Эребор, Дракон и неудача

Если я чему и научилась за время пребывания в Арде, так это — идти до конца. Я и раньше была упряма, но ящер испортил меня окончательно. Если Смауг надеялся на то, что сможет оттолкнуть меня, то он ошибся. Знания о его разрушительных свершениях всегда были со мной. Я никогда не забывала, кто передо мной — Змей Севера, Смауг Ужасный, Дракон Моргота… Но я была человеком… Я была женщиной, поэтому больше полагалась на чувства, чем на разум. Может не так уж и зря дракон постоянно называл меня «дуррой»? Кем я не была, так это лицемеркой. Увиденное напугало, ошеломило меня, причинило острую боль. Я долго справлялась с этим — Смауг знал, что я привязываюсь к нему, и выверено нанес жестокий удар. По сей день не понимаю, чего он желал, чего добивался от меня: страха или же ненависти? Я не собиралась больше бояться и не хотела, не могла ненавидеть. Растущее чувство, которому я не умела, не могла дать определение, подчас оказалось сильнее жесткой, но правды. Как бы не хорохорился Смауг, для нас обоих это было испытанием. Он умел быть заботливым, пусть и на свой лад. Смауг был утомленным жизнью. Любимая тактика — маскировать истинные мотивы под пологом сарказма, едкого юмора и ругательств. Он бы сожрал меня, если бы узнал, что напоминает мне ежа… Да-да, ежа! Который фырчит и прячет под колючками слабое нутро. Но это я ему сказать не осмелилась. Хотя даже мечтала лицезреть его физиономию после такого признания. Дракон бесился, замечая смешинки у меня в глазах, и допытывался о причине моего периодического хихиканья. Ничего не добившись, он обычно ворчал на тему «легкомысленных самок»… Дракон, оказывается, был ценителем искусства и разбирался в нем прекрасно. Вообразите, он знал бесконечное множество стихов и песен, от некоторых у меня душа уходила в пятки. Однажды, когда я уже буду знать его «тайну», Смауг споет мне те, что сочинил его Владыка. Эта музыка поразит меня своей красотой и созвучностью миру. Долго не буду верить, что совершенные строки написал тот, кого нолдор называли Черный Враг Мира. Чем дольше я жила в Арде, тем больше влюблялась в этот удивительный, сказочный мир. Едкие сентенции Смауга обычно не давали мне расплыться розовой лужицей умиления. Дракон, нужно отдать ему должное, никогда не преуменьшал ни своих поступков, ни чужих. Он говорил правду почти всегда, жестокую, неприятную, но правду. Меня и по сей день поражают пейзажи Средиземья, нереальные по своему природному совершенству. Я видела Золотой Лес с высоты птичьего полета, гостила в Имладрисе, считала домом Эребор, была очарована столицей Гондора, но только одно место смогла назвать домом. Самое неожиданное. Скажу одно, Смауг любил поражать и не замахивался на ничтожные цели. После всех испытаний в относительно спокойной и мирной жизни мы с ним забирались далеко на восток. Встречали много людей, совсем не похожих на роханцев, гондорцев, эстраготцев. И не все встречи были приятны. Скажу только одно: дракон почти исполнил свою мечту — поджечь истари. Рядом со мной он чувствовал себя почти молодым, как признался Смауг. Я так радовалась, что моего дракона никогда не затронет эльфийская тоска, несмотря на его второй облик. Но это будет спустя много лет… Пока же я ничего не знала… И скажу, что когда открылась правда, моим единственным желанием было расцарапать смазливую мордашку этого лжеца. А вторым — поцеловать эти ядовито усмехающиеся губы. Нужно сказать, дракона очень позабавила моя воинственная злость. Я свободно говорила на весторне, но ни читать, ни писать не умела. И Смауг вызвался научить. Учителем он, признаться, был прекрасным, но таким же придирчивым, как тренером. Ящер проводил меня в библиотеку Эребора — она ничуть не пострадала. Честно сказать, огромный зал с книгами привел меня в уныние — почти все были на языке гномов. Да и дракон, знавший все наречия, языки и диалекты пояснил, что множество книг посвящены техническим наукам — обработке драгоценностей, созданию оружия и механизмов, строительству и фортификации, горному делу. Был шкаф, забитый эльфийскими трудами по истории на синдарине и, вот сюрприз, на квенья! Художественная литература опять же писалась для гномов. Чей тайный язык я не надеялась когда-либо выучить. Но были и книги, написанные людьми — описание военных походов, осад и битв, история Нуменора, Гондора и Анора, и сборники стихов. Через несколько месяцев я найду лирику, стихи, песни на синдарине в покоях, некогда принадлежавших Торину Дубощиту. Пара книг была с дарственной надписью от владыки эльфов Лихолесья. Упорный эльфоненавистник переводил все это на свой язык, а некоторые стихи положил на музыку. Не подумайте, я не люблю рыться в чужих вещах. Просто, только подумать: Дубощит, судя по книгам, когда-то считал, что от эльфов исходит вовсе не вред. Я набралась смелости и спросила у Смауга, что случилось в тот день — ужасные и кровавые подробности я предпочла бы не знать. Но мне было интересно, неужели Трандуил не помог? Просто развернулся и ушел, как было показано фильмах? И оказалось, да. Он был прежде всего королем и не стал понапрасну отправлять на верную гибель свой народ. В легких кольчугах эльфы не смогли бы противостоять Смаугу, только погибли бы зря. И дракон бы не поручился, что после атаки эльфов не полетел и не выжег бы Лихолесье к чертям! Их луки и стрелы ни за что бы не пробили шкуру дракона. В общем, предприятие было безнадежным с самого начала, Трандуил это понял и поступил, как должен был. Торин его возненавидел, как и всех перворожденных…  — Бегать ты стала лучше, — довольно заключил Смауг. — Мы выучили алфавит, и ты начала читать. Пишешь по-прежнему ужасно, но это дело практики. Так, смертная, я решил, что тебе пора освоить оружие, чтобы в случае чего ты могла постоять за себя, — дракон лучился самодовольством. Я же сохраняла умеренный оптимизм: а вы попробуйте одновременно бежать, уворачиваться и твердить алфавит в правильном порядке. И только после того сможете указывать мне на то, что я должна в ножки дракону падать за то, что он возится со мной! Благодарной я, конечно, была, но умеренно. Потому, что была регулярно осмеяна, бита и унижена. Самой передовой и надежной системой обучения дракон считал много кнута и крошечный пряник. И это, нужно отдать ему должное, действовало — а ты попробуй сдайся и упади, когда тебе угрожают поджечь волосы и задницу. Как учитель, Смауг был этакой помесью сволочного ящера и не менее сволочного ситха. О могуществе Темной стороны Силы не вещал, но негуманными приемами обучения пользовался вовсю.  — Иди отдохни, и я жду вечернюю историю, — приказал Смауг, прикрывая глаза, подремать собирался, гад. Ох, как мне хотелось показать дракону международный неприличный жест… Но моя болтливость, не подумав, рассказала ящеру и о таких способах выразить свое отношение к происходящему людей моего мира. Смауг, конечно, прошелся в своей отточенной манере по людскому скудоумию и вырождению в обоих мирах в Арде и в моем — но запомнил, гад… Я оттирала себя в ванной больше часа от пыли, пота, грязи и паутины — дракон сегодня знатно повозил мной по полу, который за столько лет без уборки и с огромной натяжкой чистым не назовешь. Стирку я мужественно отложила на завтра, а может и на послезавтра. Завернувшись в широкий, но коротковатый халат, потопала вниз. Как же я намучалась с обычными женскими делами — такими, как бритье ног и других частей тела. Но голь на выдумки хитра, и на что женщина не пойдет, чтобы быть красивой — пусть и перед драконом.  — Закончи вчерашнюю историю о фараоне Тутмосе. Кто бы мог подумать, что Смауг подсядет на реальную историю моего мира. В пору радоваться, что этот предмет я всегда нежно обожала.  — Для человека ты не обделена даром красноречия, — нехотя признал дракон. — Теперь можешь спрашивать у меня…  — Расскажи о Сауроне, — ляпнула я. Дракон поперхнулся, смерил меня взглядом и насмешливо фыркнул.  — Умеешь же ты, человеческое отродье, выбирать гадости на сон грядущий… Отчего-то правую руку своего Владыки ящер терпеть не мог, почти как эльфов. И, кто бы сомневался, он начал рассказ с наказания Саурона за потерю крепости, отвоеванной девой Лютиэн.