Боюсь, что да

— Хватит! Прекрати! Сквозь смех я не могу нормально произнести слова, и из-за этого получается сбивчивая просьба, еле слышная из-за рваного дыхания. Приходится руками вцепиться в мужские плечи и приложить немалые усилия, чтобы отстранить от себя парня. Чужие пальцы продолжают щекотать меня, виртуозно играя на рёбрах словно музыкант на пианино сочиняет очередной шедевр. Я дергаюсь, ногами и руками пытаясь спихнуть парня с себя, но новая волна смеха окутывает тело, с головы до ног, распространяется ползучей змейкой по комнате, и я сдаюсь. Одновременно туманится сознание от запредельном близости футболиста. Горячие губы накрывают мои. Я с неподдельным рвением отвечаю на поцелуй, приоткрывая рот и запуская влажный язык. Мурашки распространяются по телу быстрее, чем до меня доходит понимание всей ситуации. Мы встречаемся почти месяц. Ежедневные звонки, сообщения, встречи — от всего этого я пребываю в дикой эйфории. Мысли о прошлом там и остались, что не может меня не радовать. За несколько недель Миранчуку как-то удалось отвлечь меня от вездесущих проблем и привлечь к себе таким способом, что я и сама не заметила, как он стал одной из важных частей моей жизни. Не слишком пафосно? Ладонью он медленно гладит мой живот, спускаясь вниз, а я цепляюсь в его плечи как будто тонущий в спасательный круг и теряюсь в приглушенном звуке, доносящемся из груди. От поцелуя сносит крышу. В груди разливается тепло, разлетаясь как колибри, быстро и непринужденно, по венам, я руками обнимаю парня за шею и притягиваю ближе к себе. Кажется, что ближе уже нельзя. Шумно выдыхаю в чужие губы, когда чувствую обжигающие прикосновения, и углубляю поцелуй, касаясь его языком. Антон медленно отстраняется, по бокам от тела локтями опираясь на кровать. Я оказываюсь прижатой со всех сторон, но такое лишение свободы мне нравится. Снизу открывается захватывающее дыхание картина: яркий блеск в карих глазах, раскрасневшееся лицо и припухлые от поцелуев губы. — Мне трудно представить и день без тебя, — я не узнаю своего голоса. В присутствии парня он становится необычайно для меня тихий и… нежным. — Ты пиздец как дорога мне, — касается моего носа своим и так же тихо отвечает. Услышав его слова, я не могу сдержать улыбки. Обхватываю его лицо ладонями и снова целую. Пальцами он зарывается в мои волосы, отрывается от лица и губами спускается по шее. Я еле сдерживаю себя, чтобы не перевернуть нас на кровати и не нарушить возникшую идиллию. Туше. Меня передергивает. Резко открываю глаза и пытаюсь привести сбивчивое дыхание в норму. Касаюсь ладонью груди слева и слышу, как бешено сокращается сердце. То ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от непрекращающейся злости, но мне больно. В первые секунды я не могу понять, что происходит, волнение и страх заполоняют сознание, но как только я поворачиваю голову влево и узнаю в мужчине за водительским сиденьем Смолова, тут же догадываюсь обо всем. Его губы, которые так нежно и одновременно страстно целовали меня несколько дней назад, только что лобызали мою подругу. Руки, за которые я цеплялась, чтобы почувствовать его близость и поддержку, гуляли по телу другой. Сука. Долбанные мужчины с их непрекращающимися животными инстинктами и чертовы женщины с их никому ненужной преданностью. Смолов краем глаза смотрит, оценивает мое состояние, но ничего не рискует сказать. Молча ведёт машину по сказанному Темой адресу и иногда палит меня. Какого хера я поехала с Енотом в клуб? Почему «чуйка пиздеца» включилась так поздно? Я же могла остаться дома и не знать ни о чем. Кручу в руках телефон, сама не знаю, чего ожидаю. Звонка, сообщения? Да хоть какого-нибудь действия. Ломаю пальцы, следя за проносящимися домами за стеклом, и снова проверяю телефон, нажимая на блокировку. Ни-че-го. Машина плавно останавливается возле моего подъезда. Сразу же поворачиваюсь к двери, чтобы открыть её и сбежать из душного салона, как чувствую легкое касание к плечу. — Я могу чем-то помочь? Мужчина смотрит на меня внимательными карими глазами, словно сканирует лицо и настроение. Потом замечает мой удивленный взгляд, прикованные к его татуированной руке, и убирает её, пристраивая на руле. Несколько секунд я вглядываюсь в его лицо в ответ. Не понимаю своих нахлынувших ощущений и действий, но у меня водка по венам бежит, мне можно сегодня. Опираюсь левой рукой на бардачок, ловко перемахиваю через него телом и касаюсь пухлых губ своими. Грубо сминаю, пока моя свободная рука цепляется за черную футболку. Не те. Не его. Совсем с ума сошла? Еще секунду целую его и отстраняюсь. Натыкаюсь на горящий взгляд и успеваю вернуться на пассажирское сидение, в то время как руками он ловит пустоту. — Едь домой, — небрежно пожимаю плечом и выхожу из машины. Он ещё несколько секунд смотрит на меня, запуская ладонь в волосы. Тяжело дышит, но ничего не говорит. Я отворачиваюсь и начинаю жадно хватать ртом холодный ночной воздух, прикрывая глаза. Громкий звонок телефон отвлекает, и мне хочется закричать. Хочется остаться наедине с самим собой, но сегодня это невыполнимая задача. На дисплее красуется фотка моей подруги. Айфон разрывает входящий, но я не отвечаю. Всю дорогу я ждала хоть каких-то реакций, действий, но сейчас тупо пялюсь в светящийся экран. Резким движением кидаю телефон в мусорку, стоявшую рядом с лавочкой, и скрываюсь в подъезде, спиной все ещё чувствуя пронзительный взгляд Смолова. *** Спорт для меня, как и для многих неуравновешенных личностей, лучший способ выплеснуть злость и весь негатив, скопившийся за время. Яростно луплю висящую передо мной грушу, не обращая внимания ни на что и представляя в голове образы некоторых людей. У Черновой крыша едет. Жесткий удар приходится на Федорова, когда я вспоминаю, как он предал меня, а потом настигал в удобное для него время для собственного веселья. На отца, который в детстве из-за машин стал мало уделять мне времени. И его рак плюсов не добавляет. Долбанный Кирилл, что потащил меня в клуб. Не позвонил бы — не поехала — не узнала — не истерила — не сбивала костяшки в кровь. Ксюша. Лучшие подруги не засасываюсь чужих парней. Даже если они в дрова. Антон. Без комментариев. И самый сильный удар, выжатый из последних капель, приходит по груше по уровне моей головы, когда я представляю себя. Из-за меня случились некоторые моменты, именно я допустила многое из этого. Я пустила жизнь с обрыва. Из-за меня сейчас в моей организме растекаются наркотики, так давно не вставлявшие, из-за который временами мутится сознание. Я позволила сделать это. — Остынь, — кто-то неожиданно хватает грушу, и мне приходится остановиться. Поднимаю глаза на суицидника, уже представляя его расправу. — Свали отсюда, — резко отворачиваюсь от Молчановой и иду к кулеру, по пути вытирая лицо и шею полотенцем. Злость отступила из-за выжатой тренировки, осталось лишь одно опустошение. И я хочу, чтобы меня никто не трогал. Да я даже телефон выкинула, как она меня нашла? — Нам надо поговорить, — не отступает от своей линии девушка и решительно идет за мной. Мне остается лишь хмыкнуть и не поворачиваться к ней лицом. — Что ты забыла здесь? — Не у тебя одной в этот зал абонемент, — немного расслабленно выдыхает она и становится напротив. Поднимаю уставшие глаза на нее. — У тебя, блять, рука сломана, — говорю в ответ и снова ухожу от нее. — Если не хочешь гипса на вторую, проваливай. — Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, — надо же, я и забыла, какой упертой она может быть. Мне на мгновение становится любопытно, и я поворачиваюсь. Складываю руки в замок и приподнимаю бровь в предвкушении самого бессмысленного вранья. Ксюша тяжело дышит и отворачивает взгляд, не выдерживая мой. Она выглядит как-то потрепанно, необычно, я бы сказала. Глаза опухшие, будто она ревела несколько дней напролет, прокусанная нижняя губа в засохших ранках. Мне от её вида немного не по себе. — Я не хотела целовать Антона, — выдает она и следит за ответной реакцией. Сжимаю челюсть с силой, вспоминая недавнюю картину с клуба. Становится тошно, и я слегка мотаю головой, чтобы образы вылетели из головы. — И все же. — Я не хотела целовать Антона, — Молчанова повторяет свои слова, интонацией выделяя имя парня. — Я думала, это… — Кто? Она молчит. Быстро хлопает ресницами, слегка испуганным взглядом бегает по опустевшему залу. За разговором мы не заметили, как два парня, делавшие жимы, исчезли в раздевалке, а девушка, занимавшаяся неподалеку от меня, перешла на беговую дорожку, находившуюся в другом зале. — Я думала, это Леша. Замираю от услышанного. Ксюша всхлипывает и садится на лавочку, не отводя от меня глаз. Мне трудно сейчас соображать, и я покорно сажусь следом. — У него есть девушка. — Я знаю, — кивает Молчанова и как-то грустно усмехается, устремляя взор вдаль. — Когда меня сбили, мне помог не только Антон. Они были вдвоем. Пока один отвозил меня в твою больницу, второй ждал гаишников. Потом навещал меня, помогал с аварией, документами. Мы проводили много времени вместе, гуляли, он чувствовал ответственность за меня. А я впервые за долгое время не чувствовала себя одинокой, понимаешь? Я лишь киваю, переводя взгляд на подругу. Я ожидала услышать много чего, но не такое точно. Извилины в голове сжимаются с большей силой, и подступает головная боль. — Я никогда не показывала, что он мне нравится. Я знала про Соню. Но, блин, когда я видела вас с Антоном, мне становилось так плохо, что хотелось выть. — Почему раньше не рассказала? — А что бы это изменило? — Стало бы легче, — предполагаю я и вижу на губах подруги добрую ухмылку. — Я знаю про аварию, про Диму и его поступок, про Макса и опеку, про Федорова. Тебе легче? Нет. Совсем нет.