Начать жизнь заново

      Кларк стояла, глядя на планету, на которую им предстояло высадиться и невольно вспоминала, как они прилетели Сотней на Землю. Тогда они тоже верили, что смогут начать жить заново, с чистого листа. Тогда они были другими: не знали смертей, войны, не убивали. Тогда они действительно были детьми.       Беллами подошел ближе, и Кларк на мгновение захотелось, чтобы он приобнял ее, как тогда, когда они слушали послание Монти, чтобы она положила голову ему на плечо и вновь ощутила привычный покой рядом с ним. Но мимолетное видение исчезло, оставляя грустную реальность, в которой не было места подобным моментам.       — Если ты хочешь поговорить о планете, на которой мы должны попробовать выжить, то мне нечего тебе сказать, — она обернулась к нему, встречаясь с его грустным взглядом. — Мне не дает покоя мысль, что Джаспер все-таки был прав: дело в нас, мы — проблема этого мира.       — Разве? — Беллами уже не смотрел на нее, его взгляд был прикован к их новому будущему дому. — Мы не хотели войны, Кларк, мы хотели мира. Когда мы высадились, именно земляне первыми напали на нас, не оставили нам выбора.       — А потом, когда мир был ближе, чем когда-либо, Пайк уничтожил нашу армию-защиту, о которой позаботилась Лекса, — Кларк не хотела напоминать другу об этом, но ключевую часть истории нельзя просто выкинуть, вычеркнуть из памяти. — Мы не безгрешны, Бел, тебе ли не знать.       Он горько усмехнулся, явно погруженный в свои мысли и не замечая, что происходит вокруг. А Кларк, впервые за долгое время, смогла толком его рассмотреть. За те шесть лет, проведенных в космосе, они все сильно изменились, но для друга эти годы, похоже, пошли на пользу. Он больше не смотрел на мир побитым щенком, как это было раньше, после вылазки с Пайком, теперь в его взгляде, как и в прямой спине и уверенно поднятом подбородке, читалась сила. Раньше она относилась к нему, как к младшему брату, который, хоть и был мужчиной, но все же нуждался в ее защите, но сейчас она поняла, что ей не нужно его защищать. Теперь они легко могли поменяться ролями и, что самое удивительное, Кларк бы позволила ему это.       — Мне нужно разбудить Октавию, — его голос звучал тихо, но Кларк не посмела возразить, не захотела его прервать, как это было бы раньше и высказаться по этому поводу. — Она ведь сделала тоже самое, что когда-то я, только в моем случае у меня был выбор, а у нее его не было.       — О чем ты? — она вновь посмотрела на него, и теперь их взгляды встретились.       — Ты ведь тоже знаешь, что происходило в бункере в Темный год? — Кларк кивнула, непроизвольно гадая, кто сообщил об этом Беллами. — Я только сейчас понял, что у нее не было выбора. Если честно, то до этого она казалась мне чуть ли не монстром, а после того, как сожгла ферму, я уже не видел в ней мою прежнюю младшую сестру.       — Что изменилось?       — Ты напомнила мне о Пайке, и я, наконец, понял. О делала все, чтобы защитить своих людей, как когда-то я, как ты. Но если я мог скрыться за иллюзорным словом — приказ, то она нет. Я должен поговорить с ней, Кларк, должен выяснить все, попробовать понять ее. Она готова была отдать за нас жизнь в том ущелье и, если бы не Мэди с Эхо, то так и было бы.       — Я тоже думала об этом и, если честно, полностью согласна с ее действиями в Темный год, но зачем было идти на войну? Бел, пойми, даже если мы с тобой сейчас ее разбудим, если она нам все объяснит и, быть может, мы даже поймем ее, Октавии все равно придется ответить за погибших в ущелье, потому что их смерти на ее руках. Люди жаждут мести за своих близких и их можно понять.       — Я согласен с тобой, и именно потому, что люди жаждут мести, нам нужно сначала поговорить с моей сестрой, а потом уже будить всех остальных.       Кларк кивнула, спускаясь с мостика и подходя к компьютерам. Она все также мало в них понимала, но Джордан сделал все возможное, чтобы на экране всегда показывалось количество кислорода, которое у них было и расстояние от них до новой планеты.       Беллами смотрел ей вслед, вспоминая первое время на Земле. Тогда он и представить не мог, как будет скучать по этим двум неделям относительного покоя, по временам, когда не нужно было принимать тяжелых решений.