At least I still have You.

14. - Эй. Ты не можешь там спать, там же даже нет кровати. Голос Чживона звучал по-детски обиженно и виновато одновременно. У Юнхена не было сил ответить или хотя бы встать и выйти к тем, кто наверняка все это время сидел под дверью. Он бежал сюда сломя голову, торопил таксиста, вылетел из машины, когда рассмотрел очертания отеля вдалеке, едва не забыв заплатить за поездку. На дорогу ушло двадцать минут, но Юнхену казалось, что он бежал домой целый месяц, с того момента, как ушел, и добежал только сейчас. Сил хватило только на то, чтобы прикрыть за собой дверь и сползти на пол, положив руку под голову. Впервые в жизни Юнхен оказался в своей комнате. Можно было не сомневаться, кто выбирал цвет краски для стен, и от этой мысли каждый раз болезненно сжималось сердце. - Я не буду сидеть под дверью, как придурок, - предупредил Чжинхван. – Сам виноват, что не заперся. Юнхен скорее почувствовал, что он вошел, чем услышал это, и через несколько мгновений небрежно наброшенный плед закрыл ему обзор на недокрашенную стену и темноту за окном, слегка разгоняемую одиноким фонарем неподалеку. Только тогда, когда зажглась одинокая лампа под потолком, Юнхен осознал, что провел здесь уже несколько часов. Чжинхван бесцеремонно плюхнулся рядом, и Юнхен переложил голову на его бедро. Дышать и существовать сразу стало легче. Иногда казалось, что Чжинхван обладал какими-то волшебными силами, благодаря которым делал легкими совершенно сложные вещи и чувства. - Ханбин думает, что сделал только хуже, - предупредил Чжинхван, положив ладонь Юнхену на волосы. – Объясни ему, иначе он никогда нас не поймет. Он специально выделил «нас», обобщая их таким образом, показывая, что ему можно довериться. Юнхен ничего не знал о том, как он жил раньше, до того как познакомился с Ханбином и Чживоном, и прошлое Чжинхвана было одной из самых таинственных и малообсуждаемых тем. Что-то все время подсказывало, что в шкафу Чжинхвана было гораздо больше скелетов, чем у всех остальных вместе взятых, но в какой-то момент он решил встать на путь исправления и жить правильно – как обычный человек, выросший в нормальной семье. - Я никому не говорил, - сказал Юнхен, повернув голову и посмотрев на его острый подбородок. – Как ты узнал? - Так же, - почти ласково ответил Чжинхван, положив тяжелую руку на его волосы, - как узнал, что нужно написать тебе, чтобы ты прибежал сюда. - Мошенник, - фыркнул Юнхен, отворачиваясь. Чжинхван не собирался раскрывать перед ним душу – возможно, он вообще никогда ни перед кем не раскрывался. Он все время создавал образ человека, на которого можно положиться в любой момент – но сам никогда ни на кого не полагался. И стал первым, кто окончательно вырос и покинул это место. - Я просто понял, - неожиданно сказал Чжинхван, оборвав недолгое уютное молчание. – Что у тебя тоже никогда не было своей комнаты. Юнхен хмыкнул в ответ на «тоже», но никак не стал это комментировать. В их жизнях не было какой-то особенной драмы. Нет ничего удивительного в жизни без родителей. Но кто-то может найти их в другом городе, а кому-то остается только приходить к ним на кладбище. - Ты так быстро уехал, - вздохнул Юнхен. – Без тебя было сложно. После этих слов рука Чжинхвана как будто бы стала тяжелее от переполнявшей его горечи. Он поступил верно, и не сомневался в этом, но никто не представлял, насколько сложно ему дался этот выбор – оставить свою неправильную семью ради правильной. - Почему ты начал искать их? – спросил Юнхен, поднявшись и сев рядом. Только сейчас он осознал, что от неудобной позы рука затекла и замерзла, и завернулся в плед. Эта комната была такой же большой, как комната Ханбина, но уже обещала стать намного более уютной. Юнхен понимал, что из-за ее размеров будет проблематично поддерживать в ней тепло днем и ночью. Поэтому ему, пожалуй, тоже нужно самое большое и теплое одеяло во всем городе. - Потому что хотел, чтобы у меня была такая же мама, как у Чживона, - выдохнул Чжинхван неожиданно искренне. Эта искренность была очень горькой, но вместе с этим – очень светлой. Юнхен понимал, что если повернет голову, то, возможно, увидит слезы в глазах старшего, поэтому упорно смотрел в другую сторону, давая ему время на эту маленькую слабость. - До того, как мы познакомились, я даже не думал, что мамы могут быть такими, - усмехнулся Чжинхван. – Я не думал, что в них может быть столько любви. Я мог приходить каждый день, и каждый день она радовалась мне одинаково. Я начал думать, а что если моя мама могла быть такой же. Мне было неважно, почему она могла оставить меня. Я хотел знать, любит ли меня кто-то так же. С каждым словом Юнхен чувствовал все больше горечи. Родители никогда не занимали столько места в его жизни. Но, возможно, он просто не успел познакомиться с чьей-то особенной мамой. - Что случилось, - медленно начал он. – С мамой Чживона? - Умерла, - коротко ответил Чжинхван. – В больнице. В его день рождения, восемь лет назад. Поэтому он… Такой. «Такой». Юнхен откинул голову, уперевшись затылком в стену и безуспешно борясь с чувством вины. Все это мрачное время, пока другие даже не старались оправиться от отъезда Чжинхвана, Чживон был островком надежности и положительных эмоций. Он был единственным, кто не плакал, когда старший объявил о своем решении, и был единственным, кто поехал его провожать. «Такой». Юнхен хотел бы быть «таким». Привязываться ко всем одинаково, никого не выделяя и не делая особенным. Возможно даже, не испытывать чувство любви к кому-то. Пока не появится кто-то, кто будет любить его хотя бы вполовину так же сильно, как мама. - Ты привел хорошего ребенка в наш дом, - неожиданно сказал Чжинхван после долгого молчания. – Не обижай его больше. Чжунэ беспокоится, что он от нас сбежит. Юнхен фыркнул. Он знал обо всем, что здесь происходило, благодаря длинным сообщениям от Чжунэ, которых ждал каждый день и читал с жадностью, бросив все свои дела. И все же, Чжунэ не позволил себе даже намека на беспокойство. Хотя, возможно, Юнхен просто не понимал его так же хорошо, как Чжинхван. - Пошли, - сказал Чжинхван, поднявшись. – Кто-нибудь скоро окоченеет, пока ждет тебя. Говоря «кто-нибудь», он подразумевал одного конкретного человека. Юнхен не позволял себе думать о нем все это время, но не скучать у него не получалось. - Твоя мама, - начал он, когда Чжинхван уже взялся за ручку двери. – Любит тебя? Кто-то за дверью завозился, услышав движение в комнате. Чжинхван замер, что-то обдумывая, но уже через пару мгновений повернул голову и широко улыбнулся. - Больше всех на свете. Эти слова были заразительно легкими. Юнхен поднялся, подобрал с пола свой рюкзак, флегматично отметив, что он оказался не застегнутым до конца, и вышел в коридор вслед за старшим. Они все были здесь. Чжунэ сидел на полу с книгой, с ног до головы завернутый в свое одеяло, и выглядел при этом так непринужденно, будто делал это каждый день. Он оторвал взгляд от страницы только после того как дочитал ее до конца и недовольно пробурчал: - Наконец-то. Я думал, ты замерз там до смерти. Он лениво поднялся, и через какое-то мгновение Юнхен оказался в теплом коконе из одеяла, который в представлении Чжунэ был объятиями. Кокон исчез так же быстро, как и появился, и младший, махнув рукой, гордо удалился в свою комнату. Коротко фыркнув, Чжинхван проследовал за ним. Юнхен повернул голову и встретился глазами с обеспокоенным взглядом Донхека. Чувство вины кольнуло где-то в груди, но извинения сейчас были бы ни к месту, поэтому он просто ободряюще улыбнулся и, получив в ответ робкую улыбку, опустил глаза вниз, на Чживона. Тот сидел на корточках и довольно скалился, уперевшись головой в бедро Донхека. Было что-то в его улыбке, что говорило одновременно и «Я знал, что ты вернешься», и «Добро пожаловать домой», и что-то еще, важное, но слишком тонкое, чтобы это уловить. Юнхену было жаль, что жизнь Чживона стала такой, но вместе с этим он понимал, что в другом случае они никогда бы не познакомились. - Ты был прав, - кивнул он в сторону своей комнаты. – Я не могу там спать, там же даже нет кровати. - Можешь пока поспать на моей. Юнхен развернулся на голос, подумав, что Ханбин впервые за долгое время говорил без раздражения или без холодности. Он стоял, подперев стену плечом с другой стороны от двери, и выглядел совершенно потерянным. Юнхен не ответил. В конце концов, судя по всему, у него не было выбора, и Ханбин, правильно расценив его молчание, преодолел разделявшее их расстояние за долю секунды, а после крепко взял за запястье и потянул за собой в конец коридора. Юнхен представлял свое возвращение совсем по-другому. Точнее, даже не представлял. Было трудно придумать, с чего начать разговор, или найти для себя причину зайти сюда хоты бы ненадолго. Комната Ханбина была все такой же холодной и неуютной. Когда зажегся свет, первым, что увидел Юнхен, была стопка одеял, аккуратно сложенных рядом с углом с подушками, и небрежно свернутая одежда рядом с ней. Ханбин не стал ничего убирать, хотя прошло уже больше месяца с того момента, как Юнхен ночевал здесь, и от этого стало почти больно. Юнхен бы многое отдал, чтобы узнать, что сделало Ханбина «таким», но вряд ли в этот раз Чжинхван поможет ему с такой тайной. Когда-нибудь Ханбин расскажет ему сам, но это будет уже совсем другая история. Ханбин взял из руки Юнхена рюкзак и аккуратно поставил его рядом с кроватью. Осторожно стянул пальто, словно боялся что-то сломать, но позволил ему упасть на пол. Юнхен хотел сказать, что сам в состоянии переодеться, но застыл, когда Ханбин с решительным выражением на лице начал расстегивать мелкие пуговицы на его рубашке, которых, казалось, был целый миллион. Холод пробирался под рубашку все больше с каждой расстегнутой пуговицей. Юнхен смотрел на руки Ханбина, думая о том, что никогда не наденет ее в том случае, если будет знать, что ему придется спать здесь. Слишком долго снимать. Возможно, Ханбину в голову пришла похожая мысль, и он замер на несколько секунд, отчего тишина стала звенящей от напряжения. - Тебе не противно, - начал Юнхен, наклонив голову вбок, - прикасаться ко мне? Ханбин поднял на него тяжелый взгляд, но тут же опустил его, вернувшись к пуговицам. - Нет, - сказал он, закончив с рубашкой и взявшись за пряжку ремня. – Мне очень нравится к тебе прикасаться. Он коротко выдохнул, когда Юнхен накрыл его руки своими, но заставил себя поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. - Не уходи никуда больше, - сказал Ханбин раньше, чем Юнхен успел оформить свои мысли в слова. – Никогда больше не уходи. - Это Чжинхван-хен у нас Вэнди, - хмыкнул Юнхен, мягко отстранив его от себя, и отошел, чтобы одеться. – А мне приходится отдуваться за фею Динь-Динь. Он с удивлением осознал, что одежда была чистой – она не пропахла пылью за месяц, и от нее исходил едва заметный аромат кондиционера для белья из ближайшей прачечной. Ханбин думал о нем. И был уверен, что он вернется. - Это сказка о мертвых детях, - неожиданно сказал Ханбин за его спиной. – А мы живые. - И мы уже почти выросли, - напомнил ему Юнхен, забираясь под одеяло. – Давай спать. Свет погас, и через какое-то время Ханбин тоже забрался под одеяло. Юнхен с удивлением отметил, что он не включил ночник над кроватью, как будто прямо сейчас его не пугала никакая темнота. - Я сменил работу, - неожиданно сказал Юнхен, осознав, что Ханбин, несмотря на размеры кровати, лег совсем близко к нему. - Теперь ты будешь дома? – спросил Ханбин, повернувшись на бок. – По ночам. - Да, - сказал Юнхен, придвинувшись ближе, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. – Теперь я буду спать только с тобой. Он бы многое отдал за то, чтобы увидеть выражение лица Ханбина в этот момент. Жар, исходивший от него из-за внезапного смущения, казалось, стал почти ощутимым. Юнхен нашарил его руку под одеялом и сжал горячие пальцы, осознав, как сильно мерз все это время. В других местах было намного теплее, чем здесь, но по-настоящему согреться он мог только дома. - Если ты, конечно, не против, - добавил Юнхен и, глубже зарывшись под одеяло, уснул с довольной улыбкой на лице. Впервые за долгое время почувствовав себя дома. 15. - Ким Ханбин. Юнхен был уверен, что Ханбин не спал. Было даже странно, что он нарушил свой вечный график и не встал в обычное время, а лежал рядом до сих пор, хотя было уже глубоко засветло. У Юнхена затекла шея, тело постепенно начинало ныть от неудобной позы, пальцы придавленной Ханбином руки уже неприятно покалывало. Он проснулся минут десять назад, и все это время вспоминал, как дышать, потому что не ожидал, что Ханбин по-собственнически обнимет его и руками, и ногами, заблокировав вообще какую-либо возможность двигаться. - Что? – промычал Ханбин ему на ухо, но не сдвинулся ни на сантиметр. - Мне нужно в туалет, - фыркнул Юнхен. - Потерпишь, - непринужденно сказал Ханбин и прижал его к себе еще крепче. У Юнхена свои мысли по поводу того, кто тут должен терпеть, но он позволил себе полежать так еще несколько секунд, прежде чем начать высвобождать свою затекшую руку. Ханбин широко и звучно зевнул, всем своим видом показывая, что не собирается вставать минимум до следующего столетия, и зарылся лицом в подушку, укрывшись одеялом чуть ли не по уши, когда Юнхен встал с кровати, и вяло махнул рукой в ответ на «Я скоро вернусь». В отеле было тихо. Юнхен понятия не имел, сколько сейчас времени, но был уверен, что все воспользовались пережитыми потрясениями как предлогом и собирались проспать весь день. Он еще ни разу не чувствовал себя настолько дома, как сейчас. И от этого настроение улучшалось с каждым пройденным по коридору шагом. Отражение в зеркале выглядело помятым и уставшим, потому что один хороший сон не мог перекрыть предыдущий месяц бессонницы, но Юнхен даже не почувствовал себя расстроенным из-за этого. Проводя свои выходные дома, можно позволить себе выглядеть как угодно. Ханбин обнаружился на кухне, как будто заранее знал, что Юнхен вернется в комнату не раньше, чем приготовит завтрак, и сидел на столе с тетрапаком молока в руке, бездумно болтая ногами. Он, наконец, выглядел так, будто чувствовал себя на свой возраст, и выпустил погулять того классного парня, который умел улыбаться и не смотрел на всех так, будто выбирал способ более медленного и мучительного убийства. Юнхену не хватало этого блеска в его глазах, не хватало ощущения, что прямо сейчас можно говорить и делать что захочется. - Что хен написал тебе? – спросил Ханбин, когда Юнхен открыл дверь холодильника, чтобы заглянуть внутрь и понять, насколько все было плохо. Все было неожиданно хорошо. Содержимое холодильника раскладывал явно не Ханбин, иначе оно лежало бы в алфавитном порядке или по сроку годности, и не Бобби, потому что все самое полезное было бы задвинуто куда-то вдаль. Чжунэ закинул бы пакет на полку, не особо утруждая себя тем, чтобы его разобрать. Чжинхван раскладывал продукты таким образом, что еда для каждого была на своем месте, и никто не нарушал этот порядок. Сам Юнхен после его отъезда старался делить их по дням недели, исходя из того, что собирался готовить, но потом просто стал заполнять пустые места, не особо церемонясь. Система Донхека была похожа на него самого. Он разложил продукты так, чтобы было легко и удобно что-то найти или определить, чего не хватает. Комфорт, практичность и немного педантизма. Юнхен почувствовал укол вины, потому что даже не представлял, что Донхек возьмет на себя заботу о других на это время. Несмотря на брошенные ему слова, он стал частью дома. И без него этот дом был бы пустым. - О, - запоздало опомнился Юнхен. – Этот мошенник. Он выгреб на стол половину полок, собираясь приготовить поистине грандиозный завтрак, и, щелкнув по кнопке на новом чайнике, флегматично подумал о том, что Чжинхван, пробыв здесь всего пару дней, успел навести больше порядка, чем другие смогли бы за месяц. - Он написал мне с незнакомого номера, - начал Юнхен, разворачиваясь с веселой улыбкой, чтобы рассказать о своих вчерашних приключениях, но так и замер от внезапно накатившего осознания. Он чувствовал себя дома по большей части не потому, что стоял на привычной кухне и собирался готовить завтрак для самых близких людей, и не потому, что теперь у него была своя комната – только своя и ничья больше, где можно было делать что и как угодно, не опасаясь, что кто-то в любой момент выбежит на лестницу. Юнхен чувствовал себя дома, потому что здесь были люди, которые любят его, которые скучают по нему. Которым он был очень нужен. Потому что здесь был Ханбин, который смотрел на него прямо и честно, с таким выражением, которого на его лице, возможно, не видел даже Чживон. Чайник начинает тихо шуметь, потому что вначале от электронагревателя, встроенного в днище, прогреваются нижние слои воды. Юнхен делал несколько шагов вперед, стараясь избавиться от чувства дежавю. Пришлось потратить довольно много времени, чтобы убедить себя, что все будет совсем не так, как раньше. К тому Ханбину, который смотрел на него, теперь можно было прикасаться, не опасаясь получить в ответ непонимание или кое-что похуже. Признание висело между ними в воздухе с самого утра, и, несмотря на это, не было никакой неловкости, когда они смотрели друг на друга вот так. В конце концов, у них было достаточно много времени, чтобы свыкнуться и смириться. В результате конвекционного движения нагревшиеся слои воды поднимаются вверх, а холодные – опускаются вниз, на дно чайника. Ханбин отставил молоко в сторону, и немного растерянное и даже испуганное выражение на его лице напомнило о том, что ему совсем недавно исполнилось девятнадцать. Он был достаточно умным, чтобы получать сложную профессию дистанционно, больше занимаясь самообразованием, вынужденный самостоятельно справляться с трудностями. И в финансовых операциях понимал намного больше, чем в собственных чувствах. Юнхен внезапно подумал о том, что Чжинхван поступал не особенно мудро, игнорируя чувства Чжунэ, чтобы позволить ему либо перерасти их, либо дорасти до первого шага. Любой из них был так себе советником в плане отношений, поэтому ни Ханбину, ни Чжунэ было не у кого спросить о чем-то или попросить помощи. Они были вынуждены переживать свой эмоциональный ад в одиночестве. И вряд ли это сделало их лучше. Чем больше воды нагревается, тем громче становится шум, и конвекционное движение происходит до тех пор, пока вода не нагреется полностью. Перед тем как срабатывает автоматическое отключение, настроенное на сто градусов по Цельсию, проходит еще несколько секунд. Юнхен едва не упал, оглушенный то ли внезапной тишиной, то ли осознанием, что оставить Ханбина наедине с собой после того как тот практически вывалил на него свои чувства, было худшим поступком в его жизни. Но вместо этого обнаружил себя уткнувшимся в чужое плечо. Футболка Ханбина пахла домом, и в этом запахе не было совершенно ничего холодного. Юнхен понимал, что после отъезда Чжинхвана ему, возможно, снова придется бороться с огнедышащим драконом, который на время займет тело Ханбина, понимал, что вряд ли тут будет что-то вроде «долго и счастливо», потому что это не сказка про мертвых детей и не сказка в принципе. Понимал, что предстоит долгий путь и придется долго учиться и учить друг друга важным вещам, чтобы попробовать стать счастливыми. Понимал, что даже если ничего не получится, это время будет самым лучшим в его жизни. - Я не против, - неожиданно сказал Ханбин ему на ухо. – Чтобы ты спал только со мной. Юнхен еле сдержал истерический смешок, побоявшись, что разрушит это хрупкое равновесие и решив, что свои собственные признания оставит на потом. И простоял так до тех пор, пока дом не наполнился привычным шумом. Кабинет Ханбина и близко не был таким, каким Юнхен себе его представлял. Большой книжный шкаф во всю стену значительно уменьшил пространство, поэтому здесь не было ощущения бесконечной пустоты, как в самой дальней комнате по коридору. Оказаться здесь было сродни тому, чтобы зайти в самую тайную из тайных комнат с сокровищами. Здесь не было ничего сверхъестественного, но, вместе с этим, очень хорошо ощущалось, что каждую деталь Ханбин создал сам. Книги стояли по жанрам, а внутри жанров – по авторам в алфавитном порядке. Сами серии подбирались таким образом, чтобы подходили друг другу по формату, и корешки стояли идеально ровно. Ни одна книга на полке не была выше другой, и даже не хотелось знать, сколько лет понадобилось на то, чтобы собрать их, потому что свободными оставались только две полки, предназначенные для учебных материалов и проектных работ. Ханбин пропал для мира в тот момент, когда включил ноутбук и монитор, подключенный к камерам наблюдения. Он мог бы провести несколько часов один, занятый своими делами, но, судя по всему, хотел привыкнуть к мысли, что Юнхен больше никуда не денется. После завтрака Чжинхван утащил Чжунэ в город под предлогом купить подарки родителям и обещал, что они вернутся к ужину. Донхек ушел на работу, а Чживон заперся в комнате Юнхена, пригрозив, что больше не пустит его сюда до тех пор, пока не закончится ремонт. Юнхен хотел освободить квартиру, в которой жил этот месяц, и заодно забрать подарки для всех, которые купил и завернул еще две недели назад, но не смог оставить Ханбина, который неожиданно взял его за запястье и потянул сюда, когда они оказались наедине. Отказаться от шанса побывать здесь было бы страшной глупостью. Кабинет создавал ощущение строгости и настраивал на рабочий лад, и единственным неформальным местом здесь был мягкий подоконник с подушками и пледом, видимо, предназначенный для комфортного чтения. Эти контрасты вмещались сюда так же, как и в голову и в жизнь Ханбина. Главным контрастом было то, что при всем перфекционизме его лучшим другом был Чживон, умевший вносить хаос куда угодно. Юнхен хотел уже тихо устроиться на подоконнике с наугад вытащенной книгой, но зацепился взглядом за фотографию в рамке, стоявшую на одной из дальних полок, и, не сдержав любопытства, подошел ближе и осторожно взял ее в руки. - Моя мама, - сказал Ханбин, даже не оторвавшись от своего занятия. Как будто заранее знал, что Юнхен не сможет пройти мимо. Он мог не говорить этого. Женщину на снимке было бы сложно принять за кого-то другого. Они были очень похожи, но в то же время различались, как синее и оранжевое пламя. Юнхен аккуратно поставил фотографию на место, несколько раз убедившись, что она никуда не упадет, и, решившись, вздохнул и спросил: - Что с ней случилось? - Уехала, - спокойно ответил Ханбин, тем самым давая понять, что не боится отвечать на такие вопросы. – Давно, после развода. Отец не позволил ей меня забрать. И не смог жить со мной, потому что ненавидит ее так же сильно, как и любит, а я напоминал ему о ней каждый день. Поэтому разрешил остаться здесь с условием, что я сразу буду говорить ему, если попаду в неприятности. Его люди присматривали за мной какое-то время. Возможно, и сейчас присматривают, но научились делать это незаметно. Юнхен невесело усмехнулся, понимая, что Ханбин не сделал ни одного звонка с того момента, как начал жить здесь, приняв решение выбраться из всего самостоятельно. Это было похоже на него или, возможно, стало основой его характера. Причиной, почему он «такой». - Почему не поехал к ней сам? Ханбин не был похож на человека, который однажды соберет их в холле и огорошит новостью о том, что виделся с родителями и собирается жить с ними. Но зерно опасений все равно оставалось. Из всех людей на земле Юнхен тоже с радостью выбрал бы маму, будь у него такая возможность. - Поеду, - кивнул Ханбин. – Когда здесь никого не останется. Он сказал это совершенно спокойно, как будто был уверен, что однажды останется один в пустом отеле. Он говорил раньше, что не станет винить никого, кто захочет жить отдельно, пусть и воспринимал это болезненно. Юнхен подозревал, что у Чживона на этот счет было свое мнение, и он собирался жить с Ханбином до гробовой доски, не чувствуя себя при этом обделенным или одиноким. И, возможно, благодаря этому Ханбин никогда отсюда не уедет. Эта мысль приносила неправильное облегчение, но Юнхен не мог ничего с собой сделать. Он был уверен, что никогда больше не почувствует себя дома, если придется оставить это место и жить одному. Жить в доме, где нет людей, которым он был бы нужен. В доме, где нет Ханбина. Юнхен забрался на подоконник и, завернувшись в плед, уставился на безрадостный пустырь за окном. Наверное, благодаря таким видом это место так и не смогло стать популярным в своем прошлом. Через какое-то время Ханбин закрыл крышку ноутбука и смотрел на Юнхена в упор до тех пор, пока не получил ответный взгляд. У него тоже были вопросы, и он был бы рад получить ответы на них. - Где ты был? Юнхен хмыкнул, потому что ждал этого вопроса намного раньше. Он планировал пару дней пожить в отеле и вернуться, когда устаканит собственную обиду, но так и не смог себя пересилить. - Хотел поехать к родственникам, - сказал он, помедлив. – Но не смог себя пересилить, поэтому жил один. Юнхен ожидал, что Ханбин спросит, почему он не вернулся раньше, и судорожно искал ответ заранее, потому что никак не мог сформулировать, но получил совершенно другой вопрос. Другой и неожиданный. - От кого ты убегал? Тогда. Юнхен снова перевел взгляд на пустырь. События прошлого казались ему давно просмотренным и забытым фильмом, потому что старые воспоминания – серые и болезненные – вытеснили новые, теплые и яркие. Он жил в семье, которая приняла его из чувства долга перед его родителями, и его никогда не били и не унижали, но ни на минуту не давали забыть, благодаря кому он вырос не на улице, а в тепле и с крышей над головой. Он не видел смысла любить этих людей так же, как они не видели смысла любить его самого, и готовить для них каждый день, помогать им по дому, делать намного больше, чем другие дети, было сродни второй тяжелой работе, которая делала его угол еще более тесным, чем тот был. Отсутствие вещей, которые он мог назвать своими, и пространства, которое он мог бы считать личным, давило и угнетало каждый день, и в какой-то момент он побежал. Сначала – от криков тети, потом от кузенов, пытавшихся его догнать, а следом от самого себя, избавляясь от ощущения тесноты и создавая иллюзию хоть какой-нибудь свободы. В тот момент он хотел укрыться от дождя и немного передохнуть, а в итоге получил намного больше, чем рассчитывал. - Возможно, бежал от себя, - пожал плечами Юнхен и повернулся, улыбнувшись неожиданной мысли. – Может, бежал к тебе. Ханбин открыл было рот, чтобы сказать, что это нелогично, потому что в тот момент они не были знакомы, но промолчал, потому что понял. Это было признание – простое и теплое, как гирлянды на елке, как огонь в камине, как Рождество в кругу семьи, как запах еды на кухне по утрам. Признание, до которого они, возможно, не совсем доросли, но когда-нибудь определенно поймут его силу. Для Юнхена «Бежать к тебе» означало «Бежать домой».