Несовпадения

      — Ребенок! Проснись уже! Сколько можно?       Если бы не тряска, с легкостью проигнорировал бы голос, шум, свет. Какого хрена в такую рань?       — Мамуль, сегодня выходной. Нет, я заболел! А лучше убей меня. — Отмахиваюсь от чужих рук.       — Я тебе не мамуля. Вставай и бегом собирайся. Карпов уже выезжает.       — Угу. Уже иду. — Сработало! Чужие руки убрались с плеч. Точно не мама, она на такое не ведется лет с трех. Отползаю подальше под одеяло. Сворачиваюсь клубочком. Кто сказал, что парни так не спят? Я сплю.       — Ползень одеяльный, без завтрака останешься!       Завтраком, обычно, выманивает Гришка. Всегда он так. Как с курсовиком помочь, или с ящиком пива — так Лерусик, а как с утра на работу так ползень одеяльный и того хуже. Одеяло медленно сползает, почти садистки обнажая голое тело. Свежий ветерок от окна выдувает остатки сна и ночного тепла. Холодрыга! Ни стыда, ни сострадания у людей нет! Ползу вверх к подушкам. У меня их много, затеряюсь — не найдут!       — О, черепаха светло панцирная. А если так?       Подушка со спины уносится вслед одеялу. Другие нащупать не удаётся. Не понял? Возмущённо распахиваю глаза. Ни подушек, ни плюшевых медведей и ёжиков, ни бабушкиных цветов. Пустая комнатушка, окошко, парень с одеялом в одной руке и подушкой в другой. Красавец. Ростом выше меня на полголовы; ноги в темных, как у меня, брюках и почти таких же сапогах; простецкая рубаха и жилет подчеркивают стройность и физическую гармонию тела; черные, прямые волосы до плеч. Сие творение природы венчала совершенейше наглая, самодовольная жестокая морда садиста. Стоит, садюга, смотрит на меня, как натуралист на вымершего ящера.       — Совсем малыш. Тебе же не больше двадцати. — Стоп. Это как? Ну да, 21, взрослый парень. Несовпадение возрастных категорий? — Проснулся? Шевелись давай! Сейчас мужички с похмелюги обыгаются, вопросы задавать начнут. В памяти их только ты остался. Шустрее!       Жизнь под командованием бабушек научила беспрекословно подчиняться указаниям, ибо спорить с ними бессмысленно. Впрочем, вопросы задавать на ходу умение той же плоскости.       — Ты кто? — первейший вопрос.       — Эльф в пальто! Говорил же, вор я! — Вау! Хвала демиургам! Лучше проводника, чем вор, не сыскать.       — Что ты делал в моей кровати? — Второй, мой любимый вопрос. Частенько задавал его после обретения свободы.       — В «ладушки» играл! Готов? — Парень окинул меня взглядом. — Приметный видок. Ну, да леший с ним. Теперь сваливаем.       — Полагаю, в окно?       — Естественно! Настоящие герои всегда идут в окно!       За окном, метром ниже, крыша конюшни. Правее ворота. Телега аккурат из них выкатила.       — Опоздали. Я спать.       — Не боись! Догоним!       — Сволочь! — это было последнее связное слово. Мой новый друг выпрыгнул из окна, крепко уцепившись за мою руку. Надо ли говорить, что я вывалился следом? Возмущенное «гавнюк» прервалось на коротком «гав» новым прыжком в сторону ворот. С почти трех метровой крыши конюшни. — Фак! — Помня неудачу с длинным словом, решил подбирать короткие ругательства. — Черт! — не вписался в проем ворот. В столб у ворот как раз таки вписался. — Блядь! — кто бросил на дороге битые черепки кувшина? — Ксо! — откуда в степи такая лужа? — Аааа! — кабацкая собака с остервенением кинулась вслед за нами. Вор, не отпуская моей руки, запрыгнул в телегу и меня втащил. Торжественно показываю дворняге фигу. Нехрен на мою шкурку покушаться!       — Шутники вы, ребята! Чего не крикнули, я бы подождал. — Прекрасно! Разваливаюсь на мягком сене. От бега задыхаюсь, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Знакомиться давайте. Карпов я.       — Джеф. — Дыхание моего спутника даже не сбилось. — Путешественник. Ищу счастья по свету. — Я попытался уточнить его профессию, но горячая ладонь на губах помешала. — Этот ребёнок — мой друг. Бродячий певец.       — Видал, как ты вчера счастье искал! — Карпов хохотнул. — Ловко мужичков в картишки надул. Эх, детки, детки… Вам бы дома сидеть, сладости уплетать да опыту набираться.       — Нету его, дома то. Как пошла война да вдоль синих гор, налетели ветры черные, совсем худо стало. Много нас, таких уходило в лес…- ага. Рот мне зажал, а у самого глаза честные, несчастные.       — Ты ври да не завирайся! Дельце у меня одно есть. Справите — смолчу, нет — сдам страже и тебя и эльфёнка твоего.       — Что за дело? — с Джефа в миг слетела вся наигранность.       — Живет в городе купец Л. У него дочь. Украдите её.       — Всего то? Мелочь какая! — Выкручиваюсь из рук Джефа. — Живого человека! Женщину! Красть! Мы Вам кто? А что Вы с ней сделаете? Вдруг ей у Вас плохо будет?       — Все сказал? — Джеф как-то перехватил меня, словно обнимая и вместе с тем, надежно фиксируя в пространстве.       — Выбор у нас невелик. — тихонько мне на ухо, и уже громко, чтобы слышал Карпов, — Мы согласны!       — Ха! Смешной твой певец! Ну-кась спой, чтоб ехать веселее было.       Ех, добрая я душа. Расчехлил гитару, подстроил струны. Джеф зарылся куда-то в сено. Что бы спеть? «Дорожную» Тэм и Йовин, «ямщик», «ой, то не вечер»… Пейзаж окрест неспешно меняет краски. По небу плывут облака, телега поскрипывает на ухабах. Невольно меняю гитарный бой на мягкий перебор. Тэм, «отпустите меня в мой сон» и «смерти нет». Печально. Хочу домой. Как там моя мама? Мои друзья? Увижу ли их снова? Смогу ли вновь прогуляться по парку с ребятами и выпить с сокурсниками? Хочу ли я вернуться?       — Эй! Совсем раскис парнишка! И у меня тоска по дому разыгралась. Давай поедим, на голодный желудок грустно петь. И выпьем за дорогу домой. Джеф! Где ты там?       Джеф высунулся из стога взъерошенный и хмурый. Черные волосы крепко попутались с соломой. Взгляд тяжелый. Чего это он?       — Чего уселись? Припасы вон, в корзине у стенки, доставайте, наливайте, про меня не забудьте.       Достали. Налили, выпили. В кувшине оказалось крепкое вино, много крепче привычных дамских напитков. Закусили сыром и хлебом. Снова выпили. Спели. Выпили за силу песен. Свернули к городу. Выпили и за это. При появлении первых домов пригорода закончился второй кувшин, так что въезд в город мне запомнился только очередным тостом и Джефом, почему-то спрятавшимся в сено.       Таверна «На повороте». Паркуем телегу. Я усиленно пытаюсь быть полезным. Не зря же баба Галя столько рассказывала о конях. К коням нельзя подходить слева, и они любят хлеб. Хлеба нет, есть вымокший в вине творог и немного сыра. Ешь коняшка, мне не жалко! Какой-то мужик пытается придержать меня за талию. Вот гад! Приставать удумал! Задолбало все! Я для чего восточными единоборствами занимался? Провожу серию ударов. Я так думаю. С учетом габаритов мужика — щекочу медведя! Карпов утопал куда-то, остаётся Джеф. Воплю что есть мочи. Этот гад весело машет мне из стога! Убью кобеля клятого! Мужик медвежьей хваткой закидывает меня на плечо. Сука! Не мужик, а коварный Джеф! Еще другом назвался! Пофиг на все, я обиделся. Расслабляю мышцы и покорно повисаю на чьем-то плече. Здравствуй спасительный сон.       Тепло объятий и жаркий поцелуй. Все тело горит огнем. Не хочется просыпаться, но во сне проблемно ответить на ласки. С трудом размыкаю глаза. Потолок низкий и темный. На груди сидит здоровенный кошак и лижет меня в губы. Резко сажусь. Фу, бяка. Отплевываюсь, но кота не прогоняю. Пусть сидит рядышком, раз уж не боится. Вот интересно, когда описывают похмелье и сравнивают рот с кошачьим туалетом, не это ли имеют в виду?       — Сам проснулся? Да ну! — Джеф с размаху уселся рядом на кровать. — Я придумал, как украсть дочь купца.       — Сразу нет! — кот и Джеф с одинаковым недоумением посмотрели на меня. — Просто уйдем и воровать никого не будем. Что за мужик меня вчера утащил? Что было?       — Ничего. — Джеф встал и прошел к окну. К слову, за окном стемнело. — Карпов послал трактирного мужика принести захмелевшего ребенка. Теперь о деле. Ты просто споёшь песенку о любви под её окном, она сама выйдет к нам, я быстренько её обездвижу, и мы преспокойно унесем барышню в таверну. Согласен?       — Но только если она сама выйдет к нам. — Встаю, потягиваясь, и беру гитару.       — Разумеется! — Джеф распахивает окно. Уже стоя на подоконнике он обернулся. — Зовут-то тебя как, подельник?       — Валерий. Можно просто Лера. Джеф упал. С подоконника на пол, согнулся пополам и зашелся в хохоте. Ржал этот конь долго и со вкусом.       — Вот посмотри, котик, на эту скотину! — котик, почему-то, посмотрел на меня, видимо не часто с ним психи беседуют. — Самец хохотуна в брачный период. Что смешного, нам-то скажи, вместе посмеёмся!       Котяра перевел взгляд на Джефа и вздохнул. Я тоже вздохнул. Чего смешного в моём имени?       — Прости, прости! Валериантраволь — имя моей невесты. Переводится как сладкий аромат цветов или зелени в целом. Ласково Лера — сладость. Ой, что за жизнь! Кругом одни совпадения!       — Странно, обычно наоборот. — Подхожу к окну. За ним темнеет карниз. — Идем?       — Да, иди за мной. Валерий. Ха! Сладкий! Сахарный! Медовый! — Ловко балансируя на карнизе и перепрыгивая на другие объекты, Джеф продолжал перебирать сладкие слова.       — Р-р-р!       — Всё, цыц, — и вновь, как днем, ни капли смеха. Серьезность и сосредоточенность. — Пришли. Сейчас спускайся. Только осторожно. Слева цветочный горшок, не наступи. Отойди к противоположной стене. Пой оттуда.       В жизни не представлял что я, бабушкин сынок, могу среди ночи, в чужом мире ползти с крыши чужого дома. Слушая болтовню Джефа и идя строго следом, было не так страшно. Вот край окна, последний уступ. Надо прыгать. Разумеется, в горшок с цветами. Его тут специально поставили? Отползаю подальше. На этот раз вопрос с выбором не стоит. Серенада из Бременских музыкантов. Барышня выглядывает в окно. На втором куплете дверь распахивается девушка выходит на крыльцо. Тень на стене. Скольжение. Джеф? Барышня в крепких руках. Головка запрокинута, вся обмякшая.       — Чего стоим? Кого ждем? Деру отсюда!       На этот раз уходим по земле. Быстро-быстро. Переулки и улочки. Перекресток налево. Знакомая телега. Закидываем тело в сено.       — С ней все в порядке? — Голос Карпова из глубины капюшона — Вы её не убили?       — Нет, — шепот Джефа. — Очнется через пару часов. Езжай. Ты нас не видел и мы тебя тоже.       — Прощай! — шепчу в след похитителю девушек. — Джеф, куда мы теперь?       — В постель!       — Зачем?        — Спать, конечно. Ночь на дворе.       Джеф, позевывая, поплелся в темноту чужого города, я, не спеша, следом. Чужой город, спокойной ночи.