Вторая попытка

Локи вновь и вновь пытался закрыть глаза, чтобы не видеть стену пламени, за которой то и дело просматривались смутно знакомые золоченые шпили дворцов. Иногда он даже видел людей, горящих заживо — и порывался их спасти, но не мог. Хотя какая-то часть внутри него готова была взирать на их страдания равнодушно и утверждала — каждый достоин своей судьбы, но Локи был уверен — такой участи никто не заслуживает. От мысли, что на их месте мог быть он сам, и никто не протянул бы руку помощи, тело сковывал страх. Но он был бессилен не из-за этого. Во снах подобные фокусы не проходят. Во снах тебе остаётся лишь любоваться тем, что в этот раз вздумал показать мозг. Если повезет — ты забудешь о кошмаре, едва проснешься, и, возможно, даже будешь тосковать по утраченным воспоминаниям, искренне полагая, что они были светлее и ярче твоей обычной жизни, а если нет — то тёмный сон проникнет в реальность, будет преследовать весь день, отравляя мысли и чувства, и вернется вновь следующей ночью, чтобы нанести очередной сокрушительный удар. Локи чаще везло. Но стоило один раз запомнить пламенный сон — и мыслями он то и дело возвращался туда, где чудной корабль под ногами разрезал носом волны из пламени и обгоревших тел, и мутило вовсе не от размеренной качки. Ещё малышом Локи довёл себя до изнурения из-за того, что боялся ложиться спать. После того, как он отключился прямо посреди занятия, уткнувшись носом в мягкую шерсть примостившейся прямо на столе Алли, Фрейиной любимицы, пришлось объясниться — впрочем, не вдаваясь в подробности. Наставница рассказом впечатлилась и научила его отличать сны от реальности. С тех пор Локи всегда понимал: огненный кошмар происходит не наяву, но легче от этого не становилось. Слишком уж реалистичной была игра воображения, слишком зыбкой казалась возможность проснуться. — Локи! — сквозь треск пламени и вопли прорвался знакомый голос. Что-то новенькое в повторяющемся кошмаре, в котором каждый предсмертный хрип уже был не просто знаком — отпечатался в сердце неизлечимым шрамом? Какой-то краткий миг в нём боролись два чувства — любопытство и боязнь заполучить ещё одну глубокую рану. Но суровые законы мира сновидений легко решили исход этой битвы. Он обернулся. Непокорные губы сами собой растянулись в усмешке, хотя Локи хотелось закричать от ужаса: к кораблю, то и дело спотыкаясь о мёртвые тела, бежала мать. Простоволосая, в обгоревшем платье, без оружия, испуганная и взволнованная — совершенно на себя не похожая. — Останови это! Усмири огонь! — Может, мне ещё и тебя спасти? Собственный язвительный голос показался ему совершенно чужим. Он впервые говорил в этом сне. Раньше — просто наблюдал. Сиф ничего не ответила — лишь подбежала к кораблю и замерла, глядя ему прямо в глаза, не обращая внимания на происходящее вокруг. И он вдруг протянул ей руку, подхватил и с поразительной легкостью втащил на борт. — Отсюда вид куда лучше, не так ли? Каждый из этих живых мертвецов — как на ладони, — он поднял руку и послал мысленный приказ. Всё ещё живой, хоть и израненный человек, бегущий прочь от корабля, вдруг вспыхнул, словно спичка, щедро облитая бензином. Сиф ахнула, побледнев ещё больше и прижав к губам тонкие пальцы. — Ты заслуживаешь гибели в этом величайшем из погребальных костров, худшая из матерей. Но есть участь более тяжелая, чем гореть. Смотреть на всепоглощающий огонь — и не иметь возможности спасти и спастись. Завораживает, правда? Язык пламени нахально лизнул борт корабля, не причинив тому никакого вреда, и взметнулся в небо снопом искр. В глазах Сиф отражался огонь — и всё сильнее разгорался внутренний гнев, от которого хотелось сбежать прочь — Локи хорошо помнил, на что способна мать, если её взбесить как следует.        — Ты вырос, принц Асгарда… — Одно резкое движение — и вот уже она держит его руки в крепком захвате, не позволяя применить магию, а всё ещё красивое, хоть и усталое лицо преображается: пробиваются наружу острые клыки, мутно-чёрные глаза алеют, наливаясь кровью. — Вырос куда выше и сильнее, чем тебе следовало, — рычит уже вовсе не Сиф, а чудовище, покрытое снежно-белой шерстью, столь чужеродно выглядящей здесь, в разгаре пожара, среди ярких искр и обгоревших тел. Подобного Локи ещё не встречал в своих книгах. И он, содрогаясь от ужаса, молит норн, чтобы те сжалились над ним, позволили забыть этот сон и не дарили такого вновь. — Ты принадлежишь Хельхейму. И совсем скоро вернешься ко мне, — насмешливо шелестит над ухом хриплый незнакомый голос, и Локи вовсе не хочет сталкиваться лицом к лицу с его владелицей. К счастью, его воплощение во сне на этот раз полностью с ним согласно. — Думаете, меня так легко убить? — кривится он, оскорбленный оказанным недоверием. И чудовище замирает перед атакующим рывком… Сон прерывается, и теперь Локи слышит мягкий, убаюкивающий голос Фрейи. Сбитое дыхание понемногу восстанавливается, но попытка открыть глаза или что-то сказать в ответ не венчается успехом — всё тело будто онемело. Он даже не уверен до конца, что это происходит наяву: разум пытается доказать колдовской интуиции — Фрейя не может вот так просто прийти. Не после того, как избегала его с таким усердием. — Береги себя, мой мальчик, — тихо шепчет она, и Локи чувствует, как в его волосы зарываются длинные прохладные пальцы, унизанные кольцами. Слишком… по-настоящему, чтобы быть просто сном. — Помни, чему я тебя учила. Самоконтроль. — Голос её слегка дрожит, и рука исчезает, слегка цепляя перстнями локоны. Хочется податься следом, прижаться сильнее к этой мягкой ладони, излить в неё зарождающиеся в уголках глаз слезинки… Попросить, наконец, прощения — за все невыполненные задания, за непослушание на уроке полётов, за раненую Брис. Но тело не слушается, и остаётся лишь лежать, глотая невысказанные слова и невыплаканные слёзы. Если наставница вздумала преподать ему последний урок «контроля», то ей это удалось на славу. Локи не хочет засыпать. Боится вновь окунуться в тот же кошмар. Но едва различимый шорох крыльев неожиданно убаюкивает не хуже лучших ванахеймских колыбельных.        — Локи! Локи! Просыпайся! Сиф едва успела отшатнуться, когда Локи резко подхватился и уставился на неё ошалевшим взглядом, рефлекторно складывая пальцы в простейший жест защитной магии. Быстро среагировавший на опасность Тор метнулся вперед, готовясь поймать сына, но тот, завидев его, неожиданно успокоился и быстро спрятал руки под одеяло. На распахнутой настежь двери больше не было защитных рун. Пропали они и с кровати, и со стен. Значит, леди Фрейя всё же не приснилась… Но зачем было его заколдовывать? — Мы уходим. У тебя полчаса на сборы, — бескомпромиссно заявил Тор и тут же смягчил тон, словно извиняясь: — У друзей большие неприятности, и я должен срочно вернуться в Мидгард. Бери только самое необходимое — одежду и большинство книг можно без труда достать и там. — Он потупился и, раздраженно скривившись, вдруг шаркнул ногой, загоняя что-то под кровать. — Идём, милая. Тебе тоже нужно собрать вещи. — Ты звал, — Сиф, кажется, вовсе не слушала мужа, погруженная в собственные тревожные размышления. — Сперва я подумала, что звал — но голос был такой, как будто ты меня… — она запнулась, словно не уверенная в том, что выбрала нужное слово, — боишься? — Просто дурной сон. — Локи постарался улыбнуться как можно естественнее, пряча внутрь себя пережитый во сне ужас. Он помнил, как клыки чудовища сомкнулись на его шее, как вместо крови из раны вдруг вырвалась тьма, окутывая всё вокруг, растворяя в себе, оставляя только раздирающую боль и истаивающую надежду на легкую смерть. Шея до сих пор немного саднила — после таких кошмаров Локи нередко мучили фантомные боли, он уже привык. — Я уже и не помню, что там было…        Как только родители ушли, Локи нырнул под кровать. Достал испачканное в пыли рыжее перо, осторожно протер, покрутил в руках. Хмыкнул — отец мог бы и получше прятать дурные находки! И, уложив его в раскрытую на столе книгу вместо закладки, со всех ног бросился к покоям Фрейи. У двери его встретила Каллисия, верная кошка-стражница. Эта чёрная и громкая, словно стая волков, негодяйка невзлюбила Локи с первого взгляда — вот и сейчас с грозным шипением поднялась во весь свой немалый рост, ясно давая понять — вход запрещен. Спорить с полутораметровым разъяренным чудовищем, больше похожим на львицу, готовую защищать своих львят, чем на милую кошечку, было бы слишком самоубийственно — однажды Калли уже разодрала ему руки в кровь и только вовремя подоспевшая Фрейя тогда спасла лицо царственной особы от грубого нехирургического вмешательства. — Я только хочу поговорить. И больше ты меня не увидишь, — клятвенно пообещал Локи. Кошки прекрасно понимали речь, хоть и любили относиться к просьбам и приказам наплевательски, беспрекословно подчиняясь только хозяйке. На этот раз Калли только недовольно заурчала и вдарила толстым хвостом по двери — вспыхнула предупредительная руна, которую Фрейя всегда чертила, покидая спальню. Сбежала, значит. В то, что её уход посреди ночи — просто совпадение, Локи не верил. Не после того, как она пришла пожелать ему удачи, сделав всё, чтобы он не мог ответить. Она знает о планах Тора. Знает — и не хочет прощаться, как следовало бы. — Ладно, — смирился с неизбежным принц. Он чувствовал, что именно так его вылазка и закончится, но до последнего надеялся, что Фрейя всё-таки даст ему шанс. Дружелюбно улыбнулся кошке — та ответила ему подозрительным взглядом, но выпущенные было когти спрятала. Достал подаренный клинок, в последний раз задумавшись, не оставить ли его в Ванахейме… И под пристальным взглядом Калли аккуратно начертил на полу: «Спасибо!»