***
После того, как отгремели юбилейные концерты братьев Самойловых, прошло несколько дней. Люди вокруг уже вовсю готовились к новому году, закупались подарками, и в воздухе царило что-то невероятно волшебное. По крайней мере Глебу хотелось так думать. Мысли о брате слегка притупились, но стоило хоть кому-то коснуться «постагатовской» темы, как внутри начинало все скрипеть и зудеть, каждый раз заставая мужчину врасплох. Хотелось ли Глебу думать о нем? И да, и нет. Все, как и говорил Вадим, вечная драма должна играть в сердце, иначе не будет ни творчества, ни самого Глеба. Иногда, в голову мужчины закрадывалась шальная, абсолютно безумная мысль — а будет ли Глеб существовать без НЕГО? Вообще, психологи за то, чтобы решать проблемы, а не заталкивать их как можно глубже. Но решения не было, поэтому сигналы сердечной мышцы игнорировались, лишь иногда позволяя грусти завладеть собой. Глеб шел по улицам Москвы, шарф, свисающий с шеи, слегка развевался на ветру. В лицо бил снег, очки слегка съехали на бок и запотели. Мужчина неловким движением снял их с лица, и с удивлением обнаружил, что оказался возле дома старшего брата. Бездумно бродя по городу, он даже не заметил, как оказался у этих стен. В голове снова всплыли воспоминания их последней встречи. И слова Вадика, и неприятная пауза между ними. А после допитой бутылки вина…***
…они сидели рядом. Вадик по-хозяйски раскинулся в кресле, закинув одну ногу на другую. В руке оставался недопитый бокал с красным вином. Глеб сидел в офисном кресле, периодически покачиваясь в разные стороны. Вадик без остановки что-то рассказывал, иногда поглядывая на брата. Глеб же не сводил глаз с музыканта, но то, что он слышал, с трудом усваивалось в его голове. Почему-то его взгляд упал на ногу, по которой рука Вадима «ходила» туда-сюда. Это странно, но Самойлову-младшему захотелось… положить свою руку на то место, где сейчас была рука старшего брата. Однако, Вадик ничего не замечал. Он вел себя так, словно и не было всех этих поцелуев, разборок, скандалов между ними. Словно он просто был старым добрым товарищем, к которому забрел его друг на бокальчик винца после тяжелого дня. Но сейчас братья слишком далеко зашли в своих играх, и отступать уже было поздно. Глеб молча смотрел на любимого человека, а сердце сжималось все сильнее. Это неправильно и даже глупо — любить того, кому на тебя плевать. Тот, кто не может любить — должен ненавидеть. Именно этим и занимался Вадим все эти годы. «Он меня ненавидит, все это фальшь, глупец», — пронеслось в голове у Самойлова-младшего, когда он уходил из квартиры брата. Зайдя в лифт, Глеб схватился за голову. Двери закрылись, а мужчина медленно сполз на пол, тяжело дыша. Не хотелось верить в то, что он столько лет себя обманывал, придумывая любовь, которая существовала лишь в его голове. Господи, да разве он заслужил все это? Вадик был для него всем, целым миром, и вот в одночасье мир разрушился, оглушил его по голове и выбил последнюю надежду на что-то хорошее между ними. — Тот, кто не может любить — должен ненавидеть, — сипло прошептал Глеб, пытаясь взять себя в руки. Но ничего не получалось. Видимо, старший брат был прав — вечная драма крепко схватила Глеба за шею и ни за что не хотела его отпускать.