было несколько лиц и скала… Скала, местоположение которой мне должны были показать как раз эти лица. Очень занимательные лица, надо сказать!       И одно из этих лиц как раз сейчас вошло в трактирный зал.       — Здоров, Вендел! — махнул вошедшему — такому же толстяку, как он сам — хозяин гостиницы. — Как сам?       — Слава Семерым, неплохо, — выдохнул пришелец.       Они обменялись еще парой ничего не значащих фраз, после чего «Вендел» уселся за уединенный столик и тут же присосался к поданной кружке с пивом.       Я встал и направился к вновь пришедшему.       — Доброго дня, ¬— с самой обворожительной улыбкой произнес я, садясь со своей кружкой пива за стол «Вендела». — Могу я присесть?       Это было либо откровенной наглостью, либо приглашением на разговор. Впрочем, мой собеседник воспринял это именно как наглость.       — Не знаю, кто тебя впустил в это уважаемое заведение, бродяга, — презрительный взгляд на мою потертую форму, — но лучше тебе свалить быстрее, чем я допью это пиво. Иначе…       — А что, если я скажу, что знаю, кто ты? — улыбаюсь я в ответ на явное хамство. И, видя замешательство собеседника, добиваю его: — Это ведь ты — Вендел Сундук, казначей пирата Джейехериса Мертвеца?       Наградой мне послужило совершенно белое лицо толстяка.       Все потому, что, благодаря наводке Дагона, я знал о неблаговидных делишках этого субчика, его членстве в пиратской команде и о том, что Веларионы являются посредниками в сбыте награбленного.       Пиратствовать самостоятельно? Поощрять пиратство в своих водах? Нет, Веларионы не настолько глупы. Но вот скупать награбленное в Эссосе и перепродавать это в Вестеросе — за милую душу!       Особенно если этим занимается один из родственников-бастардов, Джейехерис Уотерс по прозвищу Мертвец.       Его жирный казначей знал, где находится мое сокровище. То, что оставил Корлис Веларион в пещерах под Высоким Приливом. Вендел Сундук, казначей пирата Мертвеца.       Сундук Мертвеца. Как символично! Особенно учитывая, что Дагон посчитал платой за него именно тех семнадцать шаманов, что мы зверски умертвили в Студеном море.       Семнадцать человек на Сундук Мертвеца…       Я гадко улыбнулся и толстяк побледнел еще больше. У нас предстоял долгий и продуктивный разговор…