Отпуская прошлое

Веселый смех сбивал с настроя. Фенрис зажал пальцем страницу, на которой читал, и закрыл «Ловушку Судьбы». Рядом, за столом, Братство азартно резалось в «Алмазный Ромб», которому он их научил. Торши так рассказывал о последнем контракте, что смеялся даже Слышащий. Фенрис прикрыл глаза. Так легко вспоминалось иное… -… опять зажала карты, шлюха! — Башка морковная, научись уже проигрывать! — И именем Создателя… — Прекращай уже, от твоих молитв эти помои лучше не станут! — А то облако похоже на медведя. -… и вот влазим мы в окно, а там… — Если ты заикнешься о драконе… Фенрис сидит чуть в стороне. Его никто никогда не звал — не потому, что он был лишним, а потому что знали, что от книги его сейчас и за уши не оттащишь. Сидение рядом прогибается, и эльф вскидывает взгляд, сразу же утопая в глазах Хоук. — Ты почитаешь мне? — она улыбается, чуть касаясь ленты на его запястье. Он неловко кивает и чуть срывающимся от волнения голосом начинает читать вслух. И делает вид, что не слышит пошлостей Изабеллы. Андерс и Себастьян все громче спорят, при этом маг не отрывает взгляда от карт, играя с пираткой и Мерриль, недоуменно смотрящей на свои карты — она снова забыла правила. Варрик и Авелин пьют местное пойло, отмечая поимку контрабандистов капитаном Валлен по наводке Варрика; обоим выгодно — Авелин подняла престиж стражи, Варрик устранил конкурентов так, что никто и не подумает на него — стража же, сами выследили (говорят, новый капитан, да-да, та самая ферелденка, самый настоящий зверь). — Волк? — осторожно зовет Цицеро. Фенрис открывает глаза. Дар`Си поминает Сангвина и его Розу, стягивая мантию и начиная танцевать народный каджитский танец прямо на столе. Эльф не уверен, что он не придумал его только что. — Волк давно не читает. Ему мешает шум? — имперец чуть поводит плечами. Ему нравится там, где шумно — там нет проклятой Тишины. Фенрис закрывает книгу и кивает на выход из комнаты. В этом нет необходимости — Цицеро и без того пойдет за ним и вытерпит тишину, если Волк захочет. Шут бодро скачет в их комнату и нетерпеливо отстукивает по стене ритм, что слышит только он. Фенрис слышал напев этих песен; наверное, это песни самой Пустоты. Он старается не думать об этом. Как и о том, что выполняет приказы того, кто слышит в голове голос давно умершей безумицы. Тевинтерец полуложится на кровать, и Цицеро тут же устраивается у него под боком. — Волк почитает для Цицеро? Цицеро не любит Тишину; Она не любит Цицеро, не любит Хохот, даруемый Мамочкой. Фенрис смотрит на книгу. Цвет обложки такой же, как и у той, что ему подарила Хоук. Почти у всех книг такой цвет; видя его, он всегда вспоминает, как она учила его читать. Вряд ли он когда-нибудь забудет об этом. Эльф раскрывает книгу. *-…нет, Фенрис, эта буква значит другое, — Хоук прерывает его, вставая и зажигая почти погасшие от порыва ветра свечи. — Другое? — тевинтерец пытается вспомнить звучание буквы, глядя в полуразрушенный потолок. — Имя твоего клинка начинается с той же буквы. Фенрис про себя проговаривает название своего двуручника. — «Л», — наконец утверждает он. — Да, — она улыбается ему, и эльф опускает взгляд в книгу. Он старается читать правильно — чтобы не разочаровывать ее — и лишь иногда делает вид, что не может что-то прочитать, чтобы Хоук села ближе и по буквам показала как это читается.* Это слово кажется незнакомым. — Имперский, — уверенно говорит Цицеро. Точно, Хоук научила читать его на общем, а имперский он знал только в качестве разговорного языка. — Этим словом обычно обозначают все связанное с Шеогоратом. — Безумие, — понимает Фенрис. Он запомнит. Цицеро показывает на другое слово. — А это значит «проклятье». Здесь — «радость»… Фенрис вполголоса повторял знакомые слова, запоминая их написание. — Kaffas, laetan… А что значит это? Цицеро провел пальцами по записи слова, на которое указал напарник. — Это? — шут заглянул ему в глаза. — Это любовь, Фенрис. Фенрис поставил книгу на полку. Цвет обложки такой же, как и у той, что ему подарила Хоук. Почти у всех книг такой цвет; видя его, он всегда вспоминал, как она учила его читать. — Волк! Цицеро нашел книгу, где еще больше имперских слов! Он не забудет того, что Хоук для него сделала, но теперь, глядя на книги, он будет вспоминать не ее дружбу, инфантильность и предательство. Нет, теперь это — прошлое, которое ему уже пора отпустить.