Особый вид помощи

Когда с Брендона снимают обвинение, он понимает, что злится на Роуэн. Странно, ведь, по справедливости, злиться должна она. Дэрроу затеял смертоносную игру, и теперь в опасности Фрикс и её подруги. Но главное — Роуэн. После самоубийства Данбара Брендон считал оправданным своё жестокое отношение к ним, однако взгляд напуганных до смерти девушек убедил его в обратном, воззвав к его человечности. Дэрроу точит чувство вины, а ещё ему снятся кошмары. В этих жутких снах не обходится без крови и людей в масках животных. Брендону снятся змеи, преимущественно кобры, и Роуэн, чей стеклянный взгляд, устремлённый ввысь, пугает до оцепенения, до ступора. В одну из таких ночей Дэрроу спит особенно неспокойно. Ему снится человек в маске, склонившийся над Роуэн. Она неподвижно лежит посередине дороги. Чуть в отдалении пылает машина, и Брендон, охваченный ужасом, от которого волосы на затылке встают дыбом, кричит, чтобы этот мерзавец, кем бы он ни был, отошёл от Фрикс. Он подбегает к Роуэн, трясёт её за плечи, бьёт по щекам и отчаянно просит очнуться, но она не приходит в себя. У неё на лице кровь, и на асфальте вокруг неё кровь, и любому ясно, что это её кровь. Брендон не хочет верить в её смерть, он не может в это поверить. Главная мученица школы, предмет его насмешек, оказалась для него самым дорогим и близким человеком. Она знает о его непростых отношениях с отцом; когда Брендон впервые поднял эту тему, Роуэн вся напряглась и выглядела так, словно на самом деле пытается постигнуть те чувства, для выражения которых он мучительно подбирает слова. Видеть её старания было не просто приятно: у Дэрроу пропало ощущение собственной ненужности. А ещё она единственная из его сверстников знает о Фиши. Брендон уверен: будь на её месте кто-нибудь другой, об игрушке узнала бы вся школа. Роуэн нужна ему, она его якорь, его таблетка успокоительного, его обезболивающее. Ему нравятся её улыбка и то, как она приподнимает брови, сдвигая их к переносице, когда беспокоится о ком-либо. Она одарила его таким взглядом, впервые оказавшись в его комнате. Тогда у него были разбиты в кровь кулаки. Брендону хочется, чтобы она почаще смотрела на него вот так. Она говорила ему, что он не так плох, как думает, но ошибалась. Он тот ещё подлец, раз ему пришла в голову идея устроить такую кровавую расправу с четырьмя девушками. И как он будет чувствовать себя, если с ней приключится беда? Ведь это будет его вина. Брендон распахивает глаза и резко садится. Отдышавшись, он решительно встаёт на ноги, начинает торопливо собираться. Ему просто жизненно необходимо убедиться, что с ней всё нормально. Дэрроу плевать, прогонит ли она его, поднимет ли тревогу, захочет ли ударить. Только бы она была в порядке, а лучше — в безопасности, что, правда, маловероятно. За ними постоянно следят, она вообще на мушке. Брендон прибегает к дому Роуэн и бросает в её окно пригоршню гравия с подъездной дорожки. Её отец должен быть на ночном дежурстве, так что Дэрроу бояться нечего. Сто к одному, что ответа не будет, но Роуэн неожиданно открывает окно. Свет не зажигает, ничего не говорит и не показывается в оконном проёме. Брендону бы побеспокоиться о собственной безопасности, но он думает, что заслужил попасть в передрягу. Ему было чего опасаться: Роуэн встретила его с газовым баллончиком в руке. — Брендон?! — опешив, восклицает она. Дэрроу вздыхает с облегчением и, игнорируя средство самозащиты в её вытянутой дрожащей руке, сгребает её в охапку. — Ты жива. — Что ты творишь? Отпусти меня! Ей страшно, и Брендон может её понять. Он злился на неё за то, что она слушала его откровения вполуха, не верила ему и не пыталась понять. Дэрроу был о ней лучшего мнения. Но теперь и ему знаком этот дикий страх. Страх потерять ближнего. — Я переживал за тебя. — Ага, — по её хмурому недоверчивому взгляду ясно, что она не намерена его прощать. Брендону её поведение вполне понятно; он бы сильнее удивился, если бы она уже начала понемногу к нему оттаивать. — Уходи, не то вызову полицию. Она по-прежнему не хочет его слушать. Роуэн видит в нём потенциального убийцу, боится его и презирает за ложь. Обыкновенно, Брендон так легко не сдаётся; он ничего не делает по первому слову. Фрикс — исключение: ради неё, ради её спокойствия он без раздумий пожертвует собственным. Пускай слышать металл в её голосе больно: когда любишь, думаешь только о том, как бы любимому не было плохо.

***

Роуэн пресекает на корню все попытки Брендона возобновить их общение, вновь заслужить её доверие. Держаться от неё на расстоянии трудно, но Дэрроу кое-как справляется: оказываясь в школьном коридоре, он первым делом ищет её взглядом среди учеников. Тень улыбки мелькает на его губах, когда он видит Роуэн где-нибудь поблизости; та дистанция, которую она соблюдает, не так уж велика, и это даёт Брендону надежду. Он делает всё, о чём она просит его одним робким, затравленным взглядом, ровно до тех пор, пока на одном из уроков алгебры учитель не привлекает к себе внимание класса резким окриком: — Мисс Фрикс, я не мешаю вам? Роуэн клюёт носом с начала урока и в конце концов засыпает; преподаватель бросает в её сторону раздражённые и даже сердитые взгляды. — Простите, — бормочет она, с трудом открывая глаза. Её расфокусированный взгляд блуждает по классу; раздаются смешки. — Наказание, мисс Фрикс, — цедит сквозь зубы учитель, премерзкий старик. Дэрроу совершенно нет дела до принципиальной разницы между производными и первообразными; до самого звонка он не сводит с Роуэн пристального взгляда. Круги у неё под глазами видны через ряд, и Брендон удивляется, как мог не замечать её усталости. Интересно, сколько часов она спала? Брендон всегда выходит из кабинета математики в числе первых: не любит он этот предмет. Засыпая на ходу, Роуэн выходит в коридор последняя, и Дэрроу хватает её за руку. Она не вырывается и не возмущается: у неё на это не хватает сил. — Ты вообще ложилась спать? — спрашивает Брендон, сдавливая её запястье сильнее, чем следует. Роуэн едва заметно морщится и неохотно отвечает: — Тебе-то что? — и предпринимает заведомо неудачную в её нынешнем состоянии попытку высвободить руку из его цепких пальцев. — Беспокоюсь за тебя. — Опять? — её голос звучит скорее жалобно, чем насмешливо; Брендон понимает, что не заслужил другого отношения к себе, и всё же им вновь овладевает злость. Он тянет с ответом, считает вдохи и выдохи, успокаиваясь. — Мне нужна твоя помощь. С алгеброй. Мой средний балл стремится к нулю, а нудную речь учителя невозможно внимательно слушать. — Хорошо, — выпаливает Роуэн, страдальчески морщась; судя по всему, проблемы со сном у неё уже довольно давно. Ей хочется только одного: чтобы Брендон прекратил до неё допытываться. — Договорились. Зайду к тебе в четыре, — он наклоняется к самому её лицу, чтобы убедиться, что она его слышала. Роуэн глядит на него пустыми тёмно-карими глазами и рассеянно кивает. Брендон сдавливает её запястье напоследок и, наконец, отпускает.

***

Роуэн встаёт в дверном проёме, скрещивая руки на груди. У неё во взгляде ни раздражения, ни неприязни — только усталость. Брендону хочется заключить её в объятия и потянуть на себя, с тем чтобы вместе упасть на идеально заправленную кровать. Как не уснуть в такой уютной комнате? Её комната настолько уютная, что даже убийца, настоящий убийца, не Дэрроу, не преминул несколько раз сюда заглянуть. Брендон улыбается (очаровательно, как ему самому кажется) и стягивает с себя верхнюю кофту под подозрительным взглядом вмиг взбодрившейся Роуэн. — Ты чего? — спрашивает она, недоверчиво щурясь, и Дэрроу усмехается: — Расслабься. Роуэн глубоко вздыхает и прямо спрашивает: — С чем тебе помочь? — у неё на лице выражение досады на то, как тихо, нетвёрдо, кротко звучит её голос; Брендон присаживается на край кровати, избегая смотреть Роуэн в глаза: она не понимает жалости, но не жалеть её не получается. — Я хочу, чтобы ты хорошенько выспалась, — Дэрроу глядит поверх её плеча на бежевую стену, но замечает краем глаза, как лицо Фрикс слегка вытягивается от удивления. — Что? — она непонимающе моргает. — Ложись и спи, чего тут непонятного? — выпаливает Брендон, чувствуя лёгкое раздражение: почему Роуэн совсем не ценит его стремление заботиться о ней? Фрикс мешкает в дверном проёме, затем в нерешительности подходит к кровати. — Знаешь, когда я перестала нормально спать? — вдруг ни с того ни с сего спрашивает она, и Дэрроу с ужасом осознаёт, что слышит в её голосе слёзы. Нет, ради бога, он не знает, как вести себя с плачущими людьми, особенно с девушками. Особенно с той девушкой, чей образ связывает воедино все его беспорядочные, отрывочные мысли. Конечно, он знает, когда у неё начались проблемы со сном. Если Брендону снятся кошмары, то и Роуэн априори видит их каждую ночь. — Когда застрелился Данбар, — могла бы не отвечать. Могла бы не бороться со слезами, не заводить с ним разговор о наболевшем. Могла бы просто прогнать его. Брендон бы ушёл и не обернулся: он не ищет проблем, а сам является проблемой для других людей. Было проще притворяться круглым дураком, делая вид, что на свете нет ничего важнее вечеринок и алкоголя. Было проще ломать комедию в школе и открыто ненавидеть Роуэн. Было проще издевательски смеяться над ней, а не защищать её. Впрочем, тайно любить её было нелегко. Брендону глубоко небезразлична Роуэн, поэтому он поднимает на неё глаза и обещает, улыбаясь как можно ласковее (никому ещё так не улыбался): — Давай же, я буду беречь твой сон. Дэрроу гадает, простит ли себе Фрикс эту минутную слабость; он ждёт, что она попросит его оставить её одну. Но Роуэн лишь благодарно улыбается ему и ложится в постель, вытягиваясь вдоль самого края. Прислушивается: никакой возни рядом. — Ну, хорошо, я буду спать, а что будешь делать ты? — спрашивает Роуэн, зевая. Она почти уверена, что Брендон сверлит взглядом её лопатки. — Я буду тебя охранять, — помедлив, отвечает он. Едва Роуэн оказывается в горизонтальном положении, у неё начинают слипаться глаза, и всё же она делает над собой усилие, снова спрашивает: — Зачем тебе это? — Даже будучи чертовски уставшей, ты задаёшь слишком много вопросов, Фрикс, — по его голосу ясно, что он улыбается. Роуэн закрывает глаза: — Спасибо, — шепчет еле слышно и, наконец, засыпает.

***

Она такая милая, что глаз не оторвать. Свернувшись комочком, Роуэн мирно посапывает у Брендона под боком. Она давно не была от него так близко. Её длинные тёмные волосы пахнут чем-то цветочным, душистым, быть может, жасмином. Дэрроу вдыхает этот запах полной грудью, обводит взглядом комнату и видит Фиши. От удивления Брендон приподнимается на локтях. Роуэн оставила игрушку на комоде, аккуратно посадила на самом видном месте, не спрятала куда подальше. Быть может, глядя на неё, Фрикс думала о нём по вечерам. О мерзавце Дэрроу, который мог оказаться настоящим преступником. Обвинение было снято с Брендона, зато на его совести осталась глубокая царапина. Он поступил неправильно, решил учинить самосуд, и вот что из этого вышло. Когда Роуэн просыпается, Дэрроу дремлет. Она едва справляется с улыбкой, глядя на его безмятежное лицо. Фрикс легонько толкает Брендона в бок, и он, вздрагивая, открывает глаза, стреляет по сторонам непонимающим взглядом. — Хороший из тебя вышел охранник, — хриплым ото сна голосом говорит она. — Не то слово, — Брендон проводит ладонью по лицу, затем по волосам, хоть у него и без того на голове беспорядок. Роуэн не знает, почему обращает на это внимание. Они пытаются беззлобно подшучивать друг над другом, как старые друзья, но до конца разрядить обстановку не удаётся. Хейли покрутила бы пальцем у виска, узнав, что Роуэн спала в одной комнате с Брендоном, но Фрикс почему-то на это плевать. Прощаясь с Дэрроу на крыльце, она вспоминает о Фиши. — Подожди, я принесу, — она разворачивается, делает шаг в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, но Брендон внезапно её останавливает. — Брось, тебе нужнее. Я про кошмары. Будет охранять твой сон, как я, — Роуэн смотрит на него во все глаза: для неё этот жест действительно много значит, к тому же она всё ещё не уверена, что Дэрроу не обманывает, не заманивает её в ловушку. Ей хочется верить, что Брендон и впрямь заботится о ней, но убедительного алиби у него по-прежнему нет, так что приходится прислушиваться к своей интуиции. — Я думала… — Роуэн сглатывает и опускает глаза; от волнения пульс учащается, и Фрикс бросает в жар. — Я думала, что, может, ты ещё придёшь ко мне сам.