Зеленые воды

Он медленно открыл глаза. Еще несколько секунд он старался сфокусировать зрение, глядя в потолок, пока трещины и облупившаяся штукатурка не приняли свои прежние четкие очертания. Этот сон снился ему не впервые, и мальчик давно научился просыпаться спокойно – не подскакивая на кровати, не покрываясь холодным потом, не вдыхая так глубоко, словно только что тонул. Спустя пару минут он поднялся и, разминая затекшие плечи и шею, подошел к окну. В щели между досками, которыми оно было заколочено, проникали неровные потоки желтого света и свежий утренний воздух. Фран подумал, что очень кстати выбрал время для переезда: будь сейчас зима, он имел бы почти стопроцентный шанс простудиться – от стекол в рамах остались только острые осколки. Из окна открывался вид на старый сад виллы, подсвеченный восходящим солнцем – точнее на то, что когда-то было садом. Высохшие клумбы, обросшие фигуры из кустов и земля, усыпанная сгнившими яблоками, не придавали этому месту романтического окраса заброшенной природы. По-крайней мере, так казалось Франу. В животе настойчиво урчало. Мальчик решил, что сегодня стоит совершить вылазку за стены поместья: насколько он помнил, в паре километров находились частные домики, скорее всего, там должен быть и магазин. Благо карманных сбережений, которые он прихватил с собой, ему хватит надолго. В дальнем углу раздался шорох. Фран не стал оглядываться: то, что его соседями стали две здоровые крысы, он узнал еще позавчера. Собственно, это его не смущало – равно как и то, что остатки некогда роскошной меблировки виллы семьи Антонелли за несколько лет потеряли свой вид и пригодность к использованию. Он любил комфорт, но не мог не признать: сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем дома. А дома все было с точностью наоборот. Много удобств, много дорогих вещей, много людей. Правда, в сравнении со всем этим даже жизнь в заброшенном здании с крысами выглядела куда привлекательнее. Потому что для тех людей он был практически никем. Всего лишь наследник мафиозного клана Антонелли. Не больше. Вечно занятый делами отец, вечно занятая собой мать, вечно занятые непонятно чем десятки мужчин в строгих костюмах, которые толпами ходили по их дому. Поначалу он все пытался понять, что же происходит, может быть, родители за что-то обижены на него? Возможно, ему стоит вести себя прилежнее и быть послушным, ласковым сыном? В четыре года у него состоялся первый серьезный разговор с отцом. Франу четко объяснили, зачем он появился на свет и что от него требуется: он будущий глава семьи, и уже в юном возрасте должен ощутить всю ответственность, которая однажды ляжет на его плечи… Когда к мальчику пришло осознание того, что он действительно никому не нужен здесь, ему стало немного легче. Чувство вины перед родителями, перед всеми людьми, которые холодно относились к нему, исчезло. Да, в общем-то, исчезли многие чувства. Обнаружившаяся циничность и едкость сына только радовали старшего Антонелли. До семи лет Фран развлекал себя, как мог – к счастью, мужчина и женщина, которых у него даже в мыслях не получалось без сарказма называть «папой» и «мамой», с одинаковым равнодушием относились к его поступкам, а его няньки не стремились усердно заниматься воспитанием ребенка. За эти годы Фран приобрел замечательную способность раздражать всех и вся своими словами. Подчиненные говорили, что у молодого наследника рот ядовитее, чем у змеи. Глава клана довольно улыбался, считая эту черту сына вполне милой. А потом ему начали сниться сны. Нет, конечно, они снились и раньше, но это были смутные переживания или воспоминания о прошедшем дне, гораздо реже – кошмары, отрывки из посмотренных на ночь фильмов ужасов. То, что он увидел однажды, не шло ни в какое сравнение с прежним опытом. Ему снилось странное место: равнина, потрескавшаяся земля, красное небо и где-то вдалеке нечто наподобие оазиса, окруженного зелеными деревьями. Сон оказался настолько реальным, что он ощущал кожей горячий сухой ветер и вдыхал тяжелый пыльный воздух. Он резко поднялся, просыпаясь; сердце бешено колотилось, на лбу и висках выступили капельки липкой влаги, большие глаза были широко открыты и неморгающим взглядом смотрели в темноту комнаты. Следующим вечером он твердо решил, что не ляжет спать. Фран не понимал, что так испугало его: он не был впечатлительным ребенком, но воспоминание о сне заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке. Почему? Всего лишь мрачная пустыня и слишком горячий воздух. Но отчего-то мальчику отчаянно не хотелось оказаться там еще раз, в то же время инстинктивно он догадывался, что побывает там снова, причем в самом ближайшем будущем. План напиться кофе с треском провалился: Фран не смог выпить и глотка этой гадости. Родители уже спали. По коридорам, переговариваясь вполголоса, ходили охранники. Фран закрыл дверь на защелку. Он устроился на диване и, завернувшись в плед, включил телевизор. …Из приоткрытого окна приятно тянуло ночной прохладой. Фран в который раз зевнул и предпринял попытку вникнуть в сюжет фильма, безнадежно ускользающий от него. Мальчик так и не уловил момент, когда окончательно перестал следить за экраном телевизора и закрыл глаза. Когда он открыл их, привычная обстановка комнаты исчезла. От неожиданности он глубоко вдохнул, но тут же закашлялся от пыли и песчинок, которыми был наполнен воздух. Босыми ступнями он почувствовал пересохшую землю, царапающую кожу. Фран стоял, не двигаясь, еще некоторое время, пока не выровнял дыхание. Сердце еще билось в учащенном ритме, но выработанное хладнокровие все же сыграло свою роль. Пересилив безотчетный страх, он заставил себя оглядеться по сторонам. Вокруг не было ничего. Ближе к линии горизонта можно было различить густой белесый туман. Ни гор, ни оврагов, только ровная, покрытая сетью трещин почва. И еще оазис оставался на прежнем месте. Сочные зеленые кроны деревьев смотрелись неуместно на фоне окружающего пейзажа. Мальчик смог убедить себя, что здесь ему нечего бояться. В конце концов, это всего лишь сон. От этого признания ему стало заметно легче на душе, но следующее открытие его смутило: он не мог двинуться с места. Проснулся он от противного высокочастотного звука. Экран телевизора рябил черными и белыми точками. Выпутавшись из пледа, Фран медленно поднялся и направился к балконной двери. Небо начинало светлеть. От свежего утреннего воздуха кожа покрылась мурашками, и Фран зябко поежился. Услышав скрип, он повернул голову: ворота центрального подъезда медленно раздвигались, выпуская блестящие черные машины. Отец часто уезжал куда-то совсем рано, еще до рассвета, и возвращался к завтраку. Внизу, под балконом кто-то ходил. Перегнувшись через перила, мальчик увидел садовника. Большая клумба, разбитая под окнами его комнаты, пестрела яркими пятнами красных и белых цветов. Он присмотрелся внимательнее. С высоты третьего этажа он отчетливо мог разглядеть, что земля вокруг клумбы была неестественно высохшей и потрескавшейся, словно ее не поливали несколько месяцев. Совсем сухая и бледно-бурая. Хмыкнув, он развернулся и вошел в комнату. Почему-то он ожидал увидеть нечто подобное. Смутная догадка о том, что в ту пустыню он еще вернется, превратилась в уверенность. И Фран был прав. В ближайшие месяцы каждую ночь с ним происходило одно и то же: выжженная равнина, красные грозовые тучи, горячий ветер и оазис вдалеке. Воспринимать это как обычный сон мальчик уже не мог. Что-то происходило, что-то, чего он не понимал, но был готов понять – объяснили бы только. Обнаруживая с утра песчинки в волосах и на коже, он уже не пугался. Он испытывал любопытство, но никак не испуг – когда для тебя не существует реального мира, гораздо легче поверить в другие миры, будь то компьютерные игры, книги или сон. И очень кстати, что у Франа не было никого и ничего, что привязало бы его крепко-накрепко к одной реальности: члены семьи были к нему равнодушны, он отвечал им взаимностью. Стоило мальчику окончательно убедиться, что путешествия в красную пустыню не плод его фантазии, как он обрел способность двигаться в этом странном мире. В первую очередь он попытался пойти к оазису – иных ориентиров, впрочем, и не было. Но сколько бы он ни шел, зеленые деревья не становились к нему ближе. Выбившись из сил, он обычно садился на землю и в следующий момент уже открывал глаза, лежа в своей постели. За следующие месяцы мало что изменилось для Франа. Разве что он чуть реже стал развлекать себя пространными спорами и пререканиями с прислугой и чаще гулял по саду. Люди раздражали его больше обычного. Никогда не имевший особой тяги к природе, мальчик теперь мог часами сидеть на дереве и смотреть в небо, которое иногда принимало красноватый оттенок – точь-в-точь как в его снах. Торжество в честь дня рождения его отца было намечено на конец мая. Семья Антонелли была далеко не последней среди сицилийской мафии – приглашенные почетные гости исчислялись сотнями. Разумеется, имени Франа в этом списке не было. Глава клана распорядился, чтобы его сын на пару-тройку дней отправился загород. Одно из поместий семьи располагалось неподалеку от реки Кассибиле. Рано утром машина выехала из Палермо, направляясь на юг Сицилии. Большую часть дороги Фран, устроившись на заднем сидении, лежал с закрытыми глазами – сидевшие впереди двое охранников были уверены, что он спит, а потому не стеснялись в выражениях, обсуждая его отца, заставившего их вместо праздника присматривать за мальчишкой, его мать, какие-то свои дела… Наушники и громкая музыка спасали Франа от их разговоров, а ближе к вечеру он, в самом деле, задремал. В Палаццоло-Акрейде они прибыли, когда небо начинало темнеть. Мальчик уже проснулся и, припав к окну, разглядывал яркие огни городских улиц. Мужчины больше не разговаривали, только изредка оглядывались на него, спрашивая, все ли в порядке. Поместье находилось в окрестностях города, чуть поодаль от остальных коттеджей. Фран был здесь всего однажды, и то в раннем детстве, поэтому местные пейзажи не вызывали в нем воспоминаний и не казались знакомыми. Когда машина въехала в ворота и остановилась у будки охраны, он, не дожидаясь сопровождающих, сам открыл дверь. После долгого сидения ноги и спина затекли. Вокруг было темно. Черные силуэты сада, окружавшего дом, были очерчены скудным светом маленьких фонарей. Пока двое мужчин, приехавших вместе с ним, разговаривали с местной охраной, он пошел прямо в сторону главного входа. На фоне белых стен двухэтажного дома чернели окна – свет горел только в левом крыле первого этажа. Фран закрыл глаза, глубоко втягивая носом прохладный воздух. Где-то слышался лай собак, шорох колес по асфальтовой дорожке, треск кузнечиков. Потом торопливые шаркающие шаги. - Добрый вечер, синьор Антонелли. Мальчик открыл глаза. Перед ним стояла женщина в униформе горничной – в полутьме трудно было судить о ее возрасте. - Добрый вечер, - отозвался он как всегда безразличным голосом. Фран не был самым воспитанным ребенком на Сицилии, но он редко хамил незнакомым людям, если те не вызывали у него отвращения с первых же секунд. Женщина расплылась в добродушной улыбке. - Ты, наверное, не помнишь меня? - Нет. - Конечно, тебе тогда было всего три года. Ты так вырос, Франни. Казалось, единственное, что удержало ее от попытки стиснуть в объятиях мальчика – его холодный взгляд. Пару мгновений она, нахмурившись, смотрела ему в глаза, потом, почтительно кивнув, заторопилась к машине за багажом. А Фран стоял на том же месте, прислушиваясь к болтовне охранников – судя по всему, домой он попадет не раньше, чем послезавтра. Он уснул быстро – стоило только выйти из душа и упасть на кровать. На этот раз ему ничего не снилось. Карниз тихонько скрипнул, когда бледно-зеленые портьеры резко разъехались в стороны, пропуская в комнату яркие лучи утреннего солнца. Фран зажмурил глаза и натянул одеяло чуть ли не до макушки. - Доброе утро, синьор Антонелли. - Этот голос уже был знаком мальчику. – Вы не спустились к завтраку, и я взяла на себя смелость разбудить вас. Из-под одеяла послышалось невнятное бурчание. - Простите? – Женщина подошла к изголовью кровати и отодвинула рукой легкую ткань балдахина. - Время, - повторил Фран. - Девятый час, синьор. - Я завтракаю в одиннадцать. - Возможно, в Палермо завтрак в одиннадцать, а здесь в восемь часов. Мальчик раздраженно сдернул одеяло, оглядываясь на горничную. При солнечном свете он увидел, что ей, вероятно, чуть больше сорока лет; мягкие складки морщин возле рта придавали ее лицу очень доброе и теплое выражение. Родное даже. Мелькнула мысль о том, что, наверное, так должны выглядеть мамы. Грубость, которую он уже собирался сказать, вылетела из головы. - Я спущусь через десять минут. - Хорошо, синьор. Стол накрыт на веранде, сегодня чудесная погода. Погода в самом деле была чудесной, хотя и несколько жаркой. То, что река находилась всего в сотне метров от дома, оказалось весьма кстати. После завтрака, Фран собрался искупаться – охранники долго спорили, можно ли отпускать семилетнего мальчишку одного к реке, но так как обоим не хотелось уходить в такую жару далеко от кондиционеров, решили, что можно. Горничная любезно показала ему кратчайшую дорогу до берега. Широкая вытоптанная тропинка с глубокими колеями от машинных колес шла меж тенистых зарослей деревьев, огибая небольшой частный виноградник. Фран шагал медленно, чтобы подольше оставаться в прохладной тени. Услышав позади себя голоса, он остановился. Несколько девушек, звонко смеясь, проехали мимо него на велосипедах и скрылись за поворотом. Мальчик подумал, что в такую жару найдется немало желающих искупаться. Поблизости располагалось только одно место, где можно зайти в воду: дальше река уходила в горы, и берега были настолько крутыми, что спуститься по ним нет никакой возможности. А еще дальше на восток находилась территория заповедника. Фран не знал, можно ли туда попасть, но плескаться в тесном озерце с толпой незнакомых людей ему не хотелось. У поворота, куда направились велосипедистки, был воткнут в землю деревянный указатель с названием заповедника. Пожав плечами в ответ на мысленный вопрос «Почему бы и нет?», мальчик пошел по восточному ответвлению тропинки. Как только густые посадки деревьев закончились и Фран вышел на открытую поляну, его обдало горячим воздухом. Солнце жгло нещадно. Спустя четверть часа ходьбы, мальчик остановился и прислушался. Указателей больше не было, и он не знал, правильно ли идет. Раздавался отдаленный шум воды, приглушенный птичьим свистом, шелестом высоких кустарников на горячем ветру и гудением автомобильной трассы, ведшей к заповеднику Каньонов Великой Реки Кассибиле. Стоило Франу пройти еще метров десять на этот шум, как звук водопадов перебил все остальные звуки. С высокого холма, где стоял мальчик, открывался вид на русло реки, бурлящей зеленой водой. Разбиваясь о бесчисленные мелкие каньоны и дробясь на множество водопадов, вода пенилась и стремительно неслась вдоль берегов, замирая в округлых, совершенно прозрачных заводях. В таких местах даже с приличного расстояния можно было разглядеть глинистое дно, поросшее бурым мхом. Несколько минут Фран стоял, не двигаясь, и неотрывно глядел на реку. Опомнившись, наконец, от резкой прохлады воздуха, дурманившей голову после жаркого пекла, он осмотрел крутой склон, прикидывая, как спуститься вниз. Держась за пучки зеленой травы, росшие по склону, мальчик осторожно переступал по камням. Оказавшись на каменной узкой площадке, у края которой белая пена медленно растворялась в озерце, где течение почти сходило на нет, Фран присел на корточки и опустил руку в воду. Она была не просто холодной, а ледяной – пальцы тут же начало ломить. И это было хорошо. Это было чудо как хорошо при такой нестерпимой жаре. Не сдержав улыбку, мальчик опустил в реку вторую руку и уперся ладонями в ровное дно. Здесь было совсем мелко, а чуть дальше тонкие выступы каменных плит, словно лесенки, уводили вглубь заводи. Фран посмотрел вверх. Над противоположным берегом возвышался почти отвесный склон горы, поросший кустарниками и пучками выгоревшей желтоватой травы. И над вершинами холмов в бледно-голубом небе висело белое пятно солнца. Шум воды сливался с ветром, холодившим мокрые кисти рук и трепавшим волосы мальчика, непривычная свежая прохлада ударяла в голову, а перед глазами дрожала подернутая частой рябью совершенно зеленая вода. Наверное, именно тогда он впервые подумал о том, что такое свобода. Вокруг не было ни души, ничто не примешивалось к восприятию окружающего мира, никогда прежде Фран не чувствовал так обостренно запахи и цвета, насыщенные и чистые. Оставив обувь на берегу, не снимая одежды, мальчик медленно зашел в воду. Колючий холод составлял сильный контраст с обжигающими лучами. Стиснув зубы и зажмурившись, Фран быстро зашагал по скользкому дну туда, где было поглубже, чтобы целиком окунуться. Одну ногу свело судорогой; мальчик поскользнулся на мхе. Озеро не было глубоким, но падая, он ударился затылком о каменный край. Небо и речное дно перевернулись, поменялись местами, и Фран не мог сообразить, куда нужно плыть. Наглотавшись воды, он, наконец, смог подняться. Его слегка сносило течением, тело уже не чувствовало ни холода, ни жары. В глазах рябило. Зеленая вода слилась с зеленым, как кислое яблоко, небом, слилась с цветом его волос, прилипших к лицу, с цветом вен, особенно выделявшихся под побледневшей кожей. Даже солнце светило, словно через зеленое бутылочное стекло. Фран стоял почти по плечи в воде, и было трудно дышать. В голове все звенело – так, как звенит тишина: оглушительно до боли в висках. Во рту был непривычный привкус речной воды. Только сейчас на затылке начало ныть место удара. И все же, ему было хорошо. Хотелось громко засмеяться, но легкие не слушались – получалось только глубоко, неровно вдыхать. Подул ветер; мальчик вдруг снова почувствовал болезненный холод и, откашливаясь, стал выбираться на нагретые солнцем камни. Немного отдышавшись, Фран осмотрелся. Вокруг ничего не изменилось; река уже унесла его следы. А внутри все сжималось – от холода и какого-то смутного ощущения вседозволенности: здесь и сейчас он может делать, что захочет. Он впервые остался без присмотра вездесущих людей отца; и как же воспользоваться этой внезапной свободой? Сбежать? Благо, вдоль трассы можно добраться до города, а там!... Черт его знает, что там, но ведь можно! Или утопиться? Залезть снова в эту прозрачную заводь, замерзнуть насмерть и раствориться в зеленой-зеленой воде. Да все одно – лучше, чем возвращаться в дом, где его никто не ждет. Усмехнувшись своим мыслям, Фран взял в одну руку обувь и, цепляясь второй за уступы, вскарабкался на холм. - Синьор Антонелли, что случилось? Вы весь синий, как утопленник! На шум, который подняла горничная, сбежались охранники. Один из них еле сдержался, чтобы не выругаться. Горничная, меж тем, стянула с мальчика промокшую майку и завернула в принесенное полотенце. - Я вас отведу в комнату… Фелис, сделай скорее горячего какао! – прокричала она, а затем повернулась к озадаченным мужчинам: - Хороша охрана, ребенок чуть не утонул! Было решено завтра же возвращаться. Охранники решили, что пацан чокнулся от жары и, чего доброго, еще раз попробует покончить с собой. Беспокоились они, разумеется, за свою работу. Поэтому вечером следующего дня машина выехала в Палермо; по плану, уже к рассвету они должны были добраться. Машина сигналила уже не меньше минуты. - Какого дьявола, они там передохли все, что ли?! Наконец, сидевший за рулем мужчина со злостью ударил по сигнальной кнопке и вышел, сильно хлопнув дверцей. Мальчик высунул голову в окно: его сопровождающий широким шагом направлялся к будке охраны, выкрикивая на ходу проклятия и ругательства. Никого там не обнаружив, он сам включил механизм, и ворота плавно и бесшумно стали открываться. Вернувшись в машину, мужчина снова сел за руль, выразительно глянув на своего напарника. Разумеется, никто не собирался провожать Франа в его комнату и помогать нести вещи. Один из его охранников, достав из багажника сумку, бросил ее мальчику. - Сам дотащишь, не тяжелая. Из разговора, точнее, обрывков ругательств своих спутников Фран догадался, что весь обслуживающий персонал поместья еще отходит от торжественного мероприятия, и ничего удивительного, что в половине шестого утра никто не вышел их встречать. Поднявшись к себе, он бросил вещи у двери и прошел на балкон. По дороге в Палермо он не спал ни минуты. Даже не утруждал себя изображать детский невинный сон. Мысли, пришедшие ему в голову тогда на берегу реки, занимали его целиком. Он беспрестанно задавался вопросом о реальности своей – мечты? или уже цели? – в конкретных условиях. Может ли он сбежать или это всего лишь мгновенный порыв, вызванный сильными переживаниями? Единственное, чем он мог себя успокоить: однажды он будет свободным. Когда вырастет. Спустя лет эдак двадцать, как только власть перейдет в его руки, а любящий папаша загнется, наконец, во время очередного банкета. При этом мальчик понимал, что обманывает самого себя: даже подключив всю фантазию, он не мог представить себя главой мафиозной семьи, не мог представить себя в большом отцовском кабинете, отделанном красным деревом, за письменным столом, в окружении подчиненных и с бумагами в руках, или представить себя во время какой-нибудь грандиозной перестрелки, склоняющимся над еле живым телом своего конкурента, которому он брезгливо выпустит пулю в лоб… Да и вообще вообразить себя в официальном черном костюме – такая одежда никогда не была ему к лицу. Так или иначе, он заранее отказывался от подобного будущего, осталось лишь объяснить это остальным. Почти весь день он провел в саду. Забравшись на давно облюбованное дерево, он не думал больше о будущем; закрыв глаза, он вспоминал окрестности Палаццоло-Акрейде, двухэтажный дом, окруженный цветущими вишневыми деревьями, скользкие, обросшие мхом камни, крутые каньоны и ледяную зеленую воду реки. А ночью он снова оказался в своей пустыне. Снова ощущения, давно ставшие привычными. Возможно, чуть-чуть жарче, чем обычно. Глядя то под ноги, то на молочную полоску тумана на горизонте, Фран зашагал вперед к своей недостижимой цели. Который месяц подряд он пытается туда дойти? И совершенно никаких результатов! Эти скитания ему надоели. Глупое место, скучное, безобразное, как…как его дом. Мальчик не заметил, как начал злиться; он крепко сжимал пальцы в кулак, и ногти царапали ладони. На зубах скрипел песок. Сощурив глаза, слезившиеся от ветра, он посмотрел на островок зелени. «Я хочу туда попасть. Хочу. Сейчас же». Капризное детское раздражение захлестывало его; в голове совершенно некстати появились мысли о семье, о тех людях, которые делали его существование таким невыносимым. Он давно не плакал, очень давно. Но сейчас причиной слез был отнюдь не только горячий ветер. Песчинки попадали в глаза и в нос. Он смотрел в землю, поэтому не заметил, как задел плечом что-то твердое и шершавое. Кожа в этом месте начала саднить. Фран остановился и оглянулся: это был ствол дерева. Держась рукой за ободранное плечо, он с минуту молча стоял, соображая, откуда оно взялось. Он находился на границе оазиса – там, где заканчивался песок, и начиналась сочная зеленая трава. Оставалось сделать лишь шаг. Стоило ему наступить на влажную от росы зелень, как она мгновенно пожухла. Не успел он опомниться, как во все стороны по земле поползли словно коричневатые волны, и спустя несколько секунд вся трава высохла и почернела, будто обгоревшая. Фран обернулся – прямо на его глазах кора на деревьях хрустнула и пошла трещинами от корней к ветвям, от пышных крон почти ничего не осталось – листья вмиг потемнели и съежились, медленно, очень медленно начиная опадать вниз. Резкий порыв ветра чуть не сбил его с ног. Прикрыв нос и рот ладонью, чтобы не попала пыль, он пошел прямо, но через пару метров остановился, ощутив под ногами что-то влажное и скользкое. Ветер стих. Раздалось противное хлюпанье. Откашлявшись, мальчик посмотрел вниз: там, где прежде находилась блестящая гладь озера, теперь было болото. Зелено-бурое, пузырящееся, будто кипящая вода, с торчащими уродливыми корягами, покрытыми мхом. И он стоял на самом его краю, почти наступив на илистый берег. Запах, конечно, был тот еще – Франа начало мутить, и он поспешно отвернулся. На ветвях деревьев уже не осталось почти ничего, но это не мешало листьям размеренно падать и падать, создавая занавес, отделяющий оазис от пустыни. Сердце мальчика билось почти ровно. Он не испытывал страха или тревоги, всего лишь легкую растерянность. Он даже ощущал, что воздух вокруг него изменился, и затуманенный горизонт пропал из поля зрения. Внезапно мир перед его глазами дрогнул и перевернулся с ног на голову. Через секунду он сообразил, что упал. Щеку больно царапала выжженная трава; он чувствовал, что вокруг его лодыжки обвилось что-то мокрое и упругое. Пару мгновений ничего не происходило. Но как только он дернулся, пытаясь подняться, его с силой потянуло назад. Попытавшись ухватиться за торчащий из земли корень, он только разодрал кожу на ладонях, из-за чего они стали нестерпимо щипать. Фран зашипел, сжимая кулаки. Сделав усилие, он смог посмотреть через плечо – из болота к его ноге протянулось нечто, наподобие щупальца. Он инстинктивно вскрикнул. Больше ничего не происходило. Нагнувшись к лодыжке, мальчик хотел освободиться, но пересилить отвращение оказалось нелегко: щупальце было бледно-серое, рыхлое, покрытое мелкими язвами и кусками болотной густой грязи. Прикасаться к нему руками совершенно не хотелось. Сев поудобнее, он окинул взглядом местность. Вроде бы ничего не изменилось. И только спустя минуту – другую он заметил, что над поверхностью болота поднимаются два небольших темно-зеленых бугорка. Разобрать, что именно это такое, он не мог. Болото вздрогнуло, по наполнявшей его жиже, которую едва ли можно было назвать водой, пошли круги. Нечто большое, просто огромное показалось из глубины. Холм медленно поднимался, по нему со всех сторон стекали маслянистые ручейки и тина. Фран заворожено наблюдал за происходящим. Два мутно желтых пятна одновременно появились справа и слева вынырнувшего из болота существа. Это было похоже на голову… жабы. Если, конечно, предположить, что существуют жабы, голова которых по размерам заметно превосходит крупный автомобиль. А желтые пятна, надо полагать, были ее глаза. Фран почти не дышал. Не столько от испуга, сколько от вони, исходившей из приоткрытого рта жабы. Мальчик не без отвращения осознал, что вокруг его ноги обвит язык. Тошнота снова подкатила к горлу. Предполагая, что монстр еще не передумал им перекусить, Фран изо всех сил вцепился в землю, вырывая сухие травинки и стебли. Прошла целая вечность, пока мальчик и жаба смотрели друг другу в глаза. Фран не мог отвести взгляда, словно темные зрачки существа гипнотизировали его. Все его мысли были сосредоточены на этих желтых кругах, в которых пульсировали крошечные черные точки. Откуда взялся в его пустыне по-зимнему холодный ветер, он так и не понял. Но стоило ему ощутить кожей ледяной воздух, как он очнулся – так ему показалось. Внезапно Фран вспомнил, что все это – его сон. «Просто сон, просто сон, просто сон», - стучало у него в висках. Он глубоко вдохнул и поперхнулся: грудную клетку словно сдавило тисками. Он отчаянно дернул ногой, одновременно попытавшись отползти назад. В ту же секунду жаба зашевелилась, отчего болотная жижа расплескалась по берегу. Язык резко дернулся, и мальчик упал на спину. Его тащило вперед, очень быстро. И вдруг все исчезло. Только темнота, тошнотворная вонь, и что-то очень крепко обхватило его горло. Размахивая руками, он нащупал ряд неострых, но довольно крепких зубов – не было сомнений, что его только что проглотили. Длинный тонкий язык несколько раз обвился вокруг его шеи. Дышать становилось невозможно, и перед глазами уже плыли яркие круги… …Он втянул воздух ртом и тут же зашелся кашлем. Глаза слезились, но вскоре он смог разобрать, что находится в своей комнате, в своей постели. Скомканное одеяло сброшено на пол, тонкая ткань майки насквозь пропиталась потом – хоть выжимай – и противно липла к телу. «Сон?» Конечно же, сон. Как иначе. Дурацкий кошмарный сон. Закрыв глаза, он расслабился и упал на подушку. Но тут же подскочил – саднило где-то в области плеча. Очень осторожно Фран нащупал содранную кожу на плече; щека тоже была слегка оцарапана. Во рту – привкус тины. Уже влажными от подступающих слез глазами мальчик посмотрел на пораненные ладони. Его начинало трясти. Меньше всего на свете сейчас Франу хотелось знать ответ на вопрос, сон ли это был или же он имел реальную возможность умереть во рту чудовищной жабы. Плечи мелко дрожали; он сильно зажмурил глаза и, выдохнув весь воздух, стиснул зубы. Он упорно отгонял воспоминания о произошедшем, но не мог избавиться от ощущения, будто что-то липкое и тягучее окутывает его, тянет вниз. К горлу подступали слезы. Чтобы не заплакать, Фран еще сильнее зажмурился, и под опущенными веками поплыли яркие круги. Так он пролежал минут десять, может, чуть больше. За это время единственными звуками, доносившимися до его слуха, были его собственное рваное дыхание и частый стук сердца. Ни шелеста деревьев за окном, ни осторожных шагов охраны в коридорах. Чуть приподнявшись, он оглядел комнату. Прежний почти истерический ужас прошел, но забыть так скоро царапины, подтверждающие его худшие догадки, было трудно. Мальчику нечасто снились кошмары и уж точно они никогда не пугали его до слез. Но сейчас ему отчаянно хотелось увидеть хоть одно живое существо, убедиться, что сон действительно закончился, что он в безопасности. Вокруг было так тихо, что могло показаться, будто все вмиг вымерли. Глупо, конечно, но то ли еще придет в голову после подобных сновидений. Фран хотел было встать и выйти из комнаты, но что-то останавливало его. А вдруг, в самом деле, окажется, что он один в этом огромном доме? Воображение услужливо рисовало картины, как он поочередно открывает все двери, заглядывает в кабинеты и спальни, но они пусты, и никто не отзывается на его голос. А потом он выходит во двор, и из блестящего в лунном свете искусственного пруда на него смотрят два мутно-желтых глаза… Всего лишь кошмар. Мальчик поднял с пола легкое летнее одеяло, смятое и прохладное, и, прижав к груди, уткнулся в него лицом. Фран никогда не боялся кошмаров, но, в конце концов, он шестилетний мальчишка, его ровесники, просыпаясь ночью в холодному поту, могут закричать «Мама!», и заботливые родители тут же прибегут к их кроваткам, включат свет, обнимут и скажут, что это всего лишь сон. А вот к нему никто не прибежит. Отец и мать безмятежно дрыхнут в другом крыле дома, услышать его могут только охранники, но маловероятно, что они кинутся утешать перепуганного ребенка. Конечно же, он не собирается кричать и звать. Потому что никого нет, в самом деле – нет. И никогда не было. И сейчас он, в самом деле, один – в этом доме и во всем мире. Фран сморгнул выступившую на глазах влагу. Вытянув перед собой руку, он посмотрел на чернеющие царапины на фоне бледной ладони. Мальчик осторожно сжал пальцы, хватая пустоту. Он прекрасно знал, как относятся к нему родители, но в этот момент он бы многое отдал, чтобы мать оказалась рядом и взяла его ладонь в свою. Губы что-то беззвучно шептали, больно щемило в груди. Внутри у мальчика все сжималось при каждом вздохе; подтянув колени к животу, он сильнее стиснул одеяло. Тонкие соленые струйки текли по его щекам. Отчего-то стало особенно холодно и тоскливо. Рот его был приоткрыт и подбородок мелко дрожал. Фран все знал и понимал, спокойно приняв мысль об одиночестве, он уже много плакал – раньше. И с тех пор не позволял ненавистным ему людям вызывать его слезы. Первый хриплый полувскрик вырвался из его груди, разбив звонкую тишину комнаты. Уткнувшись в подушку и сжав ее так сильно, что побелели костяшки пальцев, он ревел, даже не пытаясь сдержать себя. Зачем – все равно никто не услышит. Потому что никого нет. Он повторял эти слова про себя снова и снова, будто других слов не существовало. И это вызывало новые приступы слез, мальчик почти захлебывался в собственном неровном дыхании и всхлипах. Его душил кашель, в висках стучала кровь, ему становилось то жарко, то холодно – кожей на открытой спине он явственно ощущал, как его продувает сквозняк, словно чей-то ледяной противный язык касается его, как в кошмаре. Сквозь тяжелые судорожные вздохи он слышал, как плещется болотная вода, а из темноты под сомкнутыми веками на него смотрели два желтых круглых глаза холодным и равнодушным взглядом – таким, как смотрели на него все люди. …Он не помнил, что было потом. Возможно, он совсем вымотался и провалился в сон – мальчик не мог припомнить, как успокоился. Он лежал спиной на бархатистом матрасе кровати – простыня и одеяло вновь были сброшены на пол. Балконная дверь распахнута настежь; ветер трепал тонкую светлую занавеску. На бледном розово-голубом небе еще моргали мелкие точки звезд. Фран полной грудью вдохнул свежий воздух. О том, что с ним было этой ночью, напоминал только заложенный нос и пощипывание в глазах, будто все это происходило не с ним. Полежав еще несколько минут, он медленно встал и поплелся в ванную. Большое зеркало в тонкой золотистой раме подтвердило его догадки: глаза были покрасневшими и слегка припухли. Открыв кран, он набрал пригоршню холодной воды, чтобы умыться. Взгляд мальчика остановился на его ладонях: от царапин на них не осталось и следа. Поспешно посмотрев в зеркало, он только теперь заметил, что ссадина на щеке также пропала. Развернувшись спиной и заглянув через плечо, он убедился, что и там кожа в полном порядке, не считая красноватых следов - отпечатавшихся узоров поверхности матраса. Фран еще раз внимательно осмотрел руку. Провел пальцами, но ощутил только тонкие ниточки линий жизни – и никаких боевых ранений. Теперь все случившееся ночью казалось еще более нереальным. Выйдя из ванны, мальчик устало опустился на диван. От попытки как-то навести в голове порядок, у него заныло все тело, и он решил не думать об этом. В любом случае, не сейчас. В дверь осторожно, но настойчиво постучали. - Синьор Антонелли, вы еще спите? - Да, - лениво отозвался мальчик. - Прошу прощения, но ваш отец просил напомнить, что сегодня у вас важная поездка, и он будет ждать через час в центральной гостиной. - Хо… - начал было Фран, но в горле першило; он откашлялся. – Хорошо. Торопливые шаги быстро затихли в коридоре. С того утра прошло почти четыре года – и за все это время кошмар ни разу не повторился. Ни в реальном мире, ни в мире сна ничто не напоминало о произошедшем, так что Франу начало казаться, будто и вправду оно никогда не происходило. В тот день поместье выглядело действительно роскошно. Из окна можно было увидеть украшенную гирляндами аллею и край блестящего от света фонарей пруда. Самым красивым, конечно, был фонтан: в тонких струях отражалась разноцветная иллюминация – правда, из этого окна он был невиден за высокими, аккуратно подстриженными кустами. Фран сидел на подоконнике, подтянув колени к груди, и смотрел в сад. Задернутая штора не спасала его от шума. Хотя в зале тоже было красиво, но идти туда мальчику совершенно не хотелось. Это был его день рождения. Пожалуй, первый день рождения, который он искренне возненавидел. Вместо обычной поездки заграницу отец организовал торжественный прием в честь его десятилетия. Сегодня его официально представят главам мафиозных кланов как наследника, как будущего босса семьи Антонелли. А это означает, что сбежать отсюда не получится потому, что сегодня он им нужен. Впрочем, вот уже полчаса мальчику удавалось успешно прятаться между опущенной бархатной шторой и еще теплым после дневной жары стеклом. - Вот ты где. Высокая светловолосая женщина в сверкающем красном платье склонилась над ним. - Почему из-за тебя весь дом должен с ума сходить! Отец уже думал, что ты сбежал! Длинные пальцы с красными ногтями ухватили Франа за ухо, и тот послушно слез с подоконника. - Тебя же просили сегодня вести себя прилично. Идем, отец места себе не находит. Неаккуратно взяв мальчика за руку, синьора Антонелли потащила его через весь зал, уворачиваясь от снующих повсюду официантов. Отец стоял в компании двух таких же солидных мужчин, говорил, смеялся и пил что-то темно-янтарного цвета из широкого бокала – одним словом, он ловко скрывал свое беспокойство о сыне. Женщина в красном подтолкнула Франа к ним и сразу же ушла. - А, кстати, вот и он. - Синьор Антонелли положил тяжелую ладонь на плечо мальчика. Один из мужчин, высокий и седоволосый, добродушно взглянул на наследника. - Какой-то он у тебя хилый. Не кормите вы его, что ли? Голос его был низким и довольно приятным. - Зато сообразителен и остр на язык, - ответил отец. - Что ж, хорошие качества. - Вполне, - отозвался небольшого роста толстяк. – Завидую я тебе, приятель, все-таки хилый парень лучше, чем три дочери. Я даже не знаю, кому передавать дела. - Все верно, - кивнул седоволосый. – Поэтому я заключаю контракт с Антонелли. Я рассчитываю на длительные отношения, и в будущем предпочел бы видеть партнером моей семьи мужчину, а не девицу. На небольшой сцене, окруженной широкими белыми вазами с цветами, появилась девушка в длинном черном платье со скрипкой в руках. Широко распахнув глаза, она испуганно смотрела в зал. - Моя дочь, - самодовольно улыбнулся толстяк и обратился к Франу: - Смотри, малыш, правда, красавица? На вид ей было лет четырнадцать. Когда девушка начала играть, шум в зале постепенно стих. Ее руки немного тряслись и мелодия выходила неточной. Фран не был ценителем красоты или музыки, больше всего сейчас ему хотелось уйти из душного помещения. - Отец, - вполголоса позвал он, глядя снизу вверх на синьора Антонелли. - Что, сынок? - Можно я пойду в сад? - Конечно, сегодня тебя все можно. Мальчик поспешил воспользоваться шансом и поскорее улизнуть. Во дворе было тихо, не считая отдаленного шума, оставшегося по ту сторону парадных дверей, и плеска фонтана. Летняя ночь была свежей и прохладной; Фран потянул за галстук, ослабляя ворот рубашки. Костюм доставлял ему массу неудобств. Мальчик прошел к искусственному пруду, на поверхности которого медленно покачивались розоватые и белые цветы. Вся площадка от ворот до центрального входа была занята машинами. Чуть дальше, на газоне у клумб несколько человек возились с чем-то на земле. Видимо, готовили фейерверки. Они негромко переговаривались между собой. Темные аллеи сегодня были подсвечены сотнями мелких золотистых огоньков. Кто-то прошмыгнул мимо ног Франа и с шорохом прыгнул в куст. По привычке мальчик шепотом позвал «кис-кис», и из зеленых ветвей показалась кошачья голова. Этого кота Фран часто видел в доме, но близко с ним не встречался; обычно животное обитало на кухне или уходило гулять за пределы поместья. Опустившись на корточки, Фран провел пальцами по траве. Сверкающие желтые глаза внимательно следили за его рукой. Через некоторое время кот, распластавшись по земле, осторожно выполз из засады, подбираясь ближе к пальцам. Мальчик смог внимательнее рассмотреть его. Кот был пушистым и толстеньким, но довольно гибким, серая в полоску шерсть лоснилась и блестела в бликах гирлянд. Когда мохнатая мордочка слегка коснулась тыльной стороны его ладони, Фран невольно улыбнулся уголками губ. - Откормили тебя, - сказал он, поглаживая другой рукой толстый бок. По ту сторону живой изгороди послышался шум. Фран прислушался. Кот, взмахнув взъерошенным хвостом, тоже насторожился. Раздались голоса: приглушенный мужской и почти визжащий женский. Слов было не разобрать, но интонации совсем не походили на милую беседу. Когда женщина вдруг вскрикнула, серый кот юркнул обратно в кусты. Фран поднялся. На самом деле, это его не касалось. Что бы там ни происходило, идти туда ему нет никакого смысла. Жаль, конечно, что они спугнули его нового пушистого приятеля, но все равно – это не его заботы. Мальчик и сам не знал, зачем пошел на звук голосов. Может, любопытство. Или что-то еще. Но только знал, что определенно зря это делает. Высокий мужчина в черном костюме охранника стоял спиной к нему, уперевшись руками в стену дома. За его широкой фигурой мальчик не сразу заметил девушку в одежде официантки, зажатую меж стеной и этим человеком. Голос ее срывался на крик. Убедившись, что ему действительно здесь нечего делать, Фран развернулся и пошел обратно. В этот момент трава зашуршала, и черная тень шмыгнула прямо под ноги мужчины. Тот ругнулся и наугад пнул воздух; видимо, попал – раздался кошачий визг, и тень метнулась к Франу. Человек в костюме оглянулся. - А ты что тут забыл, сопляк? Пользуясь секундным замешательством, официантка выскользнула из рук своего кавалера и быстро побежала вглубь сада. - Вот дьявол! Внимание охранника полностью переключилось на мальчика. - Я тебя спрашиваю, какого черта ты здесь шатаешься? – прорычал он, приближаясь к Франу. По голосу и походке Фран понял, что его собеседник пьян. - Тебя спросить забыл, где мне шататься. - Что ты сказал?! Мужчина замахнулся рукой, но, приглядевшись, узнал сына своего босса. - Ах, это вы, - он расплылся в кривой улыбке. - Похоже, со зрением у тебя дела обстоят еще хуже, чем с мозгами. Фран брезгливо поморщился. Тот, казалось, его не услышал. - А у вас же сегодня день рождения, верно? – продолжал охранник приторным голосом. – От всей души поздравляю. Уж извините, что без подарка. Он развел руками, чуть покачнулся и хрипло засмеялся. От него шел резкий запах алкоголя, сигарет и пота; его лицо в красных прожилках склонилось ближе к мальчику. Становилось невыносимо тошно. Оставаться рядом с ним Фран не хотел. - Эй, куда же вы? – мужчина схватил его за локоть, удерживая. – Неужели собрались уходить? - От тебя воняет. - Где же ваши манеры, синьор! - Пусти, мне противно. Мужчина окинул его презрительным взглядом. - Взаимно. Противно думать, что такая дрянь, как ты, будет мной командовать. Ты же на лягушку похож. - Улыбка исчезла, его голос стал грубее и резче. - Лучше уж выглядеть, как лягушка, чем иметь лягушачьи мозги. - Мелкий сопляк! Внезапно охранник размахнулся, целясь в лицо Франу. Тот успел увернуться, но тяжелая ладонь все-таки задела его: из разбитой губы потекла кровь. Это было уже слишком. За всю его жизнь никто и никогда не поднимал на него руку, ни при каких обстоятельствах. И сейчас пострадала не столько губа, сколько гордость мальчика. И кто… Всего лишь прислуга. Посмел. Отвратительно. От унижения хотелось плакать. Хотелось уничтожить на месте эту жалкую пародию на человека. Ненависть, такая сильная, какой Фран не испытывал прежде, щекотала в легких. Понимание того, что сейчас он ничего не может сделать, злило его еще больше. Прижимая пальцы ко рту, он отступил назад. - Ну и что дальше? Куда подевалась ваша язвительность, синьор? – мужчина сипло рассмеялся. Франу еще никогда так не хотелось чьей-то смерти. Осознание беспомощности сильнее разжигало ненависть в сердце и глазах мальчика. Охранник замахнулся снова. Длинная тень, внезапно выскочившая из кустов, обвилась вокруг его руки. - Что за… Еще несколько таких же теней, похожих на черных змеек, вмиг опутали тело, и оно неуклюже шлепнулось на землю. Фран посмотрел в сторону живой изгороди. Среди зелени ярко горели желтые кошачьи глаза, которые заметно увеличились и округлились. Хрустнули кости. Мужчина закричал, но тут же сорвался на хрип, словно ему сдавили горло. Мальчик не видел, что происходит - свет фонарей не проникал в угол у стены дома. В полутьме он различил только лицо, мелькающие кисти рук охранника и ворот белой рубашки, на котором отчетливо выделялись черные пятна… крови? Из потока невнятных звуков Фран смог разобрать только обрывки ругательств и просьбы о помощи. Ему самому было страшно, в пору бы сейчас убежать, но он сделал несколько шагов вперед, чтобы посмотреть поближе. Тонкие темно-серые щупальца, крепко стянувшие тело, Фран узнал сразу. Несколько лет назад точно такое же держало его за ногу и тащило в пасть огромной жабы. С тех пор этот кошмар больше не снился ему, но забыть подобное непросто. Сейчас покрытые трещинами и язвами языки не вызывали у него отвращения. Он спокойно смотрел в лицо своему обидчику, наблюдая, как тот хватает ртом воздух, а белки его глаз наливаются кровью по мере того, как щупальце сильнее сжималось на его шее. Спустя минуту мужчина был мертв. Его руки, неестественно вывернутые в плечах, скрещивались за спиной; мышцы на обезображенном гримасой боли лице расслабились, и язык вывалился изо рта. Странно, но сейчас мальчику не было противно смотреть на это изуродованное лицо. И удовлетворения он тоже не испытывал. Он вообще ничего не ощущал, словно смотрел на пустое место. Черные змейки отпустили тело и скрылись в кустах. Мальчик не стал оглядываться, он и так чувствовал, что оттуда за ним наблюдают два сверкающих желтых глаза. Послышались шаги и голоса. Это отвлекло Франа. Он вспомнил, что в саду еще были люди, и они могли услышать крики. Что они подумают, когда увидят его рядом с трупом?? Разумеется, никому не придет в голову, что он мог сделать такое. Способность трезво мыслить вернулась внезапно. Широко открыв глаза, Фран смотрел на лежащее перед ним изуродованное тело охранника, прокручивая в памяти случившееся. Мальчик не сомневался, что это он убил, пока непонятно, каким образом, но именно он. Если сейчас его найдут, то можно сказать, что гулял по саду и случайно обнаружил труп. Ему поверят наверняка и ни в чем не заподозрят. Сердце учащенно забилось. Фран чувствовал, что ему нужно бежать отсюда – с этой аллеи, из сада, из дома. Ожившие кошмары его совершенно не вдохновляли. Он чувствовал, что здесь оставаться нельзя. Почему? Хороший вопрос, если бы еще к вопросу прилагался ответ… Другой интересный вопрос «куда?» озаботил мальчика больше. Поддаться панике сейчас проще простого. Прикрыв ладонями лицо, он протиснулся между ветвей кустарника и, оказавшись на гравиевой дорожке, ведущей к заднему крыльцу, направился вперед. Его шаги были торопливыми, но Фран старался ступать почти бесшумно. Прошмыгнув в дом, он пошел прямо к центральной лестнице. До своей комнаты ему оставалось пройти всего один коридор. - Синьор Антонелли! Голос горничной заставил его ускориться. - Синьор Антонелли, ваш отец искал вас. Делая вид, что не слышал, мальчик шел дальше. - Синьор, вы слышите меня? Двери были уже близко. Фран побежал, не оборачиваясь, и, оказавшись, наконец, в комнате, закрыл защелку. Переведя дыхание, мальчик выглянул в окно и прислушался. Судя по шуму внизу, труп уже нашли. Минут через пять-десять они прервут праздник, и начнется суета. Нужно поторопиться. Сбежать, на самом-то деле, не так просто. Фран не знал ни одного места, где можно было бы спрятаться, хотя бы временно. Куда может пойти десятилетний пацан среди ночи? Он взглянул на часы. Скоро будет светать. Стянув с себя ненавистный костюм, мальчик, наконец-то, переоделся. Затем достал из шкафа небольшой рюкзак и бросил его на кровать. В пригороде Палермо был заброшенный дом, принадлежащий их семье. Он часто бывал там в детстве, но потом туда вдруг перестали ездить – он так и не понял, почему. Добраться до старой виллы не составит особого труда: часа два на электричке и еще сорок минут пешком. Они всегда приезжали на машине, но дорогу от дома до станции Фран знал наизусть потому, что часто убегал гулять по окрестностям. На дно рюкзака легли пара футболок, свитер, тонкий плед, фонарик, карманные ножи и прочая мелочь, обнаруженная в ящике комода. Деньги мальчик убрал во внутренний карман ветровки. На дисплее часов светились большие зеленые цифры «3:55». По приблизительным расчетам, от поместья до центра города он доберется за полчаса и в начале шестого будет на железнодорожном вокзале, если ничего не случится… Уже стоя в дверях комнаты, Фран на мгновение задумался и, вынув из рюкзака мобильный телефон, бросил его на кровать. На первом этаже все было тихо. Мальчик решил опять воспользоваться крыльцом внутреннего двора: оттуда по аллее между высоких кустов можно было выйти к небольшой калитке, минуя пост охраны у главных ворот. А дальше начинался лес. Впрочем, этот лес – полоса сымитированной дикой природы, отделяющая ряд роскошных особняков от города. А прямо за природой – жилые многоэтажные дома. Не самый людный район Палермо, но и не окраина. Франу всего-то и нужно из благ цивилизации – круглосуточный продуктовый магазин и автобусная остановка. Там уже добраться до станции пара пустяков. Осторожно приоткрыв решетчатую калитку, мальчик выскользнул за ограду. Он оглянулся и, убедившись, что его никто не видел, направился в сторону леса. На станции было пусто. Фран тщетно пытался найти открытое окошко кассы. Он не был уверен, что ему продадут билет без лишних вопросов, поэтому заранее продумал план: купить два билета – для себя и будто бы для сопровождающего. Если верить расписанию, ближайшая электричка прибудет через полчаса. Устроившись на скамейке напротив круглых вокзальных часов, Фран расстегнул молнию рюкзака и внимательно осмотрел содержимое. Еды, которую он купил, хватит от силы на два-три дня. Потом придется что-то придумывать на месте. Мальчик не заметил, как задремал, а когда открыл глаза, на площадке уже собралось несколько человек. Всю дорогу в электричке он спал, забравшись с ногами на скамью и прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу. И дальше все обошлось без сюрпризов: он не перепутал станции, не заблудился по дороге, не свалился в овраг и не залез в чужой дом. Впрочем, дом-то как раз сложно было не узнать. Он стоял поодаль от остальных, окруженный запущенным садом. Подойдя к высоким воротам, Фран подергал поржавевшую цепочку, на которой висел внушительных размеров замок. Открывать его не было никакой необходимости: рядом в ограде были отогнуты прутья: видимо, заброшенный дом стал местной публичной достопримечательностью со свободным посещением. Пробравшись внутрь, мальчик направился прямо ко входу. Большая мраморная лестница крыльца местами почернела и немного разрушилась, но выглядела так же величественно, как и годы назад. Заглянув внутрь дома, Фран решил, что это место сейчас – как раз то, что ему нужно, несмотря на все мелкие неудобства. …Скрипнули ворота. Сухие ветки хрустнули под крадущимися шагами. - Ты уверен, что сюда можно входить? - Здесь уже лет пять никого не было. Идем. Зашуршала трава. Две тени мелькнули между деревьев, направляясь к центральному крыльцу дома. Послышался приглушенный женский смех. Затем что-то тяжелое упало на землю и разбилось; посыпались мелкие камешки. - Ой! - Осторожнее! Не ушиблась? - Нет, все в порядке. Снова шорох и возня. - А в дом можно попасть? - Почему нет. Ребята забирались внутрь, говорят, там даже вся мебель сохранилась. Хозяева так и не возвращались сюда. - Почему? – наигранный испуг и удивление в голосе. Под ногами похрустывала осыпавшаяся мраморная крошка. - Я слышал, что здесь кто-то умер. Очень страшной смертью. И дух до сих пор живет в этом доме. - Привидений не существует. - Ты так уверена? Смех. - Эй, что ты делаешь! - М? - Не здесь же! - Может, зайдем внутрь? «Этого еще не хватало». Человек, все это время стоявший на балконе второго этажа, скрылся за стеклянной дверью. Среди яблоневых деревьев, там, куда не проникал лунный свет, раздался треск и шипение. - Что это было? - Похоже на змею. - Здесь водятся змеи?! Длинная черная тень пересекла садовую дорожку и метнулась к крыльцу. - Мне страшно! - Да не визжи ты! Парень перегнулся через каменные перила лестницы, заглядывая в темноту под ними. Тонкая, вытянувшаяся вверх тень возникла прямо перед его лицом и зашипела. Хрипло вскрикнув, парень отшатнулся. - З-змея? – писклявый голос дрожал. - Дура, где ты таких змей видела?! Уходим отсюда. Последние слова заглушил истошный визг девушки. В этот момент тень увеличилась раза в три и бросилась прямо на них. Спотыкаясь о развороченные камни дорожки, незваные гости спешно покинули заброшенное поместье. Спустя пару секунд, в саду вновь воцарилась тишина. Заскрипели петли большой деревянной двери. Фран спустился по лестнице и, подняв с земли упавшую фигурку совы, украшавшую перила, аккуратно поставил ее на прежнее место. Провел рукой по острому краешку, где откололся кусок. За то время, пока дом пустовал, он стал убежищем для любопытных детей и влюбленных парочек. Только вот Франу такие визитеры были не нужны – разве что попрактиковаться в… магии? Он понятия не имел, как можно назвать происходящее с ним. Но эти способности оказались полезными: за прошедшие время пару раз приходилось отпугивать бродяг, собиравшихся устроиться на ночлег. В уютной ночной тишине что-то мягко ударилось о землю. Яблони в конце августа были полны плодов – горьковатых на вкус, но с чудесным свежим ароматом. Август. А скоро наступит сентябрь. Фран только теперь стал задумываться об этом. Пожалуй, осень он еще переживет здесь, но в том, чтобы оставаться зимовать в доме без стекол и единого намека на отопление, мало приятного. И это лишь половина проблемы. Рано или поздно его найдут. И вовсе не потому, что родители соскучатся по любимому сыну. Скорее семья забеспокоится по поводу пропажи единственного наследника: проще найти пропавшего будущего главу клана, чем завести нового. Он живет на заброшенной вилле уже два с лишним месяца, и за это время сюда никто не приходил. Но придут. За годы, прожитые в семье, он уяснил, что спрятаться от мафии очень затруднительно, а если тебя целенаправленно ищут – то и вовсе невозможно. Поэтому отсюда придется уходить. В небе висела огромная луна. Опустив руки в карманы, Фран стоял на садовой дорожке и, подняв голову, смотрел на небо. Сегодня выдалась прекрасная ночь: теплая, но свежая – от дневной духоты не осталось и следа. Он решил спать на улице – подальше от запахов гнилых досок и беспокойных крыс. На заднем дворе был устроен гамак. Сомневаясь в прочности этой конструкции, Фран вытряхнул из сетки сухие ветви, листву и осыпавшиеся яблоки и осторожно лег. Сухой ствол дерева опасно затрещал. Мальчик закрыл глаза. Ветер, разносивший по саду яблочный запах, стал чуть прохладнее, и Фран подумал, что замерзнет к утру. Но это будет нескоро, а сейчас он уснул – практически мгновенно провалился в сон. Красная пустыня ничуть не изменилась со вчерашней ночи. Медленно облетали деревья, пузырилась зеленая вода в болоте, песок так же царапал ступни. Но что-то было не так. Фран почти физически чувствовал чье-то присутствие – это ощущение тупой болью отдавало где-то внизу живота. Он был абсолютно уверен, что не один находится в этом месте. - Кто здесь? Ну да, конечно. Так ему и ответили. - Кто здесь? – повторил он громче. Снова тишина. Мальчик огляделся и остановил взгляд на одном из деревьев. Сухие листья мерно падали вниз с голых ветвей, дерево ничем не отличалось от других, но… Воздух задрожал, и словно сквозь тонкую, истертую занавесь Фран рассмотрел силуэт. - Нашел, - услышал он вкрадчивый насмешливый голос. Раздался смех… Очень странный смех, честно говоря. Франу сразу стало не по себе. - А я все ждал, когда ты заметишь меня. - Может, выйдете оттуда? - Может. А что, так тебя не устраивает? - Я не буду разговаривать с человеком… - тут мальчик осекся: с чего он решил, что это человек? – С тем, кто боится показать свое лицо. - Боюсь? Воздух снова задрожал и, словно водная гладь, пошел кругами. Это действительно был человек – к счастью мальчика. Он был совершенно не готов ко встрече с еще каким-нибудь монстром своего кошмара. Человек выше и старше его, довольно худой, одетый в коричневатого цвета костюм. Особенно Фран отметил прическу: волосы синеватого оттенка, на макушке хохолок. «Голова как ананас», - подумал он. Незнакомец нахмурился, словно услышав его мысли. - И давно вы здесь? В голосе, как обычно, никаких эмоций. - Нет. Месяц, плюс-минус пару дней. - Зачем? - Наблюдаю за тобой. Гость сощурился, в упор глядя на мальчика. Его глаза смеялись. - И как? Интересно? - Забавно, - кивнул парень. – Все-таки не каждый день видишь иллюзиониста, который самостоятельно научился создавать иллюзии вне своего мира. - Понятно. Улыбка на мгновение пропала с лица незнакомца. Кажется, он рассчитывал на удивление собеседника или хотя бы парочку вопросов. Повисло молчание. Они просто стояли, гипнотизируя друг друга. Фран заметил, что глаза этого парня разного цвета: один синий, другой красный. - Почему я вас раньше не видел? Гость отошел от дерева и сделал несколько шагов навстречу мальчику. - Я бы сформулировал иначе: почему ты заметил меня сейчас? Если хочешь, отвечу на этот и еще десяток других вопросов, которые ты, вообще-то, уже должен был задать. - Ну, давайте, - пожал плечами Фран. - А тебе самому что, совсем неинтересно? - Нет. В руке парня появился трезубец – просто возник совершенно из ниоткуда. Пальцы в темных перчатках сжали тонкое древко. - Да, честно говоря, мне плевать, интересно тебе или нет. Разговор нескорый, так что я предлагаю выбрать более удобную обстановку, как считаешь? Не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами. Подул легкий ветер, зашелестела листва. Фран поднял глаза вверх: по бледно-голубому небу плыли белые облака. Тишину нарушил мелодичный скрип. Они находились в центре детской площадки, окруженной зеленым сквером. Под ногами мальчик по-прежнему ощущал песок – прохладный, мягкий, какой бывает на чистых пляжах. Он стоял в песочнице, прислонившись спиной к металлической ножке «гриба». В нескольких шагах от него на качелях сидел незнакомец и, сощурив глаза, смотрел в небо. - Хорошая погода, правда? – спросил он. Вопрос не требовал ответа. Парень оттолкнулся ногами от земли. Скрип качелей не был таким уж противным, но Фран поморщился. Он не любил качели и детские площадки в целом с кучей счастливых детишек, копошащихся в песке, как жуки. И детей он не любил. А уж счастливых – особенно. Впрочем, он допускал, что в этой его неприязни виноваты не они, а люди, лишившие его детства. Мальчик нахмурился. Резкий порыв ветра поднял с земли пыль, и через пару мгновений с неба закапал мелкий дождик. - Видишь? – обратился к нему незнакомец. – Иллюзорные миры чувствительны к настроению иллюзиониста. - Вы что-то сказать хотели? – сменил тему Фран. - Да. Ну, для начала: ты иллюзионист. - Ужасно рад. - …не перебивай меня, будь так любезен. Все-таки не со своими подчиненными разговариваешь. - С какой стати я… - С такой, что сейчас ты не в своем мире. Впрочем, рядом со мной ты нигде не можешь считать себя в безопасности. Они посмотрели друг на друга. Зрительный контакт длился почти минуту. Фран чувствовал, будто разноцветные, чуть прищуренные глаза видят его насквозь. Они гипнотизировали и в то же время абсолютно точно давали понять, что с их обладателем действительно небезопасно находиться рядом. Вообще такая игра в гляделки нравилась мальчику с детства, но до сих пор его открытый взгляд никто не выдерживал дольше двадцати секунд. Сейчас он явно проигрывал. Фран посмотрел в сторону, сделав вид, что ему в глаз попала пылинка. Незнакомец удовлетворенно улыбнулся. - Так на чем я остановился? - Я иллюзионист. - Ты немного преувеличиваешь, но в целом прав. Знаешь ли, в мире довольно много прирожденных иллюзионистов. Они видят сны о каком-нибудь странном месте, даже могут путешествовать в нем, гораздо реже у них получается подчинить мир своим желаниям. В твоем случае – ты хотел добраться до оазиса. Высшая степень интеграции иллюзиониста со своим творением наступает тогда, когда он начинает ощущать малейшие изменения в мире, чувствует его, как самого себя. Как мозг ощущает изменения в любой части тела. Именно так ты обнаружил мое присутствие. Но знаешь, что удивило меня больше всего, малыш Франни? Мальчика аж передернуло, и он не смог удержаться, брезгливо поморщившись. Так его практически никогда не называли. Парень с разноцветными глазами закинул ногу на ногу и обнял одно колено. Когда трезубец успел исчезнуть, Фран не заметил. - Ты не только освоился в том мире, но даже смог создать иллюзии в реальности и контролировать их. Слабенькие, конечно – разве что детей по ночам пугать в заброшенном доме, когда они и так готовы визжать от любого шороха. Но все-таки. Талантливый мальчик. На лице незнакомца снова появилась лукавая улыбка. Фран слушал его вполуха. Вопросы о том, кто же такой его собеседник, откуда он взялся и чего хочет, занимали его мысли. Пока что ясно только одно: он знает о происходящем гораздо больше и, вероятно, владеет этой магией. - Нет, не стоит путать магию и иллюзии. Магия – это для младенцев, верящих в истории о гномах и зубных феях, а я все же рассчитываю, что ты достаточно взрослый для таких фантазий. Иллюзии – совсем иное. Это оптические образы, обман – не только зрения, но и всех органов чувств, настолько реалистичный обман, что стоит жертве на долю секунды поверить в него, и ее ждет верная смерть. Разумеется, это поверхностная характеристика, невозможно в двух словах описать природу иллюзий. Тот факт, что этот тип еще и читает его мысли, решительно не нравился мальчику. Ему все больше становилось не по себе в присутствии этого человека, который все больше раздражал его: жестами, улыбками, манерой прищуривать глаза и искоса смотреть, вкрадчивым, слегка ленивым голосом. Но на лице Франа ни один мускул не выдал неприязни. - …на практике очень сложно самостоятельно освоить создание иллюзий. Другое дело – если они возникают под влиянием сильных эмоций. Тогда иллюзионист не контролирует свои способности и высвобождает больше силы, чем может подчинить себе. А это небезопасно, могут пострадать окружающие. Парень оглянулся через плечо и посмотрел прямо в глаза мальчику. - Так и убить можно. По неопытности. Сердце Франа глухо ударилось в груди. - Это была случайность! – выпалил он. - В самом деле? Что-то в голосе незнакомца заметно изменилось. Поднявшись с качелей, он подошел к мальчику ближе, почти вплотную. - А может быть, не случайность, а накопившаяся ненависть? В невозмутимом прежде взгляде Франа появилось смятение. - Всего одна случайная смерть. Или они все заслужили этого, разве нет? Всегда занятые собой, озабоченные только своим будущим, своими мелочными, грязными желаниями, равнодушные к собственному ни в чем не повинному ребенку. Одним словом, мафия. Мальчику показалось, что последнее слово парень произнес с особым отвращением. - Как считаешь, может они все заслужили смерть? А если бы они узнали о твоих способностях, что бы они сделали? Странный ребенок, опасный для окружающих. Тебя бы изучали, ставили опыты. Как на крысах. Так не лучше ли убить их, отомстив за себя? Разноцветные глаза находились в нескольких сантиметрах от его собственных. Мальчик видел в них неподдельную злобу и ненависть. Рядом с этим человеком становилось страшно. На лбу Франа выступили едва заметные капельки пота, сердце забилось чаще. «О чем он говорит? Месть, убийства, что он, черт возьми, имеет в виду?!» Во взгляде незнакомца снова появилось лукавое выражение. - Я имею в виду, как важно для иллюзиониста держать себя в руках. Ты должен в совершенстве уметь контролировать свои эмоции. Ладонь в черной кожаной перчатке коснулась груди мальчика. - А сердечко-то как бьется. - В голосе незнакомца звучала насмешка. Напряжение вмиг рассеялось. Фран еле сдержался, чтобы не ругнуться. Парень уже стоял в нескольких метрах от него, сжимая в руке трезубец. - Надеюсь, ты понимаешь, что я не просто так трачу с тобой время. Суть моего предложения более чем очевидна. Ты очень талантлив, мне нужны такие ребята. Но в одиночку выше этого уровня тебе не подняться, а разбрасываться способными иллюзионистами, согласись, глупо. Я предлагаю тебе свою помощь и обещаю сделать из тебя очень недурного мастера иллюзий. Взамен ты примыкаешь к компании моих союзников и подчиняешься моим приказам. - Я никому не собираюсь подчиняться, - отозвался мальчик. - Ну, разумеется. Решение принимаешь только ты, так что все в твоих руках, будущий босс, - незнакомец склонился в шутливом поклоне. «Босс?» «А ведь он прав». Фран вновь вернулся к мысли о том, что будет, когда его найдут. Он же наследник мафиозной семьи, какие-то люди уже решили за него его будущее, не оставив возможности что-либо изменить по своему желанию. В таком случае выбор не велик: стать боссом или согласиться на предложение этого человека. Из двух зол обычно выбирают меньшее. В сложившейся ситуации ему приходится выбирать между предсказуемостью и неизвестностью, ненавистное семейство или этот странноватый тип со взглядом маниакального больного и до зубовного скрежета раздражающими манерами, давший ему саму возможность выбора. Незнакомец уже медленно шагал прочь в сторону сквера. Сомневаться и раздумывать было ни к чему. Фран окликнул его. - Ты принял какое-то решение, малыш Франни? - Да. - Отлично. Тогда встретимся завтра в том же месте, нет смысла откладывать наши тренировки. Подул ветер; силуэт парня становился все прозрачнее, через несколько секунд он почти растворился в воздухе. - Эй, - вдруг вспомнил Фран, - а называть вас как? Вы не сказали имени. На фоне деревьев сверкнули два огонька – синий и красный. - Если все сложится удачно, сможешь называть меня учителем. Ветер стал сильнее и чуть не сбил мальчика с ног. Перед его глазами все задрожало, завертелось, слилось в одно мутно-зеленое пятно. Последнее, что он услышал – тот самый странный смех. И затем он проснулся. Солнечные лучи сочились сквозь ветви и падали ему на лицо. Фран поморгал и, привыкнув к яркому свету, открыл глаза. В саду было довольно тихо, только свистали птицы и шелестели кроны яблоневых деревьев. Поднявшись из гамака, он неторопливо направился к дому. На сегодня у него много планов: посетить единственный в окрестности продуктовый магазин, сходить к озеру – солнце печет уже с утра, то ли еще будет к полудню. А еще нужно как следует отдохнуть. Судя по всему, его ожидает трудная ночь.