Трудности воспитания

      В Родном мире всё иначе. Как бы Жемчуг ни старалась отогнать от себя эти мысли, но здесь нет никакой разницы, кто ты такой — важна лишь чистота света, испускаемого твоим камнем. Всё, что имеет значение, — твоё происхождение, и только.       Она старается не видеть в Стивене Алмаза, но признаёт своё поражение так же легко, как легко соглашается со всеми его решениями в Родном мире. Они меняются местами: здесь его слово — закон, а какую-то Жемчужину даже слушать не станут, если только она не говорит от имени своей хозяйки. Стена независимости, что она выстраивала долгими тысячелетиями, даёт трещину.       В Родном мире неловко себя чувствует даже Гранат: всё чаще разъединяется, даже когда в этом нет необходимости; Рубин психует, глядя на Сапфир, а та судорожно оглядывается по сторонам и оправдывается тем, что сейчас ей будет спокойнее видеть будущее, чем ходить вслепую и полагаться на неожиданность.       Частичка Родного мира, спавшая в них издавна, которую они сумели подавить, даёт о себе знать. Чем больше Стивен старается быть похожим на свою мать, тем сложнее Жемчуг абстрагироваться от образа Розового Алмаза.       Розовая меняла мир вокруг себя и никогда не принадлежала такой, как Жемчуг: ни будучи Алмазом, ни будучи Розой Кварц, ни даже будучи Стивеном. Розовая ускользает, бежит сквозь пальцы талой водой, испаряется в воздухе и никому не принадлежит.       Ей остаётся лишь молчаливо наблюдать, как мир меняет свои краски рядом с Розовой, как меняют своё мнение другие самоцветы, как на её сторону встают даже двое других Алмазов.       Жемчуг служила Белой совсем недолго. Она была создана ею для Розовой, она готовилась именно для служения младшей из Алмазов, но даже тех кратких мгновений подле Верховной правительницы ей хватило, чтобы прекрасно понять её нрав.       Чтобы понять Розовую, Жемчуг не хватило и тысяч лет.       Она являет собой чудо: из вероятности меньше тысячной процента вынимает счастливый билет, претворяет в жизнь то, о чём Жемчужине остаётся только мечтать; Белая же — абсолют, не принимающая вероятность ниже девяноста девяти. Все Сапфиры Вселенной не распознают намерений Розовой, зато действия Белой предугадают с лёгкостью.       — У тебя на лице написано, о чём ты думаешь, — тихо произносит Гранат, когда Стивен и Конни засыпают. — Не стоит.       У Жемчуг слёзы на глаза наворачиваются, пусть она и старается этого не показывать. Хотя бы перед Стивеном и Конни, хотя бы ради них.       Аметист громко всхрапывает, отчего Жемчужина дёргается и смотрит на неё. Та, причмокнув во сне, переворачивается на другой бок. Жемчуг тоже хотелось бы быть столь беззаботной, однако всю подноготную Родного мира она прекрасно знает и никак не может успокоиться, находясь здесь.       — Доверься Стивену. Он уже не тот маленький мальчик, каким мы его помним, — продолжает Гранат и слабо, но обнадёживающе улыбается, глядя на подругу. — Он совершит чудо, как и его мать.       — А будущее что, не обнадёживает? — горько усмехается Жемчуг. — Сапфир наверняка его уже просмотрела.       — Будущее, каким видит его Сапфир, никогда не обнадёживало, — кивает Гранат. — Но потому мы и шли за Розой. Она меняла это будущее.       «Являла чудо», — утверждается в своей мысли Жемчуг и переводит взгляд на Стивена. Она даже не хочет знать, что такого увидела в своих предсказаниях Сапфир.       — Не мы первые, Жемчуг, — Гранат неожиданно продолжает, хотя Жемчужине казалось, что их разговор уже закончен, — и не мы последние. Сапфир видит неутешительное будущее, но мы летели сюда, готовые к нему. Иначе бы уже давно сбежали. Всё-таки я верю, что всё будет в порядке.

***

      Никогда не было нужды задумываться, что случится, если вытащить из него камень. То есть в одном Стивен был уверен: без камня он погибнет, но вернётся ли в этом случае его мама?       Запах в стерильном помещении, где он сейчас находится, напоминает о больницах на Земле, и впервые этот запах Стивену так нравится. Вокруг снуют самоцветы Жёлтой и отдают простые указания: здесь поднять руку, тут прислонить камень, плюнуть, всплакнуть, ещё раз прислонить камень, описать ощущения. От некоторых их действий мальчику щекотно, иногда просто неприятно, но в целом ничего страшного.       В соседней комнате точно так же обследуют Конни, аргументируя это тем, что данные по людям из Зоопарка могут оказаться некорректными вследствие их долгой изоляции и жизни на орбитальной станции в течение очень долгого времени.       Жёлтая не присутствует на осмотре лично, но следит за всем происходящим из отдельного помещения, куда самоцветы приглашают Стивена после всех соответствующих процедур. Подле её трона стоят Жёлтая Жемчужина и Гелиодор — и Стивен готов поклясться, что последняя едва ли не сверкает от счастья, хотя тщательно это скрывает. От подобного зрелища он прыскает со смеху в кулак.       Голубая, стоящая позади Жёлтой, приветливо машет ему рукой и что-то нашёптывает сестре на ухо.       — Было довольно весело, — легкомысленно отзывается подошедшая со спины Конни. — Но повторять бы не хотелось.       — Да уж, во второй раз будет скучно, — пожимает плечами Стивен, наблюдая, как Жёлтая смущённо отмахивается от хихикающей Голубой, которая уже направляется к ним.       — Не будем отвлекать наше светило науки от дел, — нравоучительно произносит она, кивая на дверь, и не сдерживает новый смешок.       — Я всё слышу, — нарочито громко доносится им вслед.

***

      — Результаты подоспеют быстро, — говорит Голубая по пути в свою диспетчерскую, усадив Стивена с Конни на ладони. — Думаю, в течение нескольких часов. Знаешь, — тепло произносит она, обращаясь к Стивену, — я рада, что Жёлтая остановила меня. Она всегда удерживала меня от ошибок, которые я могла совершить на эмоциях.       Идею о том, что камень можно извлечь без вреда для его организма, первой предложила Жёлтая. Свет, который пронизывает его тело, можно синтезировать искусственно; в самом крайнем случае придётся воспользоваться исцеляющими способностями Розового Алмаза, но этот вариант был более рискован: если после извлечения камень не образует физическую форму, целительные слёзы они не добудут.       Жёлтая сказала, что всё это нужно обдумать, а не лезть на рожон, и Стивен не посмел с ней спорить. Тем более что звучало это фантастически: в случае успеха он… он действительно мог увидеть свою маму.       — Уверена, Белая тоже обрадуется, увидев Розовую, — продолжает Голубая и тут же добавляет: — Она наверняка просто сидит в камне, эта маленькая глупышка…       Поддержка Голубой и Жёлтой придаёт Стивену уверенности: эти двое, по словам Жемчуг, больше всего желали вернуть Розовую, и раз даже они согласились сделать это, не причиняя ему вреда, то и Белая вряд ли станет возражать.       Какая ей разница, в конце концов?       — Мне нужно поговорить с Белой, — твёрдо заявляет мальчик, глядя на Голубую. — И не так, как это было на балу или как в нашу первую встречу — она ведь не слушает меня даже!..       — Она никого не слушает, — немного печально отзывается Алмаз, заходя в свою диспетчерскую.       — Но вы говорили, что она слушала мою маму… она же слушала Розовую!       — Розовая… — Голубая мешкается, опускает детей на подлокотник своего кресла и присаживается сама, — не спрашивала, можно ли им поговорить… она просто приходила к ней и говорила.       — Тогда я тоже приду и поговорю с ней!       — Ты уверен, Стивен? — боязливо интересуется Конни, положив руку ему на плечо. — Может, нам лучше…       — Это же просто разговор, Конни, — мальчик буквально излучает уверенность в себе. — Голубая, ты ведь тоже так считаешь?       Голубая неоднозначно пожимает плечами, предпочитая об этом не говорить. Стивен запоздало вспоминает, что разговоры о Белой для неё определённо неприятны, и прикусывает язык.       — Думаю, максимум, что случится, если ты её разозлишь, — это запирание в башне. Но я тебя выпущу, — всё-таки отвечает Голубая. — А там уже и Жёлтая разберётся, что делать с твоим камнем. Ох, и Стивен… — она окликает его у самой двери.       — Да?       — Разговаривая с Жемчужиной Белой, ты обращаешься напрямую к ней. Просто знай это, — и провожает милой улыбкой.

***

      — Не разъединяйся, Гранат.       — Ты уверен?       — Конечно, — Стивен явно пребывает в приподнятом расположении духа. — Хочу показать Белой всё, как есть. Оу… — он слегка притормаживает, видя, как блёкнут цвета стен, как меняется на них орнамент. — П-прямо сразу видно, что мы идём в нужном направлении, да?       Белая Жемчужина появляется буквально из-под пола в своём сером пузыре, оглядывает идущих и останавливает взор на мальчике.       — Прошу прощения, Розовый Алмаз, — сухо говорит она, — но вам запрещено идти туда.       — Да почему?! — закипает Стивен, сжимая кулаки. Происходящая вот уже несколько дней бессмыслица раздражает до зубного скрежета. Он не для того столько терпел, чтобы Белая просто проигнорировала его — в третий раз.       Внутри неожиданно рокочет непривычная ему злость, поднимается прямиком из камня, ударяя в голову. Стивен вспоминает о том, что Белая всё равно его слышит через эту Жемчужину, — и кричит так, что пол под ним покрывается трещинами:       — Ты будешь говорить со мной! Не только говорить, но и слушать!!!       Белая Жемчужина стоит перед ним с нечитаемым выражением лица, на котором Стивен всё-таки успевает разглядеть лёгкую растерянность, но она быстро сменяется благодушной улыбкой.       — Как ты очаровательна, мой Звёздный Свет. Хорошо, — неожиданно соглашается Белая. Гранат и Жемчуг смотрят на её Жемчужину слегка шокированно от такой новости.       — Ты можешь прийти ко мне. И я даже не запрещаю тебе прихватить с собой твою так называемую «свиту».       Кристальные самоцветы переглядываются между собой, пока Белая Жемчужина разворачивается и ведёт их дальше по коридору, а Стивен хмурится, не понимая, что на него нашло буквально пару минут назад.       Все те осколки, которые сыпались во время восстания, повреждения, которым подверглись неповинные самоцветы, — обратная сторона идеального Родного мира, её изнанка, показывающая неполноценность Алмазной власти. Если он не поговорит с Белой, то всё будет напрасно: для чего иначе были нужны все эти жертвы? Ради чего его защищают Кристальные самоцветы, если он не способен отплатить им тем же?       Он стоит перед колоссальной дверью (под стать росту Белого Алмаза), богато украшенной сверкающими осколками камней, и остаётся только гадать, осколки ли это некогда живых самоцветов или же просто бездушные камешки, однако выглядит в любом случае жутко, — и сглотнувшая сбоку Жемчуг тому прямое подтверждение.       — Розовый Алмаз, — окликает их Белая Жемчужина, широко улыбается своей неизменной улыбкой и вводит что-то на консоли. — Проходите.