Другая история

      Садо чувствовал себя странно. Ему встретился достаточно сильный противник, поэтому сколько бы он не бился — лишь выхватывал в ответ. Он не ощущал презрения к себе и не готов был сказать, что не мог сражаться в полную силу, но…       Кое-что странное происходило с ним с самого их появления в Уэко Мундо. Ощущения изменились, стук сердца в груди слышался даже в ушах каждый раз, когда он только пытался прислушаться к себе. Что-то определенно было не так, но у него совсем не оставалось времени думать об этом сейчас.       — Всего лишь слабак, — засмеялся знакомый голос.       Садо аккуратно покосился в сторону. Рядом, смотря прямо в глаза, стоял Куросаки. Злорадство так и играло на его лице — совсем незнакомое чувство на столь близком ему человеке. Ясутора вздохнул. Он уже дошел до того, что воображал себе подобное.       — Без сонидо твои атаки бесполезны, — заговорил противник Садо — обычного вида арранкар, отличающийся лишь рыжим афро.       Ясутора не стал его слушать, выпустил новый заряд, который пролетел мимо. Но и противник — Гантенбайн Москеда — не собирался больше ждать конца внутренней борьбы, атаковал.       — Уно, — удар пришелся в область живота, что полностью парализовало Садо.       — Вот и все. Прощайся с жизнью, — снова тот же голос.       Ясутора попытался убедить себя, что Куросаки никогда бы такого не сказал, но ему не собирались давать время для передышки.       — Дос, — множество ударов обрушились на него.       Не было возможностью даже вздохнуть. Не было возможности сбежать. И тот же голос, звучавший из-за спины — тень Куросаки нависала над ним.       — Сьентос, — мощный удар пригвоздил Садо к полу.       И больше он не находил сил пошевелиться.       — Неудачник, — протянул прямо у уха, склонившийся над ним Ичиго. — Я уже приготовил тебе могилу на персональном кладбище. Надеюсь, ты доволен теперь?       Этот зуд раздражал Ясутора, но он не мог отмахнуться. Его противник что-то говорил в это время, но голос был слишком заглушен, будто находился где-то далеко. А что сам Садо? Тело его совсем не слушалось, и он мог только ждать своей смерти. Нет, не то. Он прошел слишком многое, чтобы так просто сдаться. Просто смешно.       — Чад, пообещай мне… — голос перестал посмеиваться, совсем изменился.       Садо лишь нахмурился. Это всего лишь воспоминание, пробившееся вперед. К чему ему это сейчас вспоминать? Куросаки никогда бы не стал издеваться над ним, но он и не верил в Садо, считал его слабее себя. А что сам Ясутора? Пришел сюда, чтобы грызть землю и подтверждать то, что ему говорили? Смешно.       В груди стало спокойней. Он больше не ощущал того беспокойства, которое преследовало его все это время. В руках появилось приятное покалывание. Да, это именно то, что он пытался отрицать. Не Куросаки не верил в него, а он сам. Каждый раз он злился и спорил только потому, что пытался доказать это себе самому.       Никто из них по-настоящему не верил. Достаточно лишь вспомнить слова Атанабаши на берегу. Кучка слабаков. И он даже не стал спорить, ведь и сам знал это. Но теперь все изменилось.       — Ты не отвечаешь мне? Этим ты поразил меня в самое сердце! — в сторону Садо направился новый поток реацу.       И он совсем не растерялся. Теперь знал, что стоило делать. Он просто поддался тем ощущениям, которые заполонили тело. Форма силы изменилась: правая рука стала напоминать щит с вытянувшейся зловещей маской на тыльной стороне, а левая покрылась белой пластиной с красными полосами. Правая рука Гиганта и Левая рука Дьявола — слишком грозные названия. Но отлично подходили кому-то вроде него.       Садо поднялся, полный сил и решимости. Тень Куросаки полностью исчезла.

***

      Ичиго практически неслышно зашел в бараки первого отряда. Ему не хотелось привлекать лишнее внимание, потому что в голове сразу сложилось понимание того, о чем им предстояло говорить. Вдвоем, без единого свидетеля.       Когда подобное было в последний раз? Два или три года назад? Ичиго не считал, что совсем не замечал течения времени — он слишком сильно вырос за последние два года. Но такие моменты были так редки, что едва ли удерживались в голове. Пусть никто не смел упрекнуть его в рассеянности.       Но что же они тогда обсуждали? Точно, те дела, о которых не принято говорить официально. Никто из шинигами даже помыслить не мог, что во всей светлой стороне их жизней были темные пятна. И для их полного сокрытия нужны были такие люди, как Куросаки. Поэтому сам Ичиго иногда сравнивал себя с мусорщиком — приходилось время от времени убирать тот сор, который оставляли такие чистые и благородные шинигами.       Он хотел бы их ненавидеть, но не мог себе этого позволить: его отец — шинигами, его учитель — шинигами, и любил он тоже шинигами. А если бы Куросаки честно признался себе в том, что ненавидел всех, то их тоже пришлось бы записать во врагов. Поэтому он ловко варьировал, ходил по подобию каната и не желал прекращать это — слишком символичной и захватывающей была такая жизнь. Пусть кто-то гиб, страдал. Он уже давно удостоверился, что так сложилась система: если в одном месте были счастливы, то в другом царило отчаяние, если в одном месте кипела жизнь, то в другом тлела смерть. И это не менялось столетиями. Поэтому изменить это было слишком идеалистической мечтой, но…       Куросаки невольно остановился. Он состоял на посту капитана всего пять лет. И столько изменилось с тех пор: все меньше и меньше необычных людей страдало от действий пятнадцатого отряда и Сейретея в целом. И появились такие люди, как Кохуро, Чад… Это не так уж мало. Наверное, поэтому он так и остался тем идеалистом, каким был в детстве. Только лишь принял правду — без крови изменений не будет.       Ичиго зашел к главнокомандующему, когда тот стоял у окна и смотрел куда-то вдаль. Но подходить близко не решился — за такие шуточки ему уже не раз прилетало. Да и пора было перестать злить старика. Хотя бы такими шалостями.       Ямамото продолжал молчать, и Ичиго не знал, с чего начать их разговор. Каждый раз это вызывало в нем странную горечь, растекающуюся во рту. Неприятную должность он получил, но все это такие мелочи перед тем, сколько всего он мог сделать. Пусть и приходилось избегать давления таких консерваторов, как Генрюсай.       — Хорошо, что вы нашли время для этого разговора, — начал Ямамото, но не обернулся. — Я получил письмо.       Ичиго взглянул на стол неподалеку. Там лежал разложенный свиток, а рядом герб. Тот самый, так хорошо отпечатавшийся в его сознании. Куросаки нахмурился. Слишком не вовремя они напомнили о себе. Но нашел в себе силы подойти к столу и взять письмо, прочитать.       — К чему бы им повторно об этом писать? — притворно удивился Ичиго после того, как закончил, при этом не отпустив бумагу, лишь немного смяв пальцами.       — Я хотел бы спросить это у вас, капитан, — безразличным тоном ответил Ямамото, все же повернувшись к собеседнику.       Но от окна отходить он не спешил. Куросаки вновь перевел взгляд на послание. Ему совсем не нравилось, когда с ним играли. Но были силы намного сильней, чем он, Генрюсай и Айзен вместе взятые. И Ичиго не мог позволить себе действовать необдуманно. Но теперь ему вновь пытались перекрыть кислород. Он уже устал доказывать, что иногда картина была ему видней, чем этим педантам, которые не вылезали из своего измерения. Осталось только найти тех, кто стал бы его слушать. Всем всегда все видней, и это раздражало.       Куросаки вздохнул. Подобный жест был очень красноречив, и, конечно, главнокомандующему это совсем не понравилось. Но он молчал, ждал ответа.       — Подозреваете, что я изменю нашим планам? — злобно выдохнул Куросаки, устремив взор на Генрюсая.       Если хочешь уйти от неприятного разговора — нападай. И если потребуется, он сделает это в прямом смысле. Он не вмешивался в дела других без надобности, и желал, чтобы и с ним также считались.       — За свою долгую жизнь я давно усвоил, что некоторые вещи не происходят просто так.       Куросаки сильнее смял бумагу в руке. Он хотел разорвать послание в клочья и выместить свою злость в драке, но нашел в себе силы остановиться. Выдохнуть. Снова набрать воздуха в легкие. И снова выпустить его. Стало легче. Его застали врасплох, и он чуть не попался на крючок. Пора было брать ситуацию в свои руки.       — Скажите прямо, — Ичиго убрал письмо на место, — вы бы хотели, чтобы ваши люди погибли?       Ответа не последовало.       — Вот и я не хочу. Есть те, за кого я ответственен. Поэтому я ищу запасные варианты.       — После того, как вы позволили людям отправиться в Уэко Мундо, я не желаю слышать подобных оправданий, — парировал Генрюсай, не сменяя спокойного тона.       Но иногда казалось, что он давил. Хотя и без этого главнокомандующий мог отыскать точки, на которые стоило нажать.       — Спасибо, что напомнили. Кажется, там еще и два шинигами, или я ошибаюсь? — Куросаки усмехнулся.       И главнокомандующий, и Айзен проигрывали в попытках подловить Ичиго. Только он мог задеть себя наверняка, сломить без боя. В остальных случаях ему ничего не стоило выкрутиться даже из самых сложных ситуаций.       — Это действительно мое упущение. Я могу признать свои ошибки, по сравнению с некоторыми излишне самоуверенными молодыми людьми.       — Уж лучше быть самоуверенным, чем негибким солдафоном, — усмешка Ичиго стала зловещей. — Вы никогда не задумывались, чем для вас может закончиться такое слепое подчинение?       Реакция последовала неожиданная. Сам главнокомандующий улыбнулся, но менее приметно и достаточно быстро убрал любые намеки на это с лица.       — Не тебе, мальчишка, учить меня жизни.       — Не вам лезть в мою, — ответил ему тем же Ичиго.       Главнокомандующий вздохнул.       — Хорошо, прошлая ситуация вас ничему не научила, — он отвернулся к окну. — Тогда вы не оставляете мне выбора, капитан.       Куросаки удивился, не понимая, что мог предпринять главнокомандующий. Осознание пришло, когда его плеч коснулись чужие руки. Ледяные, огромные и даже в их прикосновении чувствовался огромный поток реацу. Ичиго не находил в себе силы поднять голову. И без того знал, что возле него по обе стороны стояли мико. До этого он видел их раз или два, но хорошо запомнил этих огромных женщин: с перемотанными лицами, чьи темно-серые тела также закрывали лишь широкие телесного цвета бинты. В руках они всегда держали остроконечные длинные посохи, через которые и направляли свои силы в заданную цель. А сам Куросаки сейчас мог лишь злиться, понимая, что его обошли, обдурили, заманили в ловушку. И только он дернется — мико без промедления поймают его. Убивать не в их интересах, но чем больше сопротивление, тем изощренней будет их наказание.       — Вы свободны, капитан Куросаки, — будто в издевку произнес главнокомандующий.       Мико подтолкнули его к выходу. Они могли не бояться того, что их заметят посторонние: невидимость — одна из основных их способностей. А Куросаки шел, повесив голову, и думал, много думал о том, как ему теперь выбраться из этой ситуации.