Хех, надо повторить

Он никогда не понимал эту женщину. Не мог разгадать ее, как бы ни старался, сколько бы ни ломал голову. Алина была слишком сложной, чересчур противоречивой. И до невозможности, просто до безумия странной. Для нее выйти голой на балкон – нормально и ничуть не стыдно. Признаться в любви – до невозможности глупо и бессмысленно. Трахаться на узкой койке в общаге – захватывающе и возбуждающе. Заниматься любовью в его двуспальной постели – слишком просто и обычно. Целоваться взасос посреди оживленной улицы - незабываемо и по-своему романтично. Идти, взявшись за руки, - странно и слишком по-детски. Влад все чаще ловит себя на мысли, что совершать покупки стало довольно приятным для него занятием. Чего стоит одно лишь посещение магазинчика где продают данго: ведь с некоторых пор покупка этих сладостей сделалась для него чем-то особо важным и почти долгожданным. А некогда ненавистная рыночная суета в какой-то момент и вовсе перестала казаться столь пугающей и надоедливой. По пыльным иркутским улицам он шагает быстро и спешно. Один за другим мелькают по обеим сторонам дороги невысокие, основательные домики спального района. Парень ускоряет шаг: торопится, все крепче сжимая в руках заветную коробочку данго. И по неосторожности сталкивается с растерянным, подозрительно раскрасневшимся Пашей прямо в дверях подъезда. Он неловко расшаркивается и кое-как проталкивается в узкий дверной проем, что-то старательно пряча за спиной. Но от Белоусова ничего не скроется: ни смущение парня, ни маленький, наверняка купленный им самим букетик цветов, который он совершенно напрасно пытается спрятать. И, поднимаясь вслед за Пашей по лестнице, Влад невольно улыбается своим мыслям: кто-то спешит к девушке с цветами, в то время как он заявляется к своей с коробкой данго. А стоит лишь вспомнить, что Алина вытворяет с ним при помощи этих чертовых шариков, как внизу живота собирается тугой, постепенно разрастающийся комок, обдающий жаром все тело. Предупреждать о своем приходе, равно как и стучать в ее дверь, уже давно стало излишним: с некоторых пор у Белоусова есть дубликат. В маленькой комнатке как всегда чисто и на удивление уютно. Первые лучи весеннего солнца льются в приоткрытое окошко, пробиваются сквозь легкие шторки тоненькими бледно-золотистыми полосками света. Алина еще спит. Посапывает тихонько, размеренно, изредка чуть слышно вздыхает. "Кто снится тебе, родная?" Влад затаивает дыхание и осторожно склоняется над нею, спящей. Спящей и особенно прекрасной во сне: умиротворенной и трогательно-беззащитной, милой. Он проводит кончиками пальцев по ее щеке, очерчивая изящную скулу, наслаждаясь мягкостью и нежностью кожи, ее гладкостью и теплом. Тоненькая голубоватая жилочка бьется-трепещет, кажется, прямо на поверхности. Близко-близко, под самыми подушечками пальцев… Влад едва ощутимо касается приоткрытых, чуть припухших девичьих губ своими губами. И чувствует, как их уголки мелко-мелко подрагивают: Алина улыбается. - Ты сегодня рано, - шепчет удивленно, нежно целует в гладко выбритый подбородок. - Я тебе завтрак принес, - пестрая коробочка с данго предусмотрительно кладется на край кровати. - Ммм… - Девушка сладко выгибается и, не обращая внимания на предложенные сладости, тянется дрожащими, ослабевшими ото сна ручками к застежке жилета Влада. – Потом. Давай полежим еще немного... И он бережно накрывает ее ладони своими, переплетает пальцы, помогает расстегнуть молнию, а затем – снять с себя Demixовский жилет и стащить футболку через голову. Кровать в её комнате чертовски узкая и до невозможности скрипучая. Уместиться вдвоем на такой койке ой как непросто, но у них это всегда получается: достаточно просто обняться и потеснее прижаться друг к другу. И, стоит только Владу задремать, наконец, - как в дверь стучат. Этак не в меру настойчиво и громко, почти что нагло стучат. - Лежи, я открою, - вздыхает парень, кое-как натягивая футболку. Алина нехотя отпускает его руку и лишь шепчет что-то неопределенно-благодарное в ответ. Пожалуй, он ожидал увидеть на пороге кого угодно. Кого угодно, да хоть воскресшего Иисуса собственной персоной. Кого угодно, но только не своего утреннего попутчика: не Пашу, все так же сжимающего в руке дурацкий букет цветов. Он, похоже, и сам совершенно не ожидал подобной встречи: переминался с ноги на ногу неловко, глядел исподлобья подозрительно, оценивающе. - Что-то хотели, Павел? – равнодушно тянет Белоусов. И уже отчетливо чувствует неладное, невольно напрягается внутренне. "А может, просто ошибся дверью?" - Алина дома? – и недавние сомнения тут же отпадают сами собой. В ожидании ответа Паша неловко ерошит-треплет пальцами свой карман. Определенно волнуется, и это не ускользает от зоркого глаза Влада. - Дома. Передать ей что-нибудь? – произносит он делано спокойно, ровно. На самом же деле внутри все медленно, но верно вскипает необъяснимой злобой, странною яростью. Парень пропускает мимо ушей адресованный ему вопрос. Он смешно вытягивает шею, силится заглянуть поверх плеча Владислава и разглядеть, что же происходит там, в глубине комнаты, на самом деле. Но Влад непреклонен: нарочно наваливается на дверной косяк плечом, надежно закрывая обзор собою. - Ты чересчур любопытен, не находишь? – звучит не в меру раздраженно, чуть насмешливо. Влад потихоньку звереет, выходит из себя стремительно. Сейчас парень его просто-напросто бесит. Бесит внезапными, казалось бы, вовсе не свойственными ему настырностью и наглостью. - Я не уступлю вам, Владислав, - еле слышно цедит Паша сквозь зубы. Сверлит парня полным ненависти взглядом и все крепче сжимает в руке невзрачный букетик – чуть слышно хрустят под пальцами свежие, сочные стебли. Молчание тянется долго и мучительно. И им обоим уже кажется, будто не будет конца этой тишине: вязкой, словно патока; одуряюще звенящей в ушах. Белоусов устало прикрывает глаза и делает глубокий вдох. - Что ж… В таком случае, я не вижу другого выхода кроме как вызвать тебя на дуэль, - тянет задумчиво. - Я бы ударил тебя перчаткой, но на прошлой неделе убрал все зимние вещи. Паша смолчал. Развернулся на каблуках и зашагал прочь - звуки удаляющихся шагов вмиг отразились гулким эхом от выцветших стен домового коридора. У ног Влада, изломанный и измятый, лежал маленький букет весенних цветов. - Зря ты так. Жалко. Алина неспешно стягивает с палочки зубами очередной шарик. И какое-то время по привычке катает его на языке, гоняет за щекой, прежде чем с нескрываемым наслаждением раскусить, распробовать и посмаковать как следует. - Он парень неглупый, все поймет, - преспокойно заверяет ее Влад. В этом он более чем уверен, ведь Паша действительно славный малый. Просто в этот раз ему не повезло. Белоусов беспечно закидывает руки за голову и вжимается спиной в подушки – койка натужно скрипит и прогибается под весом двух тел. И на плечо тут же ложится взлохмаченная макушка – кончики коротких рыжих волос мягко, едва ощутимо щекочут шею. С Алиной по-прежнему легко и уютно, до боли привычно и все так же по-свойски. Она уже не задает лишних вопросов и не задумывается о пустяках, что зачастую совершенно не свойственно большинству женщин. Алина никогда не смотрит укоризненно или свысока. Девушка может рассмеяться в самый неподходящий момент и преспокойно послать к чертям, а через секунду лучезарно, примирительно улыбнуться и прижаться щекой к щеке доверчиво. Алина далеко не идеальна: как всегда слишком сложная и чересчур противоречивая. По-прежнему до невозможности, просто до безумия странная. И временами ему кажется даже, что вся она буквально "слеплена" из недостатков. Недостатков самых разных: больших и маленьких, серьезных и не очень. Недостатков, с которыми мириться крайне сложно, а порою и попросту нереально. Недостатков, все чаще кажущихся такими родными и привычными, близкими сердцу и по-своему дорогими. Недостатков, совершенно неотделимых от нее самой, выглядящих куда важнее многих достоинств. Няшечки мои порнухи сегодня не было :С Простите уж. Будет в следующей главе. З.Ы. я ленивая жопа,да.