Des profondeurs de la mer

      После того, как Маринетт распрощалась с Лукой у своего дома и позволила ему еще раз поцеловать себя — на этот раз поцелуй вышел дольше, чем предыдущий невинный чмок, — Маринетт проспала буквально пару часов, а когда проснулась, чувствовала себя отдохнувшей.       Чайки с криком летали над морем, время от времени ныряя в воду. Маринетт наблюдала за этим, сидя на плоском камне. Тот был частью пляжа, к которому выходил домик ее бабушки. Маринетт он приглянулся еще в первый день по приезде, она все хотела как-нибудь встретить тут рассвет, но почему-то получилось выбраться только сейчас.       Подстелив под себя полотенце, Маринетт жевала сэндвич, приготовленный на скорую руку, и отпивала из термоса свежезаваренный кофе.       Море казалось спокойным, даже волны совсем лениво омывали камень, на котором она сидела. Чтобы добраться до него, нужно было пройти по воде метров десять по узкой песочной насыпи. Маринетт подозревала, что под всем этим слоем песка на самом деле твердые камни, удерживающие форму «морской тропинки», но все равно для нее это было настоящим подарком. Маринетт всего-то вымачивала ноги до колена: и в море поплескалась с одной стороны, и с другой — не надо было лезть на глубину, чтобы доказать самой себе, что она не боится. Маринетт считала пляж с мелким бережком возле дома бабушки действительно сказочным местом, очень удобным для таких, как она: боящихся воды.       Скрестив ноги по-турецки, Маринетт смотрела на горизонт: там небо было лишь чуть-чуть светлее воды, и, если бы не проплывающая на горизонте большая яхта, не было бы понятно, где граница между ними.       Маринетт снова откусила от своего нехитрого завтрака кусочек, как вдруг что-то появилось из воды прямо перед ней, заставив ее подавиться от неожиданности. — Напугал! — воскликнула она, быстрее запивая икоту кофе.       Тот, кого Маринетт мысленно окрестила Леопольдом, широко улыбнулся. — Маринетт, — сказал он ее имя снова этим шелестящим голосом, не таким красивым, когда он говорил с ней телепатически, но по-прежнему глубоким. — Привет, — искренне улыбнулась она. Заметив, что Леопольд с интересом смотрит на то, что находилось у нее в руках, Маринетт пододвинула ему контейнер со вторым сэндвичем и протянула термос. — Хочешь попробовать?       Леопольд пожал плечами и протянул руку, доставая из пластиковой коробочки угощение. Откусил, пожевал, задержав во рту, в задумчивости закатил глаза. — Вкусно, — заключил он. — Что это за рыба? — Это не рыба! — хихикнула Маринетт. — Это хлеб, — она указала на две белые булочки, — а это салат, помидор, сыр и колбаса. А все вместе это называется сэндвич. — Сэндвич, — повторил русал незнакомое слово, а Маринетт протянула ему термос и жестами объяснила, как из него нужно пить. Пока Леопольд пробовал кофе, Маринетт думала о том, что это имя совсем ему не подходит. Леопольд… ну что это за имя? Для короля еще куда не шло, но не для такого улыбчивого существа. — Горько… — заключил он, вернув ей термос. Маринетт закрутила крышечку и отставила его назад. — Да. Я пью без сахара, прости.       Русал явно не понимал, что такое сахар, но уточнять не стал.       Маринетт во все глаза разглядывала его, снова дивясь, как природа смогла создать такое удивительное, неповторимое в своей исключительности существо.       А он тоже смотрел на нее, скользил точно таким же цепким, изучающим взглядом, особенно его привлекали ноги и то, как она сидела. И ничего смущающего в этом не было, хотя… было немного. Потому что Маринетт тоже хотелось бы повнимательней на дневном свету разглядеть его, но вряд ли он позволит ей это и из воды не высунется больше необходимого. — А другие русалки такие же, как и ты? — спросила она. — Русалки? — переспросил он, и на секунду на его лбу появилась складочка. — Ну… это ты. Так люди вас называют. Я, те, что там, на яхте, — махнула она рукой вдаль, — и те, что живут на берегу, — мы называем себя людьми. А вот вы — русалки. — Вы… люди… всегда даете всему имена? — поинтересовался русал. Наверное, ему действительно казались человеческие порядки нелепыми. — Конечно. Ты ведь сам спрашивал меня о нем тогда, не помнишь? — Вы обращаетесь друг к другу, потому что общаетесь голосом, — он потер себя по кадыку, чуть запрокинув голову, будто показывал, что подразумевает под своими словами. — Я слышал, как вы называете разных… людей по-разному. — Слышал? Значит, ты часто приплываешь к берегу? — Я приплываю в жаркое время. Рыба мечет икру.       Наверное, это показалось ему исчерпывающим ответом, но Маринетт не понимала, неужели в океане так мало рыбы, что нужно рисковать собой, быть пойманным, увиденным, чтобы ловить ее здесь?       Но она не стала это уточнять.       Голос тритона звучал уже не так шелестяще, хотя все равно слишком резонировал с тем, как должен звучать человеческий голос, но ведь он привык общаться по-другому, поэтому, наверное, нет ничего удивительного в таком звучании. — Так что с другими? — вспомнила о своем вопросе Маринетт. — Они такие же, как ты?       Он склонил голову к плечу, явно не понимая ее вопроса, и Маринетт поспешила пояснить. — Ну, вот у тебя хвост черный, а плавники зеленые и… ну… — она не знала, как объяснить то, о чем хотела спросить, такое же у других русалок строение тела, отличаются ли они чем-то по половому признаку, по строению скелета, окраске, плавниками, цветом волос и глаз. Но это явно прозвучит так, будто она сумасшедший ихтиолог, дорвавшийся до изучения жутко редкой рыбы. — А у других тоже? — Нет, — засмеялся русал. Его смех тоже был необычный, настолько необычным, как дуновение ветра, мягкое, переливчатое. — Где ты видела двух одинаковых рыб?       Маринетт бы поспорила. Вон, рыб-клоунов возьми или пираний, одинаковые же внутри одного вида! Но русал явно был с этим не согласен.       Что ж… — А какие они? — она вперилась в него жадным взглядом. — Расскажи хотя бы об одной! — Ох, ну… как ты нас называешь? Русалка? Так вот, одна русалка из моей общины: у нее золотистый хвост с черными полосами, он осветляется постепенно, становится совсем светлым. Руки у нее как раз покрыты этой светлой чешуей. Уши у нее, как у меня плавники, а волосы немного светлее моих. Она живет на рифе, там ее окраска не привлекает много внимания. — А ты где живешь? — спросила Маринетт, а сама представляла образ этой прекрасной девы, которую описал русал. Почему-то в голове упорно сидел именно женский образ, хотя, может, у них, жителей моря, не было таких явных различий? Русал явно говорил о себе и о других своих соплеменниках больше как о рыбах, нежели как о дельфинах или даже акуле. А уж к людскому племени он себя совсем не причислял, даром, что верхняя часть туловища отдалено очень напоминала человеческую, и сам он был разумен. — Моя окраска универсальна, — не без довольства похвастался тритон. — Я могу жить где угодно. Кроме северных вод, конечно. Там очень холодно и много морских слонов. Ненавижу морских слонов!       Маринетт захихикала, представив, как этот русал удирает от разгневанного великана. — Да, кстати, — отвлек русал ее от своих мыслей. Его руки показались из воды, и он высыпал перед Маринетт горсть жемчужин. Среди них была зеленовато-голубая жемчужина, которая считается редчайшей и стоит целое состояние, да еще такая крупная; была парочка розоватых, несколько привычных белых и две черных.       У Маринетт застрял вздох в горле, когда она увидела то, что он принес ей. — Ты… это… не стоило… — хрипло проговорила она, не зная, что делать с таким неожиданно свалившимся на нее богатством.       Но русал только широко улыбнулся. — Ты ведь сделала мне подарок. Я делаю тебе. Бери.       Маринетт побоялась отказывать. Стало вдруг так стыдно, что за дешевый карандаш он принес ей миллиард долларов, не меньше…       Маринетт собрала их в ладонь и положила в контейнер, тут же закрывая крышкой, боясь потерять по дороге. — Спасибо, — со всей искренностью сказала она. Ей нечего было подарить этому удивительному существу хоть приближенно равное по значимости.       Маринетт вздохнула. — Позволишь сделать тебе еще один подарок? — спросила она.       Русал с интересом посмотрел на нее и кивнул, сложил руки на камне перед собой и теперь смотрел на нее в ожидании.       Маринетт еще раз вздохнула. — Я хочу подарить тебе имя, — сказала она, пытаясь изобразить в голосе хоть какую-то торжественность. Наверное, это у нее плохо выходило, потому что в груди все ходило ходуном от волнения, но, удивительно, на голосе это никак не отразилось. — В людских легендах говорят, что некоторые русалки живут на берегу, наверное, они давно очеловечились и ведут себя точно так же как люди, но, если встретят тебя, думаю, вы узнаете друг друга. И ты сможешь представиться им и поговорить… — Маринетт улыбнулась. — Адриан. Я дарю тебе имя — Адриан.       Русал прикрыл глаза, немного подумав, а когда снова открыл их, его глаза озорно блеснули из-под челки. — Адриан… — повторил он с задумчивым видом. — Мне нравится, — улыбнулся он. — Я принимаю твой подарок.       Не прощаясь, он оттолкнулся руками от камня и нырнул под воду, снова обдав Маринетт тучей брызг, но она только счастливо засмеялась ему вслед.