***
Гэвин брезгливо швырнул пластиковый ножик в коробку, дождался, пока программа-безопасник считает его жест, и толкнул загоревшуюся зеленым дверь. Вокруг царило оживление. Несколько сот заключенных под пристальным взором камер и андроидов-охранников приседали, бегали, качали пресс и жали штангу. На прозрачных панелях мерцали индивидуальные номера заключенных, их жизненные показатели и набранные очки тренировок — нечто вроде валюты, за которую можно было снизить режим содержания и даже получить досрочное освобождение, правда, только для тех, чья роба синего цвета. Блок симуляторов расположился в самом конце большого помещения правильной шестигранной формы. Раздевалки находились на противоположном конце, и Рид, перебросив полотенце через плечо, зашагал через весь зал, чувствуя, как мышцы наливаются приятной тяжестью. Спортивный комплекс напоминал уродливого железного монстра, увешанного датчиками и сенсорами, тяжелого, неповоротливого. Ступая по мягкому прорезиненному покрытию, Рид нахально глазел по сторонам, встречаясь взглядами с неприязненными, враждебными глазами заключенных желтого блока. Его ненавидели — это он знал наверняка. И даже больше — он намеренно задирал голову и выкатывал плечи, проходя мимо особо гнусных рож, испытывая своего рода гордость. Драка с Андерсоном разнесла его имя по всему желтому блоку, его знали даже обитатели нижних этажей. Но до сих пор никто не прикоснулся к нему и пальцем. Даже в столовой, где Гэвин обедал в полном одиночестве, если не считать этого странного парня азиатской наружности тоже из «желтого». Кажется, он назвался Тином. Собственное самолюбие не позволяло думать, что ореол неприкосновенности создан кем-то другим, кем-то властным и не терпящем пререканий. Нет, Гэвин не был дураком — начальник тюрьмы Блуфорда положил на него глаз, его тень следует за ним по пятам, но знать, что обязан Ричарду Коулману своей безопасностью — нет, на такое он не подписывался. Мысли о Коулмане в который раз выбили его из равновесия. Рид заскрежетал зубами. Что бы не думал о себе этот деревянный индюк, Гэвин Рид выбьет из него дерьмо. Дайте только повод. — С дороги, придурок! — из-за угла вырулил какой-то парень в куртке с зелеными вставками и, Рид почти столкнулся с ним. — Пфек! Разуй глаза, мудила! Гэвин толкнул мальчишку в бок, но тот и не подумал остановиться. Опустив голову, незнакомец поспешно зашагал прочь, даже не обернувшись. Рид послал ему в спину пару смачных ругательств, завернул за угол и толкнул дверь раздевалки желтого блока. Уже стаскивая потную футболку, Гэвин вдруг замер, настороженный. Какая-то мысль засела в мозгу и отчаянно не желала уходить. Какое-то противоречие, несоответствие билось в голову. Куртка. Рид замер. Куртка того парня. Она была зеленой! Внутри неприятно ёкнуло. «Что за херь? Какого хуя ему понадобилось в раздевалке желтого блока? Если только он не…» Гэвин облизнул пересохшие губы и принялся выгребать из своего шкафчика вещи. Два полотенца, запасная пара обуви, чистые носки, белье и футболка, штаны и куртка с личным номером — всё это быстро оказалось на скамейке. Рид прощупал каждую складку, каждый карман, перетряхнул воротник и даже понюхал каждую вещь, пытаясь угадать, которую из них брал неизвестный из зеленого блока. Ничего. — Пфек! Пфек, пфек! — Гэвин с силой саданул кулаком по дверце шкафчика. Конечно, Коулман еще припомнит ему порчу оборудования — камеры стоят везде, кроме душевых — там они все равно бесполезны из-за влажного водяного пара, поднимающегося от пола и стен. Шкафчик коротко мигнул цифрами — отведённое для тренировок время заканчивалось. Если бы не Коулман, подаривший ему еще пятнадцать минут, возвращаться в камеру пришлось бы без душа. Рид устало плюхнулся на скамейку прямо поверх разбросанных вещей. Что еще он мог пропустить? Где еще посмотреть? Или он зря страдает херней, а странный парень просто заблудился? Взгляд упал на серые ботинки, небрежно запихнутые под шкафчик. Рид вздрогнул. Ну конечно! Он кретин, безмозглый кретин. Шкафчик запирается на кодовый замок и отпереть его может только владелец. Зато обувь частенько ставят под него. — Идиот… — тихонько простонал Рид, чувствуя, как сердце подпрыгивает в груди. Он уже наклонился, чтобы достать ботинки, как вдруг замер и вернулся на место. Камеры. Ебанные камеры повсюду. Если ему подбросили какую-нибудь дрянь, отвертеться будет непросто. Гэвин откинулся на спинку скамьи, потянулся, мимоходом окидывая раздевалку взглядом. Он был один — случайно ли так совпало или то был просчитанный ход — неясно. Нужно смотреть правде в лицо: Рид остался один на один с тем дерьмом, что ему подготовила судьба. Прикинув расположение камер, Гэвин как бы нечаянно столкнул полотенце на пол. Наклонился, чтобы подобрать, и, задержавшись на пару мгновений, скользнул рукой внутрь собственных ботинок. Ничего. Вот только одна из стелек как будто выше другой… Пальцы нащупали что-то твердое. Сердце упало. Рид осторожно выудил маленький пакетик, быстро спрятал под полотенцем и снова уселся на скамейку. Его колотила дрожь. Он не успел рассмотреть, что именно было упаковано в плотный прозрачный пакет, зато почувствовал запах… приторный, сладковатый запах. Запах навевающий воспоминания, запах, от которого он тщетно пытался отмыться в ту самую ночь… Дом был старый, с потрескавшейся краской на облицовке, с грязными, замызганными окнами и неухоженной дорожкой из темных булыжников. Фонарь у двери не горел — едва ли владелец дома оплачивал счета. Морозная крошка хрустнула под ногами, когда Гэвин осторожно ступил на первую ступеньку входной лестницы. Рид мысленно выругался. Он знал, что это была херовая идея. Еще он знал, что Фаулер спустит с него шкуру, если всё провалится, что работать в одиночку опасно, и что всё обойдется, если сейчас повернуть обратно, сесть в такси и уехать домой. Но это значило бы, что лавры победителя снова уйдут кому-то другому. Снова какой-нибудь выскочка, вроде мальчишки-лейтенанта получит громкую статью в газетах, повышение и фото на доске почета в отделе. А он, Гэвин Рид, снова останется с носом. И его снова будут тыкать в дерьмо. — Хер вам, — зло прошипел Гэвин, подкрадываясь к окну. Через мутное, покрытое тонкой корочкой льда стекло просматривались черные очертания коридора и комнаты. Больше ничего разглядеть он не смог. — Я сам тут разберусь. Эта мысль зрела в нем давно. Бередила душу, нежно касалась самолюбия, обещая достойную награду, уважение и почет. «Молодой детектив Гэвин Рид в одиночку выследил крупнейший в США наркокартель» — он уже видел эти заголовки, кричащие о его успехе, слышал наградную речь Фаулера и наблюдал, как завистливо качают головами коллеги, признавая поражение. Он их сделал. Он смог. И теперь чествует заслуженную награду. Дело, достойное повышения. Дело, которое вернет ему былое уважение и успех. Как раз для него. Все началось около полугода назад. Рид возился с долгим, мутным делом о семейной ссоре, закончившейся ножом в горле супруга и арестом его жены. Гэвину все было ясно с самого начала — очередная бешеная сука узнала об измене и в ярости пришила кобеля-мужа. Но Фаулер требовал доказательств, а их как назло не хватало. Прошло почти две недели, а Рид так и не нарыл ни одного прямого подтверждения виновности жены. Стоя в кабинете Фаулера, уставший, взбешенный, выбитый из равновесия переизбытком кофеина, недосыпом, вечной серостью проливных дождей и главным образом осознанием тупика, в который он бьется головой третью неделю кряду, он мечтал лишь об одном — чтобы все это наконец закончилось. — Подружка! — Фаулер с грохотом опустил на стол тяжелую папку документов. — Она была у подружки! Вот, — он открыл папку и с остервенением потряс какой-то бумагой, — ее заявление! А вот та самая подружка пересказывает историю слово в слово! Почему я узнаю это спустя две недели от офицера Миллера, а не от тебя, Гэв, а? Сколько можно топтаться на месте? Эта стерва накатала жалобу и требует возмещения! Если дело дойдет до суда, окружной прокурор меня вздернет! — Нахуй его, — неожиданно для самого себя высказал Рид. Лицо Фаулера на мгновение застыло, точно в глубине грузного тела сломалась шестеренка. — Что? — И тебя тоже. Нахер это дерьмо. Я сваливаю, — Гэвин устало махнул рукой. Веки закрывались, голова точно заполнилась свинцовой ватой. Почти не соображая что делает, он развернулся и вышел из кабинета. Казалось, прошла почти вечность, прежде чем капитан Фаулер пришел в себя. Еще примерно столько же ему потребовалось, чтобы в беспорядке мыслей выудить ответ. Его глаза налились кровью, ноздри раздувались, как у быка; еще чуть-чуть и он бы взорвался, как испорченная петарда. — Рид, вернись ко мне в кабинет, — Фаулер стоял на крохотной лестнице перед стеклянной дверью. — Сейчас же. Гэвин уже шествовал мимо рабочих столов к выходу. Он даже не обернулся. — Рид, это приказ! — голос прозвучал жёстче, звук клокотал в глотке. Взгляд капитана сверлил ему спину. В зале повисла приглушенная тишина. Даже коммуникаторы на столах притихли в ожидании бури. Офицеры полиции невольно вжали головы, стараясь слиться с оборудованием. Детектив уже стоял у выходной двери. Он медленно, словно бы нехотя поднял руку с оттопыренным средним пальцем, задержался на пару мгновений, а потом шагнул в коридор. На обветренных губах играла кривая ухмылка. Возмущенный рев Фаулера слышал весь департамент. Гэвин поймал себя на том, что невольно улыбается, вспоминая этот эпизод. Тогда ему еще хватило безрассудства как ни в чем не бывало явится на работу на следующий день. Чтобы узнать, что дело ревнивой супруги отдали кому-то другому. «Еще раз выкинешь такое, отстраню», — Фаулер смерил его тяжелым взглядом, влепил штраф за нарушение субординации и письменный выговор в дело. Тон звучал пугающе спокойно, словно его каждый день посылал нахер сопляк вдвое младше по званию. — «И только попробуй провалиться еще где-нибудь». Тогда угроза показалась ему смешной. С души словно свалился гранитовый валун, даже дышать стало легче. День или два он чувствовал себя воскресшим. А потом началось это. Труп пролежал здесь как минимум неделю. Грязный подвал полуразрушенного здания, на самом краю округа. Затхлый запах гниения, смешанный со сладковатым смрадом крысиных экскрементов, и приторным, манящим — наркотика. Никто не выдержал бы здесь и пары минут. Гэвин пробыл почти полчаса, размечая улики и исследуя то, что осталось от тела. Бывалый судмедэксперт, прибывший на место лишь через полтора часа, застал Рида блюющим в сотый уже раз за углом здания. По небритым щекам катились слезы. Ни родственников, ни друзей, ни следов. Лишь искалеченная плоть, испытавшая на себе остроту лезвия, жар раскаленного прута и сигаретных окурков, силу отдачи разрывной пули, угодившей в правое ребро и дикую, невыносимую боль, исказившую лицо до неузнаваемости. Прямая кишка оказалась изрезала на лоскуты, внутри обнаружили осколки бутылочного стекла. В крови нашли «красный лед» — вероятно, чтобы жертва пробыла в сознании как можно дольше. Единственное место, которого не коснулась рука мучителя — горло. Гэвин снова и снова пересматривал фотографии увечий, пытаясь понять, какое преступление должен совершить человек, чтобы заслужить такое. Отчет из лаборатории занял рекордные шесть часов прочтения. Через неделю Рид знал его назубок. «Мотивы преступников не выяснены, связи с другими происшествиями не обнаружено. Дело считать закрытым до дальнейшего поступления улик». Папка с рапортом легла на стол Фаулеру. Эксперты вздохнули с облегчением. Обезображенный труп захоронили. А через два дня Гэвин снова таращился на застывшую маску смерти, перекошенную мукой. Другой подвал, другой труп. Всё тот же запах. В этот раз он не завтракал. Из воспоминаний его вырвал писк таймера на шкафчике. Ровно через десять минут он должен был покинуть зону тренажерного зала. Рид поспешно поднялся, сгреб разбросанные вещи в охапку и комом швырнул в шкафчик — аккуратность никогда не была его сильной стороной. Скинул тренировочные шорты, обернул бедра полотенцем, закрыл шкаф и, осторожно подхватив другое полотенце вместе с упрятанным под ним пакетиком «красного льда» под мышку, пошлепал в душевую. Он выбрал дальнюю из кабинок, с колотящимся сердцем минуя пустые ряды полупрозрачных перегородок. Где-то шумела вода, но сейчас это казалось меньшей из проблем. Быстро стукнув по сенсорной панели, Рид отскочил и выругался — его облило холодной водой. — Блять! — нервно выдавил Гэвин, быстро настраивая температуру. Время утекало как сквозь пальцы. Восемь минут. Восемь минут на то, чтобы избавиться от сраного пакета с дурью, из-за которого он едва не загремел в карцер. Три дня полной власти Коулмана. Три дня, за которые он точно свихнется. Семь минут. Воровато оглядевшись, Гэвин осторожно выпростал из-под полотенца свою добычу. Пакетик был запечатан плотно, но запах все-равно чувствовался, витая в воздухе как призрак былого. Рид намеренно включил горячую воду — так наркотик быстрее растворится — и, в последний раз оглянувшись, присел и высыпал красные кристаллы в сливное отверстие. Вода мгновенно окрасилась в алый. — Быстрее, блять, да быстрее же! — бормотал Рид, чувствуя себя загнанной мышью. Казалось, вот-вот на плечо опустится изящная рука, и ядовито-насмешливый голос произнесет: «Что же, ты, Гэвин, соскучился по карцеру? Или по мне?» Рид затряс головой. Нахер. Нахер. Нахер. Шесть минут. Теперь пакет. Гэвин свернул его в тугой комок и протолкнул в отверстие слива. Сердце колотилось как сумасшедшее. От воды шел пар, тугие горячие струи били по спине, оставляя полосы покрасневшей кожи — слишком горячо! — но Рид словно и не замечал. Пять минут. Мыло. На руках все равно останутся следы, растворенный «лед» напрочь въедается в кожу, но мыло хотя бы избавит от запаха — невыносимо сладкого, резкого запаха наркоты. Через четыре месяца работы в убойном отделе Гэвин знал эту вонь лучше, чем имена коллег. Половина всех убийств так или иначе была связана с «красным льдом» и, заходя в очередной дом с трупом, Рид уже на пороге чувствовал приторную сладость на языке. Три минуты. Волосы, предплечья, стопы — всё, что могло бы сохранить на себе следы. Из душевой Рид почти выбежал, оставляя влажные следы на полу. Две. Оба полотенца в корзину для грязного белья, среди прочих будет сложно определить хозяина. Натягивая футболку поверх мокрого тела Рид молился, чтобы наспех надетые носки воняли как можно сильнее — кажется, на его памяти это был единственный раз, когда он желал чего-то подобного. Одна. На границе тренажерного зала, ограниченного голографическими надписями «свободная зона», заключенный GR200 появился, когда таймер отсчитывал последние десять секунд. Скучающий охранник скорчил недовольную мину, но комментарии благоразумно оставил при себе. Рид, с чьих волос еще стекала вода, молча протянул руки и позволил надеть на себя наручники. Обратно в камеру он шел быстро, не оглядываясь, погруженный в собственные мысли. Совершенно уверенный, что избавился от всех следов.Глава 8. Подстава
23 июля 2019 г. в 00:48
Резкий выпад, удар, откатиться назад. Медленно. Слишком медленно! Противник слева, за ним — еще двое. Три лезвия поблескивают в сумрачном свете фонаря. Трое против одного, паршивый расклад. Но он их сделает.
Обманкой метнуться вправо — двое среагировали, подались вперед, желая помешать маневру. Есть! Перенести вес на левую ногу, напрячь мускулы, рвануться, как пружина. Нож свистит в воздухе, удар. Синий ворох искр рассыпается перед лицом, цифры на электронном табло меняются. Один-ноль, ублюдки.
Но игра еще не закончена. Их осталось двое. Первый уже развернулся, в его руках подрагивает финка. Второй заходит слева — хочет отрезать шанс для атаки — но Гэвин не слепой, чтобы его не заметить.
— Врешь, сука! — рычит Гэвин, отскакивая, как ошпаренный кот. Мерцающее лезвие режет воздух в том самом месте, где он только что стоял. Рид скалится, обнажая желтоватые зубы. Гримаса дикая, звериная, на лбу выступил пот, глаза горят. Он знает, как он сейчас выглядит. Вернее, он чувствует. Как адреналин гонит по венам кровь, как сердце заходится в припадке безумной радости битвы, и как тело отзывается, слышит этот архаичный зов «убей или умри» и жаждет победы. Будь противники людьми, их бы проняло.
Пару взмахов лезвия, от которых Гэвин уклоняется почти лениво, несколько бестолковых выпадов. Он затаился, ждет, пока соперники решат, что он выдохся. И ошибутся.
Очередной шажок назад — почти машинально, клятый инстинкт самосохранения подставил его, незаметно руководя телом, пока мозг просчитывает комбинации — и лопатки упираются в стену. Дальше отступать некуда. Но Рид не спешит поддаваться панике. Нет, ловушка ему на руку.
Он останавливается — внезапно, точно приняв решение — и резко протягивает раскрытую ладонь. Противники шарахаются в сторону, однако опасности нет. На ладони плашмя лежит нож. Клинок играет металлическими переливами, рукоять блестит от пота.
Рид ухмыляется. Ему нравится эта игра. Этот момент. По телу бегут мурашки, в паху легкое напряжение — черт возьми, да какой нормальный мужик не почувствует возбуждения в ту самую секунду, когда близится финал битвы?! Время растягивается, превращаясь в мыльный пузырь. Сейчас. Или он, или они. Но лучше он.
— Валяйте, парни. Заберите!
Гэвин высовывает кончик языка и ловко подбрасывает ножик в воздух. Под взглядами обоих противников клинок летит на пол. Бзынь! Лязг упавшего лезвия разбивает тишину.
Программа на мгновение притормаживает — такого действия в предсказанных исходах не было. Гэвин скалится и рывком подается вперед, всаживая лезвие точно промеж ребер голографического истукана. Синева перед глазами, табло вновь меняет цифры, но Гэвин не смотрит. Еще мгновение, и последний — третий — из соперников эффектно рассыпается ворохом синих искр.
— Поздравляем. Вы победили, — из динамиков льется короткий гудок, женский голос, такой же, как у Хлои, перечисляет параметры сессии. Рид морщится, потому что это совсем не Хлоя. Пародия, издевка, сраная копия, чтобы подразнить его, но точно не Хлоя. Потому что настоящая — его — Хлоя, никогда бы не поздравила таким безжизненным тоном.
Гэвин дернул плечом — лопатку рвануло, кажется немного потянул мышцу — и с ухмылкой пнул валяющийся нож, заставив его проскрежетать по покрытию. Конечно, идиоты, он не расстался бы так просто с клинком, не будь у него второго! Симулятор старался максимально приблизить виртуальный бой к реальному, потому и позволил Риду вытащить нож из пальцев первого убитого прежде, чем рассеять ненужную голограмму в синюю пыль.
— …итоговый рейтинг: 900. Внимание! Время вашей тренировочной сессии вышло. Оставайтесь на месте до окончания симуляции.
— Пфек! — хмыкнул Рид, наблюдая, как стены и пол заходятся рябью, стирая антураж темного переулка. Включились лампы, заливая комнату неприятным белым светом, выщербленные стены домов расплылись, являя большую стеклянную коробку, где он заперт, точно мышь. На двери пылала голографическая строка: «идет деконструкция, пожалуйста подождите».
Шла четвертая неделя пребывания Гэвина Рида, заключенного под номером GR200, в частной тюрьме Блуфорд. За это время Рид почти смирился с ежедневным подъемом, привык к местной кормежке, научился корчить презрительную мину, выдавливая премерзкое «сэр». Он мог бы сказать, что доволен своей жизнью, если бы не…
— Превосходно, Гэвин, — раздался над головой знакомый холодно-бархатный голос. Рид даже не обернулся. Он и без того знал, кто стоит, заложив руки за идеально выпрямленную спину, отгороженный толстым непробиваемым стеклом наблюдательной комнаты.
Ричард Коулман растянул тонкие губы в самодовольной улыбке и убрал палец с сенсорной кнопки микрофона.
— Сколько у него времени? — спросил он, оборачиваясь к охраннику-андроиду, застывшему перед десятком мониторов. Чистая условность — машине не нужны экраны, но они нужны людям, которые руководят машинами.
— Четырнадцать минут пятьдесят одна секунда, — мгновенно ответил андроид.
— Удвоить, — коротко приказал начальник тюрьмы. И снова вдавил сенсор: — Впечатляющие результаты, Гэвин. Сегодня можешь не спешить. Тебе стоит тщательнее заботиться о своем… теле.
Рид, всё так же не оборачиваясь, продемонстрировал средний палец.
Диод на виске андроида полыхнул красным. Коулман хищно улыбнулся, рассматривая свою новую зверушку сквозь собственное отражение в стекле. Рид победил в схватке мускулов. Но войну разумов ему не выиграть.
Примечания:
Я жив.