The Last Thing

Новости пришли из ГолоНета. Обычно они вызывали у экипажа «Призрака» лишь саркастичный смех или пару комментариев, но не в этот раз. Вокруг повисла тишина. Империя превзошла саму себя. — Да они хотят, чтобы мы победили, — наконец сказал Зеб, но слова прозвучали вовсе не иронично. Они были мягкими, и в них слышалось эхо знания: последний закон Империи принесет всей Галактике лишь боль. Гера ощутила, как по спине прошла холодная дрожь. «Не потому что тебя это задело… — сказала она самой себе. — А потому что это действительно жестоко». Её беспокоила всякая несправедливость Империи, но именно эта ударила настолько близко к цели, что воспринималась особенно болезненно. Члены экипажа начали покидать комнату, кидая на Геру взгляды, словно желали что-то сказать в поддержку. Но никто не произнес ни слова. Все чувствовали, что время для этого пока не пришло. Гера снова прокрутила в памяти новость. Сенат провёл новый закон, по которому все межвидовые отношения теперь считались нелегальными. Империя со дня своего основания вела курс на расовое превосходство людей, но это было совсем иное. И в своем тираническом стиле Империя не показала даже намека на то, что подобный закон может быть рассмотрен. Они не позволили простому народу связаться с сенаторами… А это значило, что сенат, вероятно, голосовал против. Бейл Органа не поддержал бы подобного. И Мон Мотма не поддержала бы. Они бы выступили с заявлением против подобного. Гера нахмурилась. Репортаж был довольно неоднозначен. Не было ни упоминаний о временных рамках, ни о том, когда закон вступает в силу. Ни того, каким будет наказание за нарушение этого закона. Ни слова о том, как будут проходить разводы, и о том, будет ли считаться виной, если подобные отношения были у кого-то в прошлом. Нет, репортаж был высказан таким языком, что скорее пытался навязать мнение, нежели предоставить факты. Они назвали этот закон «сострадательным». Защищающим всех людей галактики. Способом прославить различия. Просто мнения. Повторяемые снова и снова, изящно сформулированные, они отвлекали аудиторию, не давая сформулировать собственное мнение. Достаточно для того, чтобы никто не подумал о последствиях подобного закона. Гере стало тошно. Нахмуренные брови приподнялись. Репортаж был небогат на подробности. А это значило, что есть лишь один способ выяснить, что будет с людьми, которым предъявят подобное обвинение, и будут ли они заключены в тюрьму. И для этого было нужно нарушить закон. Публично. Как и все их миссии, это должно было быть весело. И она отправилась на поиски Кэйнана, чтобы рассказать ему о своем плане. *** Илай Вэнто старался не читать новости. Большая часть скандалов, из которых они состояли, были связаны с вещами, которые никак не влияли на него самого. В галактике было слишком много миров, которые населяло слишком много людей, среди которых постоянно разгорались конфликты, чтобы отслеживать их все. Кроме того, в большинстве случаев, когда Илай обнаруживал, что находится в центре какого-то конфликта, он сам создавал новости, а не читал их. Хотя если бы он следил за новостями, он, вероятно, не угодил бы в столь очевидную ловушку. Когда это произошло, он стоял в лифте, глядя в никуда затуманенным взглядом, крепко сжимая в руках чашку с кафом, над которой поднимался пар, и почти не обращая внимания на то, кто входил в лифт. Это было вполне обычное утро. Выкарабкавшись из постели, он с неохотой заставлял себя пройти все необходимые процедуры, чтобы прилично выглядеть во время службы. В зависимости от того, где он спал — у себя или нет — он либо варил кофе в кофеварке адмирала, либо, как сегодня, брёл по коридору в комнату отдыха и дожидался своей очереди, чтобы заполучить чашку с кафом. Каф еще не был выпит. Он сделал очередной глоток, мысленно проклиная себя за то, что попросил черный. Еще какое-то время каф будет горячим. Двери лифта открылись, и Илай поднял взгляд, чтобы посмотреть, на каком они этаже. Это был его. Он сделал шаг вперед и остановился. Люди перед ним не расступились. Для этого еще слишком рано. — Простите, — пробормотал Илай. Но никто снова не отступил с его дороги. Это было что-то новенькое. Обычно достаточно было просто подойти, чтобы другие пассажиры отошли. Нужно было определенно что-то сказать. И тогда… Двери начали закрываться. — Это мой… — произнес Илай, пытаясь протиснуться к двери меж двух людей — сердце у него в груди сжалось, когда он попытался подавить в себе привычное желание избегать физического контакта с посторонними. Но было слишком поздно. Двери закрылись, и Илай ощутил, что лифт поехал вниз. Илай отступил, держась на каком-то расстоянии от людей, и ощутил всплеск адреналина, мгновенно забыл про каф. Он посмотрел на каждого, кто ехал в лифте с ним. Никто из них не отреагировал на попытку Илая покинуть лифт. В голове пронеслись сотни вопросов, и на мгновение он едва не поддался идее назвать свой ранг и потребовать ответы, но… Двери открылись, и на его плечи упала пара тяжелых ладоней. — Коммандер? — наконец обратился к нему один из офицеров. — Не могли бы вы пройти с нами добровольно? — Добровольно? — переспросил Илай. Они были в ангаре. Абсолютно пустом, если не считать единственного шаттла, стоящего необычно близко к лифту. — Куда мы летим? — спросил Илай. — У меня… — Приказ с Корусанта. Илай ощутил, как к лицу прилила кровь. Из всего, что могло вызвать у него приступ гнева, упоминание о столице было самым очевидным. Он ненавидел каждое мгновение, которое приходилось проводить на этом куске камня. Возможно, дело было в его воспитании — он яростно гордился своим наследием, тем, что является потомком семьи первопроходцев, которые заселяли миры Дикого Космоса. Возможно, дело было в его тревожности — ненависти к шуму, суете, постоянному движению всего вокруг. Или возможно дело было в его жизненном опыте, который заставлял плечи сутулиться от одного воспоминания о том, как за его спиной шептались кадеты Высшей имперской академии… Ему не нравился ни один приказ, который требовал его отбытия на Корусант. Даже если это повышение до адмирала. — Теперь приказы с Корусанта доставляются именно так? — поинтересовался Илай, оглядывая свой конвой, и в речи его проскользнул прежний акцент. — Должен быть какой-то порядок. — Жизнь изменилась, — ответили ему. Поднимаясь на борт шаттла, Илай пытался игнорировать дрожь, пробежавшую по позвоночнику.