Единица измерения

Тренировка прошла не так продуктивно, как представлял себе Хината. Во-первых, он быстро выдохся, потому что на каждое движение тратил гораздо больше энергии, чем было нужно. Он уже после понял, почему. Потому что боялся облажаться и напрягался вместо того, чтобы расслабиться. Мышечная память все сделала бы за него. Но вторая причина — тяжелая атмосфера — подавляла его, мешала мыслить трезво, он подавлял свои инстинкты, опасаясь очередной ошибки, и пытался переучиться двигаться на ходу. Разумеется, сокомандники не оценили его стараний. В итоге «домой» Хината вернулся поздно. Шел он медленно, едва перебирая ватными ногами, пару раз усаживался на скамейку передохнуть. Рассматривая задеревеневшие пальцы, Хината пытался понять, что он вообще делает. Мышцы сводило судорогой и со свистом сквозь сомкнутые зубы Хината мечтал о возвращении. Но для этого ему нужно встретиться с Ушивакой лично. Взглянуть ему в глаза. И в этом заключалась основная сложность. Хината боялся того, что он увидит. Его собственное тело по сравнению с Ушивакой такое маленькое. Маленькое, кажущееся несущественным и слабым. Пусть все это неважно, ведь Хината уже доказал, что может потягаться с Ушивакой на равных. Что-то не давало Хинате взять и встретиться с ним — и как преодолеть этот барьер ему предстоит понять в ближайшее время. Иначе все его усилия полетят к чертям. *** Все, абсолютно все поняли, что с ним что-то не так. Домашние, одноклассники, клуб. Ушиджима старался вести себя как можно более естественно, но этим делал только хуже: молчаливого Хинату еще могли понять, но серьезного, собранного и полностью подчиняющегося командам остальных — нет. Тсукишима, которого, Ушиджима запомнил очень хорошо — еще бы, тот блок на отборочных был хорош, а хорошие блоки Ушиджима не забывает, — постоянно посмеивался над ним. Спрашивал, чего он перестал просить помочь с учебой, отчего так молчалив — неужели понял, что успешного будущего ему не светит? , да и куда бы Ушиджима ни пошел, провожал его хитрым взглядом. Ушиджима, если бы вел счет своим просчетам — точнее, если осознавал бы их, давно бы понял, что и остальные поняли. Но особо некуда ему было деваться. Слово, данное Хинате, сейчас для него было превыше всех остальных задач. Атмосфера в спортзале Карасуно стояла приятная. Хотя бы это Ушиджима понимал. Так воодушевленно все тренировались, оттачивали старые и изучали новые стратегии, старшие уделяли младшим внимание, объясняли все по нескольку раз, если кто-то чего-то не понимал. Тренер был дружелюбен, не относился к ним просто как к следующему поколению людей, пытающихся научиться играть в волейбол. Иногда Ушиджима сам не замечал, что улыбается или смеется вместе со всеми. Нынешняя команда Карасуно до сих пор поддерживала связь с выпускниками, а первогодки, поначалу вступившие в волейбольный клуб лишь потому, что он добрался до национальных и хорошо там выступил, сами сказали, что больше это не имело значения. Ушиджима чувствовал легкость всякий раз, когда мяч пролетал над ним, а он лишь кончиками пальцев касался его, но ему кричали «хороший прием!». Когда он не рассчитывал силу прыжка и не пробивал мяч, никто не корил его за это. Ушиджиме было приятно, и в то же время он задумывался — каково Хинате сейчас в чужом теле? Все ли у него получается так, как он хочет? Нашел ли он себе компанию по душе? Не чувствует ли он себя одиноко? — Открыт! — крикнул где-то позади Ушиджимы Танака, от ладони Кагеямы, которого Ушиджима считал недостаточно хорошим связующим для себя, отскочил мяч и по прямой, остро просвистел у Ушиджимы прямо рядом с головой. И сверху — прямо за спиной, — над ним возросла огромная тень. Резким ударом Танака вбил мяч в пол, а первогодки, стоящие на блоке в другой команде, восхищенно выдохнули. Ушиджима уставился в точку, в которую приземлился мяч, и почему-то не спешил переходить на новую позицию. Пусть на мгновение, пусть условно, но на площадке кто-то парил над ним. Кто-то был выше, сильнее и опаснее. Резко очерченная фигура малыша Хинаты, готовая быть поглощенной его собственной тенью, предстала у Ушиджимы перед глазами. — Хината! — на плечо легла ладонь. Голос уже был Ушиджиме знаком, но за чередой пространных мыслей не распознал того, кому он принадлежит. К нему подошли, его окружили, и пусть говорили все с беспокойством и заботой — этого Ушиджима уже не слышал. Он лишь поднял взгляд и обернулся, а вокруг него — цепь гор — высоких и крепких, и ни одной вершины хоть на миллиметр ниже, чтобы можно было заглянуть за нее. Он будто бы в ловушке и почему-то, несмотря на то, что в голове еще остались какие-то трезвые мысли, внезапно пробудившиеся внутри инстинкты кричали об опасности. Животный страх вдавил Ушиджиму в пол, он осел на колени, а в ушах — звук, звенящий, зудящий, будто бы в ухо забрался комар; вспыхивали в сознании неосуществившиеся варианты будущего, где мячом сносит хрупкую голову с тонкой шеей, где на него всем своим весом обрушивается неудачно прыгнувший с неплохого разбега сокомандник, где… — Хината!.. …в короткий миг он прекращает существовать. *** — Ты как? — спросил Энношита, приложив ладонь к его лбу. Ушиджима дернул плечом, но отвечать не собирался. А что ему сказать? «Я испугался мяча»? Коротко мотнув головой, Ушиджима сжимает в руке бутылку прохладной воды, которую ему впихнул кто-то их первогодок, пластик скрипит, конденсат на поверхности влагой холодит кожу. — Тут только я и ты. Ты же меня знаешь… — Не знаю, — прервал Энношиту Ушиджима и тут же стиснул зубы. — Я уже ничего не знаю. — Ты можешь мне верить, Хината, — столько участия по отношению к нему Ушиджима еще не испытывал. Но и сейчас — к нему ли оно было? — Мне просто было нехорошо. Сейчас — лучше. Спасибо. Ушиджима попытался встать со скамейки и выйти из раздевалки обратно в спортзал, но Энношита схватил его за запястье. — Они, конечно, ничего не скажут — пошутят наверное даже, но они на самом деле волнуются. Будь осторожнее и следи за собой. Все видят, что последнюю неделю с тобой что-то неладное. Тебя как подменили — и такое вполне могло бы случиться, учитывая, какой сложный мир нас окружает. Но для этого в нем и есть мы — чтобы объяснять сложные вещи легким языком. И сейчас я хочу сказать только то, что я — твой друг, и ничто это не изменит. Ушиджима попытался выдернуть руку из цепкой хватки, но Энношита держал крепко. Он поджал губы и нахмурил брови, всем своим видом пытаясь доказать серьезность своих слов. — Я понял, Энношита-семпай, — кивнул Ушиджима. — Отпустите, пожалуйста. Я хотел бы подумать над произошедшим сегодня и понять, что привело к такому результату. Никогда раньше я… …не чувствовал себя слабаком. Иррационально! Ушиджима знает, что Хината не слабак! Но вот… Ушиджима в его теле… — Все это ново для меня. Общаться открыто, находиться среди людей, которые тебя понимают, верят в тебя, поддерживают — но не потому, что ты сильный или способный. А потому, что ты — это ты. — А где сейчас Хината? Почему он не сообщил? — Энношита отпустил его, поняв, что от него не сбегут. Ушиджима сел обратно. — Недалеко. Я не знаю причин, по которым он пытается хранить все в тайне. Он отказывается встретиться. — Наверняка он просто боится. Ты должен понимать, что такие перемены для любого человека — сильный стресс. Ему нужно прийти в себя, дай ему немного времени. И хоть я и уверен в том, что ты знаешь Хинату лучше меня, возможно, от того, что вы оказались в непривычной для себя ситуации, вам не хватает объективного взгляда, что ли… — замялся Энношита. Ушиджима качнул головой: — Я его не знаю. Я плохо разбираюсь в людях. До сегодняшнего дня я думал, что хотя бы себя знаю, но оказалось… Ушиджима открутил крышку и залпом опустошил бутылку. — Раньше я даже не задумывался о том, что значит «быть на его месте». Родственные души есть не у всех — вдруг и меня это тоже обошло стороной. Энношита улыбнулся и приобнял Ушиджиму за плечи. — Да ладно тебе! Я верю в то, что в ближайшее время вы во всем разберетесь! Кстати, как тебя зовут-то? Судя по всему, играешь в волейбол ты получше многих. Мы знакомы? Ушиджима кивнул, но не ответил. Красноречивый взгляд Энношиты дал ему понять — тот расспрашивать больше не будет. Разговор подошел к концу — слова у Ушиджимы кончились. Покинул раздевалку он со странным ощущением, словно скоро произойдет что-то хорошее. *** Нужно полить цветы. Проверить почтовый ящик — Хината договорился с преподавателями, и задания теперь приходят на студенческий мейл Ушиваки. А еще не помешали бы занятия по его школьной учебной программе, все-таки рано или поздно Хината вернется обратно; тренировки-то ладно, но вот экзамены! От клубной деятельности еще отстранить могут, а куда Хината без волейбола? То-то и оно! Все, что Ушивака говорил ему насчет цветов, вылетело из головы. Пришлось писать — конечно, черт знает, когда Ушивака заметит и ответит, но все лучше, чем слышать свой-чужой голос и отвечать чужим-своим. Готовить самостоятельно Хината тоже не привык. Иногда он мог приготовить что-то для себя и Нацу, когда мама была больна или слишком занята. А сейчас аппетит у Хинаты был чуть ли не в два раза больше, и на выручку пришла столовая неподалеку, где студентам предоставлялась скидка. И каждый раз, когда приветливый кассир сравнивал его лицо с фотографией в студенческом билете, Хината думал: сейчас раскусят! Ведь что-то не так! В небольшом холодильнике, стоявшем в углу комнаты Ушиваки, была какая-то еда в контейнерах. Надолго ее не хватило. Небольшая кухонька так и осталась нетронутой. Хината старался перемещаться осторожно, брать предметы только первоочередной необходимости. И, конечно же, не заглядывать в тумбочку. Нет, один раз он все-таки туда заглянул: у такого взрослого Ушиваки наверняка были свои, взрослые секреты. Их разглядывать уже не стал, просто отметил — маленькая картонная коробка, запакованная скотчем, какие-то конверты и альбом, наверняка выпускной. — Вау, круто! — не удержался Хината, когда нашел под кроватью мяч с автографами национальной сборной. Под кроватью он оказался в поисках пропавшего невесть куда носка. Носки у Ушиваки монотонные, все как на подбор: черные да серые. Но поиск носка померк перед этим мячом — судя по именам на нем, подписывали после победы на Азиатских играх четыре года назад. Хината еще раз восхищенно выдохнул и вернул мяч пылиться обратно. Будь у него такая ценность — он бы держал ее на самом видном месте. Телефон звякнул, Хината поднялся, отряхнул коленки и сел на кровать. В письме от Ушиваки была подробная инструкция по уходу за цветами. Настолько подробная, что рядом с названиями в скобочках тот уточнил, как выглядят цветы, где и в каких горшках стоят. Такая точность Хинату восхитила. Он вот не мог вспомнить где у него что лежит, а Ушивака!.. И, на минуту задумавшись, Хината понял, что одно, всего лишь одно сообщение говорит об Ушиваке больше, чем вся история их знакомства. Хината улыбнулся. Это, вроде как, показалось ему милым. *** В комнату постучались. — Привет, — беззубый рот Нацу и конопатый нос показались в дверном проеме. — Мама хочет, чтобы ты спустился вниз. Идем? Ушиджима кивнул и Нацу исчезла, мелькнув рыжим хвостиком. Послышались торопливые шаги по ступенькам, радостный возглас и звон посуды. В о чередной раз взглянув на плечики со школьной формой, висящие на дверце шкафа, Ушиджима вздрогнул. В последнее время он много рассуждал о том, каково же было Хинате взбираться вверх по такому трудному пути. Несмотря на насмешки, недоверие и заниженные ожидания. Подкинутое судьбой испытание позволило Ушиджиме на многие вещи взглянуть по-другому. А к долгим размышлениям он привык — потому что в те моменты, когда ему говорили, что он ничего не понимает, он пытался понять. Почему Ойкава не поступил в Шираторизаву? Почему Сейджо? Почему Карасуно победили? Почему Хината так силен, когда Ушиджима чувствует себя на его месте бессильным? И ни одного ответа. Встряхнувшись, Ушиджима встал из-за стола, на котором были разложены школьные тетради — ради приличия он все-таки пытался выполнять домашние задания. Да и нужно было поддерживать иллюзию того, что он — не он, а Хината. Хотя — вряд ли тот проводил над домашними заданиями много времени. Спустившись, Ушиджима кивнул приятной на вид женщине, которую ему сложно было вслух назвать мамой; Нацу, смотревшая мультфильм про девочку-волшебницу, оглянулась на него и поднялась с дивана. Общество сразу двух женщин — пусть одна была еще совсем юной, — Ушиджиму немного смущало. Они пристально всматривались в него, потом синхронно переглянулись и кивнули друг другу. — Ну что, рассказывай! — заговорила первой Нацу. — Мне интересно знать, с кем же свела судьба моего сына, — продолжила Хината-сан. Ушиджима оторопело уставился на них и, кажется, слишком долго стоял неподвижно, потому что они забеспокоились. Хината-сан подошла к нему, потрепала по плечу и положила ему на лоб свою маленькую теплую ладонь. — Все в порядке? — Простите, — выдохнул Ушиджима, отведя взгляд. — Я… он просил не говорить, и я не смог ему отказать… — Как тебя зовут? — Нацу вмиг оказалась рядом, ее светлое личико Ушиджиму будто ослепило, зажмурившись, он сказал: — Ушиджима Вакатоши. Хината-сан ахнула, подтолкнула его в спину и усадила за обеденный стол. Поставив перед ним тарелку с рисовым омлетом, она уселась напротив. — Шое много говорил о тебе! — смутившись, она уточнила: — Ладно, не так уж много, но так эмоционально! Было видно, что тот матч его захватил с ног до головы, он плохо спал и мчался в школу едва рассветало. Они с ребятами так много тренировались… Я, правда, плохо смыслю в волейболе, но ведь тогда эта победа ему многое подарила. Ох, прости, наверное, тебе нелегко… — Все нормально. Победа Карасуно стала для меня неожиданностью. Я не видел в них достойных противников. Это — моя ошибка, но я до сих пор не разобрался, стала ли причиной поражения моя самоуверенность или это лишь стечение обстоятельств, — вариант, что Карасуно заведомо были сильнее, Ушиджима даже не рассматривал. Они будто эволюционировали прямо во время матча, и… додумать он не успел, Хината-сан вновь спросила: — А почему вы еще не встретились? Могу я звать тебя Вакатоши-кун? — Конечно, Хината-сан. Хината… То есть, Шое. У него есть на то причины. Думаю, он хочет разобраться в себе. Я тоже этого хочу. — А сколько тебе лет? — задала свой вопрос Нацу. В ее глазах горел такой интерес, что, возьмись она за что-то другое с таким же рвением, она наверняка бы преуспела. Если Хината так же горел волейболом, то это кое-что для Ушиджимы проясняло. — Двадцать. — Ого, ты такой большой! И он не стал уточнять, что для нее он не просто большой, а, скорее всего, просто гигант. Хината-сан почему-то засмеялась, поставила перед ним стакан с молоком. — А ты хочешь о чем-нибудь спросить? — Когда Шое начал заниматься волейболом? — В средней школе не было волейбольного клуба для мальчиков… Он пытался играть с ребятами из других клубов, ходил на тренировки к женской команде. Был всего лишь на одних отборочных… — Там он встретил Тобио-куна! — воскликнула Нацу. — Он классный, всегда заплетает мне бантики. Хината-сан улыбнулась. Ушиджима нахмурился. О Хинате он знал немногое. И то, что на самом деле до старшей школы он не занимался волейболом для него неожиданностью не стало. В движениях Хинаты всегда чувствовалась неопытность — поначалу. — Кем ты хочешь стать, когда закончишь университет? — Профессиональным спортсменом. Я учусь не для того, чтобы получить образование. А потому, что тренер в университете опытный и подсказывает мне, в каком направлении развиваться. Меня пригласили в национальную сборную, но с одним условием. И я намерен его выполнить. — Что за условие? — поинтересовалась Хината-сан. Кажется, ей действительно было интересно, она с интересом наблюдала за ним, за его реакцией — кажется, из своих наблюдений она понимала даже больше, чем из его слов. — Я должен стать командным игроком. Но я не понимаю, что это значит. Я — сильный игрок, и это нормально, что команда подстраивается под самого сильного. — Но, помимо самой игры, есть еще много моментов, которые стоит учитывать. Что команда будет делать без тебя? — Найдет другого сильного игрока, — твердо сказал Ушиджима, ни капли не сомневаясь в своих словах. В команде Шираторизавы было много сильных игроков, но не было ничего странного в том, что они играли на него. Но тогда… почему же они проиграли Карасуно? Ведь каждый из Шираторизавы был ценен даже по отдельности. По отдельности. Да. — Я понял, — прошептал Ушиджима, но, чтобы сформулировать мысль окончательно, ему нужно время.