Я никогда больше не отпущу тебя

Полицейский Фред попал в самую точку, назвав дело Фишера вшивеньким — даже спецотряд, отправленный в Апартаменты, пришел в ужас от того, что открыли им недра подвала старого дома. Горы человеческих останков, дьявольские книги, чудовищные орудия пыток, до жути странные символы и надписи на мертвых языках, которыми были испещрены стены и пол — это была лишь малая часть того, что удалось обнаружить. Культ, поклонявшийся Красноглазому Демону, для достижения своих целей тщательно скрывал все улики и следы своего существования — в том числе и сведения об убийствах. Поэтому черные деяния его участников оставались незамеченными, а полиция не смогла доказать невиновность тех несчастных осужденных вроде Сала и Чарли. Судя по масштабам и архитектуре подземных строений, Апартаменты Эддисона были не единственным входом в это проклятое место. Можно было только догадываться об истинных размерах этой разросшейся порчи. Скорее всего, в городе существовало еще несколько таких подвалов, служащих дислокацией культу, а возможно, они были даже и в других городах. И только сейчас весь этот гной вскрылся на поверхность, и миру явилась бездонная тьма — история бесчеловечных ритуалов, жертвоприношений, пыток и убийств, продолжавшаяся не одно столетие, а может быть, даже и десятки столетий. И кто знает, чем все это закончилось, если бы копы вновь не взялись за это?... Однако кто же был тем благодетелем, кто принес необходимые доказательства в суд? Кому было выгодно это расследование? По странному стечению обстоятельств, им оказался некий Герман Сандерсон — он пришел в полицию, тяжело дыша от долгого бега и с округлившимися от ужаса глазами, и долго упрашивал копов пропустить его. Те сперва и вовсе не хотели ничего слышать, приняв его за сумасшедшего и чуть не выставив вон, но в конце концов настойчивому посетителю удалось убедить служителей закона пропустить его. Герман сознался, что был причастен к делам культа, и предоставил суду одну из тех трех книг, с помощью которых можно было призвать Демона, и показал церковь, в которой находился еще один ход, ведущий в тот самый подвал. Также он добавил, что именно из-за этой «чертовой книги», как он выразился, и убили его жену. Он долго раскаивался, что не сделал этого раньше, говоря, что он очень испугался угроз культа, и ему пришлось залечь на дно, и что может быть, этот его поступок хоть как-то загладит его вину. На вопрос полицейских о том, почему он все же не обратился к ним раньше, он ответил, что они все равно бы ему не поверили. А узнав о том, что Сал, пытавшийся снова остановить Демона, попал в тюрьму, Герман больше не мог сидеть сложа руки и решил пойти в полицию, отбросив весь свой страх. Однако он пожелал остаться анонимом и просил не сообщать Салу ни своего имени, ни подробностей расследования. Так что даже озадаченные копы, казалось, слегка застыдились того, что упекли за решетку без вины виноватого синеволосого парня. *** Для Сала было полнейшей неожиданностью то, что его выпустили из тюрьмы — сказать, что он удивился, значит не сказать ничего. Сначала парень не поверил своим ушам — он решил, что ему все это снится. Однако радости и ликованию мешало еще одно, горькое и тревожное чувство. Оказавшись на свободе, первым делом Сал решил выведать адрес больницы, в которой находился Ларри. Наведываться снова в проклятые Апартаменты у него не было ровно никакого желания — и вряд ли они были в том же самом состоянии после тех событий, да еще и по прошествии столького времени. В мобильном телефоне, который, к счастью, ему вернули вместе со всеми остальными личными вещами, сохранились номера всех его знакомых и друзей. Дрожащими руками он набрал Лизу и приложил трубку к уху. Ответили ему не сразу; женщина взяла трубку примерно после минуты долгих гудков, показавшихся Салу вечностью. Ее счастье было не описать словами, когда она узнала, что Сала оправдали — она радовалась так, будто парень был ее родным сыном. «Я знала, Салли, я знала, что ты невиновен», — твердила она, заливаясь слезами. Лиза сразу же сообщила ему адрес больницы, сказав, что Ларри недавно очнулся из комы, уже идет на поправку и что она навещала его вчера — хотя он пока еще очень слаб, но определенно чувствует себя лучше. У Сала словно камень с души упал — он все это время боялся услышать страшную правду. Не медля ни секунды, он тут же вызвал такси и поехал — больница находилась на другом конце города. Узнав на ресепшене номер палаты, в которой лежал его друг, он накинул на себя выданный ему больничный халат и поспешил на нужный этаж. Приоткрыв дверь палаты, он увидел Ларри, перемотанного бинтами и лежащего на кровати с капельницей. На экране приборов рядом с ним попискивала тонкая ломаная линия кардиограммы. Джонсон, судя по всему, спал; подойдя поближе, Сал увидел, как мерно вздымается его грудь, услышал тихое размеренное дыхание. Он сильно изменился за время их разлуки: отросла бородка, лицо вытянулось и возмужало, приобретя заостренные и грубоватые черты, хотя сейчас выглядело бледным и осунувшимся. Растрепанные волосы разметались по подушке, щеки ввалились, под глазами, которые он и так всегда подводил черным карандашом. залегли темные круги. При взгляде на все это у Сала сжалось сердце. «Как же давно я тебя не видел…» — пронеслось у него в голове. — Ларри… Ларри, — негромко позвал он. Металлист не шевелился. Тогда Сал присел на краешек кровати рядом с ним, взял его руку в свою и повторил чуть громче, наклонившись к самому его лицу: — Ларри… Ты слышишь меня? Ресницы Джонсона дрогнули, он потянулся и с тяжелым вздохом медленно открыл глаза. Несколько секунд, моргая, он смотрел куда-то в пространство, а затем его взгляд стал сфокусированным, и он ошалело, с неподдельным изумлением уставился на Сала. — Охренеть… Салли-Кромсалли? Я что, все еще сплю? — Нет, — ответил тот дрожащим голосом, и в этот момент Джонсону показалось, что он видит, как даже под протезом синеволосый улыбается. — Нет, Ларри, это не сон. И, не в силах сдержать чувств, Сал стащил с лица протез, прижал Ларри к себе и поцеловал со всей страстью, горечью и нежностью, что копилась в нем долгие месяцы разлуки. Ларри изумленно замер на секунду, а затем начал отвечать на поцелуй, обнимая его и гладя ладонями его лицо. Но спустя несколько минут единения он все же отстранился от него, слегка закашлявшись, и произнес: — Эй-эй, полегче, чел, а то ты так во второй раз меня точно угробишь.  — Извини, — Сал засмеялся, — нет уж, теперь я этого никогда не допущу. И только тут Ларри заметил заблестевшие в его глазах слезы. — Ну друган, не реви, ты чего, — он слабо попытался изобразить улыбку, — я же живой, так что все позади. Салли ничего не говорил, просто кивал головой, улыбаясь, и глядел на Джонсона, будто бы и сам не верил, что это все происходит наяву. Несколько минут они оба молчали, не зная, что сказать. — Так все-таки, как тебя освободили? Тебя же, вроде, всерьез и надолго упекли. Давай, колись, чего там произошло-то, пока я в отключке валялся, — снова нарушил тишину Ларри. — Да, меня осудили пожизненно. Но сегодня в мою камеру зашел полицейский и сказал, что я невиновен, а мое дело раскрыли. Мне не объяснили причины, просто выпустили и все. — Сал решил пока не рассказывать всех ужасных подробностей — незачем было травмировать психику едва вышедшего из комы друга. — Ни хуя себе… То есть вот так все просто? Но, стоп, подожди-ка. Что-то тут не сходится. Ты говоришь, что тебя оправдали, но как такое возможно? Разве у них были какие-то доказательства? — Вот и мне это тоже не дает покоя. Ведь дело объявили закрытым, и потом, никому не выгодно было вновь браться за него, тем более по прошествии столь долгого времени. Судья ведь сказал, что все улики против меня. Всё это как-то слишком странно. — Слушай, а может, это твой отец принес доказательства в суд? — Да он и видеть меня не хотел, — отмахнулся Сал, — он ведь даже не был на суде. И потом, если бы это был он, я бы узнал об этом. — М-да… непонятная получается история, — Ларри задумчиво почесал затылок. Тут одно из двух: либо у тебя появился тайный покровитель, либо… — его лицо приобрело загадочно-зловещее выражение, — в Апартаментах снова орудует Красноглазый Демон. — Этого не может быть! Разве ему мало было того, что он учинил?! Я думал, эта тварь не объявлялась больше с тех пор, как меня посадили. — Ну сам подумай. Если даже изобретение Тодда не смогло его убить, то мало ли, где он может скрываться сейчас… Да ладно, забей. — Добавил он, увидев испуганное выражение лица Фишера. — Самое главное, что ты на свободе. — И что ты жив. С этими словами Сал еще раз поцеловал его, но в этот раз уже невесомо и аккуратно. — Скажи спасибо врачам, которые меня зашили, — усмехнулся Ларри, как только Сал оторвался от его губ, — у них руки из правильного места росли. — Да, с этим не поспоришь. — Салли и сам невольно заулыбался, видя, в каком хорошем настроении его друг, несмотря на все свои раны. Конечно, он сильно изменился за это время. И все-таки, это был прежний Ларри. Его Ларри… Его и ничей больше. — … И что ты теперь будешь делать? — снова спросил Джонсон спустя несколько минут. — Понятия не имею. Я даже не хочу звонить отцу, особенно после того, что он сказал мне перед судом. Он даже ни разу не навестил меня за все время, пока я сидел. Наверняка он меня ненавидит. Да и в Апартаменты соваться у меня нет никакого желания. — А знаешь, в Апартаментах уже никто не живет. После того случая оттуда все навострили лыжи. Никто не хотел жить в доме, в котором нашли столько трупов. Просто мама заходила ко мне вчера и сказала, что и она, и Генри давно съехали. — То есть это получается, что мне теперь некуда идти… — озадаченно произнес Сал. Ларри пожал плечами. — Чел, я бы на твоем месте все-таки позвонил отцу. Может, он не будет против, если ты поживешь у него недельку-другую. Думаю, он будет рад узнать, что тебя оправдали. Всякий нормальный родитель обрадовался бы этому. — Хотелось бы в это верить. Ладно, попробую, терять мне нечего. Но… а что же ты? — А, за меня не переживай, скоро выпишут. Сказали, что недели через две. — О, отлично! Ну, тогда я наверное пойду, не буду тебя напрягать. — Да ты и так не особо меня напрягаешь. — Но учти, я буду навещать тебя, пока не выздоровеешь. — улыбнулся Сал. — Забились! Конечно, чел, приходи в любое время. — До встречи. Кивнув на прощание, Салли снова надел протез, вышел из палаты и покинул больницу. Едва очутившись на улице, он достал мобильник и, немного поколебавшись, набрал номер отца. Фишер все же решил внять совету Ларри, хотя он вообще не надеялся, что ему ответят. Однако каково же было удивление и радость Генри, когда он услышал, что его сын не виновен и его выпустили из тюрьмы. Он долго извинялся перед Салом, сказав, что сейчас же за ним приедет, и даже сквозь искаженную расстоянием телефонную связь было слышно, как дрожал его голос. Генри не смог сдержать слез, увидя сына живым и невредимым. Он бросился обнимать его, говоря, что был ужасным отцом и что уже не надеялся когда-либо с ним увидеться. Он очень раскаивался, упрашивая Сала простить его, на что тот ответил, что не винит его ни в чем. Фишеру было чрезвычайно жаль видеть отца таким — поседевшим, осунувшимся и постаревшим едва ли не на десяток лет. Их новая квартира была куда меньше прежней, но тем не менее очень уютной. Генри сказал Салу, что тот может оставаться и жить здесь, сколько ему заблагорассудится. Также он добавил, что Апартаменты пустуют уже месяца как три, и их готовятся снести. И нельзя сказать, что младшего Фишера слишком огорчила эта новость. Следующим, и не менее важным делом для Салли стало обзванивать всех друзей и знакомых и сообщать им радостную новость. И все они, как один, едва ли не прыгали от счастья, узнав, что Сала освободили из тюрьмы и что с ним все в порядке. Да и он сам был ужасно рад увидеть всех, кто ему был дорог, живыми и здоровыми. За эту неделю в их с отцом новую квартиру образовалось настоящее паломничество — всем хотелось встретиться с ним лично, и иногда друзья засиживались допоздна, обмениваясь новостями, которые произошли за время их разлуки, да и просто болтая обо всем на свете. Эти мучительные полгода выдались невероятно тяжелыми для всех, но теперь возвращение Салли-Кромсалли вновь сплотило живущих порознь бывших обитателей Апартаментов. В гостях у Фишера успели побывать все — Тодд, Лиза, Эддисон, Пых, который за это время так отъелся из-за нервов и переживаний, что стал еще толще, чем был. Все, кроме… Эшли. Сал так и не смог дозвониться до нее. Может быть, ее замучила совесть — ведь по сути, именно Эш подставила его, а может, она окончательно решила предать Сала и теперь даже не хотела разговаривать с ним. Так или иначе, о ней не было ни слуху ни духу, и синеволосый парень решил, что может быть, это даже и к лучшему. А спустя еще две недели Ларри, которого выписали из больницы, сидел дома у Сала и за обе щеки уплетал купленный по такому случаю торт. Генри ушел куда-то по делам, так что никто не мешал парням быть вместе и наслаждаться обществом друг друга. Сал сидел напротив Ларри и отвлеченно слушал его болтовню в пол-уха. Джонсон что-то увлеченно рассказывал ему, однако сосредоточиться на разговоре не получалось: мыслями Салли снова и снова возвращался к долгим месяцам заключения. Перед глазами проносились сцены пережитых кошмаров. Он пытался отвлечься, кивая Ларри и поддакивая в нужных местах, но у него не получалось, и с каждой секундой Фишер мрачнел — на душе его становилось все тоскливей и тоскливей. — Что-то ты приуныл, Сал, — произнес Ларри, заметив его настроение. — Всё не можешь выкинуть из головы тюрячку? Расслабься, чел, все уже позади. — Да нет, все нормально, — быстро ответил он, помотав головой. — Продолжай, на чем ты остановился?.. — Да брось увиливать, я же знаю, что что-то не так. Я твое выражение лица сквозь протез вижу. Сал только подивился его проницательности. И тут же, не в силах дальше молчать, рассказал ему все, что произошло с ним за решеткой — про Карлоса, про банду Косого Джаспера, про изнасилования — про все. Ларри слушал не перебивая, и с каждой минутой рассказ Фишера все больше и больше повергал его в шок. Он даже перестал жевать, с выражением ужаса на лице внимая его словам. Когда Салли закончил, металлист хлопнул ладонью по столу так, что чашки и тарелки зазвенели, и гневно вскрикнул: — Ебаный пиздец! Сал, почему ты не рассказал мне сразу?! Черт, если бы я там был, я бы своими руками расчленил этих ублюдков. — Я не хотел тебя нервировать. — тихо и грустно сказал синеволосый. - Я боялся, что ты станешь презирать меня. — Чего?! Нервировать не хотел? Сал, да ты в своем уме вообще? Ларри вскочил со своего места и, подняв глаза к потолку, начал осыпать матерными проклятиями его мучителей. Он кричал что-то про то, что никто не заслуживает подобной участи, разве что кроме самого Джаспера и его ублюдков; он кричал, чтобы Сал не смел даже думать, что он будет презирать его, и что Фишер всегда был и будет для него самым любимым человеком. Он валится на колени и бессвязно умоляет его простить, что не смог защитить его от этого кошмара, говорит еще что-то... Пока на его разгоряченный лоб не ложится прохладная ладонь. Ларри поднимает голову и видит глубокие прозрачно-синие глаза, подернутые болью. — Теперь уже ничего не исправишь, — еще тише произнес парень и отвернулся, пытаясь спрятать слезы. И Ларри становится стыдно. Истерику сейчас мог бы закатить Сал, для него это было бы хорошей разрядкой, но никак не он. Джонсон обнял его и прижал его голову к своей груди, несмотря на слабые протесты. — Поплачь, тебе станет легче. Бля, я чувствую себя таким мудаком… Сал, я виноват перед тобой. Прости меня. — За что? С чего ты вбил себе это в голову? — сквозь всхлипывания ответил Сал, — брось, в этом нет твоей вины. Ты все равно не мог ничего сделать. Даже если и так, то я виноват не меньше — я ведь чуть не убил тебя. — Да ладно тебе, чел, я же знаю, что ты был под влиянием Демона. — Кстати, Ларри. Я… я сильно тебя потрепал? — Сейчас увидишь, — ответил металлист, — ну-ка, привстань. Сал послушался, и Ларри задрал свою майку, под которой обнаружились глубокие и длинные шрамы на груди и животе. Швы были наложены давно, но рубцы выглядели совсем свежими. Несколько секунд Сал ошарашенно смотрел на это, не в силах произнести ни слова. — Ох блин… Да, действительно, это мне надо у тебя просить прощения, — наконец выдавил он из себя. — Ой, да хорош тебе, — отмахнулся Ларри, — Всем ведь известно, что шрамы украшают мужчину. — Ну тогда считай, что мы квиты. Я подарил тебе халявное украшение, носи на здоровье. На этих словах Ларри чуть не подавился тортом, залившись хохотом. Сал, глядя на него, тоже начал покатываться со смеху, и какое-то время парни просто нервно ржали, глядя друг на друга. Фишер и не думал, что друга так рассмешат его слова; он был сейчас совершенно не в настроении шутить, но эта фраза вырвалась сама собой, нехило разрядив напряженную обстановку. — Думаю, нам на сегодня уже хватит выяснять, кто виноват в случившемся, — сказал Ларри, наконец отсмеявшись. — Надо жить настоящим моментом, прошлого не вернуть. О нем можно только забыть. — Ты прав, — ответил Салли, снова укладываясь к нему на колени, — ведь теперь мы снова вместе. — Конечно. И что бы ни случилось, я больше никогда не позволю случиться подобному. Ларри наклонился и поцеловал Фишера в лоб, точнее, в ту часть протеза, под которой находился его лоб. — Нет, и все-таки, и кое-кто по-любому в этом виноват, — добавил Ларри, — кто-то, кого мы с тобой оба очень хорошо знаем. — Эш? — Сал вопросительно посмотрел на него. — Она самая. Она ведь, вроде бы, давала против тебя показания в суде. Эта сука первая предала тебя. Если бы не она, тебя бы, может, вообще и не посадили. — Я так не думаю. Но она даже не ответила на телефон, сколько я ей ни звонил. — Боится, значит, залегла на дно. Посидела бы она сама в этой тюрячке, я бы на нее посмотрел, — Джонсон погрозил кулаком куда-то в пространство. Салли, не найдя что ответить, просто нежился у него на коленях, понемногу проваливаясь в сон. Где-то рядом мяукнул Гизмо, и, запрыгнув на диван, потерся о ноги хозяина и улегся рядом с ним, привалившись к его боку. *** В скором времени и Сал, и Ларри устроились на работу, и уже через месяц смогли снять отдельную квартиру и съехать туда вдвоем. Хотя нет, втроем — Гизмо Фишер тоже прихватил с собой, все-таки он был очень привязан к своему коту. Да и пушистый питомец искренне любил своего хозяина и едва не заболел от тоски по нему, а теперь постоянно ластился, просился на руки, да и вообще не отходил от Сала почти ни на шаг, беспрестанно мурлыча и урча. Ларри даже начал немного ревновать Сала к коту. И казалось бы, разрушенная жизнь вновь вернулась в прежнее русло, и все неприятности и ужасы остались позади, но Сал все сильнее и сильнее впадал в тяжелую депрессию. Да, можно было отмыться под теплым душем — но нельзя было смыть с себя грязь прошлого. Его снова стали мучить кошмары, в которых он либо насиловал и убивал кого-то, либо это делали с ним. По вечерам он часто заворачивался в плед и просто лежал, говоря, что хочет побыть один. Его постоянно преследовало беспричинное, параноидальное чувство страха; он уволился с работы, сказав, что не хочет никого видеть, а потом и вовсе почти перестал выходить на улицу, разве что без крайней необходимости. Сал боялся толпы, из-за иррационального недоверия к людям, но в то же время и боялся остаться один, и Ларри находился рядом с ним практически постоянно. К тому же его начали беспокоить боли в груди, руках и горле — в общем, в тех частях тела, к которым больше всего прикасались ублюдки Джаспера. Но это было вызвано, скорее всего, психосоматическим расстройством. Часто Сал даже не мог определить, была ли эта боль фантомной или настоящей. Он стал избегать прикосновений, ведь любое из них напоминало ему о пережитом насилии. Он испытывал отвращение и к жизни, и к сексу, и к себе самому — и ничто не могло отвлечь его, ни прогулки, ни еда, ни кино, ни развлечения. У Ларри просто разрывалось от жалости сердце, он хотел обнять и утешить любимого, но Сал вздрагивал от малейшего, даже случайного, его прикосновения, будто от удара, впадал в истерику и начинал яростно кричать и плакать, уходя в свою комнату, но через несколько минут возвращался и, садясь рядом с ним, заходился в безудержных рыданиях. Он говорил, что ненавидит и себя, и этот город, и Апартаменты, от которых, наверное, уже ничего не осталось. Он умолял Ларри о том, чтобы поскорей уехать из отсюда, неважно куда, потому что не мог жить в городе, в котором все еще находятся его насильники. Джонсон верил в целесообразность этих доводов, ведь банду Косого Джаспера могли выпустить из тюрьмы или же они могли сбежать, но переехать у них пока не было возможности. «Потерпи, милый, я подзаработаю еще немного, и тогда мы сможем переехать в другой штат», — успокаивал он Сала. Доктор, к которому Сал по совету Ларри записался на прием, продиагностировал у него посттравматическое стрессовое расстройство и выписал какие-то таблетки, которые впрочем, мало помогали. Даже если от них была какая-то польза, эффект Плацебо на Сала не действовал. Видя его состояние, Ларри просто не находил себе места. Джонсон перепробовал все средства, чтобы вернуть возлюбленного к жизни, но ничего не помогало. Однажды, придя поздно вечером с работы, он заметил, что в доме подозрительно темно и тихо — свет горел только в ванной. Обычно Сал, оставаясь один, смотрел телевизор, или слушал музыку, чтобы хоть как-то заглушить гнетущие воспоминания, но сейчас тишина была давящей и жуткой. Не теряя ни секунды, Ларри кинулся в ванную, терзаемый самыми ужасными предчувствиями. Салли сидел на краешке ванной и медленно резал себе запястье чем-то острым. Его одежда и рукава были залиты кровью; она поблескивала уже и на белом кафеле и полу, собираясь в маленькие лужи. Сердце Ларри пропустило один удар. — Еб твою мать, Сал! Ты что, с катушек съехал?! — Металлист подскочил к нему, вырвав у него из рук кухонный ножик. — Какого черта ты творишь? Сал молча поднял на него взгляд, и в этом взгляде было столько безысходности и тоски, что Ларри тут же пожалел о сказанном. — Я ненавижу себя… И их тоже… ненавижу все, понимаешь? — хриплым шепотом произнес он. — Понимаешь?! — он сорвался на крик. — Тсс-с… Тихо, тихо, — увещевал его Ларри, — успокойся, чел. — Я чувствую себя таким грязным… Мне так стыдно… Я недостоин тебя. — Перестань, Сал, что ты такое говоришь, — Джонсон инстинктивно приобнял его за плечи. — Не прикасайся ко мне! — Сал вздрогнул, резко взмахнув руками, отчего несколько стоящих рядом пузырьков с шампунями упали на пол, — Не смей меня трогать! — Прости… — он отвернулся, пряча лицо в ладонях и всхлипывая, — прости меня. Я не знаю… что я… — Все нормально, Сал, — Ларри попытался придать своему голосу как можно больше убедительности, — конечно, то, что произошло с тобой — это ужасно, но это не повод кончать с жизнью. Я понимаю, как тебе больно, но в этом нет твоей вины. Ни капли. Ты не виноват, что стал жертвой этих уебков.  — Давай, нужно промыть твою рану и остановить кровь. А то так и правда не ровен час загремишь на тот свет. — Он открыл кран и начал смывать кровь с запястья Фишера. Через пять минут Салли, переодетый в чистые вещи, сидел на кровати в комнате, а Ларри тщательно перебинтовывал его руку, не замолкая ни на миг. — Послушай меня, Сал. Я прекрасно себе представляю, через что тебе пришлось пройти в тюрьме, но ты должен держаться. Если ты выпилишься, то покажешь, что слабее их. Подумай обо мне, о Гизмо, о своем отце, в конце концов. Что я ему скажу, если тебя не станет? Да и я не смогу без тебя. Тебе просто нужно пережить это. — Ты не будешь любить меня… таким. — Конечно, буду, глупый. Для меня самое главное, чтобы ты был живым. — Закончив перевязку, он крепко завязал бинт. — Пообещаешь, что больше никогда не будешь так делать? — Обещаю. — Салли через силу улыбнулся. — Вот и замечательно. Я люблю тебя, чтобы ни случилось, и буду любить всегда. Он слегка прикоснулся губами к пальцам его здоровой руки. *** Так прошло долгих два месяца. Сал больше не предпринимал попыток к суициду, но его состояние не улучшалось: по-прежнему не отступала апатия и депрессия, по-прежнему донимали дурные сны. Но однажды в их квартире раздался телефонный звонок. Номер был незнакомый; немного поколебавшись, Фишер взял трубку. — Здравствуйте, Сал. Меня зовут Дэниел Браун, я репортер передачи «Странное среди нас». Вы можете уделить мне немного времени? — раздался на том конце провода мужской голос. — Да, я слушаю. — Сейчас мы собираем материалы для будущего репортажа. Я изучал газетные выпуски, и наткнулся на вашу историю, которая меня очень заинтересовала. Мы хотели бы пригласить вас на нашу передачу и сделать выпуск о паранормальных явлениях. Скажите, вы согласны были бы дать нашему ведущему небольшое интервью? — Ох, это так неожиданно… Я даже не знаю, что сказать. — Я ни в коем случае не тороплю вас; выпуск будет через три недели, у вас есть время, чтобы подумать и принять решение. В любом случае, мы вам перезвоним. — Спасибо за приглашение, но мне действительно нужно поразмыслить. — Конечно, я просто информирую вас. Вы всегда сможете согласиться или отказаться. — Спасибо еще раз. — Всего доброго, хорошего дня. — До свидания. Опешивший Сал положил трубку. — Ну, что там? Кто звонил? — Ларри, все это время крутившийся рядом, подскочил к нему, изнывая от любопытства. — Меня приглашали на передачу о паранормальных явлениях, — медленно произнес Салли, до сих пор не отошедший от удивления. — Ого, чел, да это же круто! Ты у нас будешь суперзвездой, смекаешь? — хитро подмигнул ему металлист. — И что ты думаешь, пойдешь? — Без понятия. Я, если честно, не знаю. — Тебе стоит пойти, Сал, — сказал он, приобняв его за плечи. — Подумай, такой шанс, может быть, раз в жизни выдается. Тебя покажут по телеку! Прикинь, как Эш обзавидуется, если тебя увидит. И потом, что ты теряешь? — Ну может быть, и соглашусь. — Конечно, иди! И я ведь тоже там буду, буду сидеть в зале и болеть за тебя. — Ой, да брось, мы же не на спорте, — со смешком отмахнулся Сал. — Интеллектуальная дуэль, переговоры — чем тебе не спорт? Шахматы ведь тоже. — Хах, мне бы и в голову не пришло сравнивать интервью с шахматами. — Ну вот видишь, значит, я первый, кто до этого догадался. Но, в любом случае, подумай. Я бы на твоем месте не стал отказываться. К тому же это позволит тебе отвлечься от твоей… проблемы. Хоть ненадолго выкинешь все это из головы.  — он чмокнул его в щеку. — У меня по-любому еще три недели на раздумья.