Feel the beat of my heart.

Lifehouse – Between The Raindrops Минуты ускоряются, превращаясь в часы, затем в постоянный поток времени, порой теряя свое волшебство, лишь на секунды, лишь на моменты, ускользая по узкой тропе, уходя из вида. Воздух словно перемешивается, создавая гармонию между -до- и -после-, между -за- и -против-. И мысли улетают, встречаясь в буре, спутываясь в облаках в непонятную никому субстанцию из букв, запятых и точек, раньше составлявших слова и предложения. Что происходит с этим миром? С каждым разом, сказать что-то, произнести хоть звук становится все сложнее и сложнее. Прикусывая себя изнутри, оставляя кровавые следы, запрещая и останавливая поток, чтобы не вырвалось лишнее. И смущение, чертовой дорожкой покрывает кожу, доходя до лица, окрашивая его в цвет розового заката солнца, и даже вязаный, теплый шарф не помогает скрыть это превращение из спокойствия в нервозность. Он покалывает кожу, своей слегка шершавой тканью, от чего хочется снять и выкинуть куда-нибудь далеко, чтобы больше не доставать и не видеть, он мешает, он даже не подходит к темному, почти черному пальто, руша весь образ, но если им все-таки можно хоть иногда укрыть скромную улыбку от взглядов красные щеки, которые вовсе не от холодного ветра, то пускай остается. Возможно, еще слишком рано для прогулок по пустым улицам. Возможно, еще слишком ледяной воздух для того, чтобы вообще выходить из дома. Он перестал обращать внимание на это. Он перестал обращать внимание даже на то, какой час. Он не замечает, как пальцы немеют, находясь в карманах. Он не замечает, как ноги устают идти по дороге. Он лишь знает, что видит. Он лишь знает, что перед ним идет, тот самый. Изредка оборачиваясь, постукивая мысом ботинка по неровному тротуару, останавливаясь на переходе, возможно, из-за нервов, кто знает. На нем всегда одна и та же куртка, цвета осени, яркая, выделяющаяся на фоне серых, блеклых прохожих, выделяющаяся на фоне его темного пальто. У него всегда слегка растрепаны волосы, кудрями спадая на лоб, и ветер растрепывает их еще больше, становясь угольным гнездом, в который хочется запустить тонкие, холодные пальцы, немного оттягивая, проводя вниз по шее ладонью. На его лице всегда появляется улыбка, когда он смотрит на поднимающееся из-за глубин деревьев солнце, и, кажется, что он сам светится, смотря на него, и, кажется, что он сам излучает свет. И хочется прильнуть, хочется протянуть руки, дотронутся до его лучей, согреваясь. Его путь никогда не меняется, раз, за разом идя по одному и тому же маршруту, каждый день не сворачивая ни в одну другую сторону. Наверное, он уже и сам выучил каждый шаг, каждую тропинку, всю дорогу, от его дома и обратно. День за днем, этот парень приходит к озеру, спрятанному от чужих глаз, за толщами леса, где никто не сможет увидеть. День за днем, этот парень садится на лавочку, расположенную совсем близко к воде, доставая из карманов кусочки хлеба. День за днем, этот парень кормит уток, которые словно зная его, приплывают ближе. И каждый раз, когда хлеб кончается, он вытаскивает из джинс пачку сигарет, выдыхая серый дым, создавая вокруг себя омут. Возможно, он не замечает, как за ним наблюдают. Возможно, он знает об этом уже давно. *** Холодный воздух морозит кожу, щеки стали совсем красными, так же, как и руки, так же, как и все тело. И он знает, что долго потом будет отогреваться дома около обогревателя, под пуховым одеялом и кружкой горячего чая с лимоном, в руках. И он знает, что может простудиться и подхватить насморк, что это не даст ему нормально работать, заставляя сидеть в квартире до полного выздоровления. И он знает, что был, наверное, слишком глуп, одевая то, что попадется под руку первым, чтобы не упустить, и выбор был не лучший, ведь хлопковая рубашка определенно не согреет, даже если сверху одето пальто. И он знает, но не может сдвинуться с места. Не хочет сделать даже шаг, чтобы вдруг не принести в этот расслабленный, спокойный момент, лишнего шума. Он старается согреть свои пальцы дыханием, и попытка за попыткой проваливаются в морозной пропасти. Стоять слишком холодно. Стоять, почти не двигаясь, слишком холодно. Но он продолжает завороженно наблюдать, не пропустить ни одного движения. Какая по счету уже сигарета? Третья? Пятая? Его легкие еще не задыхаются от чрезмерного количества едкой дымки? Много курит, очень много курит. Хочется подойти, и просто вырвать из рук эту отраву, прочистить воздух, прижаться губами и вдохнуть всё в себя, прочувствовать этот вкус у себя на языке, задыхаться от резкого вздоха-выдоха. Хочется подойти, и просто сесть рядом, не слишком близко, перебрасывая мимолетный взгляд с его ботинков на его глаза, с его куртки на волосы, разглядывая, оставляя в своей памяти каждую клеточку, и начиная разговор, даже просто о погоде, не столь важно, лишь бы услышать голос. Хочется подойти, и просто попросить закурить, не потому, что хочется, а чтобы мимолетно коснуться своими пальцами его руки, когда зажигалка откроет быстро огонь и так же быстро закроет, почувствовать его кожу своей, даже если на пару секунд. И кто знает, может, если бы он имел больше смелости, если бы он имел больше уверенности, он бы мог подойти. Может, если бы его колени не немели при одной мысли, если бы его рот не глотал язык, он бы мог подойти. Может, если бы это была другая реальность. Но он ни делает ничего из того, что хочет, что хотел бы. И как только парень поднимается с лавочки, он тоже делает шаги вперед, медленные, чтобы не заметили. Идя вслед за ним, думая, провожая его до дома, не по правде, но провожая из чувства беспокойности, чтобы быть точно уверенным, что все в порядке. Останавливаясь на светофорах, считая секунды, и, кажется, ноги уже совсем отказывают в работе, но он не обращает на это внимания, просто продолжая дорогу. Дверь дома закрывается за ним, и он, бросив последний взгляд на окна, разворачивается, чтобы пойти в совершенно другую сторону, садясь на автобус, пока прохожие сбивают с ног, пока они кричат, шепчут свои ругательства. Это не имеет значения. Сегодня еще один день, когда он смог увидеть его. И кто знает, возможно, у него когда-то будет чуть больше смелости. *** Ожидания оправдываются, и, наверное, работа завтра будет точно пропущена. Он укутан в шерстяной плед, в собственный связанный свитер, и не считаемое количество слоев. Стоит ли это того, чтобы лежать с температурой и заболевшим горлом? Стоит ли это того, чтобы не идти на работу, уступая свою смену другому? Стоит ли этот парень нервов, потраченных на размышления? Стоит ли этот парень стертых до мозолей пяток, заклеенных пластырем? Сколько вопросов, загадок еще он не знает? Сколько времени должно пройти, чтобы он смог угомонить бой своих внутренних часов, колоколами, бившими по сердцу, вызывая что-то странное, необычное, что-то, что раньше не было испытываемо? И сколько времени должно пройти, чтобы невидимые нити, каждый раз не оттаскивали его обратно, на свое место, когда он изредка, возможно, немного решался сделать шаг навстречу? Никто не имеет власть над временем. Он не имеет власть над временем. И, к сожалению, он уже не имеет такую власть над собой, и тем, что он чувствует.