Я, Лютик, никогда не мог противиться искушению взглянуть на то, чего не существует.
Громкий звон мечей, словно дикая, но ритмичная музыка, разносился по всему двору. Лязг, ещё лязг, резкий поворот, толчок от земли и снова лязг. Сталь в их руках разговаривала, скорее, даже спорила. Высокая, худощавая, непропорциональная девушка с улыбкой на лице и нездоровым задором, держа в руках меч, нападала на седовласого мужчину. Мужчина же с нескрываемой ухмылкой легко и непринужденно отбивал атаки девушки и изредка атаковал сам. Можно было стоять за версту от этой пары и чувствовать, какое удовольствие они испытывают от сего действия. Они не тренировались, они танцевали с увесистыми мечами в крепких руках. Придворной дамы из уже выросшей в девушку Матильды не вышло, как ни старалась Кейра. Этикету она предпочитала просиживание за книгами вместе со старым ведьмаком, а платья, которые привозили ей ведьмаки из других государств, так и висели в шкафу. Зато невозможно было передать ту радость, что испытала Матильда, когда Геральт привёз ей комплект кожаных добротно сделанных чёрных доспехов, лёгких и красивых. Она готова была не снимать их вовсе и носить вечно, если бы не боялась потрепать. На просьбу надеть на себя белоснежные туфельки, подаренные Кейрой, Матильда лишь усмехалась и неопределенно пожимала плечами. Ламберт и Эскель в скором времени потеряли надежду на то, что девочка вдруг окажется девочкой, и изредка одаривали её уже не бусами, корсетами да расшитыми цветастыми нитками платьями, а хорошими эльфийскими инструментами для заточки оружия, складными сапожками да маленькими кинжалами, выкованными кузнецами-краснолюдами. — Р-р-рах! — яростно прорычала Матильда, пытаясь отбить тяжёлый удар ведьмака. — Геральт, хватит! Продыху не даёшь! Её дыхание было тяжёлым и сбитым, в боку кололо, лицо раскраснелось и взмокло, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Сначала это было весело и забавно. Да ну ты! Обычный бой, чего нового-то? Да, ей никогда не удавалось победить ни одного из ведьмаков, но и в этот раз она была уверена, что лишь попляшет со своим учителем в бою, отточит мастерство, поработает над недостатками. Подросток, спустя три часа тренировки, понял — это вовсе не учёба, а наказание. — Так её, Геральт, — спокойно и с нотками укоризны в голосе повторял Весемир, — так её… Ишь, выросла девка. — Весемир продолжал недовольно смотреть на сражающуюся пару, щурясь от солнца. — Пятнадцать от роду, ума нет, а всё туда же… Матильда уже не атаковала, а лишь отступала назад и изредка отбивала замахи Белого Волка. — Ну хватит, — она упала на колени и, отложив меч в сторону, попыталась отдышаться, — устала. — Ты усвоила урок, Матильда? — Геральт присел рядом и, подобрав её меч, посмотрел на раскрасневшуюся девушку. Матильда, опустив плечи, кивнула. — Теперь каждый раз, — продолжил холодно Геральт, — когда кто-то из нас застанет тебя с люлькой в зубах, будет то же самое. Ты где табак взяла? И не изображай мне невинность на лице. — Да там, — она неопределенно махнула рукой. — Ох, скучаю, Тиль, скучаю, — протянул Весемир. Она шмыгнула носом, а затем, повернувшись к Весемиру, вытерла рукавом пот со лба и, тяжело дыша, грустно ответила: — Ой, а мне, думаете, весело? — немного помолчав, она продолжила. — У Мокса, на пару бутылей цедровой водки обменяла… Мне с прошлого раза, — Матильда поморщилась, — больше не хотелось. А потом так хотелось, что зубы крошились. Теперь понимаю, что с той радости одни убытки.***
— Матильда, — Геральт, не спрашивая позволения, открыл дверь комнаты, в которой сидела девушка, — выйдешь во двор? Девушка испугалась так, будто в комнату ворвался бес, соскочила с кровати, похватала разбросанные, пожелтевшие листы бумаги, и закинула их под кровать. — Геральт! — необычно зло воскликнула девушка. — Тебя стучаться не учили?! А если бы я была не одета? Геральт сделав вид, что не заметил испуга Матильды и ее странных действий, невозмутимо ответил: — Я ещё в своей крепости стучаться должен? — ведьмак скептически приподнял густую бровь, отчего шрам на его лице стал еще отчётливей. — Было бы на что смотреть. Идём? — он отступил от входа, уступая дорогу. — Идём, — с ноткой печали буркнула Матильда. Дойдя до большого зала, Геральт неожиданно остановился и вполне убедительно сказал: — Иди, я догоню тебя. Весемир просил принести ему масла. Дождавшись, когда Матильда скроется за поворотом, Геральт аккуратно открыл дверь её комнаты и последовал к кровати. Нагнувшись, он нашёл разбросанные, слегка помятые рисунки. Сев на пол, ведьмак осмотрелся и, желая утолить любопытство, принялся осматривать изображения. На одной из бумаг, изрисованной чёрным углём, он увидел изображение Матильды, Ламберта и Кейры. Особых стараний в рисунок вложено не было, однако общее состояние было максимально благоприятным. Ламберт с гаденькой ухмылкой, прекрасная чародейка и Матильда. Они выглядели как настоящая семья, и оттого Геральт невольно улыбнулся. Геральта заинтересовал рисунок меча, выполненный с каким-то особым усердием и вкрадчивостью. Мужчина ухмыльнулся и отложил лист. Также были рисунки с троллем, Эскелем и Весемиром. Геральт уже хотел было положить листы, пока не наткнулся на свой собственный портрет. Набросок был очень узнаваемым и детальным. Она прорисовала всё до мельчайших подробностей. Каждый шрам, каждую морщинку. Даже глаза ведьмака были переданы с поразительной точностью. На портрете он улыбался какой-то абсолютно несвойственной ему улыбкой, а во взгляде читалась особенная, тёплая ласка. Геральт вдруг подумал, что так же глупо он выглядел когда-то, когда еще виделся с черноволосой чародейкой. Следующий рисунок заставил его замереть. На помятом, стёршемся жёстком листе чёрным углем были нарисованы два человека. Мужчина и девушка, чьи губы сплелись в трепетном, наивном поцелуе. Так целует жених свою возлюбленную невесту в день свадебных гуляний. В изображении не было пошлости и страсти, а лишь нежность. Губы мужчины едва-едва касались губ девушки, глаза их были прикрыты, а пальцы сплетены. Геральта можно было узнать сразу, а вот женщину лишь присмотревшись. На вид ей было едва за двадцать. Выдавала личность лишь не закрашенная угольком прядь седых волос, да курносый нос, усыпанный веснушками. Это было её откровение, её желание, её фантазия. Геральт смял рисунок, над которым так долго трудилась Матильда, пообещав себе, что при первой возможности сожжёт его. Так быть не должно, и он это прекрасно понимал. Всё, что было изображено наивной девушкой, претило ему. Сложив листы как было прежде, он сунул лист в карман и поспешил во двор.