At least I still have You.

16. Сон отступал медленно. Юнхен слышал, как под подушкой завибрировал будильник, но даже не шевельнулся, чтобы его выключить. Ханбин под боком завозился, тяжело вздохнул и осторожно достал мобильник, но, приподняв голову, сразу рухнул обратно на подушку, позволив себе полежать еще немного. Он страдал от нарушения режима, но не прекращал попыток его наладить. Они уснули в лучшем случае часа три назад, потому что всю ночь все вместе смотрели фильмы в комнате Чживона, и Юнхен не помнил, как оказался здесь, потому что совершенно четко осознавал, что выключился, в какой-то момент уютно привалившись к кокону из одеяла, внутри которого можно было с трудом найти Чжунэ. Но, все же, он был рад, что они проснулись вдвоем, а не в груде чужих рук и ног, потому что было кое-что, что следовало сделать прямо сейчас. Чжинхван собирался поехать домой сегодня, еще в первой половине дня, и до этого момента оставалось так мало времени. Ханбин снова замкнется в себе на пару недель, чтобы это переварить, и достучаться до него с какими-то эгоистичными желаниями будет крайне сложно. - Что? – сонно пробормотал Ханбин, когда Юнхен, приподнявшись на локте, заглянул в его лицо. - Вспомнил кое о чем, - хмыкнул Юнхен. – Что делал, когда ты спал. Он не рассказал Чживону об этом. Не потому, что вопрос «Когда ты понял?» застиг его врасплох, скорее потому, что это было слишком личным. Из того, чем можно поделиться только с одним человеком. Или не делиться ни с кем. Юнхен понял в тот момент, когда совершенно осознанно поднялся с дивана среди ночи и проскользнул в комнату Ханбина, чтобы долго, борясь с ощущениями неправильности происходящего, всматриваться в его лицо в свете ночника. Чтобы осторожно провести пальцами по его щеке и, наклонившись, легко поцеловать. Это было летом, когда на раскаленный город, наконец-то, хлынули дожди, и в отеле были открыты все окна, которые вообще открывались. Окно в комнате Ханбина было нараспашку, и стук капель заглушал любые звуки. Юнхен понял – в тот момент, когда осознал, что не боится, что Ханбин откроет глаза. Хотя и не был готов ничего ему объяснять. Об этом стоило сказать сразу – вчера утром здесь, вчера на кухне или вчера в кабинете, но ни тогда, ни сейчас, не было нужных слов. Вечером Ханбин с Чживоном облепили Чжинхвана с двух сторон и слились с ним в какое-то трехглавое чудовище, которое вело беседы с самим собой на одни только ему понятные темы. Юнхен не злился – эти трое знали друг друга гораздо дольше, чем остальных, и никто даже не представлял, насколько сильно они друг по другу скучали. Он успел съездить за теми немногими вещами, которыми обзавелся за последний месяц, и вернулся так быстро, что другие почти не заметили его отсутствия. - Я не спал, - неожиданно выпалил Ханбин. – По большей части. - Вау, - выдохнул Юнхен. Ком смущения, которого в предыдущие дни не было и в помине, образовался где-то в районе желудка и быстро заполнил собой все вокруг. Ханбин знал, ждал объяснений, спокойно отпускал его на работу – до какого-то момента – и ничем не показывал своего недоумения. И ни разу не оттолкнул его. Ханбин был гораздо сложнее, чем позволял себе показать. В чем-то – более хрупким, а в чем-то – более сильным. Разумным. Стойким. Юнхену казалось, что каждое новое открытие заставляло смотреть на Ханбина чаще. Изучать его. Влюбляться в него еще больше. Юнхен знал его больше года, но по-настоящему узнавать начал только сейчас, потому что, как оказалось, все это время Ханбин рос, развивался, менялся и совершенствовался – где-то внутри себя, внешне оставаясь все таким же привычным. Он не был айсбергом. Он был дверью в стене, за которой внезапно начинался совершенно другой мир. Пусть даже по большей части сказочный и не совсем реальный. Юнхену нравилось целовать его раньше. Это были короткие и полностью личные моменты, спрятанные в темноте. Они помогали прийти в себя после возвращения домой, как будто синхронизировали его с привычной реальностью. Но прямо сейчас это было совсем по-другому. Дверь в стене открылась, окунув его в совсем другую сказку, и в ней было только чувство любви, чистое и по-детски искреннее, простое и светлое. Такое же, каким Ханбин был внутри самого себя, спрятанный за несколькими толстыми стенами. Ему не нужно было никуда торопиться и пытаться кого-то остановить. И не нужно было искать способы объяснить то, что с ним творилось. От таких поцелуев не нужно было сходить с ума, разве что – совсем чуть-чуть, чтобы найти в себе силы поверить в происходящее. Юнхен отстранился сам, когда перестало хватать воздуха, но, не сдержавшись, коротко поцеловал Ханбина еще несколько раз. И каждый раз, после каждого поцелуя, веселясь от внезапной внутренней эйфории, заглядывал в ошалевшие глаза. Юнхен был полностью готов раствориться в этом мире за дверью, но перед этим следовало сделать кое-что еще. Поэтому прямо сейчас пора было вставать. Спать на чьей-то руке оказалось еще более жестко и мучительно, чем на полу, но Донхек понял это уже после того как проснулся от ноющей боли в ухе и открыл глаза. Открыл и сразу закрыл, потому что не ожидал, что Чживон будет смотреть на него так прямо, серьезно и изучающе. Но, осознав, насколько глупо это выглядело, Донхек сдался и виновато посмотрел на него в ответ. Он приподнял голову, позволяя Чживону убрать затекшую руку, и лег на одну из подушек, почти спрятав в ней половину лица. По ощущениям было еще утро, и все здравомыслие говорило о том, что стоит встать с пола и завалиться на более удобную кровать. Чживон отрубился здесь сразу после того как растащил всех уснувших по комнатам, и разбудить его было невозможно, поэтому Донхек подтащил обогреватель поближе, сбросил подушки и, укрыв их обоих одеялом, заснул рядом. В пять часов утра это казалось отличной идеей, а сейчас Донхек осознал, насколько дурацким был этот внезапный героизм. - Доброе утро, - хмыкнул Чживон, вероятно, подумав о том же. - Доброе, - буркнул Донхек, понимая, что в ближайшее время уже не уснет. Он до сих пор не знал, как вести себя с Чживоном, потому что они ни о чем не договаривались. Чживон общался с ним так же тепло, как с другими, совершенно дружеским движением обнимал за шею, когда оказывался рядом, смеялся и веселился, никому не позволяя докопаться до бездны из пустоты внутри него. Донхек не знал, можно ли обнимать и целовать его так, как хочется. И меньше всего на свете хотел об этом спрашивать. Прямо сейчас было неловко из-за ощущения, будто между ними повис гигантский вопросительный знак, который они оба старались игнорировать до последнего. Они практически не оставались наедине в последние два дня, а если и оставались, то в те моменты, когда уже не было сил принимать решения и обсуждать границы. Донхек был готов к тому, что его чувства останутся непонятыми и безответными, разве что пока не придумал, как справляться с грустью по этому поводу. Но Чживон продолжал смотреть на него. И в его взгляде не было ни презрения, ни равнодушия. Прямо сейчас. Им нужно было поговорить об этом прямо сейчас. Но Донхек так и не смог заставить себя открыть рот и сказать хоть слово. Он продолжал лежать и смотреть Чживону в глаза, не в силах удержать те чувства, которые, похоже, проснулись еще раньше их всех сегодня. - Ты меня удивляешь, - неожиданно сказал Чживон и фыркнул в ответ на какие-то свои мысли. – Каждый день. Донхек никогда не старался никого удивлять. Он не чувствовал себя коробкой с сюрпризом. И прямо сейчас никак не мог понять, была ли окраска этого удивления негативной или позитивной. Похоже, Чживон не выбирал слова, когда чувствовал необходимость описать, что чувствует. И совершенно не задумывался о том, что мог быть непонятым. - Я смогу принять твои чувства, - медленно начал Чживон с таким видом, будто произносит подобное впервые в жизни и пытается не сделать ошибку в ударении. – И уверен, что скоро смогу на них ответить. Через какое-то время. Донхек перестал дышать, флегматично отметив, что если это сон, то нехватка воздуха заставит его проснуться. Но это был не сон, секунды текли одна за другой, реальность наступала вместе со снегопадом за окном, который обволок ее мягкой тишиной. Все, что на мгновение исчезло в тот момент, когда Чживон начал говорить, вернулось и разгорелось внутри с новой силой. В горле пересохло от ощущения, что любое неосторожное слово или действие может разрушить все это. Донхек готов был заплакать от того, что не понимал, как обычные взрослые люди поступают в таких ситуациях. - Только тебе придется пообещать мне, - все так же медленно, словно не замечая его мучений, сказал Чживон, - что, когда они пропадут, ты не останешься со мной из чувства вины или чувства долга. - Я не думаю, что… - сипло начал Донхек, готовый отстаивать свою позицию так же, как и обычно, но, наткнувшись на тяжелый взгляд, замолчал. Было бы глупо думать, что какие-то чувства могут длиться всю жизнь, точно так же, как и было бы глупо считать, что люди живут вечно. Прямо сейчас Донхек почти не верил в то, что эта красочная эйфория, эти хороводы эмоций, с которым он просыпался каждый день, могли его покинуть, но стоило признать, что все проходило, сглаживалось или эволюционировало со временем. - Хорошо, - кивнул он легко и просто. – Обещаю, что скажу тебе сразу, как только ты перестанешь мне так сильно нравиться. Судя по взгляду Чживона, Донхек понял, что обычного «Хорошо» было достаточно и, осознав, что только что сказал, он закрыл лицо руками. Он представлял подобный момент миллион раз или запрещал себе представлять его, потому что понимал, что Чживон обо всем знает, и что совсем не нужно ничего озвучивать. - Я принесу тебе завтрак, - пробормотал он, подскочив, потому что совершенно не собирался дожидаться ответа или возвращаться в эту комнату где-то до конца жизни. – Подожди немного. Чживон что-то попытался сказать ему вслед, но Донхек уже вылетел за дверь, на ходу пытаясь натянуть кроссовки. Он так сильно спешил оказаться подальше отсюда, что не сразу заметил, что улыбается. Впервые за долгое время хороводы внутри возглавляло счастье. - О, ты вовремя, - сказал Юнхен, когда Донхек, проведший под душем минут двадцать до тех пор, пока не успокоился, зашел на кухню. – Я ждал тебя. Он кивнул на кружку с кофе, стоявшую на одном из столов, и Донхек благодарно кивнул в ответ, обхватив ее руками. Кофе Юнхена был терпким, с небольшой горчинкой. Он добавил специи, среди которых внезапно оказался перец, и Донхек почувствовал еще один заряд бодрости, от которого сердце зашлось в беспричинной радости. Это было что-то вроде панической атаки наоборот, но он совершенно не понимал, как это назвать. Хорошим вокруг было все, и даже скорый отъезд Чжинхвана, который наверняка повлечет за собой то, что дом снова потускнеет, этого не омрачал. От кастрюльки на плите поднимался пар, и кухня постепенно заполнялась ароматами. Здесь не чувствовалось никакого холода, хотя капли, стекавшие с волос на шею, казались ледяными, и Юнхен, казалось, занимал несколько метров вокруг себя ощущением счастливого спокойствия. Они были дома, и это утро вряд ли будет отличаться от завтрашнего или послезавтрашнего. Теперь они будут пересекаться по утрам, возможно, даже вместе готовить завтрак на всех. Будут по очереди распихивать Чжунэ, который уснет в кресле за чтением, и стараться разогнать всеобщее уныние. Будут делить эту ношу заботы о других – совершенно добровольно. Будут же? Все признали Донхека частью семьи, все, кроме Юнхена, который едва слышно напевал себе что-то под нос, пока добавлял овощи в суп или проверял состояние риса в рисоварке. К появлению Донхека он уже многое успел наготовить, и стоило задуматься, что для таких завтраков нужны были нормально обустроенные столовые. Чтобы собираться и есть всем вместе. - Прости, - сказал Юнхен именно в тот момент, когда Донхек позволил себе отвлечься. К этому времени кофе в кружке оставалось совсем немного, а количество приготовленной еды на столе значительно выросло. – Я действительно взял тебя сюда, потому что думал, что мне будет легче, если я буду смотреть на тебя каждый день и понимать, что кому-то бывает хуже. - Я понимаю, - отозвался Донхек, отставив кружку в сторону, потому что побоялся, что она выскользнет, если руки вдруг задрожат. – Кое-кто уже сказал мне, что не стоило вставать между людьми, которые не разобрались в своих эмоциях. Тебе стало легче? Ханбин, принесший ему книги, Чживон, подаривший ему скейт, Чжунэ, пустивший в свою комнату – все это было гораздо важнее слов, сказанных в состоянии слепой ярости. Донхек переварил их, переболел ими, разобрал их на составляющие. Думал о них так много, что они потеряли свое значение. Он не злился, потому что злиться было не на что. - От этого – не стало, - невесело хмыкнул Юнхен. – Но это уже не так важно. Донхек не мог злиться на него. Потому что благодаря Юнхену, независимо от его мотивов, у него был дом. И были люди, считавшие его своим другом. Были люди, которые, как он надеялся, от него никогда не откажутся. Даже если какая-то сумасшедшая снова ворвется в их жизнь и устроит скандал. - Я рад, что ты вернулся, - едва не запнувшись, сказал Донхек. – Правда рад. - Спасибо, что не сбежал отсюда. Юнхен встал рядом с ним, плечом к плечу, совершенно не деля пространство между ними на свое и чужое. - Я знаю, тебе было тяжело. Когда горячая ладонь легла на макушку, Донхек неожиданно подумал о том, что просто купировал все пережитые потрясения и не сделал ровным счетом ничего, чтобы пережить их, и они копились до этого момента. До того момента, пока он не осознал себя дома окончательно. - Добро пожаловать домой, - доверительно сказал ему на ухо Юнхен, и Донхек, уткнувшись ему в плечо, не стал сдерживать слезы, несмотря на то, что понимал, что сейчас их будет немало. Потому что знал, что больше никто и никогда его за это не осудит. 00. Эпилог. - Спасибо, что в этот раз у вас не настолько траурные лица, - фыркнул Чжинхван, пытаясь не глядя застегнуть пуговицы на пальто. Получалось плохо, потому что он пропустил одну, и теперь все застегивалось неровно, но никто не спешил ему об этом говорить. Донхек стоял чуть поодаль, не зная, имеет ли право принимать участие в прощании. Океан слез закончил выливаться из него не больше двух часов назад, и ощущение, что глазные яблоки были забиты песком, до сих пор его не покинуло, но от сцены, открывшейся перед ним, к горлу снова подступал ком. В окружении друзей Чжинхван выглядел совсем маленьким, но хотя бы пытался улыбаться и как-то сгладить обстановку. Юнхен выглядел свежим и бодрым, но был слишком занят тем, чтобы бросать обеспокоенные взгляды то на Ханбина, чье уныние грозило затопить холл, то на Чжунэ. Тот бледнел или серел с периодичностью в несколько секунд, и за утро так и не смог проронить ни слова, даже когда Чживон опустил какую-то дурацкую шутку в его адрес, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию. - Теперь у всех есть мой новый номер, - продолжил Чжинхван, сделав вид, что не замечает, насколько дрожит голос, и Юнхен в этот момент многозначительно кашлянул. – Я уезжаю не на луну, и до меня можно доехать за три часа. Вы понимаете, о чем я? Так и не дождавшись ответа, он закинул на плечо рюкзак, значительно потяжелевший от подарков – тех, что он приготовил родителям и тех, что другие надарили ему на рождество. Донхек упустил момент, когда оказался втянут в ком крепких, удушающих и безумно тоскливых групповых объятий. Он постарался не думать о том, как оказался в самом центре, несмотря на то, что стоял дальше всех, потому что Чживон, после того как все расступились, как-то слишком поспешно уткнулся лицом ему в плечо на несколько секунд. - Тебе разрешаю открыть мой подарок сейчас, - неожиданно сказал Чжинхван, повернувшись к Донхеку, и натянутая улыбка на его лице неожиданно превратилась в искреннюю, только очень хитрую. – Тебе он сегодня понадобится. У Донхека были определенные мысли насчет того, что могло понадобится ему прямо сегодня, но он запретил себе думать об этом, как только почувствовал, что краснеет. Чжинхван создавал впечатление человека, который знает совершенно все. И от этого становилось только тоскливее от его отъезда. - Не провожайте. Дверь открылась и закрылась слишком поспешно, и поздно было опускать комментарии насчет траурного лица. Стало так тихо, будто снег пошел прямо здесь и забрал вместе с собой совершенно все звуки. И вместе с этим Донхек, так и не сумевший затолкать в себя хоть немного еды за завтраком, неожиданно осознал, что зверски голоден. Но еда могла подождать. - Элвис не умер, - пробормотал Чжунэ себе под нос, но из-за возникшей тишины все услышали это совершенно четко и вздрогнули от неожиданности. - Ага, - почти радостно согласился с ним Юнхен. – А этот даже не успел улететь домой. И если ты хочешь о чем-то рассказать ему, чтобы не жалеть потом всю оставшуюся жизнь, то сейчас самое время. Донхек едва успел заметить, как мимо пронесся непонятный вихрь, как дверь снова открылась и закрылась. Он не успел услышать ничего из того, что Чжунэ хотел рассказать, но был уверен, что знает о каждом слове. Как знает и о том, что к обеду Чжунэ теперь ждать не стоило. Донхек подошел к елке и наклонился, чтобы взять один из маленьких свертков, адресованных ему. Подарки Чжинхвана было несложно угадать по обертке с феями, что бы он ни пытался этим сказать. - И все же, - начал Ханбин, который до этого момента выглядел так, будто убьет любого, кто попробует с ним заговорить. – Что хен написал тебе? Сверток был очень легким, и, разорвав упаковку, Донхек обнаружил записку и маленький предмет, но не сразу обратил на него внимание. - Этот манипулятор… Развернув записку, Донхек пробежал по ней глазами, и едва сдержался, чтобы снова не заплакать. -…написал, что находится здесь и собирается рассказать всем сказку о Питере Пэне, и, чем раньше я приеду, тем больше у нас шансов договориться. «Верю, что ты сможешь объяснить этим придуркам, что это не означает, что я больше никогда к ним не приеду. Приютишь на следующих выходных?^^» За спиной послышался дружный смех и, внимательно посмотрев на маленький ключ с биркой, на которой виднелась потертая цифра «5», Донхек с легкостью позволил себе рассмеяться вместе со всеми. Конец.