«Боль хочет, чтобы её чувствовали», — Джон Грин.
×××
В окне напротив камеры виделись грозовые тучи, капли которых озлоблено били в стекла. В комнате стоял тяжёлый и слишком терпкий запах от мелкого можжевельника, что расположился на краю стола офицера. На глиняном горшке виделись надпись «Merry Christmas», а внизу — дорисованные детской рукой снежинки и ёлки. Нельзя было сказать, что полицейский похож на семейного человека, ведь вряд ли жена позволила бы ему выйти на работу в рубашке с коричневым застиранным пятном на плече, поэтому блондин придерживался мысли, что у надзирателя не всё в порядке в семье и, скорее всего, тот был разведённым, ведь о присутствии кольца на пальце не было и речи. Юнги тяжело вздохнул, откинув голову назад, и проводил взглядом брюнета с разбитым носом и слишком смазливой мордой к двери. Проведённые здесь полтора часа в одном положении дали о себе знать: все мышцы болели от напряжения, а голова гудела от старого и барахлящего радио. Радовало, что арест должен был закончиться меньше чем через тридцать минут. Конечно, перспектива добираться домой на мокром и помятом мотоцикле никак не могла порадовать Мина. И ведь если бы не этот накуренный сучёныш, ничего бы не было и после разговора со старым другом, что подрабатывал барменом в кафе напротив, парень бы просто отправился в своё общежитие и лёг спать. День рождение восьмилетки выдался изнурительным. Тем более, Юн не привык так долго и натянуто улыбаться, просто стоя за стойкой со звуковой аппаратурой, то и дело бегая от родителей к детям с аниматорами и наоборот. Для себя кареглазый отметил, что, наконец, его выходные попали к месту: сразу после праздника были его два дня заслуженного отдыха, которые тот планировал провести в кровати с чипсами и колой за просмотром дурацких детских мультфильмов. Пока на экране старого семилетнего компьютера крутили «Спанч Боба», «Скуби-Ду» и «Дэнни-призрака», голова отдыхала от переутомления, тяжёлой информации и всей этой бесполезной беготни. Когда время подходило к концу, Мин стал отчитывать секунды, однако уже на пятьдесят седьмой утомлённо зевнул и закрыл глаза, которые после устремил на представителя правопорядка. Ровно в одиннадцать тот стал ковыряться в замке и греметь тяжёлыми ключами, что ещё сильнее раздражало Юна. Первый поворот, щелчок. Второй, и ключ застрял в двери. Затем ещё две попытки и, наконец, послышался новый щелчок, означающий, что камера открылась. — Время вышло, — сказал мужчина, вытерев пот со лба и без того мокрым и дурно пахнущим платком непонятного цвета, от которого кареглазого едва не вырвало. Встав со скамейки, парень ощутил боль в ноге, но решил не обращать много внимания на следствие недавней драки. Содранные костяшки тоже неприятно зудели, напоминая о том, как остервенело Мин бил по лицу парня в брендовой одежде, что он видел на днях, когда проходил мимо витрины магазина с красноречивой надписью, не имеющей смысла. Закрытая дверь свидетельствовала о том, что изолятор временного содержания, наконец, остался позади. Забрав в приёмной свои вещи, вроде помятой кожаной куртки, зажигалки с сигаретами и прочего карманного барахла, блондин собирался уже уходить, как его остановил офицер. Мужчина протянул несколько купюр и сказал, что это компенсация за испорченный мотоцикл от родителя «золотого мальчика», которых, по подсчётам Юнги, хватало только на парочку дорогих рамёнов, но точно не на починку. Мин фыркнул, рывком забрав ненавистный конверт, и покинул треклятое здание. Оказавшись на улице, парень сделал глоток свежего воздуха полной грудью. Как же больно кололо лёгкие из-за запаха соснового леса, что был неподалёку от учреждения. Блондин накинул на голову капюшон, после чего застегнул кожанку и быстрым шагом направился к припаркованному байку на полицейской стоянке. Под шум дождя не слышен щелчок зажигалки. Раз, два, три — каждый огонёк гас от капель, отчего Мин в который раз прыснул от злости и недовольства, вновь и вновь прокручивая колёсико. А затем пластиковая вещь разлетелась в щепки, детали разошлись, обжигая пальцы молодого человека. — Да что ж за блядство?! — выругался кареглазый перед тем, как приложить большой палец к тонкой нижней губе. Рана щипала, руки болели из-за содранной кожи, на ногах, в принципе, невозможно было стоять, как и ходить, не хромая. Во всех своих невзгодах он винил своего сокамерника, которому, по его мнению, нужно было бы ещё несколько раз разбить нос, чтобы тот больше никогда не употреблял психотропные вещества. Юнги терпеть не мог людей, что сами же сокращали свою жизнь. В том числе и себя, когда снова и снова зажигал сигарету и вдыхал едкий дым в лёгкие. Однако только так он чувствовал себя живым, чувствовал, что она злилась, смотря на Мина. Когда боль стихла, парень начал рассматривать сломанное зеркало заднего вида и покоцанный бок с вмятиной от железных перил. «Прекрасно», — подумал юноша. Скользнув взглядом по сиденью, он заметил, что багажник приоткрыт. Ему снесло крышу, когда, медленно подняв крышку, он не нашёл шлем. Плевать на потерянные листы с песнями, на украденный рюкзак, на что угодно, но только не её чёртов розовый шлем, подумал блондин, когда сорвал кофр с креплением и со злостью кинул вслед зажигалке. — Нет, блять, нет, — прокричал парень, отворачиваясь от мотоцикла, закрыв глаза рукой, — уёбки, сраные ублюдки. На душе бушевало пламя, сжигая всё внутри. Юнги сжал запястье, начал сдирать засохшую кровь, чувствуя жжение от недавних ран, а затем и тёплую жидкость. Всё шло крахом, рушилось на его глазах. Мин хотел остановить время, вернуться назад, не ездить ни к какому Хосоку, лишь бы вещь осталась с ним. Обессилив, парень сел на сиденье и, убрав подножку, безжалостно пнув её носком ботинка, стал разгоняться. Дождь хлестал по щекам, будто хотел привести парня в чувство. Вот только вряд ли ему сейчас что-то поможет избавиться от черта в голове, что желал мести, и назойливой мысли набить кому-то морду. Звук ревевшего мотора резал ночную тишину, словно нож бумагу: резко и быстро. Фонарные столбы мелькали один за другим, отличаясь только цветом лампочек или вовсе их отсутствием. Юнги выехал на недавно проложенную дорогу из щебня, устремив взгляд на впереди виднеющейся маленький посёлок. Однако юноша не смог преодолеть себя и просто вернулся на трассу и поехал в общежитие, где его ожидала обозленная то ли от старости, то ли от жильцов, комендант. Кажется, сегодня он ещё получит за запах перегара из сорок второй комнаты и позднюю игру на синтезаторе, что фонит на восьмой слева клавиши. Но это был единственный способ отвлечься от всех и вся, в особенности от мысли о ней.