Я никогда больше не отпущу тебя

— Сал Фишер, суд признал вас виновным в совершении многочисленных убийств. Решением суда вы приговариваетесь к пожизненному заключению. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. У вас есть что сказать в свою защиту? — Нет, — едва слышно отозвался обвиняемый. — Заседание объявляется закрытым. Глухой удар судейского молоточка эхом разнесся по залу, заставив Сала внутренне вздрогнуть. Да, он ожидал этого. Но все же, до последнего надеялся, что приговор смягчат. Это был не он. Он не убийца. Последнее, что он помнит — как пришел в себя посреди забрызганной кровью комнаты. Увидел Ларри, тоже окровавленного и корчащегося в смертельных муках. А потом и остальные трупы. И невыносимый, тошнотворный, металлический запах крови, витающий в воздухе. Дальнейшее он помнит как в тумане. Как завыли сирены, как Ларри увезли на скорой, как приехала полиция, сбежались люди и его забрали в участок. Это был проклятый демон… Злая чернота, явившаяся из тьмы веков и сломавшая и уничтожившая жизни стольким людям. Как глупо было полагать, что прибор Тодда уничтожил его. И еще глупее было полагать, что его оправдают. Доктора Откина, единственного, кто ему верил, уже нет в живых. По злой иронии, он погиб, пытаясь найти доказательство словам Фишера. Хорошо, хоть эту смерть на него не свалили. Но теперь уже никто ничего не докажет. Все улики были против него. — Простите, господин судья, — произнес Сал, — Можно один вопрос? — Да, задавайте, — слегка раздраженно ответил судья; его порядком напрягало это дело, и он хотел побыстрее отделаться от странного парня с синими волосами. — Ларри… Ларри Джонсон, как он? Что с ним? — Он в коме. Состояние очень тяжелое, увечья, которые вы ему нанесли, практически несовместимы с жизнью, — сухо бросил он. — Черт… Ларри… Я… В этот момент сердце Сала оборвалось. Он никогда себе этого не простит. За все время их отношений с Ларри они стали больше, чем друзьями. Но об их «неправильной» связи так и не узнал никто. А теперь его друг и любимый балансирует на грани жизни и смерти, единственный по-настоящему дорогой ему человек, которого он едва не убил собственными руками… И если бы только Ларри. Даже его родной отец окончательно отвернулся от него — он и на суде-то не присутствовал, прихватило сердце от обрушившихся на него событий. Салли помнит его укоризненный взгляд, с горечью брошенные последние слова: «Мой сын не убийца…» Его самый худший кошмар сбылся наяву. А что остальные? Тодд, Эшли, Пых, Лиза, Эддисон?.. Он даже не знал, что с ними сейчас. Теперь выходило, что он сам приговорил к смерти всех, кого любил. Парень низко опустил голову, но протез скрыл от всех присутствующих навернувшиеся на его глаза слезы. Двое полицейских взяли его под руки и вывели из зала. *** Тюрьма представляла собой неприветливое серое здание, разделенное на несколько корпусов. Полицейские грубо вытолкали Фишера вместе с остальными осужденными из автобуса и провели их через ворота в затянутом колючей проволокой ограждении. Внутри зрелище было еще более удручаюшим, чем снаружи: обшарпанные стены неопределенного цвета, давно не знавшие ремонта, казематы вдоль узкого прохода, почти полное отсутсвие естественного освещения. Заключенные играли в карты, перебрасывались редкими фразами, либо же стояли или сидели, прислонившись к перилам ограждения и скучающим взглядом окидывая помещение. Однако при появлении Фишера в сопровождении полицейского все их внимание разом переключилось на новенького. Отовсюду послышались свист, улюлюканье, заключенные показывали на него пальцами, в Сала полетели скомканные бумажки и прочая дрянь. «Эй, глядите, дядя Фред привел новую сучку!» — крикнул кто-то из проходивших мимо, и при этом умудрился звонко шлепнуть Сала по заднице. Парень вздрогнул, его передернуло от отвращения; глубоко вздохнув, Салли уже начал догадываться, что его здесь ждет. Полицейский, которого, судя по всему, звали Фредом, проводил Сала в его камеру. На нарах у стены сидел, скрестив ноги по-турецки, мулат атлетического телосложения. На вид ему было лет тридцать с небольшим; бицепсы на его руках украшали замысловатые татуировки на религиозную тематику. Он сидел, уткнувшись в какую-то истрепанную книжечку, однако, едва заметив вошедшего, оторвался от своего чтива. — Впервые? — глухо спросил он, слегка покосившись на Сала. Тот кивнул. — Карлос, — мулат протянул широкую ладонь для рукопожатия. — Сал, — ответил юноша, пожимая его руку — хватка у его нового соседа была, прямо сказать, стальная, — Сал Фишер. — Интересная у тебя… штуковина на лице, — продолжал Карлос, разглядывая сокамерника, — никогда раньше таких не видел. — Это протез, — Сал повторял эту фразу, наверное, уже в тысячный раз; при каждом новом знакомстве люди в первую очередь обращали внимание на это невольное «украшение», которое он вынужден был носить постоянно. Впрочем, Сал не сердился: откуда незнакомцам было знать о его прошлом?.. — Что случилось? — полюбопытствовал Карлос. — Увечья? Или врожденные уродства? — Не хочу об этом говорить. — Ну ладно. Твое дело, я просто полюбопытствовал. Извиняй, если что не так. — Нет, все нормально. Следующие несколько минут прошли в молчании. — За что сел? — первым нарушил тишину Карлос. — Меня обвинили в убийстве. Точнее, убийствах, которых я не совершал. Он помолчал немного и добавил: — Пожизненно. — М-да… Несладко тебе пришлось. Сесть по ложному обвинению — хуже участи нет. Впрочем, если ты действительно невиновен, то Господь поможет тебе. Только тут Сал заметил иконы и кресты, которыми было уставлено единственное окно в камере, как и то, что книжка, которую читал его сокамерник, была ни чем иным, как Библией. — Бога нет, — обреченно ответил Фишер, — если бы он был, со мной не случилось бы все это дерьмо. Карлос пожал плечами. — Может, люди и не верят в Него, Сал, но Он помогает людям. Иногда жизнь бывает несправедлива к нам, и рано или поздно мы задаем себе вопрос: зачем? Почему это случилось именно со мной? Но поверь мне, Господь не дает испытаний не по силам. Боль и невзгоды, которые выпали на твою долю — это испытание, и если ты пройдешь его с честью, то впереди тебя будет ждать награда. — Хотелось бы в это верить… В любом случае, ты дал мне пищу для размышлений, — пробормотал Салли. — Да, и вот что, парень: не ложись здесь ни под кого. А иначе попадешь в рабство. И когда они придут, постарайся отрешиться. Представь, что все это происходит не с тобой. — А ты, я вижу, здесь не впервые… — слегка оторопело произнес Сал, вспомнив, как «тепло» его принял тюремный состав. — Второй раз, — Карлос снова кивнул, — Я связался с наркотой. Жить было не на что, вот и пришлось выкручиваться. А в первый раз сел за то, что замочил какого-то чувака в пьяной драке, упокой Господь его душу, — он перекрестился. — Как-то странно для верующего человека. — Не удивляйся, парень. Тюрьма меняет многих. До того, как я загремел сюда во второй раз, я просто бесцельно прожигал свою жизнь налево и направо. Но зона заставила меня многое осознать. Тут, знаешь ли, ничего не проходит даром. Я понял, каким ублюдком я был раньше. Будто взглянул на себя со стороны. — Так… Ты поможешь мне? — Сал, послушай… — его лицо приобрело такое выражение, будто бы он объяснял неразумному ребенку очевидные вещи. — Не в моих правилах помогать белым. Может, ты и не знаешь, но в тюрячке есть определеные группировки, которые не контачат друг с другом. Я вижу, ты славный малый, Салли. Мне отчего-то хочется тебе верить. Не могу пообещать, что буду помогать тебе, но веди себя тихо, не нарывайся ни на кого — и все будет хорошо. Держись меня, и как-нибудь пробьешься. *** Однако, несмотря на заверения Карлоса, с этого момента жизнь Сала превратилась в сущий кошмар. Почти каждый здесь считал своим долгом подставить ему подножку, ударить под дых или просто отпустить едкую шуточку в его адрес. В тюремной столовой ему не давали прохода, постоянно отталкивая его в конец очереди, а если Салу и удавалось дождаться своей порции, то какой-нибудь наглый воришка тут же норовил отобрать у него еду. Но к счастью, сердобольный Карлос делился с ним, когда это происходило. Сал был бесконечно благодарен своему сокамернику за это. Необычная внешность парня, а также то, что он был не особо сильным и подкачанным, хотя теперь уже заметно вытянулся и стал шире в плечах, играли ему не на пользу. Тюрьма, в которую он угодил, была одним из самых паршивых мест на земле. Полицейским здесь было, по большей части, наплевать на заключенных, и единственное, что они делали — это следили за порядком в камерах и за тем, чтобы никто из «подопечных» не сбежал. К таким экстремальным мерам, как дубинки и электрошокеры, копы прибегали только в крайних случаях, когда нужно было разогнать или припугнуть разбушевавшихся зеков. Новичков тут ждала, прямо-таки, незавидная участь. И везло тому, кто от рождения был верзилой под два метра ростом, способным проломить череп одним ударом — такие, как правило, становились главарями банд и их побаивались даже полицейские. Те же, кто был послабее и ниже ростом, да еще и, не дай бог, обладали смазливой внешностью, сразу же становились чем-то вроде потаскух — их пользовали все, кому не лень. За это некоторые любители постебаться с насмешкой окрестили их «общественными толчками». За те четыре с половиной месяца, что Салли провел в заключении, парень успел очень хорошо усвоить основные негласные правила и законы этих мест: побеждает сильнейший. Здесь каждый был сам за себя. Заключенные разбивались на четкие группировки: белые, черные, северные и южные мексиканцы. Северные мексиканцы являлись относительно мирными и всегда держались группами по двое, в целях безопасности. К ним относился и Карлос. У черных существовала строгая иерархия: «могилы», «мокрушники», «четверки» и «пятерки» — это были, в основном, парни из Сан-Франциско. Самыми же опасными были южные мексиканцы — они всегда были в первых рядах любого замеса и разборок. Именно они являлись виновниками большинства массовых нападений и драк, а один раз даже забавы ради замочили ни в чем ни повинного парнишку, из-за чего их главарю пришлось отправиться в карцер. Белые, к которым теперь вынужден был примкнуть Сал, были в основном представителями культуры лоурайдеров и арийского братства. И тем не менее люди все равно сторонились странноватого паренька с синими волосами, предпочитая не марать об него руки; и только Карлос был по-прежнему добр к нему. Однако было одно обстоятельство, которое напрягало Фишера больше всего. На него положила глаз одна группировка, именующая себя «бандой Косого Джаспера». Они звались так потому, что у их главаря, угрюмого лысого мужика под два метра ростом, был длинный уродливый шрам на голове, делавший все его и без того страшное лицо перекошенным. И хотя эти ребята были из белых, но дурная слава о них слыла чуть ли не на всю тюрячку, и их сторонились даже южные мексиканцы. Они ржали и свистели Фишеру, будто продажной девке, каждый раз, когда он появлялся в их поле зрения, отпускали грязные шуточки и делали недвусмысленные пошлые намеки и жесты. Сал старался не обращать на это внимания, пока однажды дело не продвинулось дальше подколов и свиста. Фишер шел по коридору к камере, погруженный в свои мысли, как вдруг чья-то рука ощутимо и болезненно сжала его пах, а над ухом раздался отвратительный, но до боли знакомый шепот: — Подставляй задницу под член или бок под нож, Мальвина. Лысый Джаспер, продолжая удерживать в ладони его хозяйство, жарко дышал над ухом. Остальные трое громил, окруживших его, громко покатывались, предвкушая веселую наживу, которая вот-вот перепадет на их долю. — Что, попался, детка? Теперь нет твоего папочки Карлоса, и никто твое драгоценное очко не спасет? — загоготал в голос один из банды. — Ну, что же ты стоишь, петушок. Или у тебя еще и со слухом проблемы? Давай, вставай на коленочки, сделай Джасперу приятное. Будешь рыпаться — хуже будет. — Он поигрывал ножом в одной руке, другой попутно пытаясь расстегнуть ширинку. — Давай, Джас! Засади этой синеволосой бляди по гланды! Заодно и увидим, что он прячет под своей ублюдской маской, — прогудел другой из банды, бородатый здоровяк с татуированной рожей. Мысль пронеслась в сознании молниеносно, мысль, о которой Фишер пожалеет в дальнейшем. Впрочем, они все равно это сделали бы с ним, так что лучше было хоть как-то проявить себя, чем стать покорной шалавой и сдаться сразу же без борьбы. Медленно, делая вид, что подчиняется, Сал опустился на пол, а затем резко выпрямился и с размаху ударил главаря под дых. Лысый, не ожидавший удара, согнулся пополам, цедя маты сквозь стиснутые зубы, и тут же на Сала обрушился град мощных ударов. — Ах ты, пидрила обоссанный! — Так его, пизди, пизди! Вьеби ему, Ник! Остальные трое повалили его на пол и начали методично избивать. Фишер уже ничего перед собой не видел, один только кровавый туман в глазах, и ему уж начало казаться, что его забьют до смерти, как вдруг откуда-то словно издалека послышались удары дубинки и выкрики полицейского. — Живо, расступились все! Что здесь происходит?! — Тот самый коп, которого звали Фредом и который сопровождал Сала в его камеру, врезался в самую гущу драки и раздавал провинившимся удары налево и направо. Бандиты тут же умерили свой пыл и стушевались, включая самого уже оклемавшегося Джаспера. — Вы все. Переводитесь на строгий режим. Все. Включая тебя. — он ткнул пальцем в сторону главаря. — И чтоб больше мне без выходок. — Фред тяжело дышал, пытаясь сдуть с лица налипшую прядь волос. — Без базара, сэр, — издевательски-примирительно произнес бородатый качок, тот, что первый ударил Сала. — Мы к тебе еще заглянем, детка, — бросил он напоследок парню, убийственно зыркнув на него. — Расступитесь все! Что здесь происходит?! Сал, ты цел? Неизвестно откуда взявшийся Карлос растолкал всех присутствующих и пулей подлетел к распростертому на полу еле живому юноше, залитому кровью. — Черт, опоздал… Идиот, зачем ты ввязался в это?! Он осторожно и заботливо помогал Салу подняться, пока Фред с подоспевшими копами уводили четверых молодчиков подальше от места «преступления». — Они напали на меня… хотели изнасиловать… Я врезал их главарю, — произнес Сал, вставая на ноги и отхаркиваясь от крови во рту. — Ты же сам говорил, не ложись не под кого… — Твою мать, Сал, ты хоть знаешь вообще, с кем связался?! Этих парней боятся даже мексиканцы. Это еще чудо, что ты вообще в живых остался. — А по-твоему, лучше было дать им себя оттрахать? Что я должен был делать?! — Сал срывался на крик, давала о себе знать подступающая истерика от пережитого. Карлос только покачал головой. — Пойдем, сперва нужно обработать твои раны. Спустя полчаса политый перекисью водорода и тщательно перебинтованный Сал сидел в своей камере, внимательно выслушивая нотации Карлоса. — У тебя должна быть своя голова на плечах! Самозащита — это хорошо, но четверо против одного — чем ты вообще думал? Опоздай я еще немного, и тебя бы пришлось хоронить. Сал просто помалкивал, поддакивая и соглашаясь со всем, что уже в десятый раз твердил его сокамерник. Да, он поступил необдуманно и нажил себе врагов — с этим он не спорил. Но разве участь общественной потаскухи была лучше?.. …Через пару месяцев Карлоса перевели в другую камеру — может, карантин, а может, еще какая тюремная херота — Салу не сообщили причину. Теперь он был в камере один. Не с кем было поболтать, некому было читать ему лекции и рассказывать истории из жизни… И некому было спасти его. ...Парень проснулся среди ночи оттого, что кто-то навязчиво и сильно дергал его за волосы на макушке. Он открыл глаза, морщась от боли, и увидел своих давних «друзей». — Скучала по нам, Мальвина? — Джаспер гнусно тянул гласные, продолжая мучить его, больно дергая за синие патлы. — Я же говорил, что мы к тебе еще заглянем. — Значит так, слушай сюда, пидрила, — главарь наклонился к самому его уху, и из его голоса мигом пропали все те фальшиво-елейные нотки, — либо ты сейчас отсасываешь мне, а потом всем моим корешам, либо мы не церемонимся с тобой и всей толпой дружно ебем тебя в жопу. Считай, что уже уронил мыло. Сал притих на несколько секунд, оценивая обстановку. Сейчас он был явно не в том положении, чтобы показывать характер, к тому же прошлый горький опыт еще не выветрился из его памяти. Каким образом знаменитую банду так быстро выпустили из карцера — он понятия не имел. Но должно быть, тут не обошлось без взяток — иные зеки со стажем были теми еще пиздолизами. Поразмыслив немного, он решил отделаться минетом. Кто знает, может, если он хорошо все сделает, это удовлетворит их, и они отстанут… «Из двух зол выбирай меньшее». Как там говорил Карлос — отрешиться… Представить, что все это происходит не с тобой… Медленно, будто в кошмарном сне, он потянулся к ремням протеза. Щелкнули металлические застежки, и плотный белый пластик, служивший его надежной защитой и неприступной маской, упал на пол, обнажая насильникам то, что осталось от его лица. Те похабно гоготнули, внимательно созерцая происходящее. — Ебёна мать, ну ты и страхоебище! Вышел бы без этой штуки, вся тюряга бы обосралась! — Главное, сосать умеет, — Джаспер расстегнул ширинку и спустил джинсы вместе с трусами. Перед лицом Сала покачивался внушительных размеров полувозбужденный елдак с выступившей на головке каплей смазки. — Соси, сладенький, — он снова схватил его за волосы, притянув к своему паху. — И поосторожней с зубами, а то останешься без них. Несмотря на все попытки Сала отрешиться, ему все равно было противно и неприятно. Лобковые волосы Джаспера кололи ему нос и щеки и раздражали и без того искалеченную кожу. Он давился его членом, его мутило от терпкого мужского запаха мускуса, пота и смазки, пока наконец лысый не спустил ему глубоко в глотку, заставив проглотить все до капли. А затем, закурив неизвестно откуда добытую сигарету, лениво надрачивая себе, наблюдал, как остальные засаживают ему в рот хуи и спускают на лицо и грудь. Да, признаться, в постели с Ларри они чего только не вытворяли — но то было по любви, хорошо и приятно, а здесь же, в этой душной вонючей камере, его имели несколько здоровых прокуренных и пропитых мужиков, и это было… Унизительно. Кошмарно. Позорно. Сал напрасно думал, что бандитам надоест и они уйдут после минета — но он даже не смог ничего сделать, а только извивался и кричал, когда один из них спустил с него штаны и почти без подготовки вошел в нерастянутое тугое отверстие. Они имели его теперь уже по двое, заливая спермой его потроха и отпуская все те же самые свои любимые похабные шуточки. Фишер не знал, сколько времени продолжалась эта пытка, но когда Джаспер со своими верзилами оставили его, он был в полной прострации, не в состоянии пошевелить и пальцем. Очнулся Сал ближе к утру, от жуткой боли и ломоты во всем теле, а особенно в заднице, с ужасом заметив засохшие разводы крови между ягодиц и на постели. С тех пор банда Косого Джаспера начала навещать его чаще. К счастью, не так часто, чтобы загреметь на тот свет от какого-нибудь сифилиса или разрыва мягких тканей, но и недостаточно редко, чтобы не возненавидеть свою жизнь и не возжелать поскорее распрощаться с ней. Хотя Сал и раньше-то не особо ее любил. Не всегда дело заканчивалось так, как в первый раз — иногда все обходилось простым минетом. Самое мерзотное было в том, что Сал иногда начинал возбуждаться, но это была не более чем механическая реакция организма — ему было нисколечки не приятно. Ему хотелось выцарапать себя изнутри, выжечь дотла свой единственный живой глаз и душу, чтобы не видеть, не чувствовать этого. Он испытывал отвращение и насильникам, и к своему собственному телу. Слезы и истерики не помогали облегчить душу, и Сал все чаще и и чаще заглядывался на бритву, которые им выдавали раз в неделю. Конечно, копы постоянно следят, чтобы никто не снял лезвие — но ведь можно попробовать как-нибудь незаметно это провернуть… Лучше умереть стоя, чем жить на коленях… В одно утро, похожее на все другие утра, как две капли воды, Сал услышал, как скрипнула дверь в его камеру и замер от ужаса, представив, что с ним будут творить Джаспер и его изверги. Однако, к глубочайшему удивлению парня, на пороге стояла вовсе не отпетая тюремная банда, а полицейский Фред. — Сал, у меня для тебя новость. Юноша весь обратился в слух. Должно быть, кто-то из знакомых пришел навестить его… Что еще могло случиться в этой прогнившей дыре?.. — Тебя оправдали. То вшивенькое дело с апартаментами Эддисона наконец-то раскрыли, так что тебя признали невиновным. Собирай манатки и проваливай отсюда. Чтобы завтра же тебя здесь не было.