предай меня анафеме!

Джош любил свою бабушку. Правда, любил. То есть, это же свойственно многим людям. Но Джош не мог заставить себя ощутить ту же любовь к ее древнему дому-консервной банке. Во-первых, здание было построено в семидесятых. Джош был на девяносто девять процентов уверен — во всем доме не было ни одного настоящего деревянного перекрытия, а это означало, что он держался не так уж и надежно. То есть, совсем. Интерьер не казался особо лучше, учитывая, что ковер был того же цвета, что и вода из крана: коричневато-оранжевого. Каждый раз, когда Джошу доводилось принять душ, от него несло ржавчиной последующие три дня. Он мог вынести эти три дня, четыре — в крайнем случае, неделю, если мысленно переносится куда-нибудь на райские острова. Но три месяца? Это место было крохотным, буквально у черта на куличиках. Что Джошу делать здесь три месяца лета? Частично он хотел умолять родителей позволить ему остаться в городе. Присмотреть за домом, доказать, что ответственность — не чуждая Джошу вещь. Но когда он вспоминал, почему они проводили время с бабушкой, чувство вины окутывало сердце. Джош решил, он не будет жаловаться — по крайней мере, вслух. Происходящее — в основном, его вина. Если бы Джош съехал от родителей в восемнадцать, например, в колледж или типа того, у родственников не было бы возможности тащить его куда-то загород Огайо на такое долгое время. Но она у них была — возможность, что означало лишь одно — двадцатитрехлетний Джош сейчас лежал на жутко унылой скрипучей кровати, свернувшись в калачик. Первые несколько дней Джош не выходил из гостевой спальни. Родители пытались вытащить его куда-нибудь, но бабушка убедила их, что все в порядке, и она не против. — Он тоскует, — сказала она. — Как и все мы. И это было правдой, отчасти. Джош скучал, конечно, но он не страдал от душевного расстройства, не был пронизан болью. Просто, кроме Скрэббла[1] здесь было совсем нечего делать, а Джош ненавидел Скрэббл. Он совсем не умел обращаться со словами. Спустя четыре дня мама открыла дверь. Ни стука, ни «Джош, милый, я войду?», но он не возражал. Это не его комната, даже не его дом, и ему уже не шестнадцать. Хотите верьте, хотите нет, но мысли об этом посещали голову Джоша каждый день с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать. Он совершеннолетний! Джош не чувствовал себя взрослым (официально или нет), когда его мать опустилась на кровать, и матрас закряхтел, словно старая собака. Джош приподнялся на локтях и моргнул, смотря на маму сквозь спадающие пряди красных волос. Она тоже моргнула. — Да? — сказал он, понимая, что не получит вразумительного приветствия. Фраза звучала скорее устало, но никак не раздраженно. — Мы с твоей бабушкой собираемся на распродажу выпечки. Я уверена, ей будет приятно, если ты сходишь с нами. Первая мысль в голове Джоша — «точно нет». Он не интересовался выпечкой, а общение с людьми точно не входило в планы. По крайней мере, сейчас. Но мысль о разочарованной бабушке побудила его, наконец, открыть рот и сказать: — Конечно. Мать улыбнулась и похлопала его по ноге в знак одобрения. Джош прекрасно знал, что случится, если он откажется: вздох длиною, кажется, в триста лет, покинет тело матери, а ее губы сложатся в унылое «тогда ладно». Джошу бы хотелось сказать, что он привык к этому, но противное чувство, скрутившееся в желудке, никак не пропадало, когда мать так поступала. Джош был чувствительным. И он собирался на ярмарку. Прежде, чем выйти из комнаты, мама напоследок бросила, чтобы он оделся «скромно». Джош не был точно уверен, что она имела ввиду, поэтому натянул рубашку с джинсами и решил особо не волноваться. Он, в любом случае, не собирался приходить на ярмарку в неподобающем виде. То, как брови бабушки взлетели на три дюйма, когда он вошел на кухню, говорило о многом. К счастью для Джоша, она знала, как легко смущается внук, поэтому решила не обращать на это внимания. — Я рада, что ты идешь с нами. Хорошо выглядишь. — Спасибо. Это был настолько неубедительный ответ, что Джошу захотелось просто пойти и утопиться в ближайшем океане. Но эй, он привык быть убогим сукиным сыном двадцать четыре на семь. Ты, очевидно, довольно жалкий, если твоя бабушка искренне удивляется, когда видит, что ее внук, наконец, встал с кровати. Прошло пять минут, и Джош — жалкий неудачник, сидел в потрепанном пикапе. Он не понимал, почему нельзя было просто взять машину его отца, но потом вспомнил свое негласное правило о жалобах и решил забить. Может, это как-то связано с чувствами. Джош не был особо эмоциональным. А старики, как раз, напротив. Именно поэтому сейчас он сидел в заднике грузовика, прижав колени к груди. Ветер развивал плохо окрашенные волосы около лица. У Джоша была бы отговорка, почему его шевелюра в таком беспорядке (кроме «я не хотел ее расчесывать»). А еще, он мог бы винить поднимающуюся с дороги пыль в своём неопрятном виде. Три или четыре минуты Джош просто наблюдал за плывущими по сторонам холмами с пятнами коров на них. Он изо всех сил старался не обращать внимания на диалог, разворачивающийся в салоне машины. Может, родственники говорили о нем. Может, нет. А может, Джош просто был эгоистом. Грузовик повернул, и Джоша качнуло вперёд на дюйм или два. Оглядевшись, он заметил на холме дом: большой и простенький, слева — сарай, справа — пастбище. Джош не был уверен, заставляло ли это чувствовать себя одиноким. В любом случае, они направлялись прямо к зданию. Мысли о том, что в доме кто-то живет, подтвердились, когда Джош увидел развалюху, припаркованную около длинной труднопроходимой дороги. О, так это ярмарка выпечки у амишей[2]. Это объясняло требование одеться просто. Все было в порядке, пока семья Данов не подошла к крыльцу, и бабушка не постучала в дверь. Желудок Джоша неожиданно сжался, будто кишечник застрял в самом тугом мотке пряжи в мире. Мать сжимала его плечо, говорила, как она рада, что сын пошел с ними. Джош улыбнулся в ответ: не показывая зубов, а лишь приподняв уголок губ. — Все в порядке. Дверь распахнулась — не полностью, но достаточно, чтобы рассмотреть маленького мальчика в комбинезоне. Бабушка Джоша наклонилась и сказала: — Рада видеть тебя, Лирой. Мы пришли на ярмарку. Где взрослые? Малыш пробормотал «на кухне», как послышалось Джошу, и открыл дверь шире: ясное предложение войти внутрь. Они вошли, Джош услышал, как мать сказала «спасибо, дорогой», прежде, чем пройти дальше. На кухне не было ни посудомоечной машины, ни микроволновки, чему Джош не удивился. Зато он удивился тому, как чертовски много людей здесь было. По меньшей мере, двадцать человек собрались вместе: некоторые склонились над прилавками, рассматривая еду, другие вели непринужденные, лишенные смысла диалоги, которые обычно бывают между соседями. Джош узнал многих, вспомнив похороны. Пугало ли это его меньше или больше, он не понял. Времени прошло совсем ничего, а мать Джоша уже знакомила его с присутствующими. Слова «это мой сын — Джошуа» стали привычным для его ушей. Если бы он только знал, что это — грёбанное семейное собрание, то принял хотя бы душ. Джош чувствовал себя не в своей тарелке. Рубашка и джинсы больше не казались подходящими, когда он увидел парня в рубашке с подтяжками. Кто вообще надевает это дерьмо на ярмарку выпечки? Одежда обрела смысл, когда миссис Дан наклонилась к сыну, прошептав: — Это один из мальчиков миссис Джозеф. Старший, по-моему. Не хочешь пойти поздороваться? Значит, ребенок амишей. — Не-а, все в порядке. — Джошуа, — это была его бабушка, что шла под руку с улыбающейся женщиной: еще одно новое знакомство. Шляпка и фартук ясно давали понять, что перед ними мать семейства. — Джош, это миссис Джозеф. Она приносила пирог каждый раз, когда ты приезжал. — О, ага, я помню, — соврал Джош. Он был лжецом, но продолжал улыбаться, надеясь, что общаться будет легче.  — Ты, должно быть, помнишь Тайлера, — миссис Джозеф кивнула в сторону парня, на которого Джош смотрел раньше. Он сидел на деревянной табуретке, одной ногой подпирая ножку стула, а другой болтая в воздухе. Оглянувшись по сторонам, Тайлер поднял голову и улыбнулся. Кривоватые нижние зубы и прищуренные глаза казались Джошу знакомыми, но не настолько, чтобы воспоминания полностью вернулись. Он чувствовал себя немного виноватым, но как он должен был вспомнить какого-то ребенка амишей, которого видел пятнадцать лет назад? — Вам было очень весело вместе. Джош поднял руку в знак приветствия. Тайлер махнул в ответ. Миссис Джозеф поманила сына к себе, и тот спрыгнул с табуретки, подошёл к ним. Желудок Джоша, все еще скрученный и напряженный, не подавал никаких признаков облегчения. — Привет, — Тайлер протянул руку, и Джош взял её, мысленно молясь о том, чтобы собственная ладонь не оказалась потной или вроде того. Даже если это было так, Тайлер не дал ему знать. Во всяком случае, он сжал руку немного сильнее, чем ожидалось. Джош одернул ладонь первым, сунул её в карман и тихо кашлянул. — Хей, чувак. Как дела? Тайлер пожал плечами. Джош хотел бы иметь достаточно мужества, чтобы взглянуть ему в глаза. Частично он задавался вопросом, помнит ли Тайлер, как «весело они проводили время вместе». Интересно, сможет ли он сказать, что ничего не помнит. Расстроит ли это Тайлера вообще? — Думаю, довольно неплохо. — Джош, — его мать в миллионный раз сжала плечо сына, — уверена, тебе становится скучно. Почему бы вам с Тайлером не осмотреться? Он покажет тебе ярмарку. Это поможет вам наверстать упущенное. Джош бросил взгляд на Тайлера: тот задумчиво наклонил голову, наблюдая за ним. Джош повернулся к выжидающей матери. — Хорошо. Блять. Он уже шел прочь из кухни за каким-то парнем, которого едва знал, когда, наконец, осознал масштаб ужаса всей ситуации. Одна из амбарных кошек следовала за ними повсюду, то и дело, ударяясь о ногу Джоша головой, словно говоря «погладь меня, пожалуйста». Не желая становиться монстром, Джош наклонился и погладил кошку около подбородка. Та замурлыкала, довольная тем, что на неё наконец обратили внимание. Джош наблюдал, как кошка перевернулась на спину и стала валяться в грязи, издавая все возможные виды счастливых кошачьих звуков. Осознав, что Джош остался где-то сзади, Тайлер повернулся и увидел его сидящим около одного из старейших жителей амбара. Тайлер сократил расстояние и присел около Джоша, наблюдая, как тот гладит кошку с глупой улыбкой на лице. Он выглядел таким чертовски счастливым, что единственное, что мог делать Тайлер — сидеть рядом и моргать, как последний идиот, когда Джош пробормотал: — Прости. — За что?  — Знаю, тебе не очень-то и хотелось нянчиться со мной. — Я не против, — улыбка озарила лицо Тайлера. — Мы наверстываем упущенное, помнишь? Джош фыркнул, продолжая гладить кошку за ухом, ни разу не взглянув в глаза собеседнику. Он продолжал пялиться в милый клубочек из шерсти и блох, когда Тайлер сказал: — Мне тоже жаль. Твоего дедушку. Он… он был славным человеком. Хорошо ко всем относился. — Да, — промычал Джош. Неужто Тайлер был одним из тех людей на похоронах? Должно быть, да. — Я волнуюсь за бабушку. Она же теперь совсем одна. Мне кажется, она может завести собаку или еще кого-то, но это не одно и то же. Я, эм… Я не знаю. Отстой.  — Я присмотрю за ней. Все мы, — Тайлер коснулся коленом ноги Джоша в знак солидарности. — Обещаю. Джош, наконец, посмотрел на него, правда, посмотрел, говоря «спасибо». В глубине души он понимал, что Тайлер заслуживает большего, поэтому попробовал еще раз, прочистив горло: — Спасибо тебе. Это, ох, действительно много значит. Тайлер пожал плечами и заверил Джоша, что ничего особенного не сделал, но это было не так. Ещё как сделал, и это было лучше, чем ничего. Чертовы амиши. Они всегда были слишком скромны для их же блага. — Мне нравятся твои волосы, — сказал Тайлер, задумчиво глядя на них. Он вообще был достаточно вдумчивым. — Ты сам их красил? Джош перестал гладить кошку и пропустил волосы сквозь пятерню: — Как ты думаешь? — Не знаю. Я никогда не видел волос, как твои, так что, мне кажется, я не тот человек, чтобы спрашивать. — Не так много парней ходит тут с красными волосами и кольцом в носу, а? — Ага, — Тайлер покачал головой.  — Ну, черт возьми, — улыбнулся Джош, на этот раз поблескивая белоснежными зубами, — теперь я чувствую себя особенным. — Не позволяй этой мысли завладеть твоим разумом. — Слишком поздно. Джош понял, что туго стянутый клубок пряжи в его желудке развязался. Не полностью — он никогда не ослабевал — но дышать стало легче. Все стало проще. Все, чего он когда-то хотел — чтобы вещи стали проще, и это? Это было самой легкой вещью, которую Джош когда-либо делал. Он хорошо проводил время. Иисус Христос, он веселился. — Джош! Джош, милый, пора идти! Блять. — Это, хах, это моя мама, — тупо сказал Джош, будто Тайлер не понял, и встал. Как только он отряхнул грязь с джинсов, они уставились друг на друга, и потом Джош пробормотал: — Увидимся. — Пока, — тихо и грустно произнес Тайлер, заставляя Джоша чувствовать себя виноватым. Он всегда чувствовал себя таким, блять, провинившимся. Вина преследовала его всю дорогу до пикапа, заставила до хруста прижимать колени к груди. Колеса машины покатились, и желудок Джоша вместе с ними. Его не тошнило, он просто беспокоился. Скорее всего, это было связано с подростковыми переживаниями, которые Джош никак не хотел отпускать. Высоко подняв голову, Тайлер стоял на крыльце рядом с матерью. Они махали вслед, но прощание Джоша было адресовано лишь одному из стоящих. Гребаные мальчики-амиши, чувак.

***

Джош бегал. Никто бы не понял этого, просто посмотрев на него, но Джош любил бегать — пока никого не было рядом. Поэтому мать никогда не могла убедить его записаться на легкую атлетику в старшей школе. Миссис Дан столько раз поднимала эту тему, обещала приходить на все встречи и тренировки, но всегда находилась отмазка. — Я хочу сосредоточиться на оценках. — Уже слишком поздно записываться. — Я слышал, там ужасный тренер. В общем, она сдалась, а ее сын продолжал бегать по окрестностям в одиннадцать вечера, пока уши взрывались очередной песней The Rolling Stones. Загород Огайо идеально удовлетворял Джоша и его странные потребности. Он мог бегать пятнадцать минут, а мимо проезжала только пара машин. Зная, что у него есть редкая возможность, Джош бежал, пока не почувствовал привкус железа, и остановился, когда увидел знакомое лицо. Это было, словно чертова картина Ван Гога: Тайлер с прикрытыми глазами растянулся на траве, руки покоились на животе. Джош был недостаточно близко, чтобы увидеть, улыбался ли тот, но он надеялся, что на лице Тайлера блуждала расслабленная улыбка. Потому что Тайлер заслуживал счастья, и картина не была бы столь очаровательной, если бы эта деталь оказалась упущена. Не желая нарушать покой потоотделением и хрипами, Джош решил продолжить путь вдоль поля по грунтовой дороге. Щёки горели сильнее прежнего. — Джош! Эй! Куда ты идешь? Этого оказалось достаточно, чтобы Джош остановился. Он развернулся с грацией пьяной балерины и увидел, что Тайлер сел. Волосы были растрёпанны, и если он не улыбался раньше, то теперь все наоборот, что означало лишь одно — у Джоша не было выбора, кроме как подойти к ограждению пастбища. Тайлер поднялся и спустился с золотистого холма. — Немного невежливо с твоей стороны пробежать мимо, не поздоровавшись. — Разве ты не должен строить амбар или что-то вроде этого? — проговорил Джош, чувствуя, будто оказался на картине и исказил художественное восприятие Ван Гога. Джош решил, что ему все равно. Тайлер стоял по ту сторону изгороди и улыбался, и хоть Джош не был художником, ему казалось, что так и должно быть. — Сегодня воскресенье, — сообщил Тайлер, будто это что-то проясняло (нет). — Воскресенья для отдыха. — Мне кажется, я не особо понял суть, — сказал Джош, чья грудь все еще вздымалась, а пряди волос прилипали ко лбу. — Ничего, — Тайлер провел большим пальцем по плечу и усмехнулся, оголяя кривоватые нижние зубы. — Залезай сюда, и я тебе всё расскажу. Хоть Джош особо и не разбирался в культуре амишей, но это было похоже на флирт. Амиши, вероятно, не флиртовали, особенно с парнями. Это всего лишь старая добрая вежливость. Так должно быть. Джош пытался не забывать об этом, когда перелезал через ограду. Он оступился, как только ноги коснулись земли, и на помощь пришел Тайлер, схватив Джоша за плечо и приводя в равновесие. Амиши не флиртуют. Мозг Джоша буквально кричал, на этот раз еще громче. Господи Иисусе, не надо. Джош все равно пошел за Тайлером по холму, держа руки в карманах и оглядываясь. Он заметил несколько коров, но они не обратили на него внимания, даже не удосужились поднять голов. Джош оценил это. Нет ничего хуже взглядов в твою сторону. Тайлер лег на землю и растянулся на траве, расслабленный и довольный — именно таким его и увидел Джош. Он сел рядом на расстоянии фута или около того, ничего не говоря, проваливаясь в небытие. Муравей пробежал по его ботинку, и Джош стал наблюдать за ним. — Тайлер? — М? — глаза оставались закрытыми. — Тебе разве не надо носить эту бороду? Я, эм, думал, у всех амишей она есть. — Не надо, если я не женат, — глаз Тайлера приоткрылся. — Оу, — муравей упал в траву и исчез. — И когда это произойдет? — Скоро, — сказал Тайлер, прикрывая глаза. Может, таким образом Ван Гог послал Джош нахер.

***

— Вы пьете это сырым? — Иногда, — признался Тайлер, хмурясь, из-за чего его глаза сузились, а на лбу появились морщинки. Доение коровы, кажется, требовало большей концентрации, чем Джош думал раньше. Он предложил помочь (несмотря на то, что ни разу не доил никого за всю свою жизнь), но Тайлер только покачал головой, убеждая, что это «его работа». Опираясь на стол, Джош сморщил нос и сказал: — Это так мерзко, чувак. Тайлер, наконец, вырвался из фермерского транса и хитро взглянул на Джоша. Через несколько секунд произошла настоящая катастрофа: Тайлер направил струю молока в сторону Джоша, заставляя того завизжать и пригнуться, словно в него стреляли. — Не круто, — пробормотал Джош, но он улыбался, и это все, что имело значение. — Знаешь, я тут подумал, — Тайлер развернулся к корове, около которой стоял на коленях. Слова были сказаны совершенно беспечно, но они заставили Джоша запаниковать. Я тут подумал. Исходя только лишь из этого, было понятно: что-то не так, — ты много спрашиваешь о моей жизни, я думаю, мне тоже стоит у тебя что-то узнать. Джош почесал шею — нервный тик. — Думаю, это справедливо. — У тебя есть девушка? — Не-а. Тайлер не поднимал взгляд, что было определенно неплохо. Зрительный контакт всегда делает вещи хуже. — А ты хочешь? — Я думаю, это неважно, — Джош опустил руку, не желая увлекаться. Ногти впились в кожу. — Мне и одному нормально. Вот, почему я все еще живу с родителями. В этом есть смысл, да? В воздухе повисла пятисекундная пауза. Она дала Джошу время, чтобы мысленно подготовиться к худшему. — Что насчет парня? Вот так. — У меня были парни, — нерешительно сказал Джош, словно пробуя пальцем ледяную воду в бассейне. В бассейне, кишащем змеями. — Я бывал в нескольких гей-клубах. Если бы парень пригласил меня на свидание, я бы подумал над этим. — Есть клубы? — взгляд, которого Джош так боялся, теперь сверлил его. Словно в глазах лани появился самый неумолимый отбойный молоток. Джош скрестил руки и прокашлялся. — Конечно. Ты, эм, ты не знал? — Мы не говорим об этом, — мягко произнес Тайлер, будто рассказывая секрет. — О гомосексуализме? Прекрати, пока не поздно. — Да. Но Джош не прекратил. Может, ему хотелось узнать секрет. — Не может быть, чтобы вы все были гетеросексуалами. Так? — Я задаю вопросы, ты забыл? — Это не было какой-то агрессивной реакцией, но в словах Тайлера был укор, который заставил Джоша замолчать. Он не особо много разговаривал, но когда делал это, все шло наперекосяк. — Я просто… Прости. Спрашивай дальше. Тайлер не задал больше ни одного вопроса.

***

Джош никогда не ездил в повозке. Он думал, это заставит его чувствовать себя еще хуже, чем прежде, уж слишком старомодно. Даже неловко. Но Джош не чувствовал себя смущенно рядом с Тайлером. Вообще-то, это было круто. Джош был уверен, что не испытывал ничего действительно крутого класса с девятого. — Как зовут лошадь? — для него этот вопрос значил намного больше, чем «почему нет ремней безопасности?» или «что будет, если мы упадем?». — Его зовут Терренс, — сказал Тайлер, и это все, что он мог ответить на вопрос о кличке лошади. — Это замечательно. — Ты так думаешь? — Тайлер отвернулся от дороги, чтобы посмотреть на Джоша. Брови Тайлера и дергающиеся губы выдавали сдерживаемый смех. — Черт, да, — улыбка на лице была такой большой и сияющей, что он мог превзойти даже Чеширского кота. — Он отлично справляется. Тайлер покачал головой и вернулся к дороге. Поводья были плотно сжаты в пальцах, и Джош решил, что он все-таки в безопасности с Тайлером у руля, с ремнем безопасности или без. Кроме того, полное отсутствие страховки означало, что они могут сидеть настолько близко, насколько хотят. Результат был нереально банальным: Джош оказывался ближе и ближе, пока их плечи не столкнулись. Их колени соприкасались, руки тоже, и каждый раз они прыскали со смеху. Единственная вещь, которой не хватало в дополнение ко всему — радио. — Сколько вопросов я могу задать? Про амишей, в смысле. — Два, — сказал Тайлер, прежде, чем тяжело посмотрел на Джоша, — после этого ты ходишь по краю. Джош потер подбородок: — Только два? Хреновая сделка. — Выкладывай. Не желая испытывать удачу и остаться лишь с одним вопросом, Джош заговорил. — Тебе можно слушать музыку? Типа, в общем? — Зависит от музыки, — Тайлер пожал плечами, смотря вперед. — Тебе нравится петь? Тайлер уставился на него. Это было предупреждением. — Это считается за еще один вопрос, ты знаешь. — Этот вопрос был о Тайлере, а не об амишах. Он вздохнул, расстроенно опустив плечи. — Ты хочешь, чтобы я спел, да? — Это зависит от тебя, чувак, — сказал Джош, но это была относительная ложь. Теперь у Тайлера не было выбора. Песня была на немецком. Кто-то бы решил, она должна быть холодной и суровой, будто голос Тайлера скован морозом, но нет. Гимны никогда не должны быть холодными — если их хорошо исполняют. Тайлер пел хорошо.

***

Джош почти вышел за дверь, когда голос бабушки заставил его замереть в проеме. — Джош? Можно с тобой поговорить? Никто не хочет слышать этого. Фраза «нам нужно поговорить» значит, что человек сделал что-то не так, или настал переломный момент. Джош не был уверен, что сможет выдержать что-то из этого. — Конечно, я сейчас подойду. Джош мог поклясться, к его лодыжкам словно привязали наковальни, и теперь царапали пол под ногами. Но, скорее всего, это было биение сердца о грудную клетку, которое так и норовило выскочить из груди и уйти качать кровь к кому-нибудь другому. К кому угодно. Джош сел за кухонный стол с настроем осужденного убийцы, ожидающего приговора. Скажи прямо, чел — жизнь в тюрьме или смертельная инъекция? — Что такое? Милая улыбка. Пожилые люди умеют это делать. — Как дела у Тайлера в последнее время? — Мне кажется, все в порядке, — бабушка молча кивнула. Она знала. Джош ненавидел это. — Так это из-за него? Молчаливый кивок. Она знала. — Оу, — Джош моргнул, — окей. — Я просто хочу убедиться, что ты знаешь, что делаешь. Джош вновь моргнул, на этот раз два раза, один за другим. — Я что-то делаю? Она сложила ладони и положила их на стол. Выглядело, как допрос. Джошу не нравился этот разговор. — Да. Кое-что серьезное. — Это… это кое-что плохое?  — Не уверена, — призналась она, а Джош надеялся на обратное. — Я просто хочу, чтобы ты помнил, что это всё, что есть у Тайлера, и это всё, что он знает. Забери у него семью, и паренек останется ни с чем. У него есть я. — Я никого не забираю. Мы просто тусуемся вместе. — Джош, — сказала бабушка, протягивая ладонь, чтобы взять его за руку. Она с любовью сжала её, по пальцам разошлись волны мелких импульсов. Джош не был уверен, почему, — ты хороший человек, я знаю. Ты бы никогда не причинил никому боль. — Конечно нет. Господи, пожалуйста, скажи, что я сделал не так.  — Все, чего я прошу — будь осторожен с Тайлером. Убедись, что он знает, чего хочет. — Мы просто проводим вместе время, — настойчиво повторил Джош, будто отчаянно пытаясь что-то доказать. — Так и есть. Это не… Я… Боже. — Я верю, что ты поступишь правильно, — сказала бабушка и улыбнулась. Разговор окончен. Наковальни все еще тяготили ноги, когда он вышел на пробежку.

***

На дворе воскресенье, поэтому Джош и Тайлер лежали за холмом. Руки Джоша покоились под головой, а к боку прижимался Тайлер. Он спал, что означало одно — Джош был обязан оставаться здесь, и неважно, сколько пчел пролетали мимо лица. Они просто проводили время вместе. Тайлер все еще был в церковной одежде. То, что он мог прижаться к Джошу и заснуть в ней было вне человеческого понимания. Может, эта одежда была словно вторая кожа. Может, дело в правилах. С крыльца послышалось имя Джоша. Сначала он подумал, что очередной жук своим жужжанием сбивает его с толку, но через несколько секунд крик повторился, и Джош понял, что это была миссис Джозеф. Ее голос звучал как всегда любезно, но он решил не испытывать судьбу. Бормоча извинения, Джош сел так быстро, что чуть не получил травму шеи. — Что происходит? — Тайлер посмотрел на него, моргая тяжелыми веками, его щёки были розовыми ото сна. — Не знаю, — сказал Дан, он уже стоял, счищая траву с одежды. — Твоя мама хочет меня видеть. Оставайся здесь. — Я не собирался уходить. Джош не был точно уверен, чего ожидать, когда подходил к крыльцу. Может, у миссис Джозеф было что-то для его бабушки. Или она просто хотела поздороваться. Все оказалось серьезнее, когда Джош подошел к дому и услышал: «Зайди внутрь и присядь, пожалуйста». Мать Тайлера не улыбалась, но и рассерженной ее тоже нельзя было назвать. Амиши никогда не выглядят сердитыми. — Хорошо, мэм, — сказал Джош и прошел в дом через приоткрытую входную дверь, чувствуя себя ребенком в кабинете директора. Но он нервничал меньше, чем перед разговором с бабушкой. Возможно, Джош не так хорошо знал миссис Джозеф, чтобы бояться ее слов. Для него она просто была милой женщиной-амишем. Келли никогда не выглядела расстроенной. Сейчас она тоже не выглядела так. Она зашла после Джоша, следуя за ним в сторону кухни. После миссис Джозеф повторила просьбу, отодвигая кухонный стул. — Присаживайся, Джошуа. Джош сел. — Спасибо, — миссис Джозеф не спешила садиться; она расхаживала по кухне и остановилась около противоположного края стола со сложенными руками. Все было непривычно формальным, слишком формальным, до неловкости. Единственное, чего хотел Джош, это чтобы женщина села. Один из братьев Тайлера пролетел через кухню. Джош едва уловил жалобное выражение его лица, прежде чем парень скрылся за дверью. Взгляд, хоть и брошенный мельком, так и кричал: «Удачи». Ощущение было, будто Джош на Второй Мировой и несется к окопу. — У вас очень красивый дом, — сказал он, из-за паники и нервозности начав разбрасываться комплиментами. Провал: амиши не принимают комплиментов. Миссис Джозеф покачала головой и процитировала псалом: «Я благодарю Господа за то, что добр к нам». Во всяком случае, это была ложь. Например, кухню нельзя было назвать прекрасной, по крайней мере, в тот момент. Несколько недель назад Джош думал, что хуже сборища двадцати человек не может быть ничего. Сейчас же он отдал бы все, чтобы оказаться в окружении дружелюбных лиц и доброжелательных разговоров. — О чем вы хотели поговорить? — Мой сын, — грустно изрекла миссис Джозеф, — я бы хотела поговорить о Тайлере. Не нужно было объяснять, Джош уже понял. — Что такое? Он всё понял. — Джош, есть причина, по который мы не используем телефоны и не ездим на машинах, — начала она. — Мы не делаем этого, потому что хотим быть отделенными от мира. Понимаешь? Голос миссис Джозеф напоминал Джошу голос учителя: мягкий и настойчивый одновременно. Но вместо того, чтобы объяснять деление в столбик, она углубилась во что-то древнее. — Да, мне кажется, я понял. — Так ты понимаешь, что меня напрягает то, что происходит между тобой и Тайлером? Джош сидел за ее столом, в ее доме, поэтому он просто кивнул. Он мог уйти, мог спросить «что напрягает?», но решил ничего не предпринимать и не говорить. — Хорошо, — сказала миссис Джозеф с облегчением, — это хорошо. Нет ничего плохого в том, чтобы дружить с посторонними, но я боюсь, что ты можешь подобраться слишком близко, беря бразды правления в свои руки. Увести его от пути Божьего. Понимаешь, о чём я? — Да, мэм. Нет, мэм. — Я знаю, ты не хочешь причинить вреда. Просто вы будто из двух разных миров. У тебя отличные от наших традиции, обязанности, и я не хочу, чтобы Тайлер… отвлекался на это. Джош чувствовал себя гребаным трусом. Его нутро должно было клокотать, зубы — сжиматься так, что смогли бы переломать кость, а глаза — рыть ямы на лице миссис Джозеф от неистовой ярости. Он должен был защищать Тайлера. Вместо этого Джош просто опустил голову, будто молясь. Она бы, наверное, оценила это. — Я, эм. Я прошу прощения за доставленные неудобства. Надеюсь, вы сможете простить меня. — Конечно, — прошептала миссис Джозеф, и именно это она имела ввиду. Жаль, Джошу не нужно было ее прощение. — Ступай с миром. Когда он выходил из дома, то не чувствовал спокойствия, он чувствовал только обжигающую пустоту. Бог, орудующий ржавой лопатой, выскоблил из него все внутренности, оставив бесхребетным зомби, спотыкающимся о траву. Джош остановился, чтобы взглянуть на Тайлера, все еще спокойно свернувшегося калачиком, и остающимся частью картины. Зомби смотрел на него несколько секунд, а потом поковылял домой.

***

Джош бежал. Джош чувствовал железо. Он бежал по грунтовой дороге, мимо дома с амбаром и коровами, мимо Тайлера, что сидел на холме. И ждал. Когда он увидел Джоша, он позвал его, размахивая руками, словно жертва кораблекрушения, пытающаяся подать знак самолету. Джош сделал музыку громче и побежал дальше. С тех пор он решил бегать по другому пути.

***

Джош начал играть в Скрэббл. Сколько можно получить баллов за слово «убогий»? Каким-то странным образом он выбирал слова связанные со страданием, отчаянно желая понять английский язык. Возможно, это было глупо. Вдруг Тайлер предпочитал немецкий? В любом случае, это не имело значения. Даже если бы у Джоша было пятьдесят синонимов к фразе «мне так жаль», он бы никогда не использовал ни одного. Невозможно подобрать слово, чтобы извиниться или объясниться — причина не в том, что Джошу было все равно, а в том, что он был жалким ублюдком, который предпочел бы вернуться в Колумбус через месяц-другой и забыть все, что произошло. (Шестьдесят пять. Шестьдесят пять очков.) Джош собирал слово «хлопья», когда кто-то постучал во входную дверь. Бабушка покинула кухню, чтобы открыть. Дверь скрипела так, словно она висела на одних петлях. — Хей? — Привет. Фишки с буквами посыпались сквозь пальцы, рассыпались по доске. — Рада тебя видеть, Тайлер. Джош не обернулся, нет, но он знал, что бабушка улыбалась. — Что-то случилось? — Ничего, просто мама попросила передать вам вишневый пирог. — Она такая милая, — фольга потрескивала, будто молния, когда бабушка брала пирог. — Передай ей от меня благодарности. — Обязательно. — Хочешь зайти, съесть кусочек? Каждый мускул в теле Джоша мгновенно напрягся.  — Нет, спасибо. Ох, блять, слава богу. — Точно? Джош все съест, если ты не поторопишься. Да, Джошуа? Я знаю, ты все слышишь. Он не мог ничего поделать: пришлось обернуться. Бабушка с улыбкой наблюдала за ним, придерживая рукой пирог, а рядом стоял Тайлер. Зрительный контакт был неизбежен. Желудок Джоша скрутило в тугой узел от увиденного: искривленные губы и сжатая челюсть, нахмуренные брови и дергающиеся пальцы. Это не стало неожиданностью, но голова все равно закружилась. Он привык считать, что амиши не злятся, но горящие яростью, глаза Тайлера заставили отказаться от своих убеждений. — Я могу поделиться, — сказал Джош. Чудом ему удалось сохранить голос ровным, хотя он был готов разрыдаться посреди кухни. Тайлер даже не стал пытаться. — Мне все равно нужно идти. Приятного аппетита. Дверь заскулила сродни собаке. Как только сердцебиение Джоша пришло в норму, он поклялся все исправить.

***

Джош бежал. После двух недель сворачивания влево, он, наконец, решил: «к черту» и направился в сторону дома на холме. В любом случае, Джош всегда видел больше бездомных кошек, когда бежал направо. В голове то и дело рождались вопросы, что бы он делал, если бы встретил Тайлера по пути. Игнорировать его казалось слишком жестоким, но если они начнут общаться, могут последовать вопросы вроде «почему ты неожиданно стал избегать меня?». Джош решил, что просто сменит тему, если до этого дойдет. Может, ему повезет, и Тайлер окажется в доме, скрытый от посторонних раздражителей и без единой мысли о Джоше. Ему не повезло. Тайлер и его брат ремонтировали забор у пастбища. Благодаря солнцу, его волосы взмокли из-за пота и спадали на нахмуренные брови. Джош надеялся, что Тайлер слишком занят работой и не обратит на него внимания. Прошло лишь несколько секунд, но Тайлер все заметил: Джош спиной чувствовал тяжелый взгляд. Вселенная не даст ему увернуться от этой пули. Спустя десять секунд, наполненных чувством вины, Тайлер перепрыгнул забор, что должен был чинить. Паникующий кролик в голове Джоша судорожно подсказывал ему, что стоило ускориться, но вопреки всему, Джош позволил Тайлеру сравняться с ним. Какое-то время они молча бежали бок о бок, Джош рассматривал свою обувь, Тайлер просто вцепился взглядом во что-то перед собой. Это могло бы быть так здорово — должно было быть. А потом Джош упал и мгновенно вспомнил, почему Тайлер не может быть его партнером по бегу. — Чувак, — моргнул Джош, лежа в грязи, — ты не можешь так сбивать человека с ног. Тайлер пожал плечами. — Серьезно, приятель. Я, кажется, поранился. Тайлер фыркнул. — Можешь хотя бы помочь мне встать? Тайлер взял его за руку. — Спасибо, — сказал Джош, как только вновь почувствовал землю под ногами. — Зачем ты это сделал? — Ты знаешь, почему, — пробормотал Тайлер, что было отчасти правдой. Он имел полное право злиться. — Может, все-таки обсудим? Пауза и тихое «хорошо» после нее. Они перешли на шаг, продолжая упрямо игнорировать друг друга, но теперь Джош не думал, что скоро снова почувствует вкус грязи. — Я думаю, это несправедливо, — сказал Тайлер, приводя Джоша в замешательство, прежде, чем продолжить: — Это несправедливо, просто так исчезать. Ни предупреждения, ничего. — Я знаю. У меня, в общем-то, не было выбора. Твоя мама, она… — Забери у него семью, и он останется ни с чем. — Она, эм, она поговорила со мной. Про тебя. Поэтому меня не было. Тайлер нахмурился. Настала его очередь теряться в недоумении. — Что она сказала? — Она просто выставила все так, будто я плохо на тебя влияю или типа того. Не знаю. Можешь спросить ее об этом. — Обязательно, — убедительно изрек Тайлер, и Джош взмолился, чтобы семейные отношения не разрушились из-за него. — Я думаю, довольно очевидно, что происходит в ее голове, когда она видит нас вместе, — сказал Джош, засунув руки в карманы. Ладони вспотели. Тайлер лишь что-то напевал и пинал камушек под подошвой. Словно все так просто. — Джош? — М? — Мы поедем в один из тех клубов. Слава богу, Джош не ел ничего в этот момент, потому что он бы непременно провел следующие минут пять в приступах кашля, а после, возможно, умер от удушья. — Что? Поняв, что Джош замер, Тайлер остановился рядом с ним и поднял брови — это выглядело почти вызывающе. Джош только и мог, что пялиться. Он бы почувствовал себя неловко, если бы не был на грани сердечного приступа. — Что в этом такого? — То, что ты амиш, который никогда даже… нет, Тайлер. Это безумие. Я против этого. — Это вовсе не безумие, — Джош знал, что просьба о чем-то подобном, должно быть, убивает его. — Это важно. — Слушай, если ты так сильно хочешь поэкспериментировать, то я просто… — Не в этом дело. Мне не нужно экспериментировать. Я просто хочу пойти и… хорошо провести время. Как-то так. Джош вздохнул, потирая переносицу и зажмурив глаза. Мальчишки-амиши. Ничего, кроме неприятностей. — Нас ждет где-то два часа езды. — Ничего страшного. — Как мы собираемся это объяснять? Будет очевидно, что мы куда-то ушли. Ты же это понимаешь, да?  — Джош, — голос Тайлера был легким, как перышко, и бездонен одновременно. Его пальцы сжали предплечье Джоша, и он провёл большим пальцем по внутренней стороне запястья. Все это было до невозможности нежно, поэтому по щекам Джоша пополз розовый румянец, — мы разберемся с этим позже, ладно? Когда дело доходило до отказов, он словно терял всю свою уверенность. — Окей. Но ты не будешь надевать подтяжки.

***

Шесть часов вечера, четверг. Тайлер сказал родителям, что собирается поехать в город, чтобы помочь владельцу магазина на складе. Спустя пятнадцать минут он сидел напротив Джоша, свесив ноги со скрипучей кровати. — Тебе плохо? — спросил Джош, прежде, чем бросить ему футболку. Тайлер пробежался пальцами по ткани и подумал, пахнет ли она Джошем. Интересно, если он наденет ее, то будет пахнуть, как Джош? — Почему мне должно быть плохо? — Из-за вранья. Тайлер прочистил горло, опустив взгляд. — Я стараюсь не думать об этом. Джош кивнул, надеясь, что Тайлер не утонет в чувстве вины на всю ночь. Это было бы не очень весело. — Давай, примерь это, хорошо? Стянув с плеч подтяжки, Тайлер расстегнул рубашку, и Джош потупил взгляд. Он знал, что Тайлер, скорее всего, не часто снимал рубашку в присутствии других людей, поэтому не хотел смущать его. Но почему-то лицо Джоша залилось краской и словно загорелось. Это так чертовски глупо. Это ведь не раздевалка средней школы. — Она большая, — сказал Тайлер. Джош поднял глаза, убеждаясь в том, что вещь действительно была не по размеру. — Я могу поискать что-нибудь еще, если хочешь. — Нет, все в порядке, — Тайлер пригладил рукой волосы. — Чувствую себя немного странно. Но я думаю, в хорошем смысле… Джош улыбнулся и сказал: — Подожди, сейчас наденешь узкие джинсы. Он чувствовал себя глупо, в свои двадцать три вылезая из окна, но, думал Джош, каждый хоть раз должен это попробовать. Тайлер выглядел взбудораженным, когда спрыгнул на землю. Он словно стал другим человеком, но в то же время мучительно знакомым, особенно когда так усмехался Джошу. — Я выглядел круто, когда делал это? Потому что чувствовал я себя крутым. — Ты самый крутой парень, которого я знаю. Они подошли к старому разваливающемуся пикапу, Джош сел на водительское сиденье, а Тайлер запрыгнул на пассажирское. Вставив ключ в зажигание, Джош вдруг задумался, а катался ли Тайлер на машине вообще? Поездка длилась два часа, как он и предполагал. Всю дорогу из радиоприемника доносились старые кантри-песни — не Джош их выбирал, но он хотел, чтобы у Тайлера было что-то, что он мог бы узнать. Кроме того, было что-то невероятное в том, как Тайлер подпевал Джонни Кэшу. Вскоре просёлочная дорога перешла в асфальтированную. Тайлер протянул руку и выключил музыку, озабоченно оглядываясь. Джош невольно заметил морщинки на его лбу, и как взволнованно он нахмурился. — Что случилось? Тайлер что-то промычал. — Есть сомнения? — спросил Джош обеспокоенно. — Нет. Просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности. — Я взрослый. Мы оба. Даже если моя мама узнает, я не думаю, что ей есть до этого дело. Она, наверное, будет очень рада, что я выбрался куда-то и хоть чем-то занимаюсь. Тайлер повернулся и вгляделся в темноту за окном. Он всматривался в витрины магазинов и вдруг сказал: — Я не беспокоюсь о том, что скажет твоя мама. Джош взглянул на него с водительского сиденья. Тайлера могли изгнать из общины за это, а он сидел, глядя в окно, и думал о Джоше. Невероятно. — Я не боюсь твоей мамы. — Боишься. — Меня это не волнует. Я не позволю ей снова напугать меня, — голос Джоша смягчился. — Я все еще сожалею о произошедшем, вообще-то. Типа, мне, правда, жаль, — краем глаза он уловил, как на губах Тайлера расцвела легкая усмешка. — Поцелуй меня, и, может, я подумаю о твоем прощении. Джош чуть не съехал в канаву, рискуя убить их обоих. — Я, эээ… Я за рулем. — Без проблем, я могу подождать. — Амиши не флиртуют, — сказал себе Джош. Что за ужасная шутка. Клуб был немного потрёпанный, что Джош определенно оценил. С другой стороны, там было немноголюдно. Людей было достаточно, чтобы не чувствовать себя одиноким — идеально. Тайлер шел сзади, не поднимая головы. Джош раньше никогда не видел его таким застенчивым. Они подошли к барной стойке. Тайлер опустился на стул, а Джош присел рядом и спросил — Ты будешь пить? — Я амиш, Джош, а не ребенок, — Тайлер взглянул на него. — О, да. Тайлер покачал головой, улыбаясь, и попросил у бармена рюмку бурбона. Джош решил не напиваться. Почувствовав алкогольное тепло в венах, он наблюдал, как напряжение спадает с плеч Тайлера, испаряется в воздухе, до тех пор пока, он наконец, не стал выглядеть на свой возраст. Джошу всегда было трудно поверить, что Тайлеру двадцать два — не из-за внешности, а из-за того, как он себя вёл. Читающий немецкие гимны в церковной одежде, он казался почти древним, будто он обрёл Бога и мог умереть спокойно. Но сидя в баре в одежде Джоша, Тайлер выглядел, как обычный студент на весенних каникулах: совершенно непринужденно. Этот Тайлер совсем не понимал Бога, но знал, что его любят, и это было единственной имеющей значение вещью. — Джош, — Тайлер сжал его плечо, — хочешь потанцевать со мной? — Да, — сказал он, удивляясь невероятной мягкости собственного голоса, — с удовольствием. — Круто, — сказал Тайлер и схватил его за руку, утягивая от барной стойки, будто они делали это каждый вечер четверга. Они не знали песню, которая играла, их это не волновало. Тайлер сказал Джошу, что знает только бальные танцы, но это тоже не имело значения. — Выглядит, будто мы на выпускном, — пытаясь перекричать музыку, сказал Джош. — Я никогда не был на выпускном. И не учился в старшей школе. — Как думаешь, ты многое упустил? — Не знаю, — как всегда задумчиво сказал Тайлер, несмотря на играющую в клубе поп-песню, — возможно. — Теперь у тебя есть шанс восполнить потери. Они вальсировали: Джош устремлялся за ведущим танец Тайлером, время от времени они наступали друг другу на ноги и взрывались заразительным смехом. Джош позволил Тайлеру покрутить себя и чуть не упал, и они бы распластались на полу, если бы не руки Тайлера на его бедрах. Все это было глупо и очень весело, они получали удовольствие от каждой секунды. Тайлер редко имел возможность делать что-то глупое, а Джош не привык позволять себе хорошо проводить время. Наконец, они слишком устали, чтобы танцевать быстро со всеми поворотами и вращениями, и решились на медленный танец. Тайлер все еще вел, а руки Джоша покоились на его плечах. — Спасибо, — пробормотал Тайлер, прижимая лоб ко лбу Джоша. — За что? — За то, что привел меня сюда. Ты мог этого не делать, но все-таки сделал. — Ничего такого, — произнес Джош, улыбаясь. — Ты выглядишь счастливым. Я думаю, это стоит двух часов езды. — Ты счастлив? Потому что, если нет, то я определенно т- Джош поцеловал его так, словно был самым счастливым идиотом на Земле, и прежде, чем прижаться губами к шее Тайлера, прошептал: — Я на гребаном седьмом небе от счастья. Тайлер словно одеревенел. В течение десяти секунд Джош был уверен, что вина вот-вот сдавит его горло костлявой рукой. Тайлер отстранится, скажет, что он ошибся. Потом они поедут домой в полной тишине и больше никогда не заговорят. Джош ждал, утопив лицо в шее Тайлера, сжав глаза до мерцающих разноцветных пятен. Он ждал до тех пор, пока руки Тайлера не переместились с его бедер на плечи, отодвинув его на дюйм или два — мягко, но уверенно. Подняв голову, чтобы взглянуть на его лицо, Джош почувствовал, как в голове один за другим рождаются вопросы, а изо рта вот-вот что-нибудь вырвется. Именно в этот момент он понял, что Тайлер даже целуется задумчиво. Его губы были мягкие, а пальцы чуткие, они перебирали волосы Джоша, тянули за пряди достаточно сильно, чтобы не впасть в любовную кому. Тайлер отстранился первым, теми же мягкими пальцами придерживая лицо Джоша: — Ты прощен. Мальчики-амиши. Это слишком.

***

Последние три недели казались парой секунд перед принятием суровой правды. «Меланхолия» была одним из заумных слов, которые использовал Джош при написании сочинений. Старшая школа была лишь гребаным лихорадочным сном, но что значит «меланхолия» он до сих пор помнил. Он проживал её. Он пытался поделить время между Тайлером и бабушкой. Утро Джош проводил с ней, играя в Скрэббл и глотая черный кофе, а вечером шел к нему. — Передай Тайлеру привет от меня. Они не делали чего-то грандиозного — ничего сумасшедшего, во всяком случае. В основном, они валялись в траве, иногда Джош смотрел, как Тайлер занимается домашними делами. Порой они прятались в каких-нибудь укромных местечках, где никто, даже Бог, не мог их найти. Именно в этих местах Тайлер смеялся, даря Джошу поцелуи в шею. Он даже поставил ему парочку засосов со словами «в дорогу». — Может, мне просто взять тебя с собой? — предложил Джош в один из грустных вечеров. — Ты же поместишься в багажник, да? — Сомневаюсь. И Джош ушел один. Он старался не думать о том, что Тайлер женится и ему придется прятаться по углам до самого конца, борясь с одиночеством с помощью тяжелой работы и грустных гимнов. Джош надеялся — молился — что он не сделает ничего глупого. Он в последний раз взглянул на дом на холме. Тайлер стоял на крыльце — слишком далеко, чтобы понять, плачет он или нет. Джош заметил, как тот поднял руку, махая на прощание, и помахал в ответ. Больше он не мог ничего сделать. Поездка на заднем сиденье превратилась в мечты о Тайлере на холме — ленивом, золотом и честном, слишком обаятельном даже во сне. Очень глупо со стороны Джоша было верить, что ему есть место на картине.