Эребор, Дракон и неудача

После произошедшего встревоженный Смауг совершенно не выносил моего долгого отсутствия. Величайший лентяй дошел до того, что отказывал себе в любимом занятии — сне. Дракон, видимо, куда лучше знал натуру своего подлого дружка и не сомневался, что тот захочет отплатить сторицей. Как покажут дальнейшие события, ящер был прав — только ему стоило волноваться не за человечку, а за себя. Я тоже далеко не была так спокойна, как хотела показать. С самого момента попадания в Арду я спала, как младенец. После злополучного визита меня внезапно начали мучать на редкость реалистичные кошмары. Я просыпалась в холодном поту и с криком. Что снилось? Хоть убейте, не вспомню точно, но что-то страшное… Бурчащий про слабонервных девчонок Смауг приволок в сокровищницу ложе и приказал спать рядом. И, действительно, это помогло — больше кошмаров я не видела. Дракон одним своим присутствием отгонял дурные сны. Зато, будто сквозь сон, я стала чувствовать прикосновения чужих рук — осторожные и ласковые. Неизвестный в моем сне гладил мое лицо, касался волос, а напоследок целовал. Просыпалась я после таких снов с подозрениями. Но, увидев привычную ехидную морду Смауга, успокаивалась. И поздравляла себя с паранойей. До чего дошла: во сне чудятся мужские руки. А мужская особь на всю Одинокую Гору одна, и то дракон. Дракон, который взялся за меня с удвоенной силой: к урокам языков и физической подготовки добавились тренировки с оружием… Ну, как с оружием, дракон выдал мне красивый, но абсолютно тупой кинжал. И поминутно закатывая глаза и рыча объяснял основные защитные движения. Естественно, у меня ничего не получалось. Обозленная постоянными словесными издевательствами я объяснила, что не такая тупая, как ящер думает. Просто тяжело встать в правильную стойку или сделать движения, если никогда не видел, как это. Тут Смауг призадумался, да так, что велел мне убрать зубочистку и идти куда-нибудь погулять. Ему нужно подумать. Я была так рада концу занятия, что даже не задала себе вопрос — о чем? После почти добровольного дара жителей славного города Эсгарота мой рацион сильно расширился. Питаться одной кашей быстро надоедает. Получив вполне приличный запас разных продуктов, я с энтузиазмом взялась готовить. Из всей огромной кухни Эребора выбрала маленький закуток поближе к входу. Просто я, избалованное дитя современного мира, не представляла, что делать с огромными печами. Поэтому предпочла маленькую печь, на которую уходило мало дров и она была намного удобней.  — Яна! Смертная, — тяжело не услышать дракона. Я как раз закончила варить суп и собиралась поджарить немного мяса. Хотя убила бы того, кто засунул непорезанную курицу, ненавижу разделывать. Дома всегда покупала уже готовые к употреблению продукты. Пришлось откладывать нож, мыть руки и спешить на зов. Смауг, если его заставить подождать, становился еще более невыносимым, чем обычно. Дракон сидел прямо перед входом в кухни и бил хвостом, как недовольный кот. Я тоже не была слишком-то довольной: все свежее мясо, что притащил ящер, нужно было поскорее приготовить, а то пропадет. Холодильника в Эреборе я так и не обнаружила. Ящер положил голову на лапы и молча рассматривал меня. Тем самым странным взглядом, который так меня пугал.  — Ты много спрашиваешь о Древних Днях, — задумчиво проговорил он. Но что-то не давало мне расслабиться, может быть пакостный огонек на дне золотого моря его глаз. — Твой интерес похож на любопытство детеныша, только начавшего познавать мир… Но ты будто боишься проявить интерес к сегодняшнему дню. Яна, хотела бы увидеть Средиземье, как видят его только драконы?  — Да… — сказала я с уверенностью, которой совсем не чувствовала. Просто что-то во мне кричало, что если сейчас откажусь, то больше такого предложения не получу и буду жалеть об этом до самого конца моего короткого человеческого века.  — Оденься теплее и иди к воротам, — дракон одним слитным стремительно-плавным движением встал. — Иди же, я жду… Я никогда не собиралась так быстро. У меня тряслись руки, колотилось сердце… Слова Смауга значат, что я выполню свою мечту — обрету крылья, пусть и ненадолго. Пусть и чужие. Но я увижу небо и землю с высоты доступной только птицам и драконам. Смауг взял меня лапой и прижал к своему теплому бронированному боку. Он распахнул огромные алые крылья и пугающе легко оторвался от земли. У меня будто сердце остановилось, когда мы начали подниматься выше и выше. Дракон летел, мерно наращивая высоту. А я, с широко раскрытыми глазами, пыталась заставить себя сделать вдох. Мой восторг и страх от первого полета… Их нельзя описать словами, ибо я не нашла слов, чтобы пересказать то, что я чувствовала в то прекрасное мгновение, ни в одном языке. Мир лежал у моих ног… Я была ветром, я была воздухом, я была птицей… Я была свободна ото всех оков. Мне стало понятно извечное стремление человека к невозможному. Что бы ни было дальше, я пронесу это чувство свободы до самого конца, поклялась я себе… Смауг сделал круг и сел на берегу Долгого Озера. Ящер не торопился отпускать меня, не торопился спрашивать. Он будто понимал, что я чувствую сейчас. А кто, как не он? Невыразимые прекрасные глаза древнего существа смеялись с меня, но это был ласковый смех. Рожденный для полета наслаждался моим восторгом. И принимал безмолвную благодарность, как должное. Ведь я никогда и ни за что не забуду, кто подарил мне настоящее чудо. Первое из чудес, встретившихся мне в Арде.  — Это ли не счастье? — негромко спросил он и осторожно поставил меня на землю.  — Спасибо, — я прижалась щекой к шершавой чешуе.  — Не плачь, дуррочка… И даже обидное обычно прозвище звучало нежно и ласково. Дракон царственно улегся и, сложив крылья, посмотрел на спокойную воду.  — Эпохи прошли, а полет — единственное, что не может наскучить, — Смауг поднял голову к небу. — Владыка дал нам крылья, а с ними свободу. Мелькор, принявший оковы плоти Айнур, лучше многих мудрых знал, как важна свобода. Пусть он и был Ба́углиром… Душителем свободных народов.  — Ты тоскуешь? — я села так, чтобы видеть глаза дракона.  — Да, и так будет всегда, — честно признался Смауг. — Его боялись, ненавидели, проклинали, — в глазах дракона горечь мешалась с усталостью. Усталостью тяжелой и невыносимой. — Но мы, созданные им, всегда любили Его. Пусть я и последний, но драконов будут помнить. Мы — воплощение его замысла. Но я принес сюда тебя не только для серьезных разговоров. Думала, я не вижу, Яна, что ты тоскуешь в горе?  — Спасибо, — не стала отрицать очевидное я, а лишь поблагодарила за заботу, казалось бы, несвойственную этому невозможному существу. — Я должна сказать, должна предупредить, — мучительно краснея начала я.  — О чем же? — мягко произнес Смауг.  — У тебя брешь в доспехах, — выпалила, наплевав на все остальное Средиземье. Я не могла, не хотела терять этого ящера. И это было большим, чем человеческий эгоизм, не он двигал мной, а страх за дорогое сердцу существо.  — Знаю, — спокойно кивнул головой дракон. — Все собираюсь починить, но руки не доходят.  — Что не доходит? — не поняла я и уставилась на ящера.  — Лапы, — поспешно исправился Смауг. — Оговорился, с кем не бывает. Лучше посмотри, как красиво! — острейший коготь указал на пламенеющую в лучах закатного солнца воду. — И ты не замерзла, смертная? Я чувствовала все что угодно, только не холод. Мне скорее даже было жарко. Ножки, ручки тряслись, а мысли в голове скакали, как бешеные белки. Мысленно я все еще летела. И допускала, что душевное равновесие обрету не скоро, слишком сильным было впечатление, чтобы успокоиться вот так сразу. Я была счастлива… Случайно проплывающие мимо рыбаки увидели невозможную картину — ало-золотой гигантский змей и на его фоне хрупкая и маленькая фигурка человеческой девушки. Эти двое беседовали, не замечая ничего вокруг. А девушка еще и смеялась. Неудивительно, что свидетелям такого чуда никто не поверил. Жители Эсгарота посоветовали рыбакам пойти проспаться и не морочить честным людям голову небылицами. Задумался лишь один человек… Его звали Бард, он был потомком Гириона. В будущем молва должна была прославить его под именем Барда Лучника за небывалый подвиг, что он совершил.