небо падает

Она идёт стремительно: смелая, твёрдая, как скала, что бы ни случилось дальше, всё будет на её совести, по её сердцу. Вся ослепительная, яркая, будто в цвету или лихорадке. И всё рушится, громогласно, рокоча, Дагбьерт не может сдвинуться с места, может только смотреть, как она приближается — Морион-генлисея, Морион-судьба. И пахнет солью, холодными камнями и цветочно-медовым воском. Дагбьерт вдыхает полной грудью, сжимает пальцы, вцепляясь в край столешницы, изнутри поднимается тугая, парализующая волна. Дагбьерт страшно и поразительно хорошо, эта чёртова радость просачивается сквозь поры кожи, ещё немного и она засияет. С волной приходит наслаждение, оно закрадывается в сердце, и сердце ликует. Дагбьерт готова задохнуться от этого всепоглощающего чувства. Она оставила море позади, но море её настигло, и все его камни теперь здесь. А Морион обходит барную стойку, не отводя своих серых глаз, пригвождая взглядом, обнажая до самой кости. И вот она близко, пышущая жаром, но холодная, как из воды, и руки её как петля ложатся вокруг шеи, под волосы, и губы настойчивые, мягкие, вплавляются в рот Дагбьерт, заполняют его, тепло её языка так контрастирует с холодной кожей. Она вся холодная, а внутри неё так горячо, что легко можно сойти с ума. Поцелуй бесстрашный и дикий, Морион берёт её глубоко, завоевывая, разоряя. Это всего лишь поцелуй, но Вселенная трещит по швам. Дагбьерт хватается за неё, издавая всхлип, закрывает глаза, погружаясь. Она даст им несколько мгновений, несколько бесконечных мгновений. Звуки резко возвращаются, прорывая пелену немоты пространства. Дагбьерт отстраняется, просто отстраняется. — Не начинай, — резко предупреждает Морион, но Дагбьерт молча проходит мимо, захватывая папку с отчётностью. Она ненадолго исчезает в подсобке, откуда доносятся приглушённые голоса, а затем снова появляется, неся бутылку виски. Но пить Морион отказывается, наблюдая за тем, как Дагбьерт сначала наливает себе в стакан, затем преподносит к губам, но внезапно отставляет прочь, будто боясь стереть поцелуй, который позволила мгновения назад. — Зачем ты приехала? — спрашивает она. — Я же просила не начинать, — Морион выдыхает, закатывая глаза. Она делает шаг навстречу под этим грозным взглядом, но Дагбьерт отступает. — А я просила не искать меня, — её слова должны ранить, отталкивать, но Морион только приближается, будто это всё, что она может, будто осталось только это. Но правда в том, что она больше не боится ни боли, ни распятий, не осталось ничего в это мире, что смогло бы удержать её теперь. — Я приехала за тобой, — говорит она просто и смотрит так, что у Дагбьерт разгоняется сердце. Вся их прошлая жизнь проносится в памяти вереницей птиц-воспоминаний, да, именно их жизнь, потому что не было жизней по отдельности. — Хватит останавливать себя и пытаться жить правильно. Мы ничего никому не должны. Неужели ты всё ещё не понимаешь, мы свободны! Со мной так много случилось там, за чертой, я знаю темноту на вкус — моя худшая любовница — но и она знает меня, и это нас никогда не разделит. Без тебя мною владели все силы забвения, они брали меня так искусно, что ты никогда не поверишь, и я не сопротивлялась, потому что ты хотела сделать меня свободной, и я была — в свободном доступе для всех печалей. Моя не святая, моя святая, ты оставила меня разорённой, но разве я не выстояла? Разве я не перешла черту, все черты в мире? Ты просила меня жить, и я живу. Живу, как не могут даже боги, ибо я здесь и пришла за тобой. Морион изменилась, она больше не выглядит дефективной, сломленной, она выглядит так, будто восстала из пепла. Прошло всего несколько месяцев, долгих и мучительных, но для Морион как будто минули десятилетия, а то и сотни лет. Дагбьерт вспоминает её распластанной под ней, дрожащей от прикосновений, растекающейся под её языком. И от этих образов кружится голова, жизнь пробивается внутрь, вороша похороненное. Дагбьерт боялась, что Морион будет искать, потому что знала — она найдёт. Но, может, она боялась вовсе не этого? Иначе не ощутила бы эту тяжесть внутри, рождённую от радости, будто свершилось какое-то пророчество, когда Морион всё же её нашла. И вот она снова близко, никуда от неё не деться, Морион подобна луне, ведь куда бы ни пошёл, как далеко ни удалось бы зайти, луна всегда над головой, всегда рядом. И запах её — захватывающий, поглощающий, въедается в кожу, что хочется слизать его с собственных ладоней. Дагбьерт устала сопротивляться, убеждать себя, что ничего из этого она не хочет. Но почему тогда она больше не чувствует себя грязной или порочной, почему ей нужно ограничивать себя пустыми условностями, в то время как единственное, чего она хочет, стоит прямо перед ней и тянет руки. Морион долго смотрит на неё и молчит. Появляется Катарина, бросая на них пугливые взгляды, а Дагбьерт думает о том, что её вообще не должно было здесь быть сегодня. Но неясная тревога снедала внутренности, гоня прочь из уютной квартирки. И теперь всё на своих местах, даже Морион. Сердце гулко бьётся в груди, поглощая окружающие звуки, сердце говорит ей, что пришло время отбросить страхи и неуверенность, не думать о том, что правильно для мира, потому что единственно важное — это они сами, кем бы они друг другу ни были. Пора устремиться за этим разрушительным потоком, потому что в нём и только в нём можно свободно дышать. — Мне пора, — говорит она молодой помощнице, захватывает ключи, бросает их в карман кардигана, и они причудливо звенят, а потом она берёт руку Морион, вздрогнувшую от неожиданности, и ведёт её за собой. Они идут по мощёным улицам, по узким переулкам, сквозь людей. Солнце бросается золотом, посыпая всё вокруг, мимо мелькают бакалеи и магазинчики сувениров, отовсюду льётся французская речь, чужие голоса. Но постепенно звуки исчезают, сужаются до тихого, отчаянно-осторожного шёпота: — Дагбьерт, — Морион зовёт её, продолжая следовать за ней, глядя лишь на неё, и Дагбьерт останавливается. — Дагбьерт? Останавливается так резко, что едва не сталкивается с ней. Ложь, конечно они сталкиваются, прямо посреди улицы, их лица так близко, и Дагбьерт обхватывает её щёки руками, а мир вокруг кружится и плывёт. Остаются лишь серые глаза, льдисто-серые, как талая вода в пасмурный день, как небо перед грозой, остаются лишь губы, разомкнутые в прерывистом дыхании, как будто и для неё, для Морион, всё вокруг разомкнуто. Их лица так близко, воздух между ними раскаляется, а сомнения Дагбьерт тают, как надежда на здравомыслие Морион. — Хочешь, я тебя поцелую? — спрашивает Дагбьерт, замирая у самых губ. Большими пальцами она гладит щёки Морион, рассматривая её лицо, словно не видела её тысячи лет. И её волосы блестят на солнце, делая саму Морион солнечной, золотисто-медовой. — Ну, хочешь? Прямо здесь, пока мимо ходят люди и нет спасения от птиц, перелетающих с места на место. Дагбьерт думает о том, что Морион исполнила свои обещания множество раз, они делали и то, о чём не снять кино, не написать книг, о чём не говорят на исповеди. И разве не было это лучшим временем? Но своих обещаний Дагбьерт не сдержала, но так ли это важно теперь, когда яростно-красивая в своём отчаянии и мольбе Морион стоит напротив, пережив все сломы судьбы. — Так целуй же, — отзывается Морион, подаваясь вперёд и смыкая губы вокруг нижней губы Дагбьерт. Проводит языком по мягкой плоти, целует вверху, загоняя язык под верхнюю губу. И Дагбьерт ловит его, распластывая о свой собственный. И чудится ей сладость, какой прежде не было. Поднимается ветер, путая их волосы, хватая за плечи. А они стоят посреди улицы и целуются как сумасшедшие. До одури, до подгибающихся ног и сцепленных пальцев. Они знают, кем приходятся друг другу, и целуют ещё неистовее. Солнце затекает за шиворот, мажется под ладонями, Дагбьерт растирает его по лицу Морион, целуя губы, щёки, глаза. Кто остановит их теперь? Вся эта боль и отречение стоят того, чтобы просто целовать её и радоваться собственному падению. Пусть их ждёт ад, разве можно бояться того, что их где-то ожидают, что их примут в конце, когда придёт время жатвы. Невозможная, с перебитым хребтом и сломленным духом, восхитительная до дрожи, она вся её, хрупкая, будто хрусталь, и смертоносная, Морион-генлисея. Морион-судьба. И они простоят здесь до скончания веков, врастая друг в друга, пока Париж будет кружиться и смеяться вокруг. Они будут стоять здесь, даже когда исчезнет Париж. Вот и всё, дорогие читатели, мы пришли к правильному концу, где так много надежды. Надеюсь, что вы не разочаровались в конце пути и не пожалели, что прошли его вместе со мной и героинями. Это был мой первый опыт в большом мире ориджиналов, и я счастлива, что мне удалось рассказать эту историю. Спасибо, что были со мной. А ещё спасибо человеку, благодаря которому появилась эта история. Если бы не ты, я бы никогда не решилась начать. Люблюобожаю тебя