At least I still have You.

00. - Элвис не умер, - произнес Юнхен так, будто поделился с Чжунэ самым большим секретом. – Он улетел домой.* Он флегматично отправил в рот самую длинную картошку из кучи, забыв обмакнуть ее в соус, и уставился в окно. Юнхен никогда не был таким, каким Чжунэ его сейчас видел. Ему не была свойственна такая задумчивость, но Чжунэ настолько привык считать себя далеким от всяких переживаний человеком, что даже не подумал в этом копаться. Чжунэ знал Юнхена всего год, но, после Чжинхвана он, пожалуй, был самым близким и понимающим. - И Майкл Джексон? На семнадцатый день рождения Чжунэ подарили все доступные в продаже альбомы. Он бережно повесил их на стену в своей комнате с помощью жидких гвоздей, и получилось невероятно круто. Было бы, конечно, лучше, если бы Майкл Джексон выпускал свою музыку до сих пор. - И Майкл Джексон, - кивнул Юнхен, удивленный тем, что Чжунэ решил поддержать разговор. – И Фредди Меркьюри. И Курт Кобейн. Это все боги с одной планеты, ненадолго прилетевшие сюда отдохнуть. Но это не значит, что их не существует или что ты не сможешь больше их увидеть. Чжунэ помрачнел, прекрасно понимая, к чему клонит Юнхен. - Ешь больше, - старший пододвинул к нему поднос. – Все твое. Аппетита не было. Но Чжунэ сам себе не признавался, что есть не хотелось назло. Просто чтобы навредить – непонятно, кому больше, себе или образу другого человека в голове. Теперь уже далекого и холодного. Чжунэ был проблемой. Головной болью, на которую Чживон не мог найти время, а Ханбин – терпения, в итоге у Юнхена не оставалось выбора. Чжунэ был той еще задницей, но при всем при этом оставался среди них самым легким человеком, открытым и честным. Или даже – совершенно не умеющим лгать. - Мы не попрощались, - глухо проговорил он. Любой другой на его месте уже заплакал бы, но у Чжунэ вообще не было такой привычки. Он не помнил, чтобы за последние лет десять ему хоть раз удалось заплакать. Даже в тот момент, когда Чживон выкрал его из приюта и привез домой, туда, где у него появилась своя комната, много книг и много еды. - Потому что вы и не должны прощаться, балда, - с неожиданным весельем фыркнул Юнхен и постучал кулаком по лбу Чжунэ. В любой другой ситуации он бы просто затопил младшего своей любовью, но сейчас побоялся вызвать не совсем адекватную реакцию. – Потому что, если вы попрощаетесь, в этом мире не останется ничего, во что можно верить. Юнхен всегда говорил правильные вещи – когда проблема не решалась простым поднятием настроения – но что-то внутри все равно сопротивлялось и мешало пониманию. Обида оставалась слишком сильной даже спустя неделю, а сильнее обиды был страх, что новая семья вытеснит старую в сердце Чжинхвана, и он уже больше никогда не вспомнит о них. Было глупо так считать, но Чжунэ ничего не мог с собой поделать. Одно то, что Чжинхван не оставил никаких контактов, когда уехал, и сменил номер, уже наталкивало на определенные мысли. И мешало просто забыть и жить как раньше. Несмотря на то, что до старшего было три часа езды, и Чживон совершенно точно знал адрес. Юнхен посмотрел на Чжунэ долгим и серьезным взглядом, а потом широко улыбнулся. Чжунэ не видел, какую улыбку тот дарил женщинам, с которыми встречался, но очень надеялся, что не эту, потому что она всегда заставляла его оттаять и улыбнуться в ответ. Даже если не хотелось. Он откинулся на спинку диванчика и сыто погладил себя по животу. Заглядывать в домашний холодильник было страшно, поэтому идея пойти куда-нибудь оказалась не такой уж плохой. - Мы же поедем домой на такси? – лениво спросил Чжунэ. Ему не хотелось домой. Уже начинало холодать, по утрам обязательно замерзал нос, а Чживон был слишком занят, изображая из себя законопослушного гражданина, и не мог ничего с этим сделать. - Если ты вежливо об этом попросишь, - хмыкнул Юнхен, все это время сидевший на неудобном стуле. Он был тем еще бесом и никогда не упускал шанса мелко отомстить за крупные проступки, но это всегда здорово расшевеливало и заставляло задуматься. Чжунэ сложил руки на груди и мотнул головой. Это значило, что они пойдут пешком, даже если идти придется через весь город. Юнхен снова улыбнулся. За последнюю неделю он похудел, побледнел и приобрел круги под глазами, но от такой улыбки, как правило, исчезали любые недостатки. И почти все проблемы. На улице было холодно и противно – на порядок холоднее и противнее, чем было, когда они с Чжунэ заходили поесть в теплое и пропахшее картошкой фри помещение. Сразу захотелось поскорее попасть домой, и мысль о том, что идти было около получаса, могла бы затмить принципиальность любого человека. Но, конечно же, это никак не относилось к Чжунэ. Тот шел немного позади, хмуро засунув руки в карманы теплого пальто и уткнувшись носом в черный шарф в серую клетку. Мрачное настроение, развеянное едой и разговорами, вернулось, как только они вышли за дверь, и снова не хотелось разговаривать. Хотелось ненавидеть все живое и принципиально не идти ни с кем на контакт. Хотелось вариться в этих чувствах до конца жизни. Юнхен понимал его целиком и полностью, хотя обладал совсем другим, более спокойным характером. Кроме того, он, в отличие от других, знал Чжинхвана всего год – и считал, что у него не было права так страдать и закрываться в себе. Но, с другой стороны, не представлял, как заполнить пустоту, засосавшую собой, похоже, больше половины их дома. Пустоту, засосавшую собой больше половины него самого. И в этом был виноват не только отъезд Чжинхвана, но и множество других изменений, произошедших, возможно, еще два месяца назад, но вскрывшихся в ту же минуту. Юнхен чувствовал себя полностью раздавленным и одиноким, но боялся признаваться в этом. Потому что хрупкое равновесие могло рухнуть от этого в любой момент. Где-то впереди раздалось невнятное шарканье, и Чжунэ неожиданно схватил Юнхена за локоть с такой силой, что тот вздрогнул и едва не шарахнулся в сторону от внезапной боли. Он сдержал чуть не слетевшее с языка ругательство только потому, что вовремя подумал, что Чжунэ и так нахватался многого из лексикона Чживона, и посмотрел вперед, на источник звука. Им навстречу медленно приближалась невысокая сгорбленная фигура, одетая в слишком большую для своих размеров куртку. Человек, чье появление так напугало Чжунэ, шатался, как пьяный, и, по мере его приближения, все больше казалось, что он вот-вот упадет. Так произошло, когда их разделяло не больше двух метров – несмотря на яркий свет фонарей, рассмотреть можно было только темноволосую макушку, потому что человек наклонялся при ходьбе слишком сильно, как будто на его шее висел мертвый груз. Юнхен высвободил свой локоть из мертвой хватки младшего и рванулся вперед, не слушая ворчание про пьяных людей. Он осторожно перевернул упавшего вниз лицом человека, и с удивлением обнаружил, что этим человеком был подросток, ни капли не тянувший на пьяного. Он был худым и изможденным. И серьезно избитым. При падении на его щеке и лбу появились новые царапины, но они терялись на фоне синяков, покрывавших его шею. О том, что скрывалось под курткой, Юнхен предпочел не думать. - Потерпи, - он попытался ободряюще улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и кривой. Освободив одну руку, он достал мобильник из кармана. Пальцы настолько замерзли, что снять блокировку экрана никак не получалось. – Сейчас отвезем тебя в больницу, и тебе помогут. Услышав это, подросток будто бы оживился – он вцепился в державшую его руку почти так же сильно, как пару минут назад это сделал Чжунэ, здоровый и сытый. - Не надо в больницу, - судорожно пробормотал он охрипшим голосом. – Я просто давно не ел. Сейчас уже встану. В этот момент в его покрасневших от ветра и слез глазах появилось что-то такое, что не оставило никаких сомнений – он не даст никаким врачам забрать себя, даже если для этого нужно будет взять много сил из ниоткуда. Этот взгляд не оставил Юнхену никакого выбора. Он оглянулся на Чжунэ, который всем своим видом выражал протест тому, что сейчас произойдет, и, покачав головой, все-таки разблокировал экран телефона и вызвал такси, чтобы поехать домой. Уже втроем. 01. Лампочки, обрамлявшие когда-то ярко-зеленую вывеску «Neverland», погасли. Юнхен с удивлением обнаружил это сразу, как только выбрался из такси вместе с их гостем. Раньше это было единственным ориентиром в такой темноте, а теперь Чжунэ пришлось включить фонарик, чтобы не упасть на ступеньках. - Иди к себе, - посоветовал ему Юнхен, когда он с превеликим одолжением открыл перед ними тяжелую дверь, обитую металлом, похожую на ворота сказочного замка. Тащить гостя на себе было тяжело, несмотря на то, что он отчаянно старался шевелить ногами сам, и этот вечер уже почти доконал Юнхена окончательно. Остался только последний элемент – который, конечно же, уже обнаружил их появление по камерам и скоро спустится, чтобы разорвать их на части. - Еще чего, - хмыкнул Чжунэ, который никогда не упускал возможности понаблюдать за чужой руганью. Но Ханбину, который появился на верхней площадке с нечитаемым лицом, и уже начал медленно и угрожающе спускаться по широкой парадной лестнице, судя по всему, было все равно, на кого орать, и Чжунэ, выбрав самое короткое направление для бегства, скрылся за белой дверью под лестницей, ведущей в их общую ванную. Хотя дверь он, на свой страх и риск, предпочел не закрывать до конца. Юнхен опустил гостя на обитый выцветшим красным бархатом диван и с наслаждением выпрямился во весь рост. Ханбин к этому моменту уже дошел до последней ступеньки. Юнхен спокойно смотрел в его потемневшие глаза, прекрасно осознавая, что бури не избежать. - Я окажу ему первую помощь, и мы поговорим, хорошо? Такой мягкий тон и почти нежная полуулыбка в исполнении Чжинхвана всегда срабатывали. Их хен всегда был и будет единственным человеком, на которого Ханбин никогда не позволит себе поднять голос. Но у Юнхена было не такое милое лицо. И у него не было такой угрожающе-подавляющей ауры, и взгляда, который обещал скорейшую расправу тому, кто перешел черту дозволенного. Юнхен не был Чжинхваном, и именно по этой причине больно ударился спиной об деревянную панель с позолоченным узором. Даже спустя много лет дерево одуряюще вкусно пахло. - Какого черта? – с ледяной яростью выдохнул Ханбин ему в лицо, до побелевших костяшек сжимая воротник черного пальто, стоившего как пять ночей в малоприятном обществе самой богатой клиентки. Ханбин не всегда был таким. Обычно он реагировал на все спокойно, трезво, и ему требовалось гораздо больше времени на то, чтобы обдумывать свои слова или действия. Раньше он часто улыбался – той улыбкой, от которой у Юнхена взрывалось и переворачивалось внутри абсолютно все – но сейчас на эту улыбку не было никакой надежды. И, несмотря на это, он был просто одуряюще красивым. Ханбин был хорошим лидером в их недо-банде, и только благодаря ему никто из них до сих пор не загремел в колонию или в тюрьму. Но, как только дело доходило до защиты личного пространства – а личным пространством он считал все здание – он как будто сбрасывал кожу и превращался в непобедимого монстра. Юнхен знал, куда возвращался, поэтому был готов ко всему – к полному отсутствию воздуха в легких, к больно упиравшимся в спину панелям, к ледяному взгляду, к рукам, почти душившим его. Был готов защищать свое решение до конца. Поэтому улыбнулся своей – и только своей – улыбкой и настойчиво накрыл горячие руки Ханбина своими ледяными ладонями. - Отпусти, - выдохнул он, подавшись вперед, так, что Ханбин, должно быть, не видел ничего, кроме его глаз, - или я переломаю тебе пальцы. Стряхнуть чужие руки после этого оказалось легко. Юнхен отодвинул Ханбина в сторону и подошел к дивану. Наклонился, чтобы достать аптечку, и сел рядом с их гостем, смотревшим на мир испуганными и ничего не понимающими глазами. Юнхен виновато улыбнулся ему, и протянул руку, чтобы убрать волосы с его исцарапанного лба, но тот шарахнулся в сторону и едва не завалился на бок. И, казалось, потратил последние силы на то, чтобы усидеть на месте. - Тебе я тоже могу что-нибудь сломать, - почти ласково предупредил его Юнхен. – Но не буду. Он не умел действовать так, как действовал бы Чжинхван – скорее всего, у их гостя от его мягкости не возникло бы даже мысли отстраниться – поэтому приходилось идти вперед напролом. - У тебя есть имя? Подросток не ответил, только протянул руку с тонким браслетом на запястье. Такие бывали у маленьких детей, с пластинкой, на которой написано что-то нежное вроде «Ангелочек» или «Солнышко». На потемневшем от времени металле было выдавлено неаккуратное «Донхек». Буквы скакали, из-за чего слоги получались неровными, как будто их писал ребенок. - Приятно познакомиться, - кивнул Юнхен и бесцеремонно придвинулся ближе. Ханбин демонстративно уселся в кресло рядом с диваном – его обычно занимал Чжунэ с очередной книжкой на коленях – и скрестил руки на груди. Он был зол и ждал объяснений, хотя никакие объяснения сейчас не могли бы его успокоить. Настойчиво заставив Донхека стянуть куртку и застиранную футболку, Юнхен едва сдержал нервный вздох от увиденного количества порезов и синяков, и краем глаза заметил, как Ханбин снял кепку и, пригладив волосы, надел ее обратно другой стороной. Этот жест у них с Чживоном был абсолютно общим, порою даже – идеально синхронным – и выражал обычно высшую степень нервозности. Донхек позволял прикасаться к себе с большим трудом, будто забыл, что пролежал у Юнхена на коленях всю дорогу до дома, а потом висел на нем, пока не оказался на этом диване. В конце концов, устав с ним бороться, Юнхен выдохнул: - Я накормлю тебя, и ты все сделаешь сам. И поднялся с дивана, не принимая никаких вопросов и возражений. Он кинул Донхеку плед, лежавший на спинке кресла – для этого пришлось с трудом выдернуть его из-под Ханбина – и направился на кухню, скрывавшуюся за высокими витражными створками рядом с лестницей. Юнхен вошел на кухню по привычке с правой руки, будто опасаясь, что за дверью могли быть люди. Он работал официантом не так долго, пока не перешел на другой, более мерзкий, но более прибыльный способ заработка, но некоторые привычки появились у него с первого дня. Но не отказал себе в удовольствии не придержать дверь для Ханбина, и тот успел отреагировать на ее приближение за секунду до столкновения с собственным носом. - Я не знаю, кто он и откуда, - предвосхищая первый вопрос, сказал Юнхен, пройдя мимо линии раздачи. Металлические стеллажи, заставленные пыльной посудой, которая, как и все здесь, осталась от старого мини-отеля, открывшегося и закрывшегося чуть более десяти лет назад, давно нуждались в чистке, но ни у кого из них не доходили до этого руки. – Мы встретили его на улице. - И ты притащил его сюда, - раздраженно, но уже без прежней ярости, выдохнул Ханбин. Юнхен с облегчением понял, что тот перекипел за время, что они провели в молчании. - Мне стало его жаль. Собравшись с духом, Юнхен открыл дверцы большого холодильника, нутро которого безрадостно встретило его контейнерами с испорченной едой, которую они заказывали в последнюю неделю в диких количествах, но не съедали даже наполовину, и просроченными йогуртами. Он раскопал на верхней полке четыре банана, которые сам же запихал туда два дня назад, чудом не просроченное молоко, после чего закрыл холодильник и ненадолго исчез в единственной работавшей морозильной камере в поисках шоколадного мороженого и замороженных ягод, которые в хорошем настроении обычно использовал для выпечки. Юнхен понятия не имел, чем откармливают жертв вынужденной голодовки, но при всем желании не смог бы сейчас приготовить даже самый простой суп. Впрочем, у них все равно не было продуктов ни на что другое. - Что ты будешь делать, если родители начнут его искать? – спросил Ханбин, явно намекая на то, что не собирается вмешиваться. Он не выглядел серьезно в своей бесформенной попугайской одежде, но, в то же время, себе дороже было не воспринимать его всерьез. Юнхен отправил в мусорку шкурки от бананов и упаковку от молока и включил блендер, чтобы шум ненадолго избавил его от необходимости говорить. Получившегося коктейля, как он и рассчитывал, хватило на две порции, то есть, на два последних чистых гибралтара. Засунув в них черные трубочки, стратегический запас которых Чживон нашел еще тогда, когда разбирал на части барную стойку в холле, Юнхен протянул одну порцию Ханбину, который со своей бесконечной учебой наверняка забыл поужинать. - Он отказался ехать в больницу. Значит, не хочет, чтобы его нашли. - Холодный, - поморщился Ханбин вместо благодарности, потянув немного коктейля из трубочки, но пить при этом не отказался. – И что ты хочешь, чтобы я сделал? - Я хочу, чтобы ты меня понял, - резче, чем следовало, ответил Юнхен. Желание уйти из дома росло с каждой минутой. Находиться рядом с таким Ханбином было практически невозможно, несмотря на все самые светлые и самые темные чувства, которые он вызывал. Юнхен понимал, что они не могут оставить Донхека насовсем, потому что не знают, что он из себя представляет, но планировал уговорить Ханбина позволить ему побыть тут хотя бы несколько дней. Этого времени хватит на то, чтобы заработать денег и снять ему квартиру. - Ты же не собираешься использовать его как замену? – категорично спросил Ханбин, готовый снова разозлиться в любой момент. Свое мнение о том, что все остальные были более склонны искать замену, Юнхен решил оставить при себе. - Нет, - вместо этого сказал он. – Но мне нужно немного времени, чтобы заработать и устроить его где-нибудь в городе. Подальше отсюда, если хочешь. Что-то в выражении лица Ханбина смягчилось, как будто монстр успокоился и ушел спать дальше. Он понял, что переборщил, но совершенно не собирался извиняться, хотя бы потому, что попросту не умел. Вместо этого, немного подумав, произнес: - Если у тебя есть время на такие вещи, лучше удели его учебе. Пусть остается на месяц и устраивает свою жизнь сам. Только где он будет спать? - На моем месте, - ответил Юнхен, потому что не раз обдумывал этот вариант по пути сюда. - А ты? – спросил Ханбин с таким видом, будто собирался выплеснуть коктейль ему в лицо – и для этого явно не собирался использовать свой. - А меня всегда ждут, - не без удовольствия усмехнулся Юнхен, зная, какой будет реакция. Ханбин недовольно повел плечами, но ничего не сказал. Никому из них не нравился такой способ заработка, но делать так было ничем не хуже, чем угонять машины или красть пухлые кошельки у богатых дамочек. Дамочки отдавали Юнхену свои деньги совершенно добровольно. И оставались довольны этим. Ханбин смотрел на него долго и недовольно, но оставил свое мнение при себе. После этого отвернулся и, оставив пустой гибралтар рядом с горой грязной посуды, вышел из кухни так быстро, как только мог. Дождавшись, когда витражные створки перестанут колебаться от резкого обращения, Юнхен опустился на корточки и уткнулся лицом в колени, обхватив себя руками. Он сидел так несколько секунд, раскачиваясь из стороны в сторону, после чего резко встал и улыбнулся своему искривленному отражению в одном из стеллажей. Это был его личный способ не сойти с ума от всего, что происходило. Но, кажется, он постепенно переставал работать. _________________________________________ * «Люди в черном»