who said you're one in a million

Сагану нравится целоваться с Ынсоном. Ему не с чем сравнивать — когда бы он успел, Сагану всего шестнадцать (пара чмоков со первой школьной подружкой не в счет, это же просто смехота) — но не то чтобы Саган рвался еще где-то набираться опыта. Зачем? Какое помешательство рассудка надо себе заработать, чтобы выбирать кого-то, когда можно целоваться с Ынсоном. Сагану нравится все: как пружинят их губы, как неловко дышит Ынсон ему на щеки, даже как они шугаются, когда в коридоре раздается посторонний звук — разбегаются в стороны, как испуганные зверьки, вслушиваются, и, когда становится тихо, переглядываются — и смеются. Ынсон прикрывает рот рукой, касается губы кончиком пальца, и Саган залипает беспощадно. Руки Ынсона, пальцы Ынсона — это уже как-то против правил, а когда он этими пальцами трогает свои зацелованные губы (стараниями Сагана покрасневшие и влажноватые) — Саган дергает хена на себя и жмется ртом снова. Ему колется в подбородок немножко, потому что Ынсон уже бреется, в отличие от Сагана, у которого только нежный пушок растет. Сагана последнее даже обижает немножко: он не хочет быть настолько младше, он уже выше и в плечах шире насколько! Так что остается компенсировать действиями, и он проводит языком по сжатым зубам, намекая: давай еще? ну мало же было? Сагану, честно говоря, много целоваться с Ынсоном никогда не бывает. И спрашивается, что такого: чужой рот, зубы да язык — только и всего, у Сагана все почти такое же есть, но Саган визжать от восторга готов, когда Ынсон приоткрывает рот, разрешая ему. Целоваться Саган, ясное дело, не умеет, но очень хочет, а еще в нем горит вечная жажда экспериментов, и он каждый раз пытается лихорадочно вспомнить, что хотел попробовать, но — Ынсон обнимает его за пояс, ладони скользят под футболкой по спине, и у Сагана из головы вылетает вообще все на свете. Да что там — когда Ынсон касается губами его шеи по дорожке к ключицам вниз, у Сагана даже ноги слабеют. Это так приятно, что не по себе немножко, и Саган выворачивается червячком, нетерпеливо сопит, тычется: давай тоже тебе так сделаю, я тоже хочу! — и ликует, когда Ынсон сжимает в кулаках его футболку, показывая, что нравится. Саган быстро учится. Он старательно зацеловывает Ынсону всю шею, отмечая, что ухо и за ухом — тоже важная стратегическая территория, но потом все равно возвращается и лезет Ынсону языком в рот. Вот так ему нравится больше всего, даже если они зубами сталкиваются в процессе. Ынсон, чтобы сгладить, прихватывает зубами саганову губу, оттягивает слегка, и Саган далеко на периферии досадует: почему сам так не додумался сделать. Но досада испаряется моментально — как вообще можно думать о чем-то таком, когда они вот так рядом стоят, почти носами стыкаются и улыбаются друг в друга? — У тебя рот мокрый, — шепотом сообщает Саган и косится в коридор за дверьми студии: вдруг кому еще вздумалось побродить около студии вечером? — У тебя такой же, — шепотом отбивает Ынсон и вытирает губы рукой. Сагана это почему-то обижает, но Ынсону он об этом, конечно, не скажет. Зачем, если можно прижать за затылок и еще раз хорошенечко и от души поцеловать?