***
Вирт-коммутатор в кабинете Коулмана разливался переливчатой мелодией. Уильям Картер в нерешительности замер на пороге, оглядывая пустой кабинет. Все здесь говорило о дисциплинированности, строгости и любви к порядку. Каждый сантиметр кристально-чистого стола, каждая папка в стенном шкафу, подписанная и пронумерованная — благо современные технологии позволяли хранить большую часть данных в электронном виде, здесь остались лишь те крохи, которые по тем или иным причинам не позволялось оцифровывать. Картер немного потоптался в дверях, надеясь, что Коулман где-то неподалеку и непременно вернется с минуты на минуту — вызов дублировался на персональный вирт-браслет, — но после третьего рефрена коммутатора вошел внутрь и прикрыл дверь. Мелодия прервалась. «Странно», — подумал Уильям, растеряно скользя взглядом по обстановке. Глаз невольно задержался на письменном столе, где горел синими буквами голографический экран. Заблокированный, само собой. Задвинутое пустое кресло, опущенные жалюзи на окнах… Картер покачал головой и глянул на часы. Нет, ошибки быть не может. Всегда верный расписанию дня начальник должен был находиться здесь: проверять отчетность, следить за соблюдением режима подчиненными, разбирать редкие жалобы и запросы, переданные от заключённых. На его памяти Ричард Коулман никогда не покидал кабинета дольше, чем того требовал стандартный обход. Экстренная ситуация? Неисправность оборудования? Несчастный случай? Что еще могло отвлечь Коулмана столь надолго? И почему об этом не знает сам Картер, старший надзиратель, его правая рука? Уильям осторожно шагнул к столу. Примостил на краешек тонкий планшетный компьютер с еженедельным отчетом о проверках, на всякий случай еще раз пролистал файл и вновь вернул титульный лист. Всё было в порядке. Однако Картер так и не отнял руки, застыв в позе человека, только что вошедшего в кабинет. Не отчет был причиной его визита. Результаты проверок, опросы служащих, вызывающие сомнения данные с камер и датчиков — все это можно было прислать по почте. В большинстве случаев Картер так и делал, беспокоя начальника лишь по экстренным случаям. Но не сегодня. К этому разговору он готовился почти две недели. Тщательно подбирал слова, продумывал ход беседы, ее стиль и темп, пытался учесть возможные препятствия, вроде лишнего человека или андроида, вызванного по делу, срочного телефонного звонка или отказа Коулмана говорить с ним. И на каждую проблему находилось решение. Кроме длительного отсутствия самого Коулмана, разумеется. Это в планы не входило. Уильям постоял немного, выжидая. На мгновение ему показалось, что за дверью раздались властные шаги хозяина кабинета, но человек прошел мимо, и Картер с досадой понял, что это андроид-надзиратель совершает обход. Он с сожалением посмотрел на планшет, затем на пустое кресло и решительно помотал головой. Он дождется Коулмана. Разговор должен состояться. Вирт-коммутатор затрезвонил снова. От неожиданности Картер вздрогнул, словно ужаленный, и чуть не уронил гаджет. Мелодия вновь поплыла по комнате. «Второй раз звонит, — машинально отметил Уильям, пробежав глазами номер на панели. Незнакомый. — Видимо, это важно». После памятного вечера, когда начальник сам вызвал его в кабинет, Уильям не находил себе места. Обещанная премия упала на банковский счет, однако в душе Картера творилось форменное безумие. Два дня он метался между желанием уволиться или признаться в своих чувствах, два дня не мог спать, представляя, какими будут последствия. В ушах стоял строгий, лишенный эмоций голос Коулмана: «Это был необдуманный шаг, Уил. Боюсь, мне придется принять меры.» Потом страсти начали утихать, но глубоко внутри родилось новое чувство — ревность. Картер ревновал Коулмана к заключенному, к этой занозе в заднице Гэвину Риду. С момента его прибытия в Блуфорд все шло наперекосяк. Дурацкая выходка при выдаче формы, драка в жёлтом блоке, карцер — неприятности и Гэвин всегда шли вместе. Уж если Коулман, этот титан сдержанности и порядка, не справится с ним, то никто не сможет. Однако если поначалу действия начальника тюрьмы выглядели простой игрой, дрессировкой, которой он регулярно подвергал строптивых заключенных, то сейчас его болезненная увлеченность Ридом отдавала одержимостью. Или даже… страстью? Уильям не хотел об этом думать. Нет, только не Коулман. Ричард Коулман никогда бы не выбрал такого, как Гэвин. Только не он, тот, кто каждое утро поднимается как часы, кто неукоснительно исполняет правила и заставляет следовать им других, кто подавляет эмоции, руководствуясь лишь разумом и рациональностью. Ангел порядка и правосудия. В его мире нет места хаосу. И вот, три недели спустя, Картер снова здесь. Пришел расставить все точки над i. Пришел — пусть даже и напрасно — за ответным чувством, за чем-то большим формальных отношений начальник-подчиненный. И даже если сегодня будет последний день его работы в тюрьме Блуфорд, Уильям просто обязан помочь Коулману избежать трясины, в которую его затягивает Гэвин Рид. Вирт-коммутатор стих, но через пару секунд зазвонил снова. Надоедливая мелодия сверлила мозг, и Картер, выждав положенные по уставу пятнадцать секунд, подошел к компьютеру и коснулся пальцем сенсорной панели. — Старший надзиратель Уильям Картер, слушаю, — по-армейски четко представился Картер. Из динамиков раздался незнакомый голос. Уильям внимательно выслушал, задал пару уточняющих вопросов, вежливо попрощался и сбросил вызов. Сердце гулко стучало, ладонь подрагивала от напряжения. Нужно срочно доложить Коулману. Немедленно. Глаза Уильяма расширились. Прежде чем вернуться в исходное, заблокированное состояние, экран на пару секунд моргнул, высвечивая рабочий стол с единственным открытым документом. Всего пару мгновений, но этого хватило, чтобы Уильям Картер узнал причину отсутствия Коулмана. На экране горело уголовное дело заключенного номер GR200, Гэвина Рида.***
— Можешь повернуться, Гэвин, — повторил Коулман чуть настойчивее. Рид бездумно отлип от стены. В голове царила пугающая пустота. За несколько долгих секунд он ощутил целый калейдоскоп эмоций: возмущение, ярость, удивление, страх, унижение и… легкое, тревожащее беспокойство, засевшее где-то под ложечкой. Рид порой испытывал мандраж перед кабинетом стоматолога, но это чувство… было иного рода. И словно в подтверждение его мыслей в животе приятно свело. «Да твою же мать…» Ну конечно. Пресловутая побочка, подарившая «льду» славу наркоты для улетного секса. Кратковременное усиление либидо — именно поэтому «красный лед» завоевал гей-вечеринки и оргии в считанные месяцы. Любители химсекса «догонялись красненьким», иной раз почти до передоза. Это не было темой Гэвина, но коллеги с наркоотдела иногда рассказывали забавные истории с вызовов в дома в частном секторе. Больше всего ему нравилась та, в которой дверь полиции открыл голый чернокожий парень с проколотыми сосками и внушительным стояком. Единственным элементом одежды была полицейская фуражка. Мысли вернулись к Коулману. Господи, кто угодно, только не этот самовлюбленный придурок. В конце концов, Рид просто человек. Каждый, кто пережил пубертатный период, знал каково это, когда тело застает врасплох. Конечно, если не брать в расчет самого Коулмана. У этого стояк наверняка по расписанию. — Думаешь, сможешь меня нагнуть, красавчик? — от бессильной паники Рид перешел в наступление. Ричард педантично закатывал рукава рубашки. Гэвин невольно отвлекся, наблюдая за тонкими бледными пальцами с аккуратно подстриженными ногтями. Не хотелось признаваться, но он был красив. Каждый жест выверен и просчитан до мелочей, каждый вздох отмеряет нужное количество воздуха. — Ты похудел, — вдруг сказал Ричард, и в тоне больше не слышалось начальских ноток. — Чего? — Гэвин непонимающе моргнул. — И волосы отрасли… — Коулман шагнул к нему, осторожно коснулся влажных прядей. Опешивший Рид забыл отстраниться. — Тебя плохо кормят? — Да уж не пятизвездочный отель, это точно. К слову, у тебя походу беды с башкой. Это ж по твоему приказу меня кормят так, точно до меня обед уже кто-то переваривал… — Гэвин наконец обратил внимание на ласкающую его руку и взбрыкнул, подаваясь назад. — Сам попробуй это жрать. Посмотрел бы я на твою рожу, ха. — Тебе стоило сказать об этом, — мягко заметил Ричард. — Слушай, ты, добрый папочка, тебе что, заняться нечем? — Гэвин блеснул белками глаз. Рот кривился в брезгливой усмешке. — А не пойти ли тебе на хер? Меня тошнит от твоих приторно-участливых причитаний. По лицу Ричарда пробежала тень. Ни говоря ни слова, он достал из кармана брюк хирургические перчатки и поочередно стал натягивать. Зрачки Рида сузились. Нервно сглотнув, он всё же овладел собой и нарочито презрительно фыркнул. — Пфк! — Снимай штаны, Гэвин, — это уже не было дружеской беседой. Напротив — жесткий, ледяной приказ. Рид не двинулся с места. Только смотрел на него, ощерившись, как бешеная собака, готовая тяпнуть за руку. — У тебя нет выбора, — Ричард сжал-разжал ладони, проверяя, плотно ли сидит латекс. — Но мы еще можем договориться. Помнишь, мы выучили слово «спасибо»? Рид помнил. Тогда очко было за ним. В медблоке Коулман сравнял счет. Итого ничья. Но в этот раз он определенно собирался выиграть. — Сегодня будет еще одно: «пожалуйста», — продолжал Ричард. — Хера с два. Они стояли друг против друга — непреклонный, уверенный в безграничной власти начальник тюрьмы и сгорбившийся заключенный, готовый дорого продать свою гордость. По шее и плечам Гэвина стекала вода; воротник куртки промок почти насквозь. Его колотила дрожь, но теперь не холод был тому виной. Рид прикинул свои шансы. Их разделяло метра два. Один рывок. Резкий выпад вперед, метнуться вправо — не зря он проводил положенные два часа времени в комнате-симуляторе, а не на тренажерах. Досрочного освобождения ему все равно не светит. Зато хоть выбьет дерьмо из самодовольной рожи. Гэвин напружинился, напрягся, собирая все мускулы в единый механизм. Ноги закаменели, пальцы невольно подобрались к ладоням. Они остались вдвоем. Если он успеет повалить Ричарда, то… Коулман покачал головой. Укоризненно, почти с жалостью. Все произошло за пару секунд. Гэвин прыгнул, как ощетинившийся леопард, быстро и с неукротимой яростью. Ноги вытолкнули тело словно помпа, руки выпрямились, пальцы сжались, готовые схватить противника за горло. Ричард сделал всего один шаг, точно выгадав время. Развернулся, перехватил запястье Гэвина и ловко заломил его за спину. Острая боль пронзила тело. Рид взвыл, запнулся о выставленную подножку и грохнулся на колени, шипя от боли. Тут же попытался вырваться, но тщетно. Хватка у начальника тюрьмы была поистине железной. — Я ведь уже говорил, Гэвин, — Коулман склонился над ним, удерживая захват. Резиновая перчатка делала прикосновение холодным и мертвым; безжизненным, как пластик. — Это – моя тюрьма. А ты — мой заключенный. — Руку… пусти… с-с-сука… — прошипел Рид не разжимая зубов. Боль не ослабевала, накатывала с новой силой. Он натужно сопел и ерзал, пытаясь вывернуться из неудобного положения. Сустав ломило так, что перед глазами мерцали искры. Мутило. Но уступить и признать поражение значило заведомо проиграть эту войну. А Гэвин шел до конца. Давление усилилось. Рид прикусил губу, сдерживая болезненный стон, но подчиняться отказывался. В ушах уже стоял надрывный звон, сердце грохотало. Еще чуть-чуть, и он бы потерял сознание, но в этот момент хватка исчезла. Он был свободен. Гэвин тихо охнул и выпрямился. Осоловело помотал головой, сгоняя блеклую одурь, и поднял на противника рассеянный, но упрямый взгляд. Успей он на пару секунд раньше, заметил бы, как на лице Ричарда проступило изумление. Коулман уважал твердость. Пусть бы даже она граничила с безумием. Но и он не мог сдаться. Пока Рид приходил в себя, с матерным шипением разгибая руку в привычное положение, Коулман бегло осмотрел камеру. Он знал эту каморку лучше своих пальцев — каждый вечер он просматривал записи видеонаблюдения, с пристальным вниманием рассматривая, как Гэвин на видеозаписи лежит на кровати, беспокойно болтая закинутой на ногу ступней; или, подложив локти под голову, разговаривает с виртуальным помощником. Порой смеется, скаля чуть желтоватые зубы, иногда устало ворочается и задумчиво разглядывает потолок. Ричард ловил себя на мысли, что… ревнует? К программе? Эта догадка казалась абсурдной. Со свойственной педантичностью он постарался выкинуть ее из головы, но она возвращалась. Снова и снова. Вот и теперь ему до нелепости захотелось, чтобы виртуальная девушка увидела то, что здесь произойдет. — Что ж, — разочарованно протянул Коулман. — Я надеялся на более… приятную беседу. По-видимому, мне снова придется объяснять. Жаль. Он обернулся к Гэвину, уже поднявшемуся с пола. В серо-голубых глазах блестели лампы. Рид не подчинился, о нет. Он вновь попытается взять над ним верх, но Коулман был готов. Отчасти эта игра ему даже нравилась. Второй рывок Гэвин провел быстрее и жёстче. Он почти сшиб Ричарда с ног, ухватился за левый локоть и повис, блокируя руку. Коулман развернулся и с размаху врезал заключенного лицом в стену. У Рида вышибло дух. Сенсорная панель вспыхнула рыжим оттенком, что-то замигало красным, но тут же пропало. Резкий треск ткани возвестил о том, что рубашка Коулмана не выдержала схватки. На рукаве разошелся шов. Оно того стоило — извернувшийся Ричард теперь оказался сверху, прижимая Рида к стене собственным весом. Гэвин забился, как рыба, пытаясь заехать противнику локтем под дых. Коулман перехватил его предплечье. Внезапно, что-то сомкнулось на левом запястье. Рид не успел осознать, во что вляпался, когда и на правой руке тихо защелкнулась черная полоска. Мгновение позже экран браслетов вспыхнул яркой голубизной, и Гэвин почувствовал, как руки наливаются тяжестью. Странная сила потянула ладони к стене, Рид не смог совладать с нею. Через секунду он стоял, опершись руками о сенсорную панель камеры, распластанный, как муха на булавке, не в силах оторвать ладоней. Они словно прилипли к стене. — Что за херня? — Рид напряг все мускулы, мышцы на плечах вздулись, однако запястья не сдвинулись ни на дюйм. Гэвин крякнул от натуги, но тщетно. — Электромагнитные наручники, — мягко пояснил Коулман, отступая на шаг. — Одна из первых разработок мистера Камски. Так и не нашла должного применения в других тюрьмах… кроме моей, разумеется. — Ебануться не проснуться, — язвительно прошипел Гэвин, все еще борясь с наручниками. — Да ты хренов изобретатель! Коулман в ответ склонил голову, чуть улыбаясь. Он вновь полез в карман, на сей раз чтобы достать маленький тюбик смазки. Из своего положения Гэвин не мог видеть его, но, услышав шорох ткани затих, замер. Теплая, мягкая рука опустилась на спину, нежно огладила позвоночник, пересчитывая выступающие косточки. Рид вздрогнул и напрягся, каждая мышца на его теле застыла камнем. — Наклонись вперед, — рука требовательно надавила между лопаток. Гэвин замотал головой. — Наклонись, — настойчиво повторил Коулман, левой ладонью продолжая ласкать его, точно капризного кота. — Не заставляй меня причинять тебе боль. — А кишка не тонка? — с вызовом прошипел Гэвин, чувствуя, как по коже расползаются мурашки и волосы встают на загривке дыбом от этих ненавязчивых поглаживаний. Ладонь медленно спускалась к пояснице, задержалась в ложбинке между ягодицами, отогнула пояс серых стандартных штанов и приспустила их вместе с бельем. Обнаженный зад ощутил холод. — Давай, Гэвин, — голос стал настойчивее. Ричард на мгновение убрал ладони, чтобы через мгновение продолжить свою изощренную пытку. Между ягодицами мазнуло что-то жирное и маслянистое. — Ты же не хочешь, чтобы я применил силу? На мгновение Гэвин замер, колеблясь, пытаясь удержать баланс между остатками гордости и чувством самосохранения. Упираться было чревато — Ричард быстро менял милость на гнев. Однако постыдная мысль о том, что сейчас эта идеальная рука с ухоженными ногтями, обтянутая неприятным холодным латексом, вторгнется в его самое слабое место, была невыносима. — Я тебя урою, — пообещал Рид, нехотя подчиняясь. Его уши залил румянец, дыхание сбилось от стыда, ощущаемого почти физически. Открытая поза с выпяченном задом делала его уязвимым, беспомощным. А больше всего на свете Рид ненавидел беспомощность. — Вот увидишь, в следующий раз я тебя сам выебу… Ричард усмехнулся уголком рта. Потом аккуратно выдавил между пальцев геля, растер, согревая, и подался вперед, накрывая Гэвина своей тенью. — Расслабься, — почти прошептал он, осторожно проталкивая в него один палец. Рид инстинктивно зажмурился, готовясь мириться с болью, однако ее не было. Ощущалось лишь чуть неприятное давление на мышцы, но и только. По правде говоря, он никогда не задумывался о том, какого партнеру снизу. Приводя в спальню очередного незнакомца из бара, он всегда заботился лишь о себе: резинка, чтобы не подцепить какой-нибудь дряни, смазка, чтобы входило легче, бухло, если понадобиться накатить снова. Сейчас же, когда еще один палец плавно вошел внутрь, давая время привыкнуть, он вдруг вспомнил, как судорожно дергались под ним мальчишки, когда он вталкивался одним резким движением. Тогда ему было плевать. Но сейчас… Сейчас он мысленно благодарил Коулмана за его нелепую осторожность. Правда, вслух, он никогда бы этого не признал. На третьем пальце его бросило в жар. Мышцы постепенно растягивались, принимая в себя новую составляющую, но Риду казалось, что больше там места нет. Когда четвертый и пятый пальцы все же вошли, он издал жалобный стон и напрягся, до боли стискивая ягодицы. — Тише, расслабься, — хриплый шепот Ричарда обжег ухо. От его голоса вниз до самого паха прокатилась волна возбуждения, сворачиваясь тугим узлом. Гэвин подавил стон. Нет. Не смей, блять. Только попробуй. — Я не стану причинять тебе боль… нарочно… Рид нашел в себе смелость выплюнуть какую-то колкость. Ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Тем более, что постыдный эффект «красного льда» еще щекотал низ живота. Гулко стучащее сердце выдавало сто ударов в минуту, кровь прыгала по венам, ударяя в голову. Резко захотелось в душ. Он уперся лбом в прохладную стену, немного ослабляя давление пальцев. Ричард успокаивающе гладил его по спине — Рид этого даже не заметил. Наконец, первая волна паники прошла, и Гэвин медленно разжал мышцы. — Хорошо, вот так, — привычно ровный голос Коулмана сбился на полуслове. В иное время Гэвин бы обратил на это внимание, но не сейчас, когда хирургическая перчатка протискивается в самое нутро, когда по телу расходятся волны палящего жара. Туда и обратно. Туда и обратно. По ногам течет пот. По ягодицам, по внутренней стороне бедер. Гэвин чувствует эту каплю, ощущает, как она катится вниз. Туда и обратно. Внутри живота завязывается узел. Он ширится, растет, и Рид понимает, что не справился. Член чуть подрагивает, кровь приливает к паху. Туда и обратно. Рука входит все глубже, с каждым разом толкаясь чуть резче. — Ч-черт… — он слышит, как Ричард ругается сквозь зубы. Мутное сознание успевает отметить, что это — первый и единственный раз, когда сдержанный начальник тюрьмы позволяет себе такое. Чужое дыхание на шее. Резкое, рваное. Собственные вздохи-хрипы, заполняющие камеру. Воздух как раскалённый металл, оседающий солью на языке. Запах дорогого лосьона для бритья, одеколон и кофе, смешивающиеся воедино. Внутри горячо и узко, что-то пульсирует, отдаваясь во всем теле. Жар на затылке становится горячее. На мгновение в распаленном сознании рождается глупая мысль — Коулман прихватил зубами его ошейник, как кобель во время случки — Гэвин даже улыбается, представив это, но Ричард лишь переместился ближе, скользнув левой рукой ему в промежность. Тонкие пальцы сомкнулись на возбужденном члене. Рид вздрогнул и шумно выдохнул. — Не дергайся, — мягкий шепот Коулмана походил на урчание. Рид и не стал. Было слишком жарко и томно, чтобы отдавать себе отчет в происходящем. Ладонь Ричарда пробежалась снизу-вверх, коснулась головки и растерла капельку смазки. Рид толкнулся бедрами — «еще» — рука послушно обхватила покрытый вздувшимися венками ствол и начала надрачивать не спеша, растягивая удовольствие. Внутри у Гэвина растекалось мягкое покалывание. Неприятное чувство заполненности не пропало, но отошло на второй план, уступая место странному удовольствию. Рид невольно сглотнул вязкий ком, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами — то, что он ощущал, было неправильным. Каждое движение руки в хирургической перчатке больше не казалось постыдным унижением, даже напротив — Гэвин подставлялся, прогибая поясницу, ощущая, как нечто большое входит до самого нутра. Потом медленно вынимается, почти до конца. И снова вонзается глубоко-глубоко. Рука на члене вновь помассировала головку, растерла выступившую капельку смазки и спустилась к стволу, поглаживая яйца. Гэвин с шумом выдохнул, уперся лбом в стену и прикрыл глаза. Буря внутри живота закручивалась все сильнее. Ладонь двигалась туда-сюда по влажному члену, касалась уздечки, большим пальцем чуть надавливала на уретру и снова возвращалась к паху. Скользящий латекс перчатки придавал происходящему толику неестественности, будто он трахается с пластиковым андроидом, и это заводило еще больше. Никогда прежде ему не дрочили так… профессионально? Рид мысленно фыркнул. И чуть толкнулся бедрами, наращивая темп. Легкие плавились от раскаленного воздуха, в ушах бился собственный пульс. Ни тюрьма, ни постыдная поза, ни тот факт, что его буквально имеет Коулман — последний человек, с которым он бы хотел переспать — было неважно. Уже ничто не имело значения, кроме этих тонких пальцев на собственном члене, и руки, ласкающей задницу. Губы пересохли, кровь в ушах стучала отбойным молотом. Затылок опаляло чужое влажное дыхание. Гэвин прикрыл глаза, отдаваясь на волю наслаждению. Его уже потряхивало от наступающего оргазма, когда внезапно пальцы исчезли, оставив неприятный холодок. — Эй! — возмутился Рид, выдернутый от края пропасти. Голос предательски осип. Он чувствовал себя обманутым, как ребенок. — Слово, Гэвин, — тон Коулмана снова приобрел свой обычный надменно-отстранённый оттенок. И как только ему удается? — Ты помнишь, какое слово ты должен выучить? Рид ошалело поворочал головой. Мысли путались, он никак не мог вспомнить, что от него требуется. В паху все тянуло, настойчиво требуя разрядки, рука в заднице на мгновение замерла у самого выхода, и вновь ткнулась внутрь. Тело прошило спазмом. — Что б тебя… — в полубреду пролепетал Гэвин, не в силах думать, ворочать языком, открыть рот. Мышцы не слушались. Внутри всё горело, кровь неслась по жилам, ударяя в мозг. Наконец в голове всплыл ответ. — П-пожалуйста… — по слогам выдавил Гэвин. Остатки гордости ухнули в пустоту. Вероятно, потом он тысячу раз пожалеет об этом, но сейчас лишь одна мысль затмевала разум. «Кончить. Дай мне, блять, кончить». Он попытался потереться пахом о стену. Ричард пресек его попытку. Такие желанные пальцы коснулись головки члена, дразня, и вновь пропали. — Давай еще раз. Рид тихо взвыл, подмахивая задом. Внутри него Коулман вдруг что-то нащупал и надавил, пустив волну тока по венам. Гэвин тихо заскулил, прикусывая язык. Пальцы ног подобрались, точно он собрался бежать. Яйца поджались, живот скрутило от невыносимого желания. Хотелось выть. — Пожалуйста, — протянул он снова, задыхаясь, захлебываясь звуками. — Я не услышал имени, — Коулман упивался пыткой. — Я жду, Гэвин. Рид шумно выдохнул, чувствуя, как напряженные мышцы мелко подрагивают. Движение в заднице чуть замедлилось, Ричард по одному стал поджимать пальцы в кулак, нарочно касаясь слизистой изнутри. Гэвин заерзал, мерзостное чувство заполненности вернулось. Стенки болезненно тянуло от растяжения. До слуха донесся влажный хлюп. Рида передернуло. — Обойдешься, — он замотал головой. — Сначала достань из меня эту сраную руку. Пауза. Гэвин инстинктивно сжался, решив, что сейчас будет больно. Прошла секунда, другая. А потом Коулман засмеялся. Тихим, грудным смехом, мягко вибрирующим в застывшем воздухе. Рид поймал себя на мысли, что ему нравится этот смех, этот голос, рокочущий в грудной клетке. Влажная истома прокатилась от пупка до самой головки члена. — Ты удивительный упрямец, Гэвин, — Коулман покачал головой. Рид поспорил бы на сотню баксов — в тоне слышалось восхищение. — Мне это нравится. Хорошо, будь по-твоему. Ты чист. Кулак в заднице осторожно обмяк. Пальцы снова вытянулись, зад перестало растягивать так, словно он вот-вот взорвется. Рид нервно сглотнул. Ричард прищурился. Потом мягко подался вперед, входя рукой как можно глубже — Гэвин с шумом выдохнул, скрипнув зубами от вернувшегося чувства заполненности в кишках. Внутри все горело; чужие пальцы ощущались так, словно Коулман проткнул его насквозь и сейчас копается в брюхе. Рида повело; резко захотелось в туалет. — Пусти, с-сука… — прошипел Гэвин, чувствуя, как давление внутри нарастает. Возбуждение отошло на второй план, приятная истома отступала, сменяясь болью. Ричард наклонился к самому уху и тихо-тихо прошептал, опаляя затылок жарким дыханием: — В следующий раз не заставляй меня повторять дважды. И, к удивлению Рида, рука в хирургической перчатке плавно выскользнула из него, издав напоследок хлюпающий звук. Давящее чувство мгновенно отступило, оставив гадкое ощущение пустоты в непривычно широкой кишке. — Пфак! — Гэвин дернулся, когда пальцы задели чуть припухшие края ануса. Томный жар, так и не получив выхода, начал остывать. Мысли возвращались в привычное русло, кровь болезненно пульсировала в паху, требуя разрядки. Рид прикусил губу. Коулман снял перчатки так, чтобы не притронуться к наружному краю. Педантично свернул одну в другую и сунул в карман брюк. Потом оценивающе взглянул на Рида. Тот так и застыл у стены, не в силах оторвать ладоней. Задница выпячена, по бедрам стекает смазка. Ричард позволил себе на мгновение задержаться, откровенно любуясь представившейся сценой. Низ живота сладко подергивало. — Процедура обыска на теле закончена. Следов психоактивного вещества не обнаружено, — официальным тоном заключил Коулман, шагнув к раковине. Мягко коснулся сенсора, включил воду и принялся тщательно мыть руки. — Можете надеть штаны, мистер Рид. Гэвин задергался, выворачивая шею, чтобы увидеть его. От неудобной позы затекла спина. Растянутое колечко мышц судорожно сжималось, пытаясь вернуть былую форму. Он попытался вывернуться, но электромагнитные наручники жестко держали его прикованным к стене. — Ты ничего не забыл, красавчик? — с привычной наглостью возмутился Рид. Пусть он сверкает белым задом на всю тюрьму, пусть в паху еще тянет от неудовлетворенного желания — Гэвин Рид до последнего будет язвить и скабрезничать, хамством возвращая утраченное чувство собственного достоинства. — Как насчет снять с меня эти дурацкие штуки, а? — Сэр, — поправил его Коулман, насухо вытирая руки. На запястье заморгал вирт-браслет. Два пропущенных. С этим он разберется позже. — На них установлен таймер. Ровно через… — он глянул на экран браслета, — семь минут двадцать восемь секунд вы будете свободны. — Ну ты мудак, — с чувством выдохнул Гэвин. Перспектива быть прикованным к стене со спущенными штанами еще пару минут не вызвала у него восторга. Ричард коротко усмехнулся. Рукав рубашки оказался разорванным в драке — поэтому Коулман не стал надевать пиджак, перекинув через руку. — Желаю вам удачного дня, мистер Рид. Наслаждайтесь послеобеденным отдыхом, — поправив сбившийся воротник, проговорил начальник тюрьмы. — Благодарю вас за сотрудничество. Непременно сообщите, если вам понадобится что-нибудь… — он сделал многозначительную паузу, — особенное. Если бы Гэвин мог, он бы показал ему средний палец. Но руки липли к стене, связанные силой наручников, поэтому он только фыркнул в след. — Пару голых девчонок и остров на другом краю мира… — проворчал Рид, провожая статную фигуру взглядом. «Черт возьми, а он хорош!» — И чтоб никогда больше не видеть твою рожу. — Повторяетесь, мистер Рид, — хищно улыбнулся Коулман, набирая цифры на панели у двери. Информационное табло вспыхнуло синими огнями. На стене снова отразилось расписание дня, а с потолка разлился мелодичный голос Хлои: — Вас приветствует виртуальный помощник. Предыдущие настройки восстановлены. Хорошего дня, Гэвин. — Скоро увидимся, мистер Рид, — с этими словами Коулман мягко шагнул из камеры. Чтобы в проеме открывшейся двери столкнуться лицом к лицу со старшим надзирателем Уильямом Картером, запыхавшимся от быстрого шага. Несомненно, он услышал последнюю фразу. Мгновение они оба — начальник и подчинённый — молча разглядывали друг друга. Коулман — с легким изумлением, в глазах Картера же отразилось такая неизбежная тоска, словно надежды всей жизни только что рухнули в бездну. Ричард невольно передернул плечами, стремясь заслонить собой происходящее в камере. — Уил? — Коулман невозмутимо поднял бровь. Удивление стерлось с его лица словно и не было, уступив место привычно-строгому выражению. — Что случилось? У нас тревога? Только тот, кто был тесно знаком с Ричардом Коулманом, смог бы различить едва заметные нотки раздражения, искрой промелькнувшие в официальном тоне. Чуть сдвинутые брови; губы, сжатые в узкую полоску — Коулман был недоволен вторжением, и Уильям почувствовал, как легкие сковывает от напряжения. Картер помедлил, бросив мимолетный взгляд за спину начальнику. Автоматическая дверь осталась открытой. Он заметил лишь часть камеры, освещенной яркими дневными лампами, но и этого хватило, чтобы узнать в прикованном к стене человеке Гэвина Рида. Штаны заключенного были спущены. Внутри Уильяма все сжалось. — Э-э-э… нет, сэр. То есть, я хотел сказать… да, сэр, — Картер поспешно отвел взгляд, опасаясь поднять глаза на начальника. Глядя куда-то в шею Коулману, на идеально выправленный воротник рубашки, он быстро отчеканил, — У меня срочные новости, сэр. Только что поступил звонок из Киберлайф. Мистер Камски приедет… — Обсудим это в моем кабинете, Уил, — жестко прервал его Ричард, не двигаясь с места. В серых радужках разливалась ртуть. — Прямо сейчас. Картер замер, уставившись на него. Мгновение он осмысливал фразу, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Потом моргнул, поспешно закивал и развернулся в сторону лифтов. На бледном лице проступила испарина. В глубине зрачков застыла картинка обнаженного Рида, и этот образ никак не шел из памяти. — Конечно, сэр. Прошу прощения, — Уил сделал шаг и едва не наскочил на андроида-уборщика, совершавшего ежедневный тур со шваброй. Нелепо извинившись, словно робот был человеком, Картер обогнул его и зашагал прочь, не видя перед собой ничего, кроме одиночной камеры заключенного GR200 и стройной фигуры Ричарда Коулмана. Камеры, где они были вдвоем. Ричард дождался, пока подчиненный отойдет на приличное расстояние, и лишь потом сделал шаг, позволяя автоматической двери за спиной сомкнуться. Панель с тихим щелчком встала на место. Коулман бросил взгляд по сторонам — кроме андроида-уборщика и двух охранников по углам коридора на этаже никого не было. Мысленно кивнув, он одернул пиджак на локте, прикрывая разорванный рукав рубашки, и двинулся вслед за Картером к лифтам. Ему предстоял нелегкий вечер.