Пленники Монолита

Лилит внимательно рассматривала свое отражение в старом, уже давно помутневшем зеркале. Протянув руку, она кончиками пальцев коснулась прохладной поверхности стекла, и одетая в серый камуфляжный комбинезон и оливковый бронежелет, с мокрыми, распущенными, ставшими почти черными волосами, бледная девушка сделала тоже самое. Девушка тихо проговорила: — Монолит… Монолит, вернись к покинутым детям своим. Еще влажной ладонью она провела по стеклу и смазала накопившийся за долгие годы слой пыли. Когда-то в ее квартире, как и в миллионах других советских квартир стояло такое же зеркало… Трюмо… Она отрешенно посмотрела на испачканную в пыли руку и даже не осознавая, что делает, вытерла грязь о штаны. — Он вернется. Придет время — избранные спасутся. Монолит даст им совершенство. Никому не верь кроме Монолита и братьев твоих. Никому… Я не верю тебе! Не верю! — Лилит вспоминает слова, которые с ненавистью бросила в лицо этого человека. Нет не человека. Существа. Предателя. — Никому не верь кроме Монолита… — снова прошептала сектантка, и девушка в зеркале ответила ей усталым взглядом… Она одна в этой заброшенной, грязной, со свисающими со стен обрывками обоев и раскиданными обломками мебели, комнате. Все сломано. Только это зеркало и уцелело. И стекло в оконной раме. Тоже уцелело. Чудо? Чудо… И сейчас окно открыто, и сильный ветер колотит его створку о стену. На улице ураган с ливнем и новый, особенно громкий, раскат грома заставляет ее вздрогнуть. Порыв ветра — и створка с грохотом ударяется о стену. Вода заливает грязный, вот уже тридцать лет не мытый и не крашенный, подоконник. А тогда шел снег… — снова вспомнила о своем сне Лилит. — И мне было очень холодно. Потому что была зима. Подойдя к окошку, она выглянула на улицу. Седьмой этаж. Высоко. — Ты тоже жила на седьмом этаже, — прошептала она. — Только дом был другой. Новый и красивый. Девушка закрыла окно на щеколду и вернулась к зеркалу. — Монолит — это Свет и Знание… — сказала она своему отражению и тут же услышала насмешливый голос. Его голос. Голос этого предателя: — Какое знание? О чем? Скажи мне, о чем? Неверный тогда сидел за обычным, чистым, но порядком побитым и поцарапанном, кухонным столом, и положив перед собой дорогой бельгийский автомат с компьютеризованным, оснащенным к тому же тепловизором, прицелом, грустно смотрел на нее и снова и снова спрашивал: — Знание о чем, Лилит? Скажи мне — что ты знаешь? А она с завистью пялилась на эту немного футуристического вида пушку и мечтала выпустить в это существо весь магазин. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — в итоге не выдержав, заорала она. — Я не хочу… Лилит закрыла глаза, пытаясь отогнать мысли об этом, но снова и снова возвращается к тому моменту. Моменту который определил все ее дальнейшие действия и постыдные поступки. — Мне очень жаль, Лилит. Ему жаль, — про себя усмехнулась сектантка. — Жаль… Ему жаль. Когда в том лесу, после той жуткой схватки с болотной тварью она увидела глаза сталкера, то мир перевернулся. Вот так. Перевернулся в прямом смысле этого слова. Потрясение. Изумление. Сметение. Ужас… Как еще назвать те чувства, что в тот дикий момент захлестнули ее душу, заставили измотанное жуткими перегрузками сердце часто-часто дрожать и сокращаться, перегоняя с огромной скоростью по замершему в каком-то странном оцепенении, вмиг остывшему телу, кровь? Потрясение от узнавания, радость, неверие, страх, отчаяние, злость, гнев и напоследок ненависть сплелись между собой в жаркий клубок, смыли границы друг друга, и навалились тяжеленным снежным комом, ломая и без того жалкие остатки самообладания… Мужчина шагнул к ней и прошептал: — Отдай. Она даже не пошевелилась. Просто стояла и смотрела на него, а он подошел совсем близко и отвел от ее головы руку с крепко зажатым в ней пистолетом.  — Ну же отдай, — мужчина попытался расцепить ее пальцы, но те свело будто судорогой. — Отдай. Но лишь когда он, вывернув ей запястие, слегка надавил, ее пальцы разжались, и пистолет упал на влажную от дождя землю. — Нужно идти, Лилит. Мужчина потянул ее за собой. — Все будет хорошо… Теперь все будет хорошо. А она непонимающе смотрела тогда на него, а потом медленно подняла руку и, словно проверяя его реальность, прикоснулась к его груди. — Это я… Мне очень жаль, правда… Ему жаль… Теперь она почти не слушала, что он говорит. Ему жаль… — Лилит… — сквозь густую пелену вновь прорвался его голос. Такой знакомый, дорогой и ненавистный одновременно, голос который она и не надеялась больше услышать. Я ненавижу тебя… — Лилит…  Она оттолкнула его и пошла вперед. — Подожди… — он схватил ее за руку. — Ты не пойдешь туда одна. Я ненавижу тебя… Ненавижу… А ему жаль… Сволочь, мразь, подонок, предатель… Предатель! Она не замечала, как выкривала оскорбления, как он рывком развернул ее и прижал к себе… — Успокойся! Хватит! — Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Снова и снова, снова и снова. — Выруби ее. Хрен знает, кто там шарится… — другой неверный внимательно следит за своим сектором. — Лилит… — Ненавижу! Ты мертв. Мертв… Нет. Это все не по-настоящему… Она обвела взглядом притихший лес и захохотала. Где-то здесь прячется контролер. Она уже под контролем. Скоро она совсем станет зомби. Настоящей зомби… Ну и пусть. Лучше сдохнуть, чем испытывать такое. А потом она оттолкнула его, рухнула на колени и спрятав лицо в ладонях, заплакала. Реальность. Это реальность. Он реален и ему жаль… — Лилит — Как? Во имя Монолита, как? — Не знаю, Лилит. Не знаю. Не помню… — покачал головой сталкер. — Я почти ничего не помню. Зато… Но мы потом обо всем поговорим. А сейчас нужно идти… Указательным пальцем Лилит снова дотронулась до своего отражения. — Ты больше не будешь думать об этом. — медленно и монотонно проговорила девушка. — Не будешь думать о нем… Он предатель. Предатель.  И о той комнате с проклятым окном, тоже не будешь думать. Ни о чем не будешь думать. Думай только о Монолите. О Монолите... Монолит - это Свет и Знание... Но все-таки, почему тебе было так холодно? — смотря на свое отражение, Лилит закусила губу и вдруг тихо сама себе ответила: — Потому что окно было открыто. — Нет. Его открыли недавно, — усмехнулся в голове ее собственный голос. — Так почему во сне твои ступни так ломило от боли?.. Лилит опустила взгляд на свои ботинки. — Почему мне было так холодно? — снова прошептала она. И кто-то у нее в голове противно рассмеялся. — Ступни у тебя болят потому что ты стоишь в снегу, -прошептала она. - Уже долго стоишь. Во дворе никого нет. Время шесть часов вечера, но уже темно. Ведь там, где ты жила зимой рано темнеет. И многие еще на работе или сидят по домам. Потому что на улице мороз. Такой мороз, что дыхание сразу замерзает, и ресницы и волосы покрываются инеем. А ты босая. Стоишь и не можешь пошевелиться. Не можешь закричать… А ноги уже, наверное, посинели. И среди этой бледной синевы — яркие пятна бордового, но в сумерках почти черного лака. Лак на ногтях… Лак на снегу. Это не лак… Это кровь. На снегу кровь. А твои ноги… Они уже обморожены. Вот они и болят… Ты тогда заболела. Долго лежала в больнице, и твой муж очень испугался. Он не жалел на тебя денег. Отдельная палата, дорогие лекарства… А потом врач сказал, что тебе нельзя оставаться одной и тебя перевели к каким-то бабкам. Но тебе было все равно… Больно. Сколько ты простояла на снегу? Полчаса. Час. Ноги еще болят, но скоро перестанут чувствовать. Ты ведь тоже хочешь перестать чувствовать… Что ты тогда хотела перестать чувствовать? Все. А вот хрен тебе. Что-то воет. Это сирена… Выброс? Нет. Это кто-то все-таки увидел тебя и вызвал скорую. У фельдшера крепкая хватка и стальные руки. Он крепко держит тебя, а ты вырываешьтся и кричишь. Ты воешь. Воешь, совсем как эта дура Анька выла вначале. Но неверная выла от боли и страха. А ты тогда выла от отчаяния… — Лилит! — в зеркале мелькнул чей-то силуэт, но девушка не обернулась. — С кем ты разговариваешь? — Монолит это Свет и Знание. Знание и Свет, — она закрыла глаза и почувствовала его руку. — Он вернется… Ты следил за мной? — Да. Прицел сзади обнял ее и посмотрел на их отражение. Два вооруженных человека в сером камуфляже. Два защитника Великого Монолита. Два монстра в человеческом обличье. Так считают неверные. — Скоро он выйдет на них… — Кто? — не понял Прицел. — Стрелок… Это из-за него замолчал Монолит. Поэтому Пчелка там. Стрелок не должен покинуть Припять. И СБУшник не должен. И Ковальский. — она смотрела на него. — Они приоритетные цели. Если Пчелке не удастся ликвидировать его, то братья должны сосредоточить огонь на этих троих при эвакуации. Пчелка скорректирует огонь снайперов. Точка их эвакуации будет располагаться недалеко от Прометея. Прицел не отрываясь, смотрел на нее. А она закрыла глаза. — Благодарим тебя за то, что раскрыл слугам Твоим козни врагов наших… Не задавай вопросов, Прицел. Это приказ Харона. Все это было для отвода глаз. Даже смерть Проповедника. Умереть во славу Монолита должен был ты, Прицел. Но… Вышло, как вышло. А Харон… Ему все равно. Так что ежедневные атаки, та схватка под Припятью… Это все фикция. Стрелок ничего не должен был заподозрить. А я все знала. Знала, что братья погибнут. Что ты погибнешь… И молчала. Но я больше так не могу… Не могу. Монолитовец сухо кивнул. — Так было нужно. Это очень-очень важно… Прицел, — вновь позвала его Лилит. Она внимательно смотрела на его отражение, но вот в уголках ее глаз заблестели слезинки. — Если кто-то из нас вдруг погибнет, то знай… Я рада, что мы встретились. Рада, что ты с нами. Что ты мне брат. Я люблю тебя. И если ты погибнешь, я запомню тебя. Запомню. Прицел молчал долго, задумчиво смотрел на ее размытое отражение, но наконец развернул ее к себе. — Я тоже люблю тебя, Лилит, — монолитовец поцеловал ее в мокрую макушку. — Очень люблю. И верю тебе и Харону. И тоже запомню тебя. Ты… Прицел не стал договаривать. Он замолчал. Что еще можно здесь добавить? Теперь он понял… Страх… Вот о чем она тогда говорила. Да, тогда ему было страшно за нее. Но теперешний страх был отличен. Тогда у него была пусть слабая, но надежда. Теперь и надежды не осталось. Совсем. Он потеряет ее, — Прицел понял это так отчетливо, что сердце ухнуло куда-то вниз живота, а по спине побежали мурашки. Она умрет… Откуда он это знает. Откуда? Неважно. Может быть выбросы или аномалии что-то изменили в нем. Но он знал. Знал и ничего не мог сделать. Монолит не позволял. Великий молчал. Не отдавал никаких приказов. Но не позволял и шагу ступить против Его воли. Да и хотел ли он воспротивится Ему? Нет. Не хотел. И не мог. Даже ради нее. Обнявшись, монолитовцы сидели у стены и смотрели в закрытое окно. Смотрели на молнии и мелькавшие в них полосы дождя. Слушали вой урагана, гудение вечно гоняющих ток, уцелевших проводов, чей-то шепот и жалобный вой промокших собак. А вскоре Лилит так же, как когда-то давно на крыльце ДК Энергетика, положила ему на плечо голову и, наконец, уснула, и Прицел просидел всю оставшуюся ночь не шелохнувшись. Он боялся ее разбудить. Он сидел в тишине и думал. И не находил решения. — Они не оставят вас в покое, — не оставлял бесплодных попыток договориться с ним Медик. — Они снова и снова будут посылать сюда десант. Их больше чем вас. Этот сброд, что вы собрали вокруг себя, разбежится при первой же атаке. Но я смогу вывести ее за Кордон. Там она будет в безопасности… Новые документы, новое имя… Ты ведь можешь это устроить! Блядь, да сделай же ты что-нибудь! — Нет. — Послушай… — Нет. Одно единственное «нет», спящая на его плече девушка и выбор. Которого у него нет.