Waking Emma / Разбудить Эмму

Всё это было ошибкой, с точки зрения Реджины. Она стояла позади всех и смотрела, как эти идиоты — Снежка, Прекрасный (что у него за смешное имя), Нил и Крюк — пытались напомнить Эмме и Генри о том, кто они. После всего, что она сделала и чем пожертвовала, чтобы дать этим двоим новую жизнь, эти неуклюжие кретины намеревались всё разрушить при первой же возникшей трудности. Как будто она не могла справиться со всем этим сама, с помощью собственного способа решения проблем. Но ради Генри (и ради Эммы, подсказывал ей тихий голос внутри), она воздержалась от применения своих самых ужасных заклинаний. Генри бы не понравилось, если б она использовала настолько тёмную магию, и хотя сейчас он и не знал, кто она такая, она хотела, чтобы он гордился ей. Так что она сдерживалась и решила побыть милой с Прекрасными. За всё то хорошее, что было сделано. У них всех пока ещё были проблемы, и Эмма с Генри сейчас были самой главной. Снова. Крюк и Нил спорили друг с другом из-за поцелуя истинной любви: почему никто из них не смог вернуть воспоминания Эммы. Реджина закатила глаза. Эти неандертальцы вот-вот начнут драку — наблюдение за ней принесло бы ей удовольствие в других обстоятельствах, но не сейчас, в присутствии Генри, который стал бы свидетелем насилия. Снежка шагнула к Эмме, но та остановила её, подняв руку. — Послушайте, леди, — решительно сказала блондинка, — я не знаю, кто вы такая, но если ещё хоть один человек попытается поцеловать меня, то лишится языка. Реджина улыбнулась впервые за долгое время. Воспоминания, которые она дала Эмме, возможно, были чем-то более простым, чем истинное прошлое, но они её ничуть не смягчили. Она по-прежнему была героем — это было очевидно по её стойке: с напряжённым телом в полной боевой готовности, со спрятанным за спиной Генри, с намерением защищаться. Можно было видеть это по тому, как она осматривала комнату, изучая каждого из них, их расположение. Оценивая риски. — Просто попытайся вспомнить нас, Эмма. Твой отец и я любим тебя, и этой любви должно быть достаточно, — произнесла Снежка с убеждённой приторной интонацией, заставившей Реджину захотеть задушить кого-нибудь. Предпочтительнее — саму Снежку. После минуты молчания, в течение которой Эмма смотрела сначала на Снежку, а затем на Прекрасного, она наконец сказала: — Ладно, значит, ты — моя мать, а ты, — она указала на мужчину, — мой отец. — Да! — ответил он. — Ты вспоминаешь? — Да, конечно. Я хочу сказать, теперь это приобретает новый смысл, — Эмма подтолкнула Генри ещё дальше за свою спину и начала понемногу отступать. — Мы с Генри продолжим работать над этими воспоминаниями. Я свяжусь с вами, когда они вернутся. — Эмма, подожди. Пожалуйста, — Снежка снова шагнула вперёд, и Эмма снова подняла руку, чтобы остановить её. — Я знаю, что это кажется безумным… — Ты считаешь? — Но мы говорим тебе правду. — Это так, — сказал Крюк. Угроза того, что Эмма сейчас уйдёт, проникла в его с Нилом тупые головы достаточно глубоко, чтобы они перестали спорить. — Оглянись вокруг себя. Мы все не можем быть сумасшедшими. Эмма подняла брови: — Я вполне уверена, что можете. Мы уходим. Пойдём, Генри. Когда она отступила ещё дальше, все остальные сразу же начали говорить, выплёвывая истории из прошлого и умоляя её вспомнить. Сквозь весь этот гам Реджина услышала, как Прекрасные говорят: «Даже если ты уйдёшь, Эмма, мы найдём тебя. Мы всегда будем…» — Довольно! — прогремела Реджина, так сильно закатив глаза, что чуть не ослепла. Если бы ей пришлось услышать все эти слова ещё раз, перемирие пошло бы к чёрту. Она бы прокляла Прекрасных, стёрла их с лица земли и предала забвению, на этот раз по-настоящему. Повисло молчание, все смотрели на Реджину. Она усмехнулась: — Отойдите в сторону, безмозглые. Я что, должна делать всё сама? Она начала приближаться к Эмме, не прерывая зрительного контакта. — Не подходи ближе, — сказала блондинка, её голос прозвучал неуверенно, несмотря на смелое выражение лица, которое она на себя надела. Реджина проигнорировала предупреждение и подошла к ней вплотную, так, что их тела практически соприкоснулись. Боковым зрением она увидела, как Снежка двинулась в их сторону. Прекрасный потянул её назад с тихим: «Подожди». — Ты меня не помнишь, — сказала Реджина. Это был не вопрос. — Нет, — прошептала Эмма. Её глаза расширились, а взгляд на секунду упал на губы брюнетки. Её дыхание было учащённым. Неплохо. Кончиком указательного пальца Реджина приподняла подбородок Эммы и наклонилась ближе. — Ты вспомнишь, — промолвила она и прижалась ртом к губам девушки, нежным и сладким. Эмма задрожала от близости брюнетки и рукой слегка коснулась её бедра. Когда Реджина разорвала поцелуй и отступила назад, Эмма качнулась в её сторону. Однако, когда ресницы блондинки с трепетом приподнялись и их взгляды снова встретились, Реджина не увидела на лице девушки признаков того, что она её узнала. — Ничего? — спросила Реджина. — Я бы не назвала это ниче… — Молчать, — скомандовала брюнетка всем остальным. Она отбросила своё беспокойство о том, что Генри может увидеть что-то непристойное, и притянула Эмму к себе, пах к паху и грудь к груди. Милый, невинный поцелуй никак не поможет. Реджина не была милым, невинным человеком, и любила она не таким образом. Она запустила свободную руку в волосы Эммы и притянула её к себе, пока их рты не встретились снова. Губы девушки приоткрылись, и Реджина заявила на них свои права; её язык скользнул внутрь, пробуя, дразня, любя. Кто-то из них застонал — Реджина не была уверена, была ли это она или Эмма. В то время как их тела прижимались друг к другу, руки блондинки легли на ягодицы Реджины, а её собственная рука обхватила грудь Эммы и затем двинулась дальше вниз, по плоскому животу к центру её бёдер. Ещё один стон — на этот раз определённо принадлежащий Эмме — так как Реджина надавила сильнее между ног блондинки. Даже через ткань нижнего белья и джинсов Реджина почувствовала, что девушка была влажной, готовой для неё. Прекрасный кашлянул несколько раз, но Реджине было плевать. Она не понимала, как сильно она хотела этого до сих пор, пока не получила. И теперь, когда это произошло, она не могла легко позволить этому моменту закончиться. Позволить Эмме уйти. Если этот поцелуй не поможет, она будет целовать девушку другими способами, в других местах, пока её память не вернётся. Эмма со вздохом отстранилась. Она приложила дрожащую руку к губам и уставилась на Реджину на время, которое, возможно, было вечностью или всего лишь секундой. — Ре… Реджина? Что-то, какое-то чувство, которого Реджина не испытывала уже многие годы, разлилось в её груди. Что-то тёплое. Что-то вроде… надежды. — Ты помнишь меня, — сказала она. Опять же, это не было вопросом. — Конечно, я тебя помню. Что вообще происходит? — Поцелуй истинной любви, — выдавила из себя Снежка позади них. Эмма убрала руку с талии брюнетки и оглянулась через плечо. Реджина, повернувшись, осмотрелась вокруг. Нил стоял к ним спиной, опустив голову, как будто не осмеливался посмотреть. Крюк же, напротив, смотрел и улыбался, болван. Снежка выглядела совершенно потрясённой, что весьма позабавило Реджину, а Прекрасный, очевидно, в какой-то момент притянувший Генри к себе, стоял и прикрывал ему глаза. Прекрасный бросил на неё настороженный взгляд: — Если ты причинишь ей боль… — Тогда ты что? Навредишь мне чем-то? Не будь дураком. — Реджина, — произнесла Эмма предупреждающим голосом. — Хорошо, — ответила Реджина. — Я буду милой, — Но только ради тебя, — мысленно добавила она, не желая озвучивать подобные вещи перед Прекрасными. Правда заключалась в том, что если бы она причинила боль Эмме, то ни Прекрасный, ни Снежка, ни эти жалкие клоуны не смогли бы ей сделать ничего настолько плохого, что Реджина сделала бы с собой сама. — Отлично, — сказала Эмма. — Но пока ты можешь просто быть собой? Нам необходимо… Эмм… Обсудить некоторые вещи. Наедине, — она одарила брюнетку взглядом, в котором содержалось столько желания и обещания, что Реджина практически готова была сорвать с неё одежду прямо перед всеми. — Реджина, — в голосе Эммы снова зазвучало предупреждение, как будто она прочитала её мысли. Реджина улыбнулась и взяла блондинку за руку. — Я буду вести себя хорошо. Пока что, — она наклонилась, чтобы её могла услышать только Эмма. — Но как только мы останемся вдвоём, я покажу тебе, как может быть весело, когда я веду себя плохо.