Другая история

      Небо практически окрасилось в черный цвет в тот момент, когда Куросаки появился на пороге магазина Урахары. И сразу же ему бросилась в глаза какая-то общая безлюдность в привычных стенах. Обычно возле входа кто-нибудь обязательно ошивался, но сегодня все отзывалось подозрительной тишиной. И это должно было напрячь Ичиго, а он будто не заметил, прошел внутрь, скинув обувь, и сразу же направился в сторону своей бывшей комнаты.       Он отворил дверь. В ночном полумраке здесь теперь стояла детская кроватка. Куросаки подошел ближе, заглянул. Харуми мирно спала, запрокинув головку с слабо-пробившейся копной темно-русых волос. Ичиго невольно замер, будто любой следующий шаг, лишнее движение пробудят столь беспечный сон. Только руками он успел сжать перила кроватки.       «И почему я…» — лишь подступилась неаккуратная мысль, как за спиной прозвучало совсем негромко:       — Хоть бы сейчас сменил выражение лица.       Ичиго обернулся. В проеме стоял Рюу, со сдержанным задором поглядывал на представшую перед ним картину. И когда он успел так незаметно подойти?       — Она спит, — вместо возражения произнес Куросаки.       Ему не нужно было разжевывать про его новые обязанности. Он и так все прекрасно понимал.       Ичиго мог бы просто отказаться, отдать малышку кому-нибудь еще. Но это его ответственность, и теперь он примет ее со всей отдачей. И, конечно же, решит все противоречия в душе до того, как она сможет осознать и в полной мере увидеть грусть на его лице. Это точно то, что он желал бы скрыть от нее.       — Могу признать, что ты повзрослел, — заметил Рюу довольно добродушно.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Не помнишь? — Урахара зашел внутрь, тоже подошел к кроватке. — В прошлый раз ты сказал, что всегда такой. Теперь, похоже, кое-кто совсем не даст тебе продыху, — он тихо посмеялся.       Ичиго вздохнул.       — И не надоело тебе задирать меня? — он опустился чуть ниже и поправил сбившееся одеяло.       Рюу лишь хмыкнул. Определено не надоело, но признаться так открыто в этом он точно не сможет. Не перед Ичиго.       — Кажется, ситуация накаляется, — сменил тему Рюу, повернувшись к кроватке спиной и облокотившись.       — Полагаю, я снова все усложняю, — Ичиго позволил себе легкую улыбку. — Но я сам виноват в таком исходе.       Рюу качнул головой, но больше никак не выразил неудовольствие. Да, ребенок стал для него определенным рычагом, поэтому больше он не бросался ругаться с младшим братом по любому поводу.       Ичиго вновь взглянул на Харуми. Как многое напомнил ему этот вечер, случайный взгляд на дочь в такой щекотливой обстановке. Тогда он только стал привыкать к мысли об отцовстве, впервые крепко держал ее на руках. Она хоть и не знал его на тот момент, совсем не плакала, с любопытством разглядывала его. А он только мог вяло улыбаться в ответ. Ичиго и сам не знал, как ему следовало вести себя.       Сейчас он привык. Хватило всего полгода, чтобы он свыкся с ней. Иногда было тяжело, иногда хотелось отмотать время вспять. Но он смог пройти этот первый рубеж и надеялся, что это только закалит его перед будущими прелестями взросления гибрида.       Ичиго невольно вспомнил и те дни, когда он сообщал эту новость. Первыми он оповестил семью. Куросаки попросил их собраться вместе, после появился с невнятным свертком в руках. Они с удивлением смотрели на него, но надеялись, что держал он подобным образом все, что угодно, только не то, о чем подумаешь в первую очередь. Но Ичиго никак не мог помочь им.       — В общем, — дыхание в этот момент предательски сбилось, щеки украсил румянец, — я стал отцом. А это моя дочь.       Их лица вытянулись сильнее прежнего, общее удивление больше походило на определенные предпосылки ужаса. Возможно, они просто не знали, как им следовало реагировать. Ичиго было только семнадцать. И если бы он жил среди других гибридов, подобная новость казалась бы менее дикой, чем в их случае, — вокруг люди, среди которых уже давно не принято так быстро преодолевать этот рубеж между вступлением во взрослую жизнь и обзаведением потомством.       Первым отошел от шока глава семейства. Урахара невольно кашлянул, после поднялся, подошел к Ичиго и, чуть сдвинув ткань возле лица Харуми, посмотрел на нее. Она сначала безмолвно изучала его, после стала щуриться так, будто собиралась заплакать. Но быстро передумала, когда Урахара коснулся ее лица, чуть провел пальцем по щеке, а после улыбнулся.       — А ты больше похожа на маму, — с задорным смехом отметил Киске, после убрал любую веселость с лица, взглянул на Ичиго. — И куда же так спешить?       Куросаки сильнее залился краской, невольно увел взгляд.       — Не спрашивай. Сам не понял, как так вышло.       — Что ж, — Урахара отвернулся, его тон снова стал более привычным, беззаботным. — Что бы ни произошло, теперь это твоя ответственность. Прими ее с гордостью.       Ичиго взглянул на него, после склонил голову. Ему не стоило это говорить, но он был рад, что отец так легко принял Харуми. Теперь больше не пробивались мысли о никудышном сыне. Урахара знал, что его дети разные, поэтому принимал в них эти отличия и никогда зазря не отчитывал. Ичиго лишь сожалел о том, что он понял это только тогда, когда сам примерил на себя роль отца.       Следующей он посетил мать. Она долго не находила, что ответить. И лицо ее было непривычным — оно в принципе не выражало никаких эмоций. Будто вмиг она сменила себя на копию, а сама предпочла уйти. Ичиго смотрел на нее с толикой страха в душе, но совсем не знал, что следовало добавить к уже сказанному, так тяжело повисшему в воздухе.       Но когда Масаки подошла ближе, как и Урахара прежде, взглянула на ребенка, Ичиго все же вымолвил:       — Наверное, ты бы хотела мне совсем другой судьбы.       — Как и любой родитель, — ответила она тихо, но быстро добавила: — Правду говорят, дети совсем не оправдывают твоих ожиданий.       Ичиго увел взгляд в пол. Действительно, ему это не впервой.       — Ну теперь я ничего не сделаю, — отметил он после некоторого молчания. — Она уже родилась. Не могу же я засунуть ее обратно.       Ичиго поднял глаза и столкнулся с взглядом матери. Таким же знакомо-теплым, чем-то отдающим нежным материнским теплом. От былого не осталось и следа.       — Я рада, что ты сказал именно это, — она улыбнулась.       Ичиго невольно смутился. Да, он прекрасно понял, что это значило. Вариантов было много, никто не знал о Харуми, пока он не принес ее вот так и не стал демонстрировать. Если бы с ней что-нибудь случилось, если бы он позволил себе оставить ее, никто бы не узнал об этом.       Он отбросил эти мысли. Он ничего не сделал ей. И сейчас мог только позволить близким свыкнуться с мыслью, что теперь в стане Куросаки прибыло.       После матери он отправился в Сейретей. Харуми хоть и начала капризничать, но быстро уснула, поэтому он мог не волноваться о ней. Только понимал, что не менее волнительными казались разговоры и с шинигами, хотя они не были так близки ему, как родственники.       Ичиго передвигался быстро, старался не попадаться никому на глаза. Прежде чем так открыто заявить о себе, следовало переговорить с главнокомандующим. Тот принял его быстро и встретил с едва проглядывающимся изумлением — слишком привык держать дистанцию. Ичиго сначала замялся, разглядывал его рассеяно, но быстро решил — стоило выпалить это резко, пока Ямамото сам не сложил два плюс два. Так он и поступил.       Главнокомандующий еще несколько минут, распахнув глаза, разглядывал сверток, прикрепленный к шихакушо Куросаки, после молча отвернулся и прошел ближе к окну.       — Я хотел бы знать, кто ее мать.       Ичиго увел взгляд в сторону, но лишь на несколько мгновений.       — Ответ вам не понравится.       Главнокомандующий даже не обернулся, никаким образом не выразил своих эмоций. Возможно, их и не было. Он прожил слишком много столетий, чтобы привыкнуть к разным ситуациям, и явно умел не реагировать на них так, как более импульсивные подчиненные.       — Я все же хочу услышать ответ, — произнес Генрюсай сухо.       Ичиго знал, что в случае главнокомандующего юлить смысла не было. Если близкие готовы принять его молчание, то Ямамото может начать расследовать это дело в надежде развеять некоторые свои сомнения. И вероятней всего придет к неправильным выводам.       Ичиго назвал имя. Он знал, что Генрюсай прекрасно знал эту женщину. Но тот снова не шелохнулся, только вполоборота взглянул на Куросаки, и даже в лице его не проглядывалось и толики эмоций.       — И где она теперь?       — Я не знаю, — честно ответил Ичиго.       — Что ж, — Генрюсай полностью развернулся, устремил взгляд на Куросаки. — С таким я прежде не сталкивался, но, пожалуй, я закрою глаза на это. Но только при одном условии, — он замолчал, убедился, что Ичиго внимательно слушал его, — если вы, капитан, больше никому не скажете об этом.       Куросаки медленно кивнул.       — Мне бы совсем не хотелось поднимать эту тему. Но я не могу ручаться за нее саму.       Главнокомандующий лишь прикрыл глаза.       — Я говорю только о вас. Вряд ли она решит вспомнить о дочери.       Ичиго только сильней нахмурился. Это прозвучало так, будто она просто хотела сбросить ответственность. Но то было неправдой, и Куросаки это прекрасно знал. Он не стал спорить, решил поставить вопрос иначе:       — Почему вы все еще злитесь на нее? Прошло столько времени…       — Ты вряд ли поймешь, мальчишка, — прозвучало в ответ.       И почему гибрид даже не удивился? В этом был весь главнокомандующий. Благо в этот раз Куросаки совсем не хотелось спорить с ним.       — Я хотел бы поговорить о временном освобождении, — вместо попыток достучаться до правды проговорил Ичиго.       Главнокомандующий кивнул.       — Обычно это решение принималось Советом Сорока Шести, но если позволите, в этот раз я хочу возложить эту обязанность на капитанов.       — Почему на них? — удивился Куросаки.       Но быстро нашел ответ в одном только выражении лица главнокомандующего. Действительно, если решение примет Совет или Дворец, то можно было никого не ставить в известность. И если бы информация просочилась, то немедленно обросла бы различными слухами. И хоть сейчас было стабильное время, не стоило вновь обострять конфликт между пятнадцатым отрядом и шинигами.       — Но что мне сказать о матери, если они спросят?       Главнокомандующий быстро ответил:       — Что она умерла. Этого будет достаточно.       Ичиго неуверенно кивнул. Волнение только нарастало. Теперь предстояла встреча с другими капитанами, и это совсем не нравилось ему.       Вскоре все капитаны (которые не проигнорировали призыв по тем или иным причинам) стеклись к баракам первого отряда. Среди других шинигами уже стали расползаться слухи. Рукию и Ренджи, которые шли из бараков шестого отряда, эти разговоры встретили в лице Рангику, Момо и Киры. Мацумото, увидев их, расплылась в заговорщической улыбке и спросила:       — Вы слышали об этом? Капитан Куросаки появился сегодня с ребенком на руках.       Рукия изумилась не меньше Ренджи.       — Он, что, украл его? — спросил Абарай.       Кира мотнул головой.       — Говорят, это его. И теперь капитанов собрали, чтобы позволить ему получить освобождение, — ответил он буднично.       Похоже, только его никак не тронула эта новость. Рукия же не могла разделить такой настрой, хотя и хотела бы. Но все же у нее не было причин сомневаться в Ичиго — он казался слишком отстраненным от подобных вопросов. Или она просто не замечала в нем этого?       — Капитан Куросаки ведь так молод… — вздохнула на слова Киры Момо.       — Но достаточно взрослый, чтобы понимать, как это делать, — хихикнула Мацумото.       Хинамори раскраснелась и хотела возразить ей, но ее остановил голос за спиной:       — Рангику, пожалуйста, — прозвучал он буднично, но с нотками мольбы.       Все взглянули на обладателя голоса. Рядом с ними стояла Макото и даже виду не подавала — будто все происходило как обычно, и одергивала Мацумото она только потому, что та позволила себе влезть в нечто личное.       — Но все же, Макото, — Рангику подошла к ней, повисла на плече, — это его ребенок?       Та нахмурилась, явно выражая неудовольствие таким поведением подруги, но не стала как-то осаждать ее, просто ответила:       — Да.       Рукия невольно замерла, на мгновение забыла, как дышать. Но быстро собралась. Она проигнорировала все сказанные слова, все удивленные лица. Кучики развернулась и, воспользовавшись шюнпо, исчезла, переместилась к баракам пятнадцатого отряда. Собрание к этому времени уже закончилось, и реацу Ичиго ощущалось именно здесь.       Она уверенно прошла внутрь, сметая резким толчком любые преграды, пока не осталась наедине с этим виденьем: Ичиго стоял посреди своего кабинета, а на руках его мирно спал ребенок. Лицо Куросаки приняло болезненный вид, в глазах промелькнула грусть. Похоже, он собирался уйти, не сообщая обо всем ей.       Но Рукия не могла отругать его за это. Не могла вымолвить ни слова. Она просто тупо смотрела на него, на ребенка, и совсем не знала, что она должна была сказать. Только чувствовала, как больно сжималось сердце, стучало в висках.       Ичиго отвел взгляд в сторону, прошел к окну. Он тоже ничего не говорил.       Рукия опустила голову, попыталась сбросить это напряжение, неприятную болезненность, мысль о ребенке, но у нее ничего не получалось. Только сильнее проталкивалось желание кричать. Но она держала его в себе. Нашла только силы спросить:       — И как ты ее назвал?       Это точно не тот вопрос, который она хотела задать. Это точно не то, что она хотела бы знать. Но сейчас все вокруг давило на нее, сдавливало грудь, и она совсем не находила сил, только привалилась к проему, устало склонила голову.       — Харуми, — прозвучал тихий ответ.       Ичиго даже не обернулся.       — И как давно ты… — начала новый вопрос, но не нашла силы закончить.       И так было понятно, что она желала бы знать. Но Ичиго не ответил ничего, кроме:       — Тебя это не касается.       Хотела бы она взорваться. Но почему-то именно в это мгновение проглотила свой гнев.       — И почему ты все так усложняешь? — только и могла спросить Рукия.       Ичиго ответил не сразу.       — Если я скажу, что думаю… ты действительно сможешь бросить все и пойти за мной?       Рукия ничего не ответила. Ей и не нужно было отвечать, все лежало на поверхности.       — Тогда не веди этот бестолковый разговор. Ты хочешь это услышать, но я не скажу тебе этого, — он замолчал, склонил голову к ребенку и поправил ткань, в которую она была завернута.       — Ты хоть когда-нибудь перестанешь игнорировать чувства других?       Ичиго мельком взглянул на нее, но быстро увел взгляд.       — Что насчет тебя? Ты сейчас вынуждаешь меня оправдываться, будто я неверный муж. Я тебе ничем не обязан.       Последние слова больно прошлись по сердцу, но Рукия сдержалась. Она молча развернулась и закрыла за собой дверь. И только оказавшись по другую сторону, дала волю чувствам и побежала. Куда-нибудь, где никто не побеспокоить ее хотя бы ближайшие полчаса.       Ичиго сбросил наваждение, когда заметил открывающиеся глаза Харуми. Она долго смотрела на него, прежде чем растечься в улыбке и протянуть ему маленькие ручки. Куросаки улыбнулся в ответ и поднял ее с кроватки, прижался головой к ее голове. С тех пор он больше не видел Рукию. И хоть ему совсем не хотелось ранить ее чувства, он знал, что иначе нельзя. Тем более сейчас, когда на руках у него была Харуми. А та не понимала мелькавших в его глаза чувств, только улыбалась и трогала его маленькими ручками.       — А ты, оказывается, здесь, Ичиго, — послышалось за спиной.       Ичиго развернулся. В дверях стоял Урахара, за его спиной виднелся силуэт Ишшина.       — Уже пора? — только и мог спросить Куросаки.       Хотя знал ответ.

***

      После встречи с Гинджо Кохуро предпочел пойти не домой, а навестить Ишиду. И хоть у него было множество причин не делать этого, не беспокоить его лишний раз, но он хотел бы поговорить с другом сейчас. Возможно, даже выведать что-то про того, кто напал на квинси.       Ишида выглядел значительно лучше, чем любой другой в его положении, его больше не скрывала ткань, а сам он был более приветливым, чем тогда, улыбнулся и поблагодарил Кохуро за посещение еще до того, как Атанабаши успел устроиться рядом. Похоже, и в у Урю теплилось желание поговорить.       — Я хотел бы извиниться за тот мой всплеск, — сразу же заговорил Кохуро. — Я не подумал тогда о ваших чувствах.       Ишида мотнул головой, чуть нахмурившись.       — Странно было бы, если бы так не отреагировал. Но хоть Куросаки был жесток с тобой, я надеюсь, ты понял, что он пытался донести до тебя…       Кохуро кивнул.       — Почему-то я сомневаюсь, — закусил губу Ишида, чуть уведя взгляд.       Несколько грустный и отдающий беспокойством. Кохуро это совсем не понравилось. Он не хотел бы сейчас затрагивать последние события, но, похоже, это напрашивалось само собой.       — Во мне произошли какие-то перемены? — вдруг спросил Атанабаши, уперев взгляд в пол.       Совсем не хотелось видеть реакцию. Хотелось просто услышать ответ.       — Мне сложно объяснить… но да, ты выглядишь не как тот Кохуро, которого я знал.       — Именно сейчас или все то время после того, как я лишился сил шинигами?       Ишида долго не отвечал. И эти минуты, пока он держал паузу, казались просто бесконечными. Почему же он так упорно тянул с ответом? Вопрос не казался сложным. Кохуро сильнее стиснул ткань штанов. Да, друзья вновь оберегали его. Он же только сейчас получил мимолетный шанс вернуть силы шинигами. Вернуть возможность отблагодарить их за все то, что они делали для него.       — Ты же не думал, что это прошло незаметно? Такое невозможно вот так стереть пальцем… В общем, да. Ты будто с силами шинигами потерял и себя…       Кохуро взглянул на друга, тот посмотрел в ответ.       — Да, наверное, я столько дней просто пытался отрицать. Но сам понимаешь, не так легко уложить все в голове…       Ишида кивнул.       — Именно поэтому никто из нас не говорил с тобой об этом. Арисава поддерживала тебя, как могла, и мы старались не отставать от нее, — квинси тряхнул головой. — Да, если честно, никто не знал, как помочь тебе, кроме как искать способ вернуть тебе силы. Но это казалось невозможным, раз Урахара-сан не смог…       — А если он и не пытался? — резко спросил Кохуро, остановив взгляд на окне.       Оттуда выглядывало пожелтевшее небо и тусклые здания соседних построек. Совсем поблекшая и слишком приевшаяся картина, которую он нередко видел и из своего окна.       — Что ты имеешь в виду?       Кохуро не ответил, продолжал всматриваться в это дурацкое небо, будто именно там было какое-то успокоение, место, где он мог бы больше не беспокоиться ни о себе, ни о других.       — Вот как… что-то произошло? — спросил Урю, чуть склонив голову.       Он будто несколько клевал носом, но Кохуро было очевидно — он старался скрыть назревавшее беспокойство. В этом плане Ишида всегда действовал деликатно, и тем, наверное, так нравился Атанабаши.       Кохуро не знал, следовало ли рассказывать об Ичиго, Гинджо, том странном проекте и всем том, что вылилось на них за последние часы. Но решил сделать это. Урю все равно узнает, так почему бы ему не услышать об этом именно от Атанабаши? Вдруг что-то из всего этого как-то связано с нападением на квинси.       Кохуро рассказал обо всем рвано, не всегда стараясь вдаваться в излишние детали. Рассказал о странностях Ичиго, который вновь юлил и устраивал странное представление. Рассказал о Гинджо, который не казался плохим, но и доверия вызывал мало. Рассказал и об иных деталях. Настолько подробно, насколько считал нужным. Ишида слушал его, практически не перебивая, лишь иногда покачивал головой в знак того, что все еще сосредоточен на их разговоре. И только когда Кохуро остановился, Урю позволил себе резкий вопрос:       — Ты решил воспользоваться этой возможностью?       Атанабаши отвел взгляд, мельком окинул часть палаты.       — Иначе я ничего не смогу сделать, — выдавил он из себя в ответ.       — Скажи, а ты не думаешь, что Гинджо и Куросаки действуют заодно? — перевел тему Ишида.       Больше о самом Кохуро он не сказал ничего, и, похоже, не был настроен переубеждать Атанабаши. Но от этого его вопрос не менее всполошил Кохуро.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Помнишь, вайзарды появились, потому что Урахара-сан связался с ними? Из твоего рассказа следует, что Гинджо и Куросаки слишком хорошо знакомы. Я даже мог бы назвать их друзьями.       Кохуро откинулся на спинку стула, чуть склонил голову на бок. Это действительно здравая мысль, но если в случае вайзардов не возникало никаких противоречий, то теперь что-то упорно не укладывало подобное в голове.       — Тогда зачем им так вести себя? Я, конечно, чувствую наигранность, но…       — Да, если подумать, то некоторые детали действительно не подтверждают мою теорию, — Ишида вздохнул. — Но я могу согласиться с тем, что Куросаки прав — этот Гинджо явно в чем-то лжет тебя. Хотя бы их отношения. Для простого наблюдателя, Куросаки хорошо знает Гинджо. А тот так легко говорит про то, что Куросаки прежний.       — Может, конечно, их разрыв связан с этим проектом. Ведь теперь Ичиго нужно убить Гинджо.       Ишида мотнул головой.       — Вспомни о себе. Если Куросаки чего-то не хочет делать, он просто не станет. Даже наигранно. Здесь что-то совсем другое.       Урю коснулся пальцами подбородка, стал что-то обдумывать. Но неожиданно его лицо прояснилось, стало живее.       — Попробуй поговорить с Нагаи-сан наедине.       Кохуро изумленно взглянул на друга, но не успел задать ни одного вопроса, сразу же получил пояснение:       — Вспомни ее слова, обращенные к Куросаки. Как она может быть так уверена в невиновности Гинджо? Только если она сама присутствовала при этих событиях. Она должна знать, в чем они оба лгут, а в чем говорят правду.       Атанабаши невольно задумался. Действительно, в этом есть определенный смысл.       — Но станет ли она говорить со мной? — задал он назревший вопрос.       — Возможно, и нет. Возможно, она поддержит кого-то из них и тоже солжет. Но лучше попытаться, чем сидеть и искать подвох.       Кохуро кивнул.       — Ну а сам ты, что думаешь обо всем этом? — вдруг спросил Атанабаши. — Может, мне действительно не стоит впутываться в эту историю?       Ишида окинул друга странным взглядом, после отвернулся к окну.       — Я не знаю. Тебе лучше знать, я думаю.       Этот ответ не особо понравился Кохуро, он всегда полагался на Ишиду, как на рассудительного и умного человека, но в этот раз он предпочел отстраниться. Возможно, это и к лучшему.       Кохуро поднялся.       — Полагаю, мне пора.       Ишида повернул голову и кивнул. Они простились, после этого Атанабаши ушел.       Кохуро и не заметил, как добрался до дома. Небо уже стало черным, но к удивлению Атанабаши в доме все еще горел свет. Неужели сестры засиделись допоздна только потому, что он куда-то пропал, не объяснившись? Подобные мысли невольно пробуждали чувство вины, поэтому, как только он миновал порог дома, то сразу же натянул виноватую улыбку. Но быстро стер ее с лица, когда заметил на входе чужую обувь. У них гости?       Кохуро зашел в гостиную и сразу же обомлел. На диване сидела Тацуки и медленно пила чай. Как только Атанабаши показался в комнате, она поставила кружку на стол и взглянула на него.       — А ты не спешишь. Хорошо, что я уговорила твоих сестер пойти спать, — сухо изрекла она, не дав ему вставить ни слова.       — Но что ты тут делаешь?       Тацуки вздохнула, после поднялась.       — Ты так быстро ушел, что я не успела сказать тебе ни слова, — и хоть во взгляде ее угадывалось раздражение, она подавляла его сейчас в их разговоре.       — Я хотел навестить Урю, — честно ответил Атанабаши, после неуверенно взглянул на лестницу: — Может, тогда поговорим в моей комнате? Мало ли сестры проснуться.       Тацуки кивнула. Они вместе поднялись к нему, устроились на кровати, сев напротив друг друга.       — Твои не будут беспокоиться? — сразу же осведомился Кохуро.       Арисава покачала головой.       — Я уже позвонила им и сказала, что останусь у тебя.       — Надеюсь, у тебя не будет проблем из-за этого.       Тацуки скривилась.       — Мне пришлось заверить маму в том, что буду спать в комнате с твоими сестрами, — после все же расслабила лицо, взглянула в окно. — Да, некоторые родители беспокоятся с тех пор, как один старшеклассник в прошлом году стал отцом.       Кохуро и сам невольно поморщился. Что-что, а Ичиго многих заставил поволноваться только потому, что не мог рассказать о гибридах и шинигами. Для остального мира он просто слишком быстро повзрослевший старшеклассник.       — Ладно, речь не об этом. Я просто хотела обсудить кое-что, что беспокоит меня.       Кохуро медленно кивнул. Он не совсем понимал, что она хотела сказать, решил позволить ей высказаться. Но Тацуки не спешила. Она смотрела в окно, будто разглядела там что-то интересное, иногда нервно поправляла волосы, но какое-то время не говорила ничего. Атанабаши не торопил ее, ждал.       — Я не совсем понимаю, что хочет Куросаки. Вроде бы он делает все, чтобы помочь тебе, но далеко не все укладывается у меня в голове.       — Например?       Тацуки взглянула на Кохуро, и ее вид совсем не понравился ему: слишком много болезненного недоверия. Но Атанабаши не стал ничего говорить, позволил ей продолжить:       — Когда он провожал меня тогда, он спросил, не хотела бы я, чтобы ты вернул силы шинигами. — Кохуро невольно нахмурился, но и сам не знал, откуда взялось это напряжение. — Я думаю, мой ответ ты и так понимаешь. И тогда он сказал, что способ вернуть тебе силы шинигами есть, но его еще надо найти. Вроде бы так. И мне казалось это логичным. Мы… — она увела взгляд на несколько мгновений, но так и не смогла скрыть промелькнувшую грусть, — мы видели, как недостает тебе этих сил. И хоть это было лишь мгновение, если сравнивать этот период со всей твоей жизнью, ты все равно не мог забыть эти месяцы. И поэтому мне это казалось правильным. Если есть способ вернуть тебе силы, то мы должны воспользоваться им. Но…       — Но что? — он придвинулся к ней, взял за руку.       Она не стала вырывать, хотя и не любила, когда он неожиданно вот так вторгался в ее личное пространство.       — Когда мы сегодня шли после встречи с Гинджо, Орихиме рассказала кое о чем. Это беспокоило ее некоторое время, но она не знала, кому следовало это рассказать. В общем, она стала свидетелем одного разговора.       Тацуки постаралась передать рассказ настолько точно, насколько смогла. И начался он в обычный день, когда Орихиме шла на подработку. Тогда были каникулы. Пусть учебный год должен был начаться совсем скоро, но Иноуэ не использовала это, как оправдание, и работала настолько много, насколько могла. Вот и сегодня она шла на работу раньше, чем следовало. В один момент Орихиме услышала шум — кто-то кричал. И хоть это было совсем не ее дело, Иноуэ решила взглянуть. Вдруг кому-то требовалась помощь.       Она остановилась у края дома, аккуратно выглянула из-за столба и невольно обомлела. Шум, который привлек ее внимание, производили вполне знакомые ей лица: Ишшин и Ичиго, которые громко о чем-то спорили. Они настолько были увлечены этим разговором, что совсем не замечали ее, поэтому она смогла подслушать немного.       — Сколько бы вы не продолжали убеждать себя, вы должны признать, что так лучше для него! — кричал Куросаки.       Но Ишшин не уступал ему:       — Ты разве сам не видишь, в каком он состоянии?! — он вцепился в кофту гибрида, чуть подтянул его ближе.       Тот не вырывался, но и не давал слабину.       — Он вполне в состоянии смириться с этим. А что вы предлагаете взамен? Обречь его на еще большие страдания, чем он уже пережил?!       Ишшин сильнее стиснул руку, но ответил не сразу. Его будто на несколько мгновений вразумили эти слова.       — Знаю, ты придерживаешься линии отца. Но теперь-то ты должен понять меня! Что бы ты выбрал в такой ситуации для своей дочери, а, Ичиго?!       — Не говорите о ней! — сразу же огрызнулся Куросаки. — Это не одно и то же! Она не… — неожиданно он осекся, опустил взгляд в пол. — Она…       Ишшин отпустил его, чуть отступил.       — Я не хотел задевать твои чувства, но пойми меня хотя бы как отец. Я хотел бы, чтобы Кохуро никогда не узнал той боли, через которую он прошел. И именно мое желание уберечь его, в конечном итоге, сделало хуже. Поэтому я больше не хочу оправдываться словами «ему так будет лучше». Да, силы шинигами для него, человека, будут проклятием, но это именно тот путь, который он выбрал.       Куросаки поднял взгляд.       — Ты сказал мне тогда, что если я не позволю ему стать шинигами, то это убьет его. Я не хотел тебя слышать, поэтому ты сделал все по-своему, и вы поссорились. Так что теперь я хочу сказать тебе то же самое. И…       — Не нужно, — Куросаки отвернулся, из-за чего вынудил Иноуэ притаиться. — Я вас услышал.       Он пошел прочь и невольно миновал то место, где стояла Орихиме, но был настолько глубоко в своих мыслях, что не обратил тогда на нее никакого внимания и, похоже, до сих пор не подозревал, что этот эмоциональный разговор был услышан.       Кохуро же теперь окончательно запутался. Действительно, Куросаки вел себя странно, слишком странно. Он будто снова пытался спрятать Атанабаши от какой-то правды, излишней боли. Снова нес ее в себе, не желая разделить ее с кем-то. Он будто совсем не менялся.       Кохуро и сам не заметил, как обернулся к окну, уставился в образ бледной луны, открывшейся перед взором человека лишь на одну треть. И что такого манящего в ней находили все те писатели и поэты, воспевающие ее в своих текстах? Кохуро не знал. Но продолжал в этот момент думать об Ичиго. Сокрытый в темноте, лживый, но в то же время старающийся спрятать в приятных иллюзиях.       — Теперь понимаешь? — Тацуки разбавила их затянувшееся молчание. — Сегодня же он наоборот делал все, чтобы ты пожелал связаться с Гинджо…       Кохуро невольно встрепенулся, взглянул на Арисаву. Все ровно так, как и сказал Ишида. Это первое, что бросалось в глаза.       Может, все это было просто спектаклем перед людьми? Может, они уже обо всем договорились? И даже тот ночной разговор был не случайно услышан — они разыграли его перед неподозревающими людьми, чтобы все выглядело складно. Они якобы ненавидят друг друга и враждуют, но на деле…       — Может, тогда он не хотел, чтобы я вернул силы? Но все эти разговоры подтолкнули его…       Тацуки кивнула. Похоже, она пришла к схожим выводам.       — Но в своем поведении Ичиго совсем не учитывает чувства Садо. Только поэтому я не верю, что это может быть все спланировано.       — Ну, Садо знал, с кем связывался. Сам подумай, Куросаки не раз демонстрировал желание оттолкнуть всех от себя и делал для этого слишком многое…       Кохуро лишь вскинул бровь, но тут же получил ответ:       — Подумай о Кучики. Почему-то же они повздорили.       Атанабаши кивнул. Да, все звучало складно. Возможно, все было именно так, и не стоило давать некоторым вещам дополнительных смыслов. Гинджо хотел отомстить за убитых друзей. Ичиго понимал его чувства и не препятствовал ему, возможно, даже помогал. И теперь есть другие люди, которые также разделяли желание мстить шинигами.       Но не сам Кохуро. Он все еще не находил причин.       Одно только понимал — он воспользуется этой возможностью. Постарается разобраться и, возможно, поможет Гинджо забыть о мести. В этом не было смысла, это не вернет никого к жизни…       Неожиданно Тацуки прижалась к Атанабаши, обняла. Кохуро невольно залился краской.       — Что это ты вдруг? — запинаясь, спросил он.       К таким вещам ему еще было сложно привыкнуть.       — Твое выражение лица бесит меня, — с легкой насмешкой сказала она. — Сейчас-то можешь взбодриться?       Она подтолкнула его, и они оба упали на кровать. Подобное положение только сильнее окрасило щеки. И что только нашло на нее? Кохуро погладил ее волосы. Да прекрасно он понимал, к чему она клонила. И хотя казалось, что совсем не время вспоминать об их отношениях, и сестры спали совсем рядом, но почему бы им хотя бы на некоторое время не отвлечься?       Он подтянул Тацуки ближе, поцеловал. Она только немного поежилась, но легко позволила увлечь себя в это странное состояние жара, который хоть и был ими еще мало изведан, но продолжал иногда манить их в объятия друг друга.