Вильфриннер

— Так вы, значит-ца… — с причмокиванием протянул чванный мужчина, глядя то на документы Роксаны, то на саму девушку сквозь очки с огромными линзами, придерживая те за дужки. Еще бы, с такой массой стекла девушка и сама бы побеспокоилась о том, как не уронить эту махину. — Роксана Садавски. Хочу представлять интересы мисс Ивер в деле о расторжении ею монашеского обета вместе с… рядом других… эм… персон. Но я главная. Скунс, все так же причмокивая, смотрел теперь уже в упор на лисицу, и та немного нервничала. На нервах умело играло всё это место. Обеспечивая роскошью себя, церковь позабыла о том, что в её ведении находится огромное количество контор, в которые приходят с самыми разными вопросами, касающимися правовой стороны. И конторы эти так сильно контрастировали с храмами, что о связи этих мест с чем-то стремящимся к Богу подумаешь в самую последнюю очередь. Вернее, не подумаешь вообще. Тесное помещение, внутри всё из какого-то дешёвого дерева, потёртого и неухоженного. На полу — неуместный засаленный ковер, к тому же еще и грязный. Пол — сплошные доски, от пыли с улицы едва ли не серые. Снимать обувь здесь не стоило — занесешь в каждый участок стопы занозу. То же, впрочем, касалось и стен. Внутри было душно и влажно. И хоть Роксана была очень толерантна по отношению к особенностям других рас, этому мужчине стоило получше следить за своей гигиеной. Свет внутрь попадал только из двух окошек — на двери и за скунсом, потому на столе у того постоянно горела свеча в чёрно-жёлтом подсвечнике. Чёрном — от грязи, жёлтом — от старости. В приёмной из мебели были только старенький диван (на котором как голуби в зиму сбились вместе, сколько уместились, бабули), стол и стул. Стоит ли говорить что-то о них, если Роксана, вопреки своей вежливости, вела беседу стоя. Марион очень хотела участвовать в беседе, но бабушки, увидев ее, тут же попросили почитать им молитву другую, что монахиня и делала. Уж лучше так, чем они будут подслушивать и шептаться между собой. — Расторгнут-ц обет, значит-ца. Занесём в протокольчик. С какой целью расторгает-ца обет? Роксана глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Надо быть достаточно убедительной и подобрать слова. Как ни крути, а этот протокол пойдёт в суд, и за написанное придется отвечать своей собственной головой. Как бы не запутаться в том, что наплёл. — Обет расторгается по причине недовольства службой в церкви с целью обретения свободы от службы и дальнейшей свободной жизни. — А чем она будет занимат-ца после расторжения обета? — Послужит церкви так, как не может послужить на своём нынешнем посту. Мужчина почмокал активнее, как бы размышляя над тем, как записать то, что только что услышал. Роксана искренне надеялась на то, что он записывает слово в слово, потому как некоторые акверриане страдают особой степенью глухоты — слышат всё, а записывают совсем не то, что им было сказано. Поразительная болезнь, лекарство от которой пока, увы, только деньги. Иногда. Лисица, разумеется, не могла учесть всех нюансов, а нюансы всегда появляются, когда дело доходит до суда. До его начала никто о мелочах даже не упоминает, а сам ты в жизни не найдешь ничего в замудренных документах, трактовать которые ещё более сложно, чем Великую Историю. Но у девушки был план, и она даже думала о том, как может всё устроить. Если они выигрывают процесс и Марион расторгнет свой обет, согласно протоколу, она должна поступить на службу церкви не в качестве монахини. И отказать ей не будут иметь права. Поэтому Садавски думала оформить лицензию экзорциста на девушку. И пока монахиня устраивала бы свою личную жизнь, работала, кем хотела, Роксана могла бы воспользоваться её лицензией, так как Марион ей всё-таки будет должна. Но этот вариант у лисы хранился на полочке «Б». Роксана давно уже задумывалась о том, чтобы найти себе напарника. Сначала она думала, что это по-хорошему должен быть мужчина. Сильный, крепкий, и чтобы без дряни в голове. Мужчины-экзорцисты, конечно же, были, только ни один не устраивал Роксану. Она мягко и ненавязчиво за беседой узнавала их планы, и у всех у них была только лишь временная лицензия. «Потому что скоро всё закончится, и об этом мы будем вспоминать, как о страшном сне. А пока есть возможность, надо подзаработать денег». Так говорил каждый. Но Роксана с самого начала понимала, что если за двадцать три года её жизни с демонами ничего не случилось, то и в ближайшее время вряд ли что-либо переменится. Не то, чтобы она была совсем другой. Лисица хотела заработать, но при этом она хотела сделать хоть что-то, чтобы приблизить город к излечению от этой заразы. Если каждый будет перекладывать свою ответственность на другого, то она так и останется лежать, бедная ответственность, посреди улицы, раздавленная чужими страхом и равнодушием. Кандидатуру женщины в напарники Роксана как-то и не рассматривала, и далеко не из-за физических показателей. Лисица и сама могла какому мужлану такой фингал поставить под глазом, что он долго будет сиять синевой на лице. Просто многие женщины-экзорцисты были похожи скорее на красивую упаковку, пустую внутри. Привлекая клиентов и получая деньги, они вдруг куда-то исчезали, не выполняя заказ. А как только заканчивалось действие временной лицензии — церковь уже ничего не могла и не имела права сделать. А те, что действительно делали свою работу, оказывались чрезмерно горды для того, чтобы соглашаться быть напарницей какой-то лисицы, не имеющей своего собственного дома. Впрочем, может девушке просто не везло встретить кого-то достойного. Общаясь всего неделю, Роксана успела по-своему привязаться к монахине. Она не была резкой на слова, во многом не похожа на лису, но девушка в целом презабавная. Как-то раз она пронесла с собой из погреба бутылку вина для Роксаны, с улыбкой сказав, что «Раз монахиня перестаёт быть монахиней, как только подумает расторгнуть обет, почему бы и не пошалить. А им лишним не будет». Марион всегда тепло улыбалась, будто бы наивный ребёнок, и Роксану, в последнее время жутко нервную, это даже немного успокаивало. Не то, чтобы в городе не с кем было поговорить. Вильфриннер — весьма культурный город, который чтит традиции и вообще. Только вот все жители его вдруг перестали говорить о чём-то, кроме того, как же плохо жить, и демоны покоя не дают. Несколько удивительным может быть тот факт, что даже при наличии у многих из них значительного капитала, в исследования корня проблемы никто не вкладывался. Решить единичный случай с помощью экзорциста виделось вполне достаточной мерой в заботе о себе. Марион была другой. Она всегда о чём-то говорила, на отстранённые темы, и Роксане нравилось, что ежиха вырывает её из этого безумного круговорота ситуации, в которой они застряли. Из конторы обе девушки вышли страшно измотанные. В них бы несомненно клокотал гнев, если бы на него вообще были силы. Речь скунса была едва ясна, ровно как и едва ясны были бесчисленные просьбы бабушек. Пока они были в конторе, начало темнеть. Роксана тихо выругалась, глядя на небо, на котором солнца из-за домов видно уже не было. До монастыря Марион было идти относительно далеко, как и далеко идти от него до собственного дома. А в таких сумерках шляться по городу никто не рисковал. Акверриане уже спешили по домам, думая над тем, как бы скорее закрыть окна ставнями и не высовываться до утра. Роксана была бы рада разделиться, да вот только она несла ответственность за монахиню. Причём официально, по составленному в церкви документу. «Как же все любят чёртову бюрократию, чтоб сам он ею подавился», — думала лисица, на прямых ногах быстро шагая к монастырю. — Погоди, Роксана, не иди так быстро! — окликнула её монахиня, и девушка вынуждена была приостановиться. Ежиха догоняла её, приподняв подол платья. — Детка, надо быть быстрее. И вообще, можешь звать меня просто Рокс. Так ведь куда проще, правда? — Гораздо. А ты тогда можешь меня звать… Девушка застопорилась, опустив взгляд в пол. Округлые выпуклые камни тротуара не были интереснее, чем Роксана, но причина такого поведения оказались очевидными. Просто до этого момента по-дружески имя ежихи не сокращали. Либо имеющееся ей не нравилось. — Хм… Марион, Мари… Мари. Нет, тебе не идёт, слишком взросло и женственно. — А я, значит, не взрослая и не женственная? — … тогда, Маря, может быть? Девушка вскинула брови и призадумалась. Роксана прикрыла рот рукой, чтобы не было видно её улыбки, но монахиня в раздумьях поворачивала то правое, то левое ушко. Выглядело со стороны забавно. В конце концов, Марион согласно кивнула со счастливой улыбкой. Роксане все больше начинало казаться, что её подруге серьёзность не к лицу. Подруга. Слово каким-то странным эхом отдавалось в голове, и Роксана никак не могла его распробовать. Так сложились обстоятельства, что с самого детства она была сама за себя. С самого детства она не могла никого назвать другом. Поразительно, что за такой короткий срок она с такой лёгкостью применила к Маре этот термин. — Знаешь, мы можем попросить Наставницу оставить тебя переночевать. Ну, знаешь, попросить убежища на ночь, потому что мы видели что-то страшное. Роксана коротко вздрогнула, когда услышала это. В какой-то момент девушка будто бы отключилась и слышала только свои собственные мысли, хотя Маря, судя по всему, то и дело что-то рассказывала. Они уже были на Миннъеонской площади, которая в последние годы превратилась в барахолку. Как это обычно бывает — кто-то один поставил первую палатку, а на следующий день это сделала четверть города. Миннъеонская площадь была действительно огромна по своим размерам и была в форме круга, из которого небольшими ручейками убегало прочь множество улиц. В самой середине стоял высокий монумент с акверрианцем, застывшим в рывке вперёд с мечом в руке. За ним тянулись другие. Одни сгибались, прячась от страха, другие выглядели вдохновлёнными от лидера и, казалось, вот-вот сорвутся с места, чтобы пойти за ним. Меч указывал в сторону центра города, где находился Главный Храм. Историю статуи все знали. Когда-то давно в Вильфриннере были две влиятельные семьи, которые буквально делили между собой город, заставляя его жителей безоговорочно им подчиняться. Обычные акверриане не могли пересечь условленную границу, хоть и не желали участвовать в господских распрях. В конце концов, нашёлся один, который, стоя на границе владений, толкнул блестящую речь и повёл за собой простых горожан, уставших жить по правилу «оступился — смерть». Именно на этой площади произошла кровавая резня, унесшая множество жизней и изменившая порядки в городе. Все без исключения акверриане смотрели на монумент взглядом, полным уважения. Даже сильные города сего, за много утёкших лет вставшие на место тех, кого когда-то простой народ растоптал ногами. Точнее, раньше смотрели. Сейчас на него не обращали внимания вовсе. Палатки, в которых с приходом нового дня появятся товары, не позволяли этого сделать. Место огромной исторической важности было, как минимум, безбожно унижено. Об этом многие думали. Но никто не говорил. Это было одной из причин, по которой именно это место притягивало демонов. Энергия от нынешних эмоций и событий прошлого делала это место буквально демоническим магнитом, и именно поэтому Роксана, как бы не ценила великий подвиг «предков», подхватила Марю под руку и быстрее потащила её через площадь. Но как порой судьба бывает к нам неблагосклонна! На площади появился какой-то мужчина. Роксана уверенно шагала вперёд, хоть и прекрасно чувствовала его присутствие. Она, кажется, даже ускорила шаг. А вот Маря обернулась, чтобы рассмотреть того, от кого лисица так шустро уходила. Мужчина был на вид простой: в небогатой потёртой одежде и шляпе, среднего роста, немного сутулый. Или он показался ежихе таким из-за того, что шёл, буквально скрючившись. Он слабо передвигал ногами и издавал какие-то странные звуки, походившие не то на стрекотание, не то на рык. Нормальный акверрианец вряд ли бы издавал такие звуки, и похож он был скорее на ходячего мертвеца. Основываясь на этом умозаключении, ежиха сделала весьма простые выводы, и от прикосновения к своим мыслям холодных рук страха она почувствовала, как по коже бегут мурашки. Ей раньше никогда не приходилось видеть одержимых. — Не беги до тех пор, пока я тебе не скажу и постарайся быть спокойнее. Они чувствуют страх и, думается мне, это тешит их самоволие, — в полголоса сказала Роксана, крепко держа ежиху, не то чтобы та не отрывалась, не то чтобы морально её поддержать. — А демоны разве разумны? — О, поверь, еще как. Дойдя до улицы, они прошли пару метров в тени крыш её домов и, как только Рокс дала знак, побежали. Маре было заметно тяжело, по сравнению с лисицей. Она не привыкла к таким нагрузкам за раз в своей размеренной монастырской жизни, не отличавшейся чем-то энергичным. Хотя она была довольно вынослива и, держа свободной рукой подол платья, бежала как могла быстро за Садавски, чувствуя, что в мышцах ног что-то больно тянет. К их несчастью, помимо света угасающего дня и вдруг возникших туч за ними кто-то гнался. Помимо топота от их ног был слышен теперь и громкий вопль одержимого. Роксана обернулась на него, чтобы оценить ситуацию. И, стоило сказать, что догонял он их весьма быстро. — Блять! — выругалась она в сердцах, ускоряясь. Маря, к счастью, обузой не была и умудрялась нестись почти на равных с лисицей. Но это их не спасло. Мужчина, запрыгнув на стену, тут же пополз по ней, кажется, еще быстрее, чем бежал, и уже через пару минут прыгнул перед девушками. Хоть сзади никого и не было, но они оказались в ловушке. От столь быстрого бега обе все никак не могли отдышаться, и только отступали назад, чтобы выиграть себе немного времени. Роксана же оценивала ситуацию. Демон внутри акверрианца был средним, но не слишком слабым. Её этот факт довольно напрягал, учитывая, что она взяла с собой совсем немного святой воды, короткий кинжал и недоученную новую молитву в голове. Впопыхах собираясь в контору, Роксана даже забыла взять обычный крест. Были только чётки. Она корила себя за такую беспечность, но скудная на карманы (да и в принципе не очень-то и блистающая качеством) одежда и маленькая сумка не позволяли переносить с собой большое количество инвентаря. Достав кинжал, который, как Маря потом узнала, был какой-то священной реликвией, Роксана было приготовилась к бою. Если бы она могла подготовиться заранее — провела бы обряд экзорцизма и изгнала бы демона. Оставалось надеяться только на то, что в бою она измотает демона, и он сам покинет тело. Не успела Роксана опомниться, как мужчина живо запрыгнул на стену противоположного дома, с неё — снова на пол, прямо напротив Мари. Мир для Роксаны на миг буквально замер. Она отчётливо видела, как акверрианец отталкивается ногами от скользких камней, летя прямо на монахиню, но от такой быстроты действий лисица ещё не могла сориентироваться. А как Маре было страшно смотреть на оскалившегося одержимого, который вот-вот схватил бы её тонкими, но неакверриански сильными руками, с горящими кровожадными глазами. Повинуясь не то инстинкту, не то какому-то неизвестному порыву, девушка тут же нащупала висевший у неё на груди довольно большой деревянный крест, схватила его и, сняв, вытянула вперед так, как могла, зажмурившись. Но ожидаемого удара не последовало. Одержимый остановился, то и дело крутя головой и выгибая спину вперёд и назад, благо, пока без угрозы для тела. Демон внутри него негодовал, а когда ежиха стала бормотать себе что-то под нос, и вовсе взвыл устами мужчины, раздирая тому горло. От этого крика, кажется, задрожали окна в домах, где из-за ставней не было ничего видно. Роксана решила воспользоваться ситуацией. Она достала совсем маленький кусочек мела, так удачно завалявшийся у неё в кармане, тут же принялась чертить ловушку вокруг демона. Не совсем ровную, но все же действенную. Как только одержимый успокаивался, Маря начинала говорить громче, и волна гнева накатывала вновь, принося бесу новую волну боли. Вот и славно. За своей болью он даёт Роксане закончить свою работу, хоть брыкается и машет руками (один раз он даже заехал лисице по щеке ботинком, но не слишком болезненно). Как оказалось, монахиня читала какую-то молитву. Неудивительно, что на демона она произвела столь сильное впечатление. Пентаграмма была быстро закончена, и Роксана тут же отскочила обратно к Маре, которая хоть и говорила твёрдо, но во всём её виде был заметен страх. Сама — сильно побледневшая, сжимавшая в трясущихся руках свой крест так крепко, что потом будет больно разжимать пальцы. Роксана похлопала девушку по плечу, и та замолкла, в каком-то резком бессилии опустив руки. Настала очередь лисицы действовать. Старое заклинание на латыни было давно ею заучено, и с первых строк одержимый стал бесноваться, а потом и вовсе царапал ногами камень, которым была вымощена улица. Вскоре туча, что плыла за девушками, оказалась над их головами, и стал накрапывать лёгкий дождь. Роксана не прерывала заклинания, наоборот, стала торопливее его произносить, не допуская ни единой ошибки, но мысленно ругаясь. Дождь мог стереть ловушку. Одержимый орал, выкручивался, как змея, пытался расцарапать кожу на лице ногтями, которых уже и не было. Он смотрел на экзорциста со злобой и шипением, но лисицу это нисколько не волновало. Но все прошло удачно. Демон покинул тело акверрианца и был убит. Лежавший на полу мужчина, теперь окутанный мраком начавшегося дождя, стоял на четвереньках, безумно кашляя. Из его рта не переставая текла кровь, он пытался стереть её, но, встав на колени, был способен только на отчаянный вой: страшно болели пальцы, на которых была содрана кожа и ногти. Роксана, присев перед ним на корточки, прочитала короткую молитву и для верности обрызгала святой водой. Он едва понимал, что с ним происходит, свою одержимость не помнил, взгляд его был лихорадочным, почти безумным. Его трясло. Хоть она не была слишком скромной, но постеснялась просить награду с мужчины за спасение его души. Впрочем, тот через боль сам отдал каждой девушке по маленькой монетке. Маря её вернула, а пострадавший не отказался забрать. Дождь в последнее время стал не столько особенностью города, сколько верным признаком того, что на улицу выходить не стоит. И не только из-за того, что он может промочить до нитки. Просто в дождь демоны становились активнее и шанс напороться на них увеличивался в несколько раз. Попадёшь в такую ситуацию — и уже никакой зонтик не поможет спастись. А акверриане потом придумают интересную историю, глядя на то, как твоя кровь убегает вместе с водой по камням в канаву. Не очень романтично. Роксана, исходя из этого знания, буквально тащила онемевшую Марю за собой. Та вышагивала на прямых ногах, всё еще сжимая в руках крест и держа его прямо перед грудью. Да и выглядела девушка слегка омертвевшей, словно из неё душа выскочила ещё быстрее, чем демон из того одержимого. Роксану это раздражало, но она быстро успокаивалась, вспоминая своё первое дело. Экзорцистам часто попадается работа не только с демонами, но и с другими сверхъестественными существами, полтегрейстами, например, или призраками, а иногда исключительно с разбушевавшимся воображением клиентов. И хоть в прямые обязанности это не входило, но экзорцисты брали на себя и такой труд. Церковь об этом не знала, клиенты не знали, что об этом не знает церковь, а лицензия о подобных тонкостях весьма тактично умалчивала. Обычно боевое крещение новичков ремесла приходилось именно на подобные случаи. Роксана много об этом слышала, и надеялась, что с ней будет так, для разогрева. Только вот когда ей в руки буквально впихнули горсть монет девушка была несколько озадачена. Садавски помнила так, словно это было вчера, ледяные руки, безумно трясущиеся, мокрые от пота. Она не посмела отказать за предложенную сумму, и боялась того, что поплатится за это. Расплата не заставила себя ждать — Роксану уже в прихожей ждала привязанная за руки и ноги женщина в ночной рубашке, заплеванной кровью, бледная и растрепанная. Она была похожа скорее на привидение, чем на одержимую. Акверрианка тяжело дышала, и в лёгком хрипе, вырывающемся из горла, был слышен басистый, рычащий, неестественный гул. Роксана с дрожью во всем теле рисовала пентаграмму вокруг кровати мелом, на всякий случай, чтобы не вырвался. В руководстве, составленном церковью для экзорцистов, было написано, что если акверрианец привязан, то и пентаграмма не нужна. Но девушка решила подстраховаться. Молитву Роксана знала наизусть, будто бы всю жизнь каждый день учила её до тошноты. От страха слова не забывались, но начать было боязно. На неё вот так сразу легла ответственность за чью-то жизнь. Лисица обрызгала одержимую святой водой, отчего та начала орать и дёргаться. Молитва изгнания вызвала ещё более бурную реакцию. Женщина так извивалась в постели, что, казалось, скоро вывернет себе что-нибудь. К огромному огорчению Роксаны, к этому всё шло, и одержимую пришлось держать руками, чтобы демон не сломал ей кости или не вывернул шею. Роксана поздно осознала, что вошла в ловушку, а потому стала прекрасной мишенью для демона. Тот незамедлительно вырвался из тела женщины, и в следующий миг Роксана почувствовала, как ей сжимают горло. Ещё через миг — удар затылком об стену. Садавски медленно открыла глаза, и поймала себя на мысли, что не хотела бы это видеть. Она думала, что демон либо похож на призрака, либо это некто копытный с рожками. Но нет. Перед ней была тварь, по телосложению очень напоминающая аквверианца. Смердящими волнами с него стекала густая коричневато-чёрная жидкость, расползаясь по полу. Руками он сжимал ей горло, прижимая к стене, и девушка чувствовала, как дышать становится все тяжелее. Перед глазами упорно темнело, но лисица, еще способная думать, достала из кармана бутылёк со святой водой и выплеснула содержимое демону на лицо. Он взвыл так громко, у Роксаны потом свистело в ушах, и исчез. Только слизь от него осталась. Бывшая одержимая была жива, только очень истощена и напугана. Она рыдала, пытаясь освободиться от верёвок. Садавски даже переживала за её психическое здоровье. Но больше она волновалась всё-таки за себя. Девушка не ожидала, что увидит демона так скоро. От недавней нехватки воздуха все еще болела голова и волнами накатывал кашель, голос стал таким низким, что лиса его едва узнавала. Часто в голову забирались разные мысли. Если бы демон был умнее — он бы убил её еще у кровати. Если бы она была опытнее — не вошла бы в ловушку. Но тогда могла погибнуть клиентка. Всё было так сложно.