Бегущая: Шанс на побег

      Тереза явилась спустя пол часа. Видимо перепугалась и гнала такси через весь город на всех парах.              — Открыто — сказала я, сидя все там же, когда раздался стук в дверь.              Девушка зашла внутрь, и замерла на пороге, оглядывая масштабы бедствия.              — Господи, Ви- она бросилась передо мной на пол, заглядывая в глаза — ты не ранена? Тебя ограбили? Били? Вызвать помощь?              — Не нужно — покачала я головой, пристально глядя на подругу, у которой на лице застыло истинное переживание — это все сделала я              — Что случилось? — повторила она свой вопрос, глядя на меня, пытаясь найти что-то в моих глазах.              Какой вопрос нужно задать первым? Какой ответ для меня самый важный? Да все важны.              — Мне стирали память, Тереза? — наконец сделала я свой выбор.              И то, как она себя повела, сказало мне все лучше всего. Тереза не смогла справиться с эмоциями, отшатнулась, упала на задницу, глядя на меня своими невыносимыми огромными глазами.              — Ты…              — Теперь помолчи — жёстко сказала я, загоняя внутрь тёмную волну, которая вновь поднялась внутри, грозя смыть все спокойствие похлеще любого цунами. — Ты знаешь Томаса? Галли? Ньюта? Я участвовала три года в эксперименте «Территория обреченных»?              Я видела, я читала ее лицо, как открытую книгу. Каждый мой вопрос бил наотмашь. Каждый попадал в цель.              — Кто тебе рассказал? — тихо спросила она, опуская глаза, пытаясь справиться чтобы та боль, которая успела показать лицо не выплеснулась дальше. Она старалась держать лицо.              — Это уже не имеет значения. Он, судя по твоей реакции — не соврал. — сказала я — а вот ты… ты врала мне да? Врала все это время? ВРАЛА?! — сорвалась я на крик. В душе шевельнулась горечь, от того, как Тереза вжала кудрявую голову в плечи. Но я не могла сейчас говорить спокойно.              Меня сжирала вся эта ситуация. Сжирала и сжигала.              — Я… я не могла рассказать — тихо, на грани слуха сказала она — я один раз рассказала, и тебе снова стёрли память при попытке побега              — Сколько раз мне проводилась процедура? — спросила я, прикрывая глаза. Страшась ответов.              — Трижды — ответила девушка              — Четвёртый раз поджарит мои мозги, да? Мне нужно уходить — сказала я, снова глядя на неё.              — Я все исправлю — суматошно сказала Тереза, хватая меня за плечи, заглядывая в глаза — дай мне две недели, я все исправлю. Только не сбегай опрометчиво. Хорошо? Они тебя поймают. Нужно выждать, Виктория              Я смотрела на неё и не чувствовала ничего. Пустоту. Апатию.              Я закончилась, кажется.              — Как ты исправишь? — спросила я ровно. Скорее всего мне было безразлично.              Тереза прикрыла глаза, из-под пушистых чёрных ресниц катились крупные слезы. Она не рыдала. Они просто текли.              — Поверь мне последний раз — попросила она, всхлипнув — через две недели ты выйдешь отсюда. Клянусь. Я сделаю все, чтобы тебя больше не искали.              — Хорошо — сказала я — теперь иди.              Тереза помялась, потом покинула разгромленную квартиру тихо прикрыв за собой дверь.              А я сидела, прислонив затылок к стене, и не хотела думать ни о чем.              Было мучительно больно. Я получила все ответы и отчаянно хотела никогда не встречать Галли, и чтобы мне стёрли память ещё раз.              Спустя три дня Тереза поймала меня в коридоре.              — Привет — тихо сказала она, заглядывая в глаза — ты как?              — Очень странный вопрос — язвительно ответила я, скрестив руки на груди. Я все ещё не сильно хотела с ней общаться.              — Вик, прости — умоляюще сказала она — у меня не было выбора. Я не хотела тебе говорить, потому что не готова видеть тебя овощем после очередной осечки. Ты импульсивна, пойми              Я прикрыла глаза, набираясь душевных сил.              — Я не готова тебе пока это простить — ответила я наконец — я думала, ты моя подруга. Я делилась с тобой всем и ждала, что ты поступишь так же.              Тереза нахмурилась, и вытерла сбежавшую по щеке слезу              — Я скучаю, Ви — тихо сказала она — не наказывай меня так. У меня кроме тебя да этой работы больше ничего и никого.              Я шумно выдохнула, стараясь справится с болью от ее слов. У меня в целом было так же, но там за стеной, по рассказам Галли была куча людей, которые, кажется, меня ждали.              И любили. И не врали. Надеюсь.              Боль пронзила позвоночник, от середины спины выше, обжигая меня.              Я сдавленно застонала, хватаясь за спину, чувствуя, как немеют руки и нижняя часть тела.              — Господи, что с тобой? — Тереза едва успела меня подхватить, когда подкосились ноги.              — Спина — выдохнула я — больно.              Лицо девушки побледнело.              — Ох черт — она, придерживая меня одной рукой, аккуратно опустила на пол, прислоняя к стене.              — Кроуфорд, срочно в секцию D13. У Сержанта Джонсон кажется отторжение чипа контроля — быстро сказала она в переговорное устройство на руке, которым были все оснащены.              Боль тем временем стала невыносимой. Я уже не чувствовала ног, руки были как чужие. В голове разливалась боль, а во рту возник медный привкус крови.              Это внутреннее кровотечение или что?              Из носа по губам потекли тёплые струйки. Теперь запах крови чувствовался везде.              — Что за чип контроля? — глухо спросила я, перебарывая оглушающую мучительную боль. Кажется, я стала как оголенный нерв.              Зрение резко обострилось, свет стал резать глаза, и я прикрыла веки.              — Не отключайся, смотри на меня — грохнул в ушах голос Терезы.              Я с титаническим усилием открыла глаза и посмотрела на девушку, которая сидела на корточках напротив меня, и держала руку на пульсе, беззвучно шевеля губами.              — А что если я не хочу? — спросила я, просто для того чтобы не отключится              — Хоть раз в жизни, сделай то, что тебе не сильно хочется — нервно ответила мне подруга. — господи, да поторопитесь! Пульс замедляется — проорала она в руку, заставив меня поморщиться.              Зрение туманилось. Держать глаза открытыми становилось все сложнее. Жуткая боль в спине и голове, казалась чем-то далеким. Вкус крови, голос Терезы, топот приближающихся ног — чем-то из другого мира.              Я в тумане увидела темнокожую женщину, которая бегом приблизилась к нам, за ее спиной была толпа в белых халатах, с носилками.              — Осторожнее — сквозь вату донёсся до меня резкий хриплый голос — переложите ее на носилки и бегом в операционную. Тереза за мной, вызови нейрохирургов и анестезиолога. Счёт на минуты.              Я словно со стороны видела, как меня поднимают в шесть рук и перетаскивают на носилки. В вену вонзилась иголка капельницы, меня фиксируют ремнями обеспечивая полную неподвижность.              Тереза рядом. Одной рукой держит меня, другой говорит в переговорное устройство срывающимся голосом, в котором я слышу слезы              -Тереза Агнесс, если вы не возьмёте себя в руки, я отстраню вас от операции — рыкнула Кроуфорд.              Девушка как по мановению руки стала спокойной и собранной, вытерла слезы, собралась. Страх быть отстраненной вызвал наружу собранную деловую Терезу.              Меня бегом несут в операционную, где уже тоже толпа людей. Споро вытряхивают неподвижное тело из формы, переворачивают на бок, проводят за спиной манипуляции, и через некоторое время я проваливаюсь в спасительную пустоту без боли и вкуса крови на губах. Последнее что-то вижу — сосредоточенные глаза Терезы, переодевшейся в хирургическую форму, надевающую на лицо маску.              Калейдоскоп незнакомых лиц. Они кружатся передо мной, не давая ухватить хоть краешек, хоть искру узнавания.              Схватить руками, прижать к себе. Разглядывать.              — Я жду тебя. Хеди — вместо лица — белое пятно. Взъерошенные волосы, мускулистые руки. Только момент щемящего ощущения, что это тот, кто мне нужен. Единственный.              — Кто ты? — спрашиваю я, протягивая руку. Но образ отдаляется, не давая к себе прикоснуться.              — Ньют. — от голоса по рукам поднимаются мурашки — я не понимаю, где я. Это сон? Ты снишься мне?              — Я в операционной — я делаю ещё шаг на сближение — чип контроля дал сбой, как я слышала. Отторжение.              — Так странно — голос в тумане у безликого собеседника гулко разносился, отражаясь от пространства. Или тут есть стены?              — Я не вижу тебя, Ньют. Но я слышала о тебе — говорю я, делая ещё шаг. Образ отдаляется.              — Я люблю тебя, Хеди. Возвращайся скорее. Я заждался — я делаю бросок вперёд, чувствуя непреодолимое желание потрогать собеседника, понять, насколько он реален.              И достигаю цели.              Образ рассыпается на тысячи осколков, разлетающихся вокруг радужными сполохами, единственными цветными пятнами в этом мире. Они крутятся вокруг меня, оставляя разноцветные мазки в пространстве.              И голос, словно каучуковый мячик скачет от стен снова и снова, постепенно отдаляясь, становясь иллюзией того, что было.              Я люблю тебя, Хеди.       Я люблю тебя, Хеди       Я люблю тебя, Хеди       Ялюблютебяхедиялюблютебяхедиялюблютебяхедиялюблютебяхеди              Эхо бьет по ушам, многократно усиливаясь, причиняя боль, заставляя сесть на корточки в этом мире туманов и радужной пыли, летящей сейчас вокруг меня       Чтобы смениться писком, вызывающим тошноту              Писком медицинских приборов, считывающих мои показатели.              Голоса. Я слышу вокруг голоса, но мои веки весят тонну, и я не могу их поднять, чтобы узнать, что происходит              — Сердечный ритм ускорился              — Вижу, пульс зашкаливает              — С чем связано?              — Реакция на отторжение. Вколите успокоительное              В руку входит что-то холодное и я проваливаюсь в темноту без сновидений.                     Прихожу в себя снова от шума. Тело ощущается как чужое. Рядом пищит, размеренно и не то чтобы громко. Стабильно.              Веки все ещё тяжёлые. В нос бьет запах медикаментов.              — Кто пропустил срок изъятия чипа? — я слышу резкий голос Канцлера — вы сами мне говорили, Кроуфорд, что он может находится в ней не более трёх лет.              — Госпожа Канцлер — голос доктора чуть подрагивает — я помню все, но Виктория сразу после уч.              — Молчать! — рявкнула женщина — я вас спрашиваю не как, а кто. Кто будет отвечать перед ее родителями? Это не первый инцидент. Мне вам напомнить, почему жизнь и сохранность этой девочки так важны для нашего дела?!              — Простите, госпожа Канцлер, больше не повториться — тихо говорит доктор.              Я наконец открываю глаза. Во-первых, наконец делая достаточное для этого усилие, во-вторых, потому что в спине пожаром растеклась боль. Руки и ноги чувствуются, что не может не радовать.              Я не хотела подавать признаков того, что пришла в себя, надеясь, что услышу ещё что-то, но непроизвольно с губ срывается стон. Позвоночник, шея, затылок — все похоже на один комок боли сшитый в единое целое.              Кроуфорд, судя по всему обрадовавшись, что разнос откладывается, кинулась ко мне.              — Что такое, Джонсон? — спрашивает она, заглядывая мне в глаза              — Больно — каркаю я, хриплым голосом, едва размыкая губы.              Доктор смотрит на часы и положив прохладную руку мне на лоб качает головой              — Мы недавно вкололи вам обезболивающее, вторая порция не ранее чем через восемь часов. Терпите, сержант.              За ее спиной я вижу Пейдж.              На лице — неподдельная забота, тревога. Она непривычно взъерошена. Изъяны в ее обычно безупречной внешности воспринимаются как нечто чужеродное. Не от мира сего. Это словно Канцлер, и не она.              — Я рада, что вы пришли в себя, Джонсон — говорит Пейдж — операция по извлечению чипа прошла успешно, чувствительность и подвижность вам вернули. Через неделю вы сможете встать на ноги, ещё через неделю вернётесь в строй.              Я смотрела на неё.              Осторожнее, Виктория — шептала моя интуиция — не спрашивай. Будь благодарна.              -Спасибо — наконец сказала я. Веки снова начали наливаться тяжестью — я хотела бы поспать, не сочтите за неуважение.              — Конечно, детка — ласково улыбнулась Женщина, погладив меня по волосам — набирайся сил, ждём тебя в строю.              Я уснула до того, как она вышла.              В следующий раз я пришла в себя, кажется, ночью. Во всяком случае освещение в палате было ночное.              Рядом с кроватью, на стуле, положив голову на руки спала Тереза. Под глазами залегли тени. Во сне она тревожно хмурилась и кривила губы.              Не могла я долго на неё злится. Она понимала свою вину передо мной, но не пряталась. Сидела тут, дежурила у кровати. Провела операцию.              Может и врала, но не оставляла.              В горле была пустыня. Недалеко от головы спящей девушки, я увидела стакан с водой. Попыталась подняться на локте, дотянуться до воды так, чтобы не разбудить девушку.              Спину прострелила боль, шея онемела, по затылку словно льдом провели.              Я упала обратно, сжимая зубы, злясь на своё бессилие.              Переждала боль. Когда вроде все утихло, предприняла вторую попытку, стараясь двигаться как можно аккуратнее и дотянулась до стакана.              Но, стекло с водой оказались слишком тяжёлыми, и я выронила стакан между кроватью и тумбой. Он разлетелся со звонким звуком, мгновенно будя мою сиделку.              Девушка подняла голову, глядя на меня и хмурясь, пока, ещё прибывая на границе между сном и явью, не слишком понимая, что произошло.              Я упала обратно на подушку, признавая, что попить самостоятельно мне пока не грозит.              — Ох, Виктория — выдохнула она — я сейчас уберу и принесу воды              — Не суетись — просипела я — я пока не умираю.              Тереза бледно улыбнулась, вызвала по внутренней связи робота уборщика, и пока он шуршал под кроватью звеня осколками, втягивая их в себя с дробным стуком, налила мне стакан воды, кинула в него соломинку и протянула мне.              — Спасибо — сказала я, опустошив стакан и глядя как девушка забирает его обратно. — как прошла операция?              — Хорошо — Тереза села на стул, придвигаясь ближе к кровати — мы боялись, что потеряем тебя. В чипе произошло критическое повреждение, не последнее место в причинах занимают твои физические нагрузки. Но, мы смогли все поправить и извлечь чип.              Я коснулась пальцами одеяла.              — Сколько длилась операция? — спросила я — сколько будет идти период восстановления? Что за чип?              — Операция шла одиннадцать часов — ответила мне девушка, устало потерев глаза — период восстановления будет около недели. Ты сейчас под капельницей с веществами значительно ускоряющими регенерацию тканей. Потом ещё неделя в щадящем режиме, пока организм не придёт в норму, тоже на препаратах. Чип… — она окинула взглядом помещение, увидела камеру и посмотрела на меня — стандартная модификация для улучшения параметров организма. Тебя готовили к увеличенным нагрузкам.              Опять врет — поняла я              — Тереза… — с нажимом начала было я              — Камера — одними губами сказала девушка. Лицо исказила гримаса муки и отчаяния.              — Спасибо за информацию — устало закончила я, совсем не той фразой, которую хотела сказать — я посплю, наверное.              — Да, давай — подруга встала — если что-то понадобиться, на ручке кровати кнопка вызова персонала. Тебе пока лучше вообще не вставать. Даже в туалет.              — Я поняла тебя — тоскливо протянула я, предвкушая походы в туалет в металлическую плоскую «утку»              — Поправляйся — она коснулась моей руки и слегка улыбнулась — я буду временами заходить, и разбавлять твою скуку.              — Спасибо — ответила я              И закрыла глаза.              В этот раз я спала без сновидений.              Теперь, мое состояние разделилось на сплю и не сплю. Организм, измотанный операцией и болями, требовал много отдыха. Я почти не ела — питательный раствор начали впихивать в меня через трубки, мало говорила, мало шевелилась.              Зато — много думала.              Тереза временами приходила, но подозреваю она не всегда могла застать меня бодрствующей. Наши ритмы не совпадали. От этих посещений я чувствовала только тяжесть, желание задать тысячу вопросов, поговорить по душам. Но, камеры это не позволяли, поэтому наши разговоры сводились к «как самочувствие?» «нормально. Болит» «скоро пройдёт. Держись, я чуть позже приду»              Но она навещала меня постоянно, и была единственной кого допускали в палату из знакомых.              Остальные — доктора, Кроуфорд, и однажды Ава Пейдж.              Канцлер пришла лично меня проведать. Я сидела на кровати свесив ноги и выполняла предписанные мне упражнения по восстановлению мышц спины. Регенерирующий состав мне влили и правда хороший. Из приятных бонусов, волосы, которые были чуть ниже лопаток, теперь достигали поясницы — побочный эффект. Ногти тоже росли быстро.              — Как самочувствие, Виктория?              — В пределах нормы, госпожа Канцлер — обтекаемо ответила я, прерывая своё елозание по кровати, отнимающее сейчас больше сил, чем поход в спортзал.              — Хорошо. Я рада что ты восстанавливаешься. Я пришла не просто так              Ну ещё бы. Я не так наивна, чтобы решить, что вы решили записаться мне в подружки, вдохновлённые примером Терезы.              Но, в слух конечно сказала совсем не это.              — Вы заинтриговали меня — ровно произнесла я, возобновляя упражнения. - Вы не против? Мне нужно заниматься.              — Делай что нужно, детка. Ты мне не мешаешь — отмахнулась женщина с ободряющей улыбкой — итак. Виктория, в корпусе мы сказали, что у вас сильная травма позвоночника, требующая срочного оперативного вмешательства. Я хочу, чтобы ты поддержала эту легенду, чтобы не спровоцировать вспышку паники среди рядовых.              Хитро. Вот и прикрылись.              — Хорошо — ровно ответила я, потягиваясь и выгибаясь в право — я понимаю резонность. Можете на меня рассчитывать.              В целом — мне было все равно. Тут все построено на лжи, недомолвках и секретах. Мне нужно просто выждать, а пока — вести себя как добропорядочный член общества.              — Спасибо — тепло улыбнулась женщина — твоим родителям мы сказали то же самое что и остальным. Про сбой в чипе знает ограниченный круг надежных людей.              Я кивнула, продолжая заниматься своими делами.              И время пошло своим чередом.                     Я открываю глаза и смотрю в белый потолок. Стыки плит прокрашены не слишком ровно, неизвестный мне маляр очень торопился, выполняя работу.              Один и тот же потолок. Всегда. Точнее не совсем всегда — какой-то период, оказывается, в моей жизни не было этого белого потолка. Но этого я не помню.              И ещё его не было неделю, которую я провела в палате интенсивной терапии после операции на позвоночнике.              И всегда я просыпаюсь до звука сирены — нашего неизменного будильника. Почти неделю после больницы — точно.              Десять минут на душ, две минуты на одеться — если ты будешь стоять на плацу на одну минуту позже, чем требуется — будешь потом неделю вместо сна нарезать круги по коридорам.              Все так, если ты не командир взвода.              Поэтому, когда прозвучала сирена, я спокойно сушила волосы в ванной глядя на себя в зеркало равнодушным взглядом.              В квартиру я больше не возвращалась. мне было уютнее тут, в казарме. Хотя я и тут не могла находиться, но смирно ждала, когда Тереза выполнит своё обещание.              Мне нигде не было места. Ни среди родителей — продавших меня за вакцину, ни дома — где я оставила бардак и хаос, где мой мир раскололся на множество частей.              Даже тут. В замке из лжи. Но тут — было чуть лучше, чем в любом другом месте. Когда у меня было свободное время, я шла в зал и бежала. Бежала пока не сводило судорогой мышцы. Бег освобождал меня, где-то на подкорке сознания.              И все это время я жила в мире, основанном на лжи. Он весь состоял из лжи. Ложь можно было потрогать, она разливалась в воздухе, плотная как кисель, и не давала мне свободно дышать.              Когда в коридорах слышался топот ног, я стояла в сборной комнате, глядя на часы, отсчитывающие вплоть до доли секунды время до построения.              — Джонсон, приём — помехи не мешали слышать мне в радийном наушнике голос куратора боевой подготовки, который обычно каждое утро давал нам задания.              Что на этот раз? Митинг подавлять? Курсировать по Денверу выглядывая заражённых, лазутчиков и нарушителей?              — Слушаю — коротко ответила я, зажав указательным пальцем правой руки кнопку на гарнитуре.              На заданиях все команды подавались в шлем связи. Тут же — приходилось делать лишние движения, но в шлеме особо по коридорам не походишь.              — Джонсон, группа в сборе?              — Да — ответила я, взглядом пересчитывая поголовье.              Все пятьдесят бывших однокурсников стоят на местах плечом к плечу, подняв подбородки и упершись взглядом в стену, будто безразличные ко всему, но я же знаю, что их съедает любопытство. И они тоже лгуны.              И большого труда мне составляет улыбнуться.              — Отлично. Сегодня ты делишь свою группу на четыре части, над каждой ставишь старшего. Через час за вами прибудет Берг, который доставит вас на нашу базу. Задача — укрепление сил базы. Поступила информация что на нас могут напасть, мы не успели вывезти и половины ценного материала.              — Что за материалы, майор? — равнодушно интересуюсь я. — и почему мы? На той базе так мало бойцов?              Главное не реагенты, не радиация и не биологическое оружие. Не хочу оказаться в одном месте с чем-то из этого.              — Группа людей в центральную лабораторию — коротко ответил мне командир — мы подозреваем саботаж, поэтому нужно укрепление, как поняла, Джонсон?              — Принято — ответила я и убрала палец с наушника.              Оглядела ровный строй, определила привычных командиров. Деление моих людей на равные части на заданиях — было уже привычным делом.              — Хатчинсон, Шапински, Смитсон, МакДуглас. Соберите свои группы и шагом марш на сборы. У нас час до вылета.              — Есть, сержант — слаженно гаркнули четыре глотки, вызвав у меня мурашки от восхищения. Я всегда радовалась таким моментам единения, вне зависимости от ситуации.              — Сержант Джонсон, разрешите обратиться — говорит Шапински пуча глаза в стену за моей головой.              — Что такое, рядовой? — спрашиваю я.              — Хотелось бы узнать суть задания, госпожа сержант — чётко отрывисто рублено говорит он.              По строю проносится гул поддержки товарища.              — Тихо! — рявкаю я, мгновенно наводя порядок — укрепление одной из баз, перед отправкой ценного груза в Денвер. А теперь вольно, разойдись.              Всех словно ветром сдувает.              А я стою посреди помещения и в голове стучит мысль, что я упускаю нечто важное. Вот оно, руку протяни — и получишь ответы.              На виски опускается свинцовая тяжесть, и я перестаю себя мучать.              В комнате, я привычно влезаю в броню, регулируя ремни и проверяя что все на своих местах и не болтается.              На столе загорается голубым светом экран, я щелкаю пальцем по экрану принимая вызов и вижу на экране маму. Ещё один лгун.              — Детка? Ты на обход? Или опять что-то произошло? — ласково спрашивает она меня.              Ласковый тон вот уже неделю. Она пытается прорваться ко мне, через стену отчуждения, искренне не понимая, почему я не воспринимаю ее теперь.              — Нет, мам — я кратка и собрана, проверяю в порядке ли оружие, ладно ли ходит затвор, плавный ли курок, не пора ли смазать.              И сама знаю — не пора, вчера все привела в порядок              — Нас отправляют укрепить базу. Вылет через сорок минут.              По лицу мамы пробегает тень грусти.              — То есть, мы с отцом можем тебя тут не ждать на ужин? — с лёгкой долей обиды спросила она.              — Скажи спасибо отцу, который дал добро на мое обучение в корпусе. И на мою свадьбу с Дженсеном, заодно — пожимаю я плечами — я не могу сказать своему взводу, «простите ребята, я обещала маме быть к ужину. Справляйтесь без меня»              Мама вздохнула и покачала головой              — Ну, а завтра? Ты придёшь на ужин? Я приготовлю твою любимую лазанью. Или оладьи?              — Посмотрим, мам — уклончиво ответила я и посмотрела на часы — пока.              — Будь там осторожна, детка — говорит мне мама, прежде чем я прекращаю сеанс связи.              Ощущение такое, словно меня вымазали в чем-то противном и липком.