***
Выйдя на улицу подышать, Виктор увидел Юри. Успокоившись, он заставил себя подойти к нему. Дрожащим голосом он произнес: — О, привет. — А, Виктор, ну здравствуй. — Я слышал, ты хочешь мне конкуренцию составить… — Ну, д-думал. — Мне кажется, что тогда я был не прав… — Да, я думаю, что тоже вспылил. — Люблю вспоминать наше прошлое, как нам было хорошо, — улыбнулся Никифоров. — Да, было весело. Я видел в тебе своего бога. — Ну, тут ты перегнул палку. — Нет, я не видел в тебе минусов. — Да? А я думал, что тебе стыдно с таким, как я. — Глупости! Знаешь, — Кацуки замолчал на минуту, укутав красный подбородок в шарф, — я очень обиделся, когда ты не приходил, я терпел всё ради тебя. — А я не побоялся бросить всё ради тебя, — раскрасневшись, сказал Виктор. — Всё было бы хорошо, да вот… — Что? — Ты был с Милой, — сказав это, Юри повернулся, холодно посмотрел на некогда любимого мужчину и ушёл. — А если бы ты меня предал, — крикнул Виктор, — я бы простил! Я бы понял, что вина не только в тебе, но и во мне! — А у тебя была проблема в том, что народ смотрел на тебя плохо. — Но я же ни разу никому не сказал про мой роман с другой не просто так! — голос Виктора становился более злым. — Вить, я… — Кацуки вздрогнул. — Я опаздываю! Прощай! Никифоров не шевелился и смотрел на уходящего от него Кацуки. Только сейчас он понимал, что никакая Мила не сравнится с ним. Его словно опять влюбили в этого неуверенного японца. Внутри сжималось сердце, а на глазах были только еле заметные слёзы.***
Мила пошла в свой номер. Запнувшись, она стала падать, но подбежавший из ниоткуда Георгий поймал её. — Не ушиблась? — Нет, спасибо… — У тебя ничего не болит? — Нет. — Ну ладно… Пара стала молча стоять, смотря друг на друга. — Знаешь, — всё-таки осмелилась сказать Бабичева. — Когда-то я очень любила одного парня… Я смотрела на него как завороженная и не могла отвести взгляд… — Влюбилась? — Влюбилась… Он был высоким и ужасно красивым, таким таинственным, остроумным, веселым, добрым и ласковым… — Я не пойму, к чему ты это говоришь? — Да вот, смотрю на тебя, вспоминаю… Похож был на тебя чем-то… — Чем? — Внешне похож, внутренне немного… — Любила его? — Любила. — А сейчас? — Тоже люблю. — А что с ним случилось? — Не знаю… Мы как-то с ним поссорились, а ещё я помню, как мы зимой около ёлки стояли, салютом на Новый год любовались. — Да? Холодно было? — Ужасно. Но там же он был. Знаешь, он мне даже когда-то стих посвятил. Прислал мне на телефон… — Красивый? — Безумно… — Ты его сохранила? — Нет, уже нет… на старом телефоне был сохранен. — А ты ему стихи писала? — Да, написала один стих. — Красивый? — Старалась. — Красивый… — А ты его сохранил? — Нет… Тоже нет… — Что ж, желаю удачи на соревнованиях. — Д-да… И т-тебе… Каждый зашёл в свой номер. Оба свалились на кровать и просто уснули с болью в сердце и душе…***
Полдень. На катке идёт бешеная подготовка к соревнованиям. И на весь лёд слышен злобный крик Якова: — Ужас! Нет! Вы хоть что-то чувствуете?! — Усталость, — остановилась Мила. — Вы как бревна катаетесь!!! — Что тебе не нравится вообще? — заскрипел зубами Юрий. — У вас нет чувств! Ты катаешь то, что хорошо тебе одному, в итоге люди подумают, что ты катаешь жизнь вяленого карася! — Ну, хорошая идея на самом деле, — улыбнулся Плисецкий, но, увидев бешеный взгляд Фельцмана, молча продолжил катать. — Ну что вы делаете!!! Витя, твоя тема — предательство! Ты должен быть в горе! А ты мне медузу на солнце, убегающую от туристов, катаешь!!! — Ну я же стараюсь… — Стараешься меня с ума свести!!! Мила! Тема девушки, которая радуется жизни, точно не про тебя! У меня сосед, когда в похмелье лежит на лавке, веселее тебя будет! — Вот пристал… — Гоша… Да ты не Гоша, ты горох! — Вкусный, сладкий и меня многие хотят? — улыбнулся Попович. — Нет, ты овощ!!! Вы не чувствуете ваши программы! Что было вчера? Почему вчера вы смогли, а сегодня катаетесь, словно умирающие лебеди?! — Ну, а если мы перестали это чувствовать! — скривился Виктор. — За одну ночь?! — За одну ночь многое может произойти! — оскалился Плисецкий. — Всё! — вскипел Яков. — Вон с глаз моих долой!!! Так и прошла неделя подготовки. Фигуристы не чувствовали ничего. Они были сонными и задумчивыми. Сейчас любовные дела и вторые половинки волновали их больше всего. Любовь — не зеркальный пруд, в который можно вечно глядеть. У нее есть приливы и отливы. И обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины… Но жемчужины лежат совсем глубоко. Каждого волновало, жива ли ещё их любовь. Когда любовь заканчивается, один обязательно страдает… если никто не страдает, значит любовь и не начиналась… если страдают оба, любовь еще жива…***
Наступил день соревнований. Вся русская команда выглядела потрепанно, сонно. Можно было смело сказать, что неделя подготовки прошлась именно по ним. Грустный Яков ходил словно во сне. Потому что он знал, что фигуристы пришли позориться. За данной картиной с радостью наблюдала канадская команда. — Признаться, я думал, что они придут готовые рвать, — сказал их тренер, задумчиво потирая подбородок, но внутри торжествуя. — А может притворяются? Русские — народ коварный, — говорил не отводя взгляда от них Леруа. — Это тоже. — Короче, береженного Бог бережёт! — стукнул по столу Жан-Жак. — Что? — Так русские говорят, я всё-таки уверен, что надо Юрия куда-то деть! Если он не выступит, то мы точно выиграем! — Что ты опять сделать хочешь? — Запереть его в кладовке. Она на другом конце ледового дворца, да и шумоизоляция чудесная, и дверь он не выломает! — Та, которая малюсенькая? — Ну, а почему нет? — Делай, что хочешь, только прошу, чтобы никто не узнал. — Окей, — Леруа улыбнулся, — я его уничтожу там.***
$1 — Итак, — вздохнул Яков. — Лилия, которая пошла с Милой, говорит, что она выглядит… Так же как вы. У них она выступает последней, а вы уже скоро… Ребят, прошу вас, соберитесь! — Ну ты пойми, — грустно сказал Георгий. — Мы стараемся! Просто… — Ребят, в этом мире нет ничего страшнее, чем перелом сознания. Ты можешь изменить цвет волос, свою одежду, свой адрес, своё гражданство, но если не изменишь мысли, события вокруг тебя не изменятся. Забудьте обо всем. Бывает, что выпадает только одна возможность в жизни сделать что-то такое, что вы сейчас собираетесь сделать. Оставить память о себе в истории. Какое бы наследие вы ни оставили сегодня, идите и оставьте на паркете свое наследие. Но, прошу, будьте как настоящие хищники. Фельцман грустно встал и направился к выходу, оставив их всех наедине. — Как же… как же сложно, черт возьми! — взялся за голову Никифоров. — Очень, — поддержал его Юрий. — Меня никогда такая слабость не переполняла, я не прыгну и двойного тулупа… — А может, уйдем? — тихо спросил Георгий. — Куда? — Куда-нибудь! Если мы сейчас выйдем и опозоримся… Лучше уж просто уйти! — Да, давайте собираться, так будет лучше, — встал Виктор. — Но, — задумался Плисецкий. — Там же люди, которые на нас надеются! — И чтобы их не подвести, мы как раз и уходим! — выкрикнул Виктор, который быстро собирал сумку. — Нельзя так! — Что нельзя?! — подошёл к подростку Георгий. — Сам же сказал, что не сможешь выступить! — Но там столько фанатов, которые нами вдохновляются! — И ты хочешь их своим выступлением убрать? — Георгий побежал так же собирать сумку. — Ладно этот трус, но ты, Вить! — испуганно крикнул блондин. — Сколько трудностей ты преодолел! Сколько соревнований на твоём счёту? А когда чуть ли не весь мир обозлился на тебя из-за того, что ты к Кацудону ушёл?! Мы тебя еле вернули обратно в катание! — Юрий повернул голову к Поповичу. — А ты! У тебя фамилия богатыря! Ты такая защита! Помнишь, как к Миле приставали немцы в прошлом году? Как ты её храбро защитил! — Ага, — улыбнулся Виктор. — Чуть волосы им все не выдрал. Еле оттащили тебя, они выпускать не хотели. — Это не главное! — разозлился Плисецкий. — Главное то, что он не забоялся! Вы все чего-то не забоялись, поэтому о вас такое мнение! Неужели вы просто уйдете? — Юр, — Никифоров положил руку ему на голову и нежно потрепал волосы, как маленькому ребенку, — понимаю, ты звезда льда и не хочешь уходить, но надо. На следующий год мы точно сможем их одолеть, просто, пока что мы не готовы. Собирайся. Виктор пошел в сторону выхода, а Юрий, кажется, разочаровался во всей своей жизни, взял сумку и пошел за ним. В голове его крутилась одна мысль: «На следующий год мы вас разнесем!». Дверь открылась…