Единица измерения

Ушиджима извинился перед Хинатой-сан, потому что посчитал — со стороны это выглядело очень странно. Вместо сына и брата в их доме начинает жить совершенно незнакомый им человек, притворяющийся, что так и должно быть. Но Хината-сан была так мила, она накормила его до отвалу, вечером они все вместе смотрели телевизор в небольшой гостиной, и Ушиджима подумал, будь он собой — они бы точно не поместились на маленьком диванчике. Хината-сан и Нацу задавали ему кучу вопросов, на которые он по большей части односложно отвечал, но когда Нацу спросила, любит ли он что-то, кроме волейбола, он ответил, что ему нравятся растения. Их жизненный цикл — маленькое семя, укрытое почвой, после — росток, еще слабый, но упорно тянущийся к свету; после растение разрастается, пышнеет, становится ярче, иногда — цветет, иногда — плодоносит, и итогом становятся новые семена. И так — по кругу, и это его восхищает. Хината-сан сказала, что люди похожи на растения, они тоже всегда тянутся к свету, и тоже живут, чтобы в будущем продолжить жить в своих детях. И что Ушиджима — чудесный мальчик. Это смутило Ушиджиму, потому что ему не показалось, что она смеялась над ним или пыталась угодить. Она говорила то, что думала. Он тоже говорит то, что думает, но обычно людям это не нравится. Он не отказывает Нацу в том, чтобы навести порядок у себя на голове, она просто в восторге; Хината-сан теперь встает чуть пораньше, чтобы проводить его и пожелать успехов в школе, и Ушиджима думает, что Хинате повезло. У него очень заботливые и понимающие родные. Сам Ушиджима хорошо чувствовал себя только рядом с отцом, ни мать, ни бабушка не говорили ему приятных слов, а он и не задумывался, таковой была его обыденность. Немного одинокая. Он крутит педали уже привычно, совсем не заостряет внимание на дороге, тело само ведет его в правильном направлении. Школа Ушиджиме тоже нравится достаточно, чтобы он исправно старался не сделать ничего глупого. — Доброе утро, — по обыкновению кивает он Кагеяме. После выходных Ушиджима чувствует острую тоску по мячу, и сам не осознает, что надеется поскорее увидеть, как Кагеяма достает мяч из сумки. Но тот не спешит, подходит к нему и говорит прямо, немного враждебно: — Почему ты не сказал сразу, Ушиджима Вакатоши? Ушиджима долго смотрит на Кагеяму ничего не выражающим взглядом. Вообще, Хината просил никому не говорить, но его раскрыли. На этот случай у него не было инструкций? — Потому что так сказал Хината. — Это глупо, — фыркает Кагеяма. — Хината много чего говорит. Я… удивлен. Ты сказал, что я — отстойный связующий. — Можем мы не выяснять отношения на пороге школы? — просит Ушиджима и оставляет велосипед на привычном уже месте. — И я не говорил ничего подобного. Я просто сказал, что ты не подходишь для Шираторизавы, потому что не можешь посвятить себя асу. Ты не в силах обуздать свое превосходство над другими на площадке. — Но сейчас… Сейчас ты думаешь иначе? Этот вопрос заставил Ушиджиму задуматься. — Мы победили. Я, слишком уж зазнавшийся для связующего. И Хината, на которого ты смотрел, как на пыль под ногами. И Карасуно, которых ты никогда не считал соперниками. Мы одолели тебя. И Ойкаву-сана. Тебе все еще нечего мне сказать? — пальцы Кагеямы сжимают лямку спортивной сумки, и голос его становится тише. — Я не знаю. Кагеяма дуется и на тренировке не отдает ему ни единого паса. *** Хината тем временем с ужасом вспоминает прошедшие выходные. Он встретил Кагеяму с его старшей сестрой и, мигом позабыв где он и кто он, набросился на него с радостными кличами. — Ах, Кагеяма, как я соскучился по твоим пасам! — выдохнул он тогда, и только спустя ужасающе долгую секунду осознал, что смотрит на Кагеяму сверху вниз. — О. Кагеяма скорчился, как в предсмертных муках, а после до него дошло. И то, почему Хината был таким странным всю неделю, и почему пару раз случайно пытался пробить левой, и почему еще до утренней тренировки так хорошо отрабатывал с ним приемы в пустом спортзале. А сейчас на него смотрело неестественно кривящееся лицо Ушиджимы Вакатоши, с которым они за всю жизнь перебросились всего-то парой фраз. — Ты — дебил! — заорал Кагеяма и безжалостно пнул Хинату в живот коленом. — Иу-у-у, — Хината застонал, скрючился и жалобно посмотрел на Кагеяму исподлобья таким жалобным взглядом, что Кагеяму пробрала дрожь. — Это твой друг, Тобио? — сестра Кагеямы выглядела один в один как этот придурочный, только была как-то… поспокойнее, что ли. — З-здравствуйте, Кагеяма-сан, — Хината едва сдержал слезу. — Я-я-я его лу-учший друг… был… После они зашли в какое-то кафе, Кагеяма-сан потягивала коктейль и все смотрела в телефон, а они пялились друг на друга с напускной ненавистью и пожирали кексы на спор — как обычно, без оговаривания этого вслух. Кагеяма постоянно пинал его под столом, Хината кривил уродливые гримасы, иногда Кагеяма еле удерживался, чтобы не засмеяться — на лице настоящего Ушиджимы он никогда бы таких не увидел. Распрощались они быстро, но Хината перед тем, как вернуться в комнату Ушиджимы, слезно умолял Кагеяму никому больше не рассказывать. Тот для виду поиздевался над ним, но слово дал. — И что теперь, — пищит Хината из-под одеяла. Иди ни в какой университет не хотелось, но там его ждал Сато-сан, который удивительно простым языком объяснял ему моменты, которых Хината не понимал. А еще играть у Хинаты получалось все лучше, но признаться, до уровня самому Ушиджимы он и за несколько лет не добрался бы. Однако, сокомандники перестали посмеиваться над ним и слишком много обращать внимания на его ошибки, из-за чего Хинате стало проще. Вообще, университет — не то место, куда Хината хотел бы попасть после школы. Поэтому посещает занятия он неохотно. А вот тренировка — другое дело! Сато-сан, по всей видимости, не особо беспокоится, что Хината подглядит у них какую-нибудь супер-секретную тактику. Поэтому гоняет его не хуже других, заставляет участвовать в связках и делать сотню подач, если вдруг Хината лажает. И подавать ему безумно нравится! Он готов расцеловать Ушиджиму при случае только за то, что позволил ему остаться ненадолго и ощутить это восхитительно чувство всемогущества, когда прыгаешь так высоко, когда мяч даже от короткого касания пулей мчит на другую сторону площадки, когда никто не может принять эти подачи — сам Хината до сих пор подает как неудачник, не так плохо, как в прошлом году, но даже Ноя-семпай со своей позиции делает это лучше! — Эй, Ушиджима, — почему-то обращается к нему бровастый из Сейджо. Хината внешне пытается оставаться спокойным, но изнутри распаляется и просчитывает места, в которых есть возможность укрыться. — Да? Как же его зовут… Хината отчаянно перебирает имена и никак не верит, что в данный момент имя человека со страшными блоками просто вылетело из памяти! — Останься после тренировки, хочу потренировать блоки. — Конечно! — предвкушенный, Хината показался собеседнику слишком… странным. Бровастый внимательно изучает его лицо. Потом довольно хмыкает. А Хината отворачивается с идиотским лицом и чувствует, как по затылку бежит капелька пота. Черт, он-то за все это время так ни разу ни с кем не заговаривал. А каково же тогда Ушиваке?! Ему ведь ежедневно приходится выслушивать тупицу-Цукишиму, бессовестно-пошлые разговорчики Танаки и Нои, спорить с Кагеямой — и даже если теперь Кагеяма знает, что это не он, Хината, все ведь станет еще хуже! Хината просто выбегает из спортзала на перерыве с телефоном в руке, быстро набирает свой номер и когда трубку берут, выпаливает: — Ушивака, прости меня пожалуйста! Ушивака молчит, ошарашенный, а потом коротко спрашивает: — За что? — Я ни разу не говорил с твоими сокомандниками, потому что все тут — придурки, которые не понимают, какой ты классный на самом деле игрок, и когда я ошибаюсь только утверждают свое… э? Самолюбие? А Карасуно! Карасуно! Тебе же из-за меня приходится выслушивать их каждый божий день! Скажи мне честно, — Хината прокашливается и придает себе серьезный оттенок. — Цукишима тебя достает? Нет, ну он же бесит, да? — Нет. Поперхнувшись, Хината переспрашивает, не ослышался ли он. — У меня не выходит быть тобой. Я думаю, все уже догадались, поэтому относятся ко мне проще. По крайней мере, знают точно капитан и Кагеяма. — Ох, отлично. То есть, нет! Что же делать? — Я думаю, что нам нужно встретиться. — Мне страшно, Ушивака! — лепечет Хината. — Так и знал, что что-то тут не так, — раздается голос позади, Хината, взвизгнув, отскакивает назад и тычет пальцем: — Ты чего, подслушивал, бровастый?! Тебя разве не учили, что это некрасиво? — Меня зовут Мацукава Иссей, и насчет твоих манер у меня тоже есть вопросы, — улыбка у этого Мацукавы адская, демоническая просто — от таких улыбок ничего хорошего ждать не приходится. — Перерыв окончен, тренер велел найти тебя, а то, что у тебя тут великие тайны, на стене не написано. Икнув, Хината как дурак огляделся, будто желая действительно найти надпись «идет разговор, не подслушивать!». О, боже, разговор, он же не положил трубку! — Ушивака, — говорит он, поднеся телефон к уху. — Хината. — Меня спалил бровастый из Сейджо, что мне делать? — Я высказывал свою позицию на этот счет. Меня мало волнует мнение команды. Я советовал тебе не скрывать ситуацию. — Агрх. Ладно. Передай маме и Нацу привет, я позвоню вечером. — Хорошо. Мацукава, недовольный своим прозвищем, издевательски тянет: — Бровастый из Сейджо? Серьезно? Ушиджима меня так никогда не называл, значит, мы с тобой знакомы лично, — и щурит свои нечеловеческие впалые глаза. — И Ушиджиму Ушивакой зовет только Ойкава, то есть, ты знаком и с ним. И только самоуважение не дает Хинате застонать от досады и всеобъемлющего ужаса от того, как на него наседает бровастый! Невероятно, он делает точно так же, когда стоит на блоке! — И что теперь? Побьешь меня? — щетинится Хината. — Не помню никого такого же наглого и напыщенного, кроме коротышки из Карасуно, — и этот хохот, кажется, будет преследовать Хинату в кошмарах. Хината пытается нацепить на лицо обычную для Ушиваки каменную непроницаемость и возвращается в спортзал, стараясь всеми чувствами игнорировать колючие взгляды слишком уж проницательного провокатора. Скрип кроссовок по полу возвращает Хинату в неопределенно-удовлетворенное расположение духа, Сато-сан, замечая его и Мацукаву, едва заметно кивает, словно радуясь успехам. Только это все совсем не то, о чем он подумал! — Эй, коротышка, — насмехается позади Мацукава. — И почему ты так усердно стараешься себя не выдать? — Чтобы Ушиваку после того, как мы вернемся обратно, не ненавидело еще больше людей, — как-то недовольно бросает Хината. — Вы его совсем не цените. — Ой, да ладно тебе, — дважды кивает, потирая подбородок, Мацукава. — Как будто он нас ценит. — Вообще-то, да. Даже если он говорит, что он самый сильный, он признает, что без команды его сила не имеет значения! Ценит, но по-своему. Люди разные, они не могут относиться к одному и тому же одинаково. Хинате эти слова сказала мама, когда он делился с ней переживаниями по поводу матча с Шираторизавой. — Какой ты у нас проницательный умничка, коротышка. — Прекрати меня обзывать, бровастый! — Я вообще-то твой семпай, — Мацукава поигрывает бровями, и Хината, не выдерживая, нервно смеется. — Ну ладно-ладно, разрешаю тебя звать меня бровастым, если будешь тренировать со мной блоки. Даже… — Даже? — чуя подвох, переспрашивает Хината. — Даже когда ты вернешься обратно. Хочу блокировать твою быструю. Считая, что и это — неплохое предложение, Хината соглашается, и напоследок еще раз называет Мацукаву бровастым, перед тем как вернуться к отработке подборов вместе с остальными. И Хината совсем не замечает, что их беззаботную перепалку с Мацукавой в дверях спортзала наблюдали все. А Мацукава — замечает, и понимает, что их никто не расслышал, так что уже приготовился к расспросам, когда представится возможность. *** Ушиджима идет с Кагеямой больше по привычке, чем по желанию. Кагеяме влетело за то, что тот сознательно игнорировал существование Ушиджимы и не соизволил передать ему мяч, но сам Ушиджима не беспокоился по этому поводу. Так с ним поступают не впервые, правда, смысл подобных действий ему не до конца понятен. Они должны были тренироваться, чтобы становиться лучше, это — главное, а подобные выходки в очередной раз доказывали, что Кагеяма — не тот связующий, который нужен был Шираторизаве. Он озвучивает эту мысль, когда Кагеяма, прежде чем пойти в свою сторону, спрашивает, чего он молчит. — Я ненавижу тебя, Ушиджима, — отвечает Кагеяма. — Это также значит, что Карасуно — именно то место, где ты реализовываешь себя. Эта школа подходит тебе лучше, — почему-то добавляет Ушиджима, хотя слова приходят на язык быстрее, чем мысль оформляется в его голове. — До завтра, — кивает он раскрасневшемуся Кагеяме, запрыгивает на велосипед и начинает крутить педали. — Ну и катись! — слышит он, но, почему-то, на это хочется только улыбнуться.