the outsider

— Хён, я присяду? — Сехун очаровательно улыбнулся, с характерным звуком ставя свой поднос с едой на стол. — Конечно, — меланхолично ответил Бэкхён, отстранённо смотря в окно, параллельно ковыряясь палочками в своём обеде. — Как дела? Его не особо интересовал ответ, но портить отношения с друзьями своим вечно аморфным поведением не хотелось. Он знал, что они все — Кёнсу и Чондэ, Чонин и Сехун — переживают за него, и этот факт без всяких сомнений согревал ему душу, но он не хотел, чтобы в неё залезали. В последнее время он много думал о всяком, и парни забеспокоились, что вечно весёлый и жизнерадостный Бэкхённи захандрил. Но на деле он не хандрил, а просто размышлял о том, во что превратилась его жизнь и в каком направлении она катится. — Неплохо, а твои как? — О, казалось, нацепил на себя маску очень радостного и заинтересованного человека, хотя Бэкхён знал, что в обычных условиях его безучастность практически во всем зашкаливала. Младший никогда не нарушал границы личного пространства, пока его не просили, и Бён это очень ценил. Но, судя по всему, Чондэ и Чонин не на шутку забеспокоилось о нем, раз решили подослать Сехуна на разведку. В том, что это было именно так, Бэкхён ни секунды не сомневался. — В норме, — коротко бросил он, не желая вдаваться в подробности, которые его собеседник так жаждет заполучить. Бэкхён привык к тому, что он сам разбирается со всем своим дерьмом, и он намерен придерживаться данного курса несмотря ни на что. Трудно не согласиться с тем, что его жизнь кардинально изменилась, внезапно повернувшись к нему жопой. Смерть одного из родителей была кульминацией этого аттракциона по получению пиздюлей от судьбы, каждый из которых был в разы сильнее предыдущего. Сначала к нему вернулись панические атаки, затем всплыли эти идиотские слухи о нём и Чанёле, появилась бессонница, а затем отец умер от инфаркта, оставив трёх сыновей на хрупкие плечи его матери. И он не мог не возвращаться к мысли о том, насколько женщине тяжело, даже сидя в школе на уроках. А помочь ему было нечем. Учёба плавно отошла на второй план, вытесненная личными переживаниями и проблемами. Вернуться в прежнее русло было невыносимо сложно, если вообще возможно, и он неотвратимо сдавал свои позиции, падая все ниже и ниже в общешкольном рейтинге. Но самое страшное, что ему на это было плевать. Учителя не особо давили, зная, какая трагедия свалилась на хрупкие юношеские плечи, а он и был этому рад. По отцу он не скучал — они никогда не были близки, да и мужчина слыл неизлечимым трудоголиком, отчего и дома появлялся редко, так что тёплых чувств между отцом и сыном так и не возникло. Прошёл почти месяц с похорон, и Бэкхён уже не чувствовал никакой горечи из-за утраты, да и та, которую он ощущал ранее, была скорее плодом воображения, возникшем из-за желания соответствовать общепринятым стандартам. Какой ребёнок не будет горевать по погибшему родителю? Вот и Бэкхён горевал. Несколько дней до похорон и пару дней после. А потом всё само испарилось, словно рассеялось остаточное ощущение сна, и он зажил почти прежней жизнью, если не считать чужих косых взглядов, подкинутых записок с крайне негативным содержанием, а ещё выцарапанного на шкафчике «шлюха». Не считать и сочувствующих взглядов учителей, бессонных ночей и терзающего сердце чувства вины перед друзьями, которые из-за него негласно стали изгоями, «шлюшкиными приспешниками». Мысли об измученной матери он вообще старался убивать ещё в корне. И, конечно, Чанёля, который, как назло, был центром всего этого урагана из трудностей и невзгод. В ту ночь, когда он остался у Пака, тот до самого рассвета играл ему на гитаре, перебирая длинными пальцами струны, иногда разбавляя звучание инструмента своим басовитым мычанием. Они особо не говорили, потому что было не о чем, но Бэкхён чувствовал, что они оба — потерянные в этом жестоком мире израненные души, каждая из которых получила свою долю горечи и несправедливости, незаслуженную порцию дерьма и препятствий, чересчур тяжелых для юношей их возраста. Он даже толком не мог понять, как Чанёль умудрился так прочно закрепиться у него в сознании, и тем более не понимал, какие чувства он у него вызывает. Раньше это было любопытство, некая заинтересованность, но сейчас от них не осталось и следа. Теперь он ощущал нечто вроде сожаления, а ещё острую нужду. Словно без поддержки Пака он развалится в ту же секунду. Поэтому сейчас, мельком поймав его взгляд в коридоре, он чувствовал непередаваемое облегчение. И отсутствие между ними какого-либо общения убивало, потому что за одну только ночь, в течение которой они без слов рассказали друг другу о своей боли, он увидел в Чанёле то, чего никто никогда не мог увидеть — он разглядел в нём человека, уставшего от этой жизни. Возможно, будь у красноволосого достаточно мужества, он бы даже наложил на себя руки, но что-то держало его здесь, среди живых, хотя он глубоко в душе уже давно был мёртв и не чувствовал ничего, кроме перманентного раздражения и разочарования. В окружающих людях и, что главное, в самом себе. Бэкхёну хотелось думать, что они с Паком смогут спасти друг друга. Пережить всё дерьмо, навалившееся на них, и забыть о нем, как о страшном сне. — О чём задумался? — невесомо прикасаясь к ладони старшего кончиками пальцев, спросил Сехун. — Тебя что-то беспокоит? — Тебе не стоит переживать за меня, Сехунни, — Бэкхён со вкусом потянулся, натягивая на лицо белозубую улыбку, и подался вперёд, чтобы растрепать чужие выжженные светлой краской волосы. Некстати подумалось, что у Чанёля они очень мягкие, несмотря на очевидную покраску. — У тебя скоро день рождения, ты помнишь? — блондин прикрыл глаза, наслаждаясь приятным прикосновением узкой ладони друга. — Что хочешь в подарок? — Ммм, я не думал об этом ещё, — отведя взгляд в сторону, признался Бён. Сехун поморщился. — Потому что у тебя вечно башка чем-то другим забита. Вот я и хочу знать, чем. Брюнет поджал губы, потому что отвечать он не был намерен. Из всех привычек его друзей извечные попытки залезть к нему в голову и навести там порядок были худшими, и он искренне их не любил, но старался максимально деликатно избежать допросов, не обидев при этом парней. Знал же ведь, что он дорог им, и потому они просто волнуются. Но обнажать душу все равно не спешил, пусть и доверял на самом деле. — Если он не хочет говорить, то не лезь к нему, — привычным отчитывающим тоном сказал Кёнсу, укладывая ладонь Бэкхёну на плечо, сжимая его через плотную ткань пиджака. — У любой заботы должны быть свои пределы. — Спасибо, Су, — Бён улыбнулся, на этот раз вполне искренне, и подвинулся, чтобы друг мог сесть рядом, но тот покачал головой, отказываясь садиться. — Я просто шёл мимо и решил заглянуть. К тому же, хотел спросить, не видел ли ты Чанёля сегодня. Бэкхён напрягся, а Сехун скорчил недовольную рожицу. Он все эти разговоры о Паке, которых в их компании с недавнего времени прибавилось, на дух не переносил и предпочитал считать, что их с Бэкхёном ничего не связывает, а глупые слухи являются не более, чем глупыми слухами. Даже если Чанёль каким-то образом и участвует в жизни его хёна, его присутствие несёт исключительно отрицательный характер, ведь именно после всех этих сплетен старший зачах и погрузился в себя. — Я не видел, — ответил брюнет, поджимая губы, и Кёнсу понимающе кивнул. — На кой чёрт он тебе сдался? — поинтересовался О, искоса поглядывая на окружающих, надеясь, что никто не подслушивает их разговор и не знает об обсуждении Пак Чанёля. — Обычно он не пропускает занятия, а если заболевает, то предупреждает. А тут его с самого утра нет, на звонки не отвечает. — А ты в комнате его был? — ляпнул Бэкхён прежде, чем успел подумать. Он закусил губу и в очередной раз убедился в том, что язык у него работает вперёд мозга. И чести ему это не делает. — Ты знаешь, где он живёт? — удивлённо спросил Кёнсу, а Сехун и вовсе приоткрыл рот от удивления. О «крепости» Пак Чанёля слухов тоже было немало, но по факту никто не знал, в какой комнате он проживает. — Сходи к нему, если тебя не затруднит, а потом отпиши мне, что да как, ладно? У тебя ведь уроки на сегодня уже закончились, а у нас ещё два. «Сморозил на свою голову», — подумал Бэкхён, нехотя кивая другу. Всё-таки, До не раз вытаскивал его задницу из всяких передряг, и если есть возможность отплатить ему тем же, глупо её упускать. Однако он в очередной раз почувствовал себя виноватым перед друзьями за связь с Чанёлем, которую те решили упорно игнорировать, сетуя на привычку общественности додумывать то, чего нет. Додумывать-то люди додумывали, но не сказать, что у этих домыслов не было основания. Они с Чанёлем действительно пересекались и не раз, и так уж случилось, что все случаи носили слегка компрометирующий характер в глазах окружающих. В этом не было вины никого из них, хотя Пак и продолжал корить себя за то, что подставил Бёна под удар. Бэкхён об этом знал, но понимал, что попытки переубедить красноволосого безнадёжны, и ему даже начало казаться, что это ощущение собственной вины Чанёлю нравилось, словно он всю жизнь ждал момента, когда ему подвернётся возможность потопить себя в этом неприятном чувстве. Уже стоя перед входом в чужое жилище, он подумал о том, насколько глупой была идея. Он даже словил легкое чувство дежавю, вновь рассматривая номер комнаты, неловко сжимая вспотевшими пальцами дверную ручку. Была ни была. Но, к удивлению, Бэкхён обнаружил, что дверь была заперта. Не придумав ничего лучше, чем дождаться владельца апартаментов, он бросил на пол свою сумку и сел под дверью, складывая ноги бабочкой, упираясь затылком в деревянную поверхность. Так и состариться можно, просидев в ожидании всю жизнь. Время тянулось чересчур медленно, словно издевалось над ним и его ничтожными попытками быть полезным. Юноша уже достал из кармана телефон и собирался дать отбой другу, как услышал гулко раздававшиеся в тишине шаги и сбившееся от ходьбы по лестнице дыхание. Чанёль не спеша подошёл к двери и недоуменно посмотрел на сидящего под ней Бэкхёна. Он нервным движением расслабил висящий на шее галстук и запихнул руки в карманы чёрных брюк. — Ты всё-таки достал Исина, и он выгнал тебя из комнаты? — скривив уголок губ в усмешке, спросил Пак, доставая из кармана ключи. — Нет, — Бэкхён пропустил колкость мимо ушей, с кряхтением поднимаясь с насиженного места. — А ты чего в костюме? В прошлый раз, когда он застал Чанёля за курением, он сам был одет в костюм, потому что не желал оставаться в Пучхоне и сразу после похорон отца сел на последний автобус в Сеул, оттого и приехал так поздно. Теперь, увидев Пака в подобной одежде, в голову лезли самые неприятные мысли. Конечно, он уже сирота, но у него есть сестра и, возможно, другие близкие люди. «Где ты был?», «Почему ты такой уставший?», «У тебя все в порядке?» — эти и десятки других вопросов вертелись у него в голове, но он озвучил лишь самый нелепый, потому что прекрасно знал, что Чанёль не будет изливать ему душу. Не в тех они отношениях, как бы горько это ни было. — Эээ, у меня была важная встреча, — красноволосый пожал плечами и открыл дверь, без слов пропуская Бэкхёна внутрь. Тот благодарно кивнул и скромно присел на край чужой кровати, с каким-то трепетом поглаживая мягкое пуховое одеяло, которое ещё совсем недавно согревало его замёрзшее тело. А Чанёль в ту ночь отчаянно пытался отогреть его душу. — Кёнсу переживал, что ты сегодня не появился на уроках, а ему ничего не сказал, — еле слышно прошептал Бэкхён, стараясь не пялиться на то, как его собеседник переодевается. — Я думаю, тебе стоит написать ему. — Ты поэтому пришёл? — он обернулся на брюнета, ловким движением вынимая ремень из шлеек брюк. И от зоркого глаза не укрылось, как Бён громко сглотнул, проследив взглядом незамысловатое действие. — Да. — Ясно. Чанёль снял с себя брюки и повесил их на вешалку, тут же натягивая на себя спортивные шорты. Бэкхён на кровати все ещё сидел в школьной форме, и думалось Паку, что тот пошёл к нему сразу после занятий, если судить по лежавшей на полу сумке. Неужели так спешил ради Кёнсу? Или, может, всё-таки хотел его увидеть? Врать самому себе бессмысленно — Чанёль обрадовался, когда увидел парня возле своей комнаты. Он скучал по Бэкхёну и хотел его увидеть, а тот пришёл сам, но оказалось не по собственной инициативе, что немного расстраивало. Ладно, очень расстраивало. Настолько, что весь эффект от внезапной встречи тут же спал, заставляя красноволосого хмуриться, пока он вешает костюм в шкаф, ни слова не говоря явно обеспокоенному чем-то Бэкхёну. — Ну, я тогда пойду? Вижу, у тебя все нормально, так что Су не о чем волноваться, — хлопнув себя по бёдрам, изрёк брюнет, в глубине души надеясь, что его остановят. Он ждал какого-нибудь глупого вопроса вроде «как дела?» или «как с учебой?», хоть чего-нибудь, что позволило бы ему остаться. Но Чанёль лишь в привычной манере усмехнулся, махнул ему рукой и кивнул. — Спасибо, что зашёл. Я напишу До. Выйдя из чужой комнаты, Бэкхён тяжело вздохнул и тихо сматерился себе под нос. Если хотел остаться, то надо было сидеть, Чанёль его в любом случае не прогнал бы, хотя… кто знает? Может, Пак относится к нему не так уж и хорошо, как он сам думает. Голова взрывалась от мыслей, и юноша, вцепившись пальцами в темную копну волос, направился к себе в комнату, шумно топая ногами от негодования. В это время Чанёль задумчиво рассматривал экран своего телефона. Сегодня он ездил к дяде, чтобы разузнать о его здоровье и убедился в том, что сбору акционеров на следующей неделе всё же придётся состояться. И это не радовало, потому что означало, что сестрица обязательно наведается к нему еще раз в ближайшее время, особенно когда узнает, что он был у дяди. Вся эта ситуация расшатывала нервы не по-детски, и он понятия не имел, что ему делать, продолжая машинально крутить в пальцах девайс. С одной стороны, отдавать компанию мужу сестры нельзя, ибо это семейный бизнес, к которому тот никакого отношения не имеет. С другой стороны, дядя болен и прав в том, что абсолютно левому человеку кресло гендиректора совет не отдаст. Сам же Чанёль ещё слишком молод и неопытен, чтобы занять это место. Ему срочно нужно придумать план, как утереть зазнавшейся Чеён нос, иначе все полетит к чертям, включая компанию и его жизнь. Ситуация с Бэкхёном его отвлекала, и это раздражало, как и тот факт, что всё, что касалось Бёна, внезапно становилось важным и нужным и вообще зашкаливало по всем параметрам. Сколько он так просидел неизвестно, но когда мозг всё же устал от напряжённых размышлений, он решил сделать перерыв, но зацепился взглядом за лежавшую возле кровати сумку. Как Бэкхён умудрился оставить свои вещи у него и не заметить этого? Глубоко вздохнув, внутренне поражаясь чужой рассеянности, он подхватил предмет с пола и вышел в коридор, силясь вспомнить, в какую комнату ему предстоит вломиться. Он медленно плыл по коридорам, рассматривая многочисленные номера, пока не услышал краем уха неразборчивую болтовню, и один из участвовавших в разговоре голосов был смутно знакомым, отчего на душе неприятно заскребли кошки. Чанёль прижался к стене и напряг слух, чтобы расслышать подробности чужой беседы. — Ну и как тебе на моем месте, Бэкхённи? — длинные костлявые пальцы Ёнхо сжимали тонкую шею Бэкхёна, и тот только и мог, что брыкаться ногами и царапать чужую жилистую руку короткими ногтями, но на оппонента его действия никак не влияли. — Нравится это горькое чувство унижения? — Отъебись, ублюдок, — Бён потянулся кулаком к лицу блондина, но тот вовремя увернулся, натягивая на лицо довольную лыбу. — Ещё слово, и я раскрашу твой ебальник! Он храбрился, но на деле перевес был явно не на его стороне, да и перед глазами уже все плыло из-за недостатка кислорода — воздуха поступало катастрофически мало. Мудак Ёнхо напал на него со спины, и теперь вовсю наслаждался своей фальшивой победой, издеваясь над одноклассником, который, на самом деле, ничего плохого ему не сделал. Просто Бэкхён всегда его бесил своей безупречностью, словно он не человек, а какой-то идеально отлаженный робот, преуспевающий во всем. До дрожи в руках хотелось эту образцовую репутацию разрушить, а потом станцевать на её костях. Поэтому он и следил за Бёном, ходил за ним по пятам и не отрывал взгляда — судорожно искал повод, чтобы потопить мальчишку в говне. И был неоправданно рад, когда это получилось. — Тише, киса, спрячь коготки, — юноша продолжал похабно улыбаться, и Бэкхён безвольно опустил руки вдоль туловища, потеряв силы бороться дальше. — Мне и так очень сильно прилетело от Пака из-за тебя — до сих пор рёбра болят. Я не думал, что между вами реально что-то есть, но этот придурок просто как зверь на меня набросился, когда узнал, что я это все затеял. Интересно, чем же ты ему так угодил? Неужели у тебя реально настолько классная задница? Свободная рука скользнула по прикрытому формой боку, сползая на соблазнительные широкие бёдра. Бэкхён зажмурился и, собрав в кулак остатки своих сил, отпихнул от себя чужую руку, с размаху заехав расслабившемуся Киму ногой по коленке. Тот громко ругнулся и высвободил брюнета из плена, схватившись за пострадавший участок обеими руками. Бэкхён в это время хлопнулся на колени, судорожно вдыхая воздух, рассматривая пол неясным взглядом. Он тут же взглянул на Ёнхо боязливым взглядом, но тот уже возвышался над ним. — Хорошо, что ты уже стоишь на коленях. Научу тебя вымаливать прощение. Чанёль аж дернулся от ярости, стискивая что есть мочи зубы и играя желваками. Всё это время он стоял и не мог пошевелиться, пытаясь отдифференцировать поступающую в мозг информацию, но теперь отчётливо понимал: ему надо вмешаться, иначе для Бэкхёна всё может закончиться очень плохо. А он этого не мог допустить. Он и сам не понял, как его кулак оказался возле лица Ёнхо, и совсем не почувствовал, когда получил в ответ. Чудом не получив в глаз, Пак повалил блондина на пол и, оседлав чужие бёдра, нанёс два чётких удара по красивому лицу, которое теперь уже не могло прикрывать собой мерзость, таящуюся внутри юноши. — Я что тебе в прошлый раз сказал? — зло прошипел красноволосый, наклоняясь ближе к покрытому кровью из носа лицу. — Бэкхён принадлежит мне, он неприкасаем! Я запретил тебе даже дышать в его сторону, так какого хуя ты творишь?! Последнюю фразу он почти выкрикнул, и Бён испугался, что их могут услышать. Если Хичоль прознает про драку в общежитии, то им несдобровать, и даже Бэкхён никак не сможет вымолить у старшего прощения с помощью своего очарования. Вновь послышался звук очередных ударов, и Бён зажмурился, поёжившись, а затем осторожно подошёл к Чанёлю и положил руки на его плечи, медленно поглаживая их. — Пойдём, Ёль, он того не стоит… — Бэкхён, он душил тебя! У этого мерзавца мозги не на месте, а если бы ты умер?! Глаза Бэкхёна расширились, и он перевёл взгляд на отключившегося Ёнхо, лицо которого теперь больше напоминало красно-багровое месиво — подбитый глаз, рассеченная бровь и лопнутая губа, посиневший с нос с уже подсыхающей кровью. Чанёль, кажется, плохо контролирует свою злость. Впрочем, Бэкхён не мог его винить, да Паку и самому досталось — кожа на костяшках пальцев треснула, а на распухшей скуле медленно, но верно расцветала гематома. Брюнет едва ощутимо прикоснулся к ней кончиками пальцев, а затем испуганно спрятал руку за спиной, отводя взгляд. Ёлю это разбило сердце — меньше всего на свете он хотел, чтобы Бэкхён его боялся. Но чему быть, того не миновать, и он это прекрасно понимал, и горящую в сердце ярость стремительно тушила собой горькая тоска. — Если Хичоль узнает, то у тебя будут проблемы, а я этого не хочу, — тихо произнёс в конце концов Бэкхён, нервно заламывая тонкие пальцы. — Пожалуйста, давай уйдем. — Как скажешь. Чанёль поднялся, отряхивая шорты от пыли и прошёл мимо Бэкхёна, подцепив с пола его сумку. Затем остановился и, не оборачиваясь, спросил: — Ты идёшь или нет? — Иду. Они шли молча — Пак впереди, Бэк чуть поодаль, рассматривая широкую спину в чёрной футболке. Он был благодарен, но в то же время напуган чужими словами — неужели Чанёль и правда сказал Киму подобное? «Бэкхён принадлежит мне», — что это вообще за фраза такая? Может, он нравится Чанёлю? Если это и так, то что делать? Как ему… ответить на это? А если он откажет, тогда Пак может разозлиться, и тогда Бэкхён будет лежать рядом с Ёнхо трупиком. Но если согласится, то подтвердит свой статус «педика» и все слухи заодно. Тогда в чем смысл всех этих драк? Бэкхён глубоко вздохнул и пропустил Чанёля в комнату, тут же заходя следом. Он прямо с порога стянул с себя пиджак и рубашку, наплевав даже на то, что возможно устраивает бесплатный стриптиз своему неожиданному гостю. Ощущение собственного ничтожества, словно вся грязь мира сейчас осела на нём, не давало даже нормально вздохнуть полной грудью. Он откинул ненужную форму на кресло в углу комнаты и быстро натянул на себя шорты и футболку. — Садись, обработаю твои побои, — брюнет посадил Ёля на свою кровать, отбирая сумку и отбрасывая ее в сторону, а сам достал из-под неё небольшую аптечку, тут же усаживаясь напротив на стул на колесиках. — Но мне не нужно ничего обрабатывать. Всего лишь синяк на щеке… — Не спорь со мной, пожалуйста, я просто пытаюсь тебя отблагодарить, — Бэкхён глубоко вздохнул, исподлобья взглянув на собеседника, и продолжил рыться в коробке в поисках перекиси и мази от синяков. — Я не думаю, что это необходимо, но если ты настаиваешь… — Я настаиваю. Повисла тишина. Чанёль закусил губу, наблюдая за тем, как прозрачная субстанция покидает тюбик и ложится на тонкие пальцы Бэкхёна, а затем почувствовал прохладное прикосновение к щеке — юноша сосредоточенно размазывал средство по чужому лицу, стараясь причинить как можно меньше неудобств. Вцелом он их принёс и так более, чем достаточно, так что следовало бы сделать по-человечески хотя бы это. Но рука всё равно дрожала, когда он ощущал на себе этот внимательный прожигающий взгляд Чанёля. — Чего ты так пялишься на меня? — он старался звучать расслабленно, говорил наигранно возмущенным голосом, скривив рот в непонятной усмешке. — Ты красивый. Не в бровь, а в глаз. И что ему, спрашивается, на это отвечать? — Спасибо, ты тоже, — Чанёль на такой ответ только ухмыльнулся краешком губ, но вскоре к нему вернулось серьёзное выражение лица со сведёнными к переносице бровями и поджатыми губами. И от этого было не по себе. И вновь молчание. Бэкхён намочил ватку и принялся аккуратно обрабатывать чужую руку, то и дело дуя на рану, чтобы избавить красноволосого от неприятный ощущений, но тот, кажется, был настолько увлечён «прекрасным», что, наверное, не обратил бы внимание даже на воткнутый в печень нож, не говоря уже о саднящем ощущении от контакта перекиси с раной. — Ты боишься меня? — внезапно спросил Пак, едва шевеля пальцами в чужой тонкой ладони, которая дарила непозволительно приятное тепло. Он до смерти боялся услышать ответ, но лучше узнать сразу и уйти, чем неосознанно доставлять Бёну дискомфорт. — Сдурел, что ли? С чего мне тебя боятся? — Бэкхён уже вовсю орудовал бинтами, хотя, по мнению Чанёля, в этом не было никакой необходимости. — Ты же не террорист какой-нибудь. Ну побил его и побил, если бы не ты, то я бы сам это сделал. — То, что я ему сказал… Это было несерьёзно, но… — Но? — брюнет бросил на парня любопытный взгляд, складывая предметы обратно в аптечку. — Но я, наверное, хотел бы, чтобы это было правдой. За окном кричали школьники, гудели машины. Мирно тикали часы на стене, раздавались в коридоре многочисленные шаги жителей общежития. Жизнь текла своим чередом, но в этот момент, в эту самую секунду жизни Чанёля и Бэкхёна дали новый поворот. Бэкхён придвинулся ближе, едва коснувшись стопами пола. Он положил одну руку на широкое паковское плечо, а другую — на здоровую щёку и медленно потянулся вперёд, осторожно прикасаясь с сухим потрескавшимся губам Чанёля в нежном первом поцелуе. У него не было большого опыта, кроме немногочисленных поцелуев, сворованных у одноклассниц в средней школе, но даже так он почувствовал, что у него в голове взрываются фейерверки, когда Пак, вздрогнув, неуверенно начал ему отвечать, укладывая свои широкие ладони на его оголенные шортами бёдра. Они целовались неспешно, едва шевеля губами, то и дело давая друг другу возможность вдохнуть побольше воздуха, чтобы затем вновь слиться воедино, разделяя на двоих слишком яркое и непривычное для них обоих удовольствие. Бэкхён поджал пальцы на ногах, когда его губ неуверенно коснулся влажный от слюны горячий чанёлевский язык. «Боже, дай мне сил», — подумал он и распахнул губы, впуская чужой жар в тесноту своего рта. Чанёль вплёл одну руку в его волосы на затылке и с нажимом провёл своим языком по чужому нёбу, и тогда брюнет понял, что ему пиздец. Все его попытки убедить остальных в том, что их с Чанёлем ничего не связывает, накрылись медным тазом. Но он, в общем-то, ни капли не жалел об этом.