Здесь пахнет солнцем

      Редкие хлопья первого снега плавали в безветрии и таяли, соприкасаясь с кожей. Дыхание на лёгком морозе оборачивалось клубками пара, и время от времени приходилось дышать на руки и растирать леденеющие ладони. Зима, как и ожидалось, пришла раньше. Таджима смахнул снег со своих плеч и глянул на храм, где только что состоялась церемония. — И кто только женится зимой?! — Проговорил он, запустив руку во внутренний карман, чтобы достать кисеру. Закурил, по чуть-чуть смакуя дым пока никто не видит. Химура качнул головой. — Не ворчи. Лично меня всё устраивает, — мужчина насупился и отмахнулся от липких витков дыма, — кроме твоей привычки. Учиха задумчиво закусил кисеру, он в жизни своей не видел свадьбы более скромной и более правильной, чем эта. — Я слышал, ты от нас уходить собрался? — Да. Дождусь рождения ребёнка и отправлюсь в горы. Там есть один подходящий для меня храм. Наоки теперь не пропадёт, и в своём старике уже не так сильно нуждается. Пусть живёт своей жизнью. А я устал. Хочу покоя, потеряв клан, совершенно не знаю как быть дальше… — Химура обвёл заснеженные крыши домов взглядом и замолчал. Мужчины хранили общую тишину ещё какое-то время, прислушиваясь к одинокому птичьему перезвону и шороху снега. Потом Таджима внезапно усмехнулся. — Шоуген… Это ужасное имя! Да и с фамилией Учиха совершенно не созвучно. — Ничего подобного. Это великолепное имя! Так звали самого храброго человека в армии первого даймё Фуккутши. Про него столько легенд сложено. Каждый бы хотел быть названным в его честь. Учиха задержал дым во рту, скептически усмехаясь и прищуриваясь, покивал головой. — Ты же знаешь, что они нас всё равно не спросят. В конце концов, когда бы эти двое с нами советовались?! Ты помнишь?       Мадара почувствовал как мелкие снежинки падают ему за ворот кимоно и невольно поёжился, прикрепил маленький фурин[1] возле главного входа в дом. И ветер тут же подхватил бумажные разноцветные ярлычки с множеством надписей, которые были сделаны Наоки сразу же после бракосочетания. Чернила на них ещё не просохли до конца и вкусно пахли. — Не много ли желаний? — Подшутил Учиха, пересчитав количество ярлычков, взглянул на девушку. — А ты прочти, что там написано. — Сдерживая улыбку, попросила Наоки. Мадара последовал её просьбе и рассмеялся: одно единственное желание было настойчиво продублировано несколько раз. Учиха поцеловал девушку и что-то тихо прошептал ей на ухо, прежде чем услышал тревожные шаги по заснеженному саду. Его окликнул дозорный с северных границ. И по выражению глаз этого человека Учиха почему-то всё понял без слов: враг подступил. А ведь Мадара надеялся пожить спокойно ещё хотя бы пару месяцев, привыкнуть немного к новой роли, освоиться с обязанностями главы клана. Но чувствовал, что отныне ему просто не позволят жить в мире и согласии. Учиха велел Наоки оставаться дома, а сам, вопреки её предостережениям, отправился с дозорным. Тот, однако, во время сказал, что в тревоге нет смысла и враг всего один.       Когда Мадара прибыл на место встречи, там, на окраине селения, его ждал тот, кого он меньше всего ожидал бы увидеть. Тобирама был в окружении разволновавшихся Учиха, совершенно спокойный и совершенно безоружный. Мягкий снег ложился ему на плечи и исчезал в таких же белёсых волосах. Он не смотрел на Учиху, любовался или только делал вид, что любуется заснеженными просторами Фуккутши. Слабый ветер с перебоями бросался ему на спину. Клубил пряди волос и трепал полы одежды. Когда Мадара подошёл достаточно близко, то приказал своим людям опустить оружия и оставить их с Сенджу наедине. — Зачем ты здесь? — спросил Учиха, — Где остальные? Где Тетсуо, его друг из Чиноике? Тобирама развернулся и посмотрел на Мадару какими-то ранеными глазами. — Остальных не будет, Учиха. И я проделал весь этот путь не для того, чтобы стоять здесь и выслушивать твои издёвки. Мадара обратил внимание, что Сенджу смотрит на его свадебное хаори и щурится ни то в гневе ни то в отчаяние. Учиха знал, что бракосочетание Тобирамы и Сумика состоялось сразу же после того как она во всём созналась. Но больше о Фууме ничего не было известно. И он даже не знал всё ли с ней в порядке и чувствовал себя самым странным образом, поскольку больше не обнаруживал в себе ни капельки гнева к этому созданию. И даже напротив — немного переживал. — Что ты хочешь? — Осведомился Мадара. Тобирама испытующе посмотрел собеседнику прямо в глаза, затем достал из-за пояса свиток и кинул его ему прямо в руки. — Этого я хочу. Не знаю только, будет ли смысл пытаться в сотый раз… Мадара недоверчиво раскрыл свиток, и ещё более недоверчиво пробежался взглядом по первым строкам. Это оказался пакт о перемирии между Сенджу и Учиха. И здесь не хватало лишь подписи самого Мадары. Что-то ёкнуло у молодого человека в груди, будто лопнула давным-давно натянутая до предела тетива. — Плохая шутка, Сенджу. Хочешь усыпить мою бдительность, чтобы атаковать в один из наиболее подходящих дней? Думаешь, я поверю тебе? Тобирама не выдержал и стиснул руки в кулаки. — Ками! Вы все Учихи такие? Скажи что нет, иначе, в самом деле, передумаю! — Это ты мне сейчас одолжение делаешь?! — Да чтобы твоих предков раздуло от твоей же гордости, — Тобирама схватил губами морозный воздух, чувствуя, как всё тело пронизывают бешеные импульсы адреналина, — нет! Проклятие. Я тащился в такую даль к тебе, полагая, что ты всё-таки лучше, чем кажешься на первый взгляд! Мадару обдал холодный град мурашек, он дико глянул на собеседника, не зная теперь что и думать. Перед ним стоял уже не тот Белый Пёс, который вечно показывал ему клыки. Это был какой-то незнакомец. — Так и думал, что зря потрачу своё время. Вы Учихи слишком заносчивы. Даже когда вам протягивают руку помощи, вы всё равно готовы её отбивать снова и снова. В жизни не встречал людей упрямее тебя. Учиха в замешательстве посмотрел на свиток, а со свитка обратно на Тобираму. Он пытался почувствовать подвох в голосе собеседника, увидеть ложь во взгляде. Но Сенджу, кажется, был откровенен. Да и не входило у него в привычку юлить и выкручиваться. — Десятилетия наши кланы только и делали, что враждовали и ненавидели друг друга. И почему вдруг ты предлагаешь мне мир? Что могло измениться, Тобирама? — Я… Мадара стиснул свиток в руке, но разорвать его не хватило духа. От этой бумажонке зависели жизни тысячи людей. — Раньше я не понимал и ненавидел тебя. Считал, что такой человек, как ты, умеет только убивать и разрушать, а потому и недостоин мира. Однако вопреки моим ожиданиям, у нас с тобой нашлось достаточно общего, чтобы я посмотрел на тебя по-другому. Так же как смотрит на тебя Хаширама. И, кроме того, — решил всё же добавить Сенджу, — Сумика хотела мира. Мира хочет и мой брат. Все кроме отца. Учиха почувствовал, как тревога закралась в его сердце. Но он не успел задать вопрос. Тобирама сказал всё сам. Сумика была убита своим братом незадолго после свадьбы, а он покончил с собой на днях. Мадара мысленно вернулся в день казни и вспомнил тот клочок бумаги, который ему передали. Эта была записка от Сумика. И в ней нацарапанные иероглифы, с новой яркостью вспыхнувшие сейчас перед глазами: «Ведь это могла быть и твоя жизнь». Теперь лишь это у Мадары и осталось от Сумика. Лишь его неожиданно спасённая жизнь, которую теперь нельзя было растрачивать на бессмысленную войну. Учиха стиснул свиток в руке. — Я подпишу, но у меня есть условия. Переговорив ещё немного, враги смогли пожать друг другу руки. И это вдохнуло надежду в обоих. И было странно, вдруг почувствовать себя началом чего-то по-настоящему нового, ещё до конца ни кем не проверенного, но настоящего и осязаемого.