Жизнь — непрерывная цепь неожиданностей… Филиппа Эйльхарт
***
Ему не спалось остаток ночи. Несмотря на растопленные до температуры Преисподней печи и камины, Геральт мёрз. Он всё ходил от стены до стены, босоногий, дрожащий, нервный. Волнение — это самое мягкое слово, которым можно было описать состояние ведьмака. Среди кметов ходили легенды об абсолютной бесчувственности ведьмаков. Едва ли это было правдой. Умение контролировать свой организм, а также жестокие и интенсивные тренировки вбили в каждого ведьмака психологическую устойчивость. Но даже таким железным людям были не чужды чувства, но лишь тогда, когда они позволяли им проявляться. Сейчас Геральт дал своей душе полную свободу действий. Ведьмак истязал себя съедающей заживо тревогой. Едва лишь солнце показалось на востоке, Геральт схватил чистый лист бумаги, сорвал с шеи медальон, который еще не успело тронуть время и, объединив на деревянном столе две этих вещи, едва слышно, но грозно произнес: − Waelhr beanna, en mine. Он ожидал, что на бумаге само собой начертается её местоположение, однако, лист остался чистым. Геральт до боли прикусил губу и, чуть ли не проклиная Кейру, чьё абсурдное по своему звучанию заклинание не сработало, ударил кулаком по столу. — Зараза! — сквозь зубы прорычал Геральт. Белый Волк кожей почувствовал, как накатывает раздражение, но ни одна мышца не дрогнула на его лице. Он лишь более глубоко задышал и, схватив всё ту же бумагу, решил уж было написать Лето, дабы узнать их точное место пребывания, да попросить старого друга задержаться на месте. Внезапно языки пламени опалили его руку. Лист загорелся и тут же потух, едва Геральт откинул его на деревянный пол. Аккуратным, плавным почерком на бумаге было выжжено слово «Рикверелин», которое, спустя долю секунды, превратилось в «Раннвейг». Мужчина, не предупреждая обитателей крепости, собрался и отправился в дорогу. Геральт не мог определиться со своими желаниями. С одной стороны, для успокоения, ему, простому ведьмаку, достаточно было лишь одним глазом увидеть Матильду, убедиться, что она в полном порядке, и уехать. Но порой, даже не находясь рядом с Геральтом, Матильда умудрялась его бесить. Сейчас, пристёгивая дорожную сумку к Плотве, Геральт ощутил желание схватить настырную девку за волосы, и тащить так от Рикверлина до самого Каэр Морхена. Ведьмак сам не понимал, почему он был так зол на неё. Странная для его природы амбивалентная эмоция, которая была равносильна тяге к жизни и, в тоже время, влечению к смерти. Но только боги знают, как же он желал покоя. Геральт сел в седло и, потрепав лошадь за гриву и слегка пришпорив её, двинулся в нежелательное путешествие.***
Матильда, под пристальным взглядом синих глаз незнакомки сделала шаг назад. А женщина же, в свою очередь, лёгкими хлопками пригласила в комнату трёх мужчин. Пузатые, лысые и низкорослые, они вошли. У кого-то в руках была стопка аккуратно сложенной цветной одежды, у кого-то большой кувшин, а третий, которому движения давались не так легко, а лицо его, в отличие от остальных, было красным, тащил кожаные доспехи и пару мечей. Услышав недовольный вздох, Матильда перевела взгляд на женщину. Высокая блондинка с бледноватой кожей, она стояла, задрав подбородок и скрестив руки на груди. Волосы были заплетены в косу, которая, струясь, огибала голову, а её спина была идеально прямая, чему часто сутулившаяся Матильда позавидовала. На вид ей было не больше тридцати пяти. Одета незнакомка была в красное, плотное, расшитое серебряными нитями платье, а на плечах красовалась волчья шкура. Накидка, как предположила Матильда, служила скорее для красоты, нежели в качестве защиты от холода, потому как на густой шерсти не было ни пятнышка, ни пылинки, а вот масштабность, которую шкура хищника придавала носительнице, присутствовала сполна. Матильда удивилась тому, как приятный, ласковый голос незнакомки расходится с её холодным внешним видом. Даже глаза, идеально синие, напоминали замёрзшее море. — Думаю, тебе нужно одеться, — всё так же нежно произнесла она, — Думаю, что ты хочешь есть. Матильда, не стесняясь своей наготы, свободным шагом подошла к оставленной мужчинами одежде, и одним небрежным движением взяла зелёное платье кончиками пальцев. — Единственное, чего я хочу — это уйти, — сказала Тиль и отбросила тряпку. — Кстати, я не ношу платья. Женщина раскатисто захохотала, а затем, снисходительно посмотрев, спросила: — Уйдешь голой? — она наклонила голову набок, — Боюсь, что бродить по Скеллиге обнаженной, даже с оружием — это очень сомнительное мероприятие. — Порталы? Ты чародейка? — грубо спросила Матильда, — Я должна была догадаться, ведь ты выглядишь как закоренелая стерва. Девушка прекрасно знала, что нельзя так разговаривать с незнакомцами, потому как может выйти боком, однако при всём осознании этого факта девушка просто не смогла удержать свой язык за зубами. Она лишь напомнила себе, что в данный момент её похитили, и она может позволить себе не только легкое оскорбление. Женщина нахмурилась. Сжав губы, она подошла к окну и посмотрела вдаль. — Не смей так со мной говорить, Тилли. — Матильда, — жестко сказала девушка, — меня зовут Матильда. И кстати, откуда ты знаешь моё имя? Я убила кого-то из твоих добрых знакомых? Блять, столько вопросов… — пробубнила она, — Упрощу… — Матильда, оденься, прошу, — женщина стряхнула со своей накидки невидимую грязь, — ты выглядишь нелепо… — Упрощу! — громко повторила Матильда, — Кто ты такая? Что я здесь делаю? — спрашивала она сквозь зубы. — И где, блять, моя одежда?! — Полагаю, твоя одежда там, где ты разделась, — её голос был строг и высокомерен, — В борделе. Там, где ты была с тем допплером-ведьмаком… — женщина снова рассмеялась. — Ведьмак-допплер! Какой-то абсурд! — она резко остановилась, — Хотя чему я удивляюсь? — женщина хмыкнула, а затем тихо дополнила: — Твой отец был такой же… Матильда почувствовала себя последней дурой на земле. − Я тоже видела его, поутру пришедшего прямиком из борделя в одних портках, — почти шептала женщина, — Я надеялась, что ты пойдёшь не в него. Матильда не верила своим ушам. Она опасалась не то что сказать вслух, а даже предположить, кто перед ней. Ей было страшно подпустить к себе эту мысль, которая, в свою очередь, буквально за пару секунд мурашками разошлась по её телу, заставляя сердце биться чаще. — Моё имя Омерта, — слегка улыбнувшись, сказала женщина, — Это я родила тебя на свет и дала тебе имя… Паралич, который охватил девушку, наконец-то прошёл. Она зло посмотрела в глаза стоящей перед ней женщине и, схватив не глядя платье, а затем и меч, растянуто и издевательски произнесла: — Не, нихуя, — она чёткими движениями принялась надевать на себя длинное одеяние, — Мою мать зовут Кейра Мец. А ты, — она указала пальцем на Омерту, — Пошла нахер! — Выслушай! Я твоя… — Мама. Достижение, — уже спокойно закончила за Омерту Матильда, — Так что ты хочешь? — Ничего! — голос Омерты был очень твёрд, — Ты не убежишь, даже не пытайся. Ты на островах, босая, голодная и в легком платье! Мысленно паникующая девушка умудрилась ухмыльнуться. Она чувствовала себя крысой, которую загнал в угол кот. — Ты что, блять, издеваешься? — выплюнула Матильда, — Это забота такая? С чего я вообще должна тебе верить? Омерта растерялась. Матильда видела, буквально ощущала на себе, как, несмотря на теплое одеяние, мурашки пробежали по женской коже. Матильда услышала тяжёлый вздох, а затем, спустя пару минут неловкой тишины, которую можно было отчётливо осязать, Омерта уверенно произнесла: — Не должна. Я не ждала тёплой встречи, если честно, но в глубине души наивно полагала, что мне не придется… Хах, — Омерта провела тонким пальцем по холодному стеклу, — Не придется чувствовать твой гнев, — женщина резко повернулась лицом к Матильде и посмотрела последней прямо в глаза, — В любом случае, тебе нужно привести себя в порядок, поесть. Если ты захочешь уйти, так и не выслушав меня, я не буду сопротивляться и попрошу своего чародея вернуть тебя обратно в бордель. Ужасно, что мне приходится говорить такие вещи. Поверь, я не хотела для тебя такой судьбы. Не дожидаясь ответа, женщина с отчётливым цоканьем каблуков и с удивительной внешней гордостью ушла, не закрыв двери.***
Омерта, войдя в богато обставленную комнату, освещаемую множеством свечей, лёгким движением руки раскрыла дверь. Закрыв глаза, она прислонилась лбом к каменной, прохладной стене и тяжело вздохнула. — Как всё прошло? — отвлек её притягательный мужской голос. — Думала, что будет хуже, — Омерта тут же улыбнулась, и не торопясь прошла к окну, — Тут очень темно… Тут же женщина отодвинула тяжёлые портьеры, отчего перед её глазами предстало свинцовое, предгрозовое небо Скеллиге. Обратив свой взор вдаль, она на секунду залюбовалась волнами моря, которые разбивались о поверхность древней скалы, а затем добавила: — Ненавижу такую погоду. Её собеседник лишь хлопнул в ладоши — тучи тотчас рассеялись, а море успокоилось. Омерта понимала, что такая перемена погоды заканчивалась там, где заканчивался и её взор. Рыбаки ближайших бедных деревушек всё так же не могли отправиться работать, женщины стирать, а ребятня играть. Но всё же она повернулась лицом к мужчине, и с благодарностью посмотрела в карие глаза, в которых, несмотря на добрый прищур, всё так же царил могильный холод. Мужчина сидел на мягком диване, который был весь обложен подушками, и держал в руках бокал, то и дело прокручивая в нём багровую жидкость. Он не дрогнул, когда Омерта подошла ближе и, чуть склонившись над ним, поцеловала его острую, как лезвие бритвы, скулу, а затем, присела рядом, не забыв про выпрямленную спину. — Я жажду подробностей, — сказал он, ухмыльнувшись. — Она до отвращения похожа на своего отца, — Омерта приняла бокал вина из рук собеседника, — От макушки до кончиков пальцев. Мужчина захохотал. Раскатисто, громко, с совсем ему не свойственным весельем. Он снисходительно посмотрел на Омерту, отчего та, при всей своей стойкости, почувствовала себя самой глупой девкой на всём Севере. Чувство обиды кольнуло её, однако, вспомнив кто перед ней, она тут же откинула чужеродные чувства. — Омерта, дорогая, — мужчина положил свою ладонь на её колено, — Ты же не думала, что из беззащитного младенца, которого ты бросила на попечение пьянчуги, вырастет нежная роза? К тому же, ведьмачий цех сделал своё дело… Как и я своё.***
«На дворе была поздняя осень. Промерзло всё. Земля, вода. Даже некогда прекрасное имение, которое когда-то было полно самых разных гостей. Милых барышень, которые приходили, чтобы сыскать себе мужа, или хотя бы мужчину, что полюбит их в эту ночь. В доме было полно и прислуги, которая незаметно для всех шныряла то тут, то там, поддерживая уют и удовлетворяя запросы присутствующих. Также в имении семьи Хоаров бывали и торговцы. Именно там совсем юная Омерта, дочь хозяйки дома, впервые увидела человека, который украл её сердце и исчез. Спустя пару лет от чахотки скончался хозяин дома, а вслед за ним отошла в мир иной и хозяйка. С тех пор много что изменилось. Омерта вышла замуж за молодого купца Эдмира, не то по глупости, не то от страха. Она не любила мужа, впрочем, как и он её. Теперь, спустя всего пару лет, дом, из места, в котором так и кипела жизнь, превратился в обветшалый сарай. Со стороны это имение, с разваленной из-за непогоды крышей и покосившимся крыльцом, напоминало скрюченного старика, который вот-вот выронит свою трость и упадёт замертво. Так же чувствовала себя Омерта. Прислугу распустили, а гости уже не появлялись на пороге. Лёжа на старой кровати покойных родителей, она, бледная, как сама смерть, с изглоданными в кровь сухими губами и мокрыми от пота волосами, кричала, что есть сил. Она чувствовала, как ребёнок, который должен вот-вот появиться на свет, ломает её, но даже эта боль не могла заполнить всепоглощающую пустоту, которая много лет была её бессменной спутницей. После стольких часов мучений она желала, чтобы всё прекратилось. Последнее, что девушка произнесла перед тем, как на свет появилась её дочь, было его имя: — Гюнтер».***
— Ты не знаешь, что делать, я полагаю? — голос мужчины выдернул Омерту из тяжёлых воспоминаний. Омерта посмотрела в тёмно-карие глаза мужчины, а затем, переведя взгляд на лежащую у столика торбу, в которой хранились пожелтевшие свитки, спокойно ответила: − Знаю. Бесполезно хлестать ручей плетью, пытаясь заставить его течь, куда тебе заблагорассудится. А вот небольшая рытвина, сделанная с терпением, вниманием и упорством, поможет ручью изменить направление. Как ты думаешь, он придёт за ней? Мужчина утвердительно кивнул. — Да, пожалуй… Вопрос времени. Я рад твоей аккуратности, Омерта. Ты ведь знаешь, что нужна мне? — он встал с дивана и, проведя рукой по своей короткой щетине, дошёл до столика. Брать свою сумку он не спешил, а повернувшись спиной к женщине ждал утвердительного ответа. — Знаю, Гюнтер, — прошептала Омерта. — И да, — твёрдо дополнил он, — когда удовлетворишь свои потребности, не забудь, что кто-то должен подменить Мефалу. — Это обязательно? — уточнила Омерта. — Я ведь не могу всё делать один, — с присущим только ему шармом ответил Гюнтер.