Ветер.

…Если бы она читала любовные романы вместо учебников, то ее личная история сложилась бы по-другому. Если бы ее окружала толпа хихикающих девчонок, обсуждающих первые месячные, челки темноглазых старшекурсников и длину юбок (вкупе с грамотно нарисованными стрелками) старшекурсниц, ей было бы проще ориентироваться в своих первых, таких трудных, и, как оказалось, единственно сильных чувствах. Но у нее были друзья-парни, и даже этому девчонки умудрялись завидовать так же, как и отличным оценкам. Как и от природы густым кудрявым каштановым волосам. Ямочкам на щеках. Розовой нежной коже, которую почти не затронули подростковые акне, когда ровесницы ходили с толстым слоем тонального крема, а без него их лица напоминали пиццу. Девчонки наивно полагали, рыдая, что никто их такими не полюбит. Гермиона Грейнджер никогда не ставила так вопрос. Она не пользовалась косметикой, не красила волосы, да она их почти никогда не укладывала, исключая Святочный Бал. И то, тогда это было ради Рональда, чтобы тот покусал локти. Все же девичье коварство ей не чуждо. У нее была самая простая, черная, но в то же время, чистая и опрятная мантия. Чистая и опрятная. Как и весь ее образ отличницы. Гордость школы Хогвартс. Гадости, летящие в ее спину, а нередко и в лицо, отскакивали, как упругие мячики. К ней не прилипала разная дрянь. Пожалуй, кроме прозвища «поганая грязнокровка». Это были ЕГО слова. Не он их придумал, но он выстрелил первым. Первым из своего факультета. Рональд тогда ужасно, пусть и по-мальчишески, разозлился, полез в драку, потом из-за нее давился слизнями, что очень тогда впечатлило Гермиону. Так впечатлило, что она влюбилась в Уизли. И решила, что сильнее в ее жизни чувства не будет. Если бы только она читала сентиментальные романы и журналы для девочек. Но Гермиона предпочитала «Историю Магии», «Историю Хогвартса», «Курс заклинаний для N-ого курса», «Тысяча растений и грибов», и прочую научную литературу. Если бы Гермиона хоть раз взяла в руки «Элле Ведьму» или «Вог Мэджик». Не факт, конечно, что помогло бы. Но шоковое состояние от простого вопроса, сказанным знакомым голосом, но совершенно незнакомым тоном, было бы смягчено. При падении ее сердца глубоко вниз. Куда-то ниже пяток, и ниже подземелий Слизерина. «Можно пройти?» И при этом его внимательный, какой-то иной, наверное, теплый смеющийся взгляд. Они уже не враждовали. Не вспоминали старые обиды. У каждого была своя жизнь, и сгустки их негативного отношения друг к другу рассеялись в нейтралитет. Сами собой. Время рассеяло. Общения, конечно, не было, как такового, но никто ни в кого не стрелял злыми словами и заклинаниями. Разве что взгляды Рона иногда метали молнии. Рыжий был очень злопамятен. Битва закончилась победой Гарри. Их общей, выстраданной, кровавой Победой. Победой, после которой хотелось не кричать от счастья, а плакать от горя. Каждый пропустил сквозь себя ту войну. Гермиона дала интервью «Ежедневному Пророку» ради слов: «Мы не геройствуем, мы живем». С тех пор это стало негласным девизом её, Рона и Гарри. Девушка сбила надуманный обществом звездный налет с себя и своих друзей. Надо было жить дальше. Жизнь Гермионы крутилась вокруг ее будущей карьеры. Ее семьи. Ее друзей, дружба с которыми негласно стала крепче корней самого могучего дерева. Оставался один маленький шаг до, казалось бы, близкого и нужного успеха: закончить седьмой курс. И вот они все здесь. Снова. Не кичатся своей Победой. Они такие же, как все. Дети Войны за светлое общее Будущее.